Первое воспоминание детства

Детства своего я почти и не помню… Только некоторые эпизоды… Иногда мне становится так обидно – как будто детства у меня и вовсе не было. Но оно ведь было... Может быть, если очень-очень постараться, то я смогу вспомнить хоть что-нибудь?

Первое, что приходит в голову – боль.
Я не знаю, как это можно помнить, правда, не знаю. Мне тогда было три года. Приступ, не проходя, длился вот уже третий день. Мама говорит, я очень страдала, но почему-то пыталась не плакать. Мычала и скручивалась от боли, меня рвало, периодически поднималась температура.
Ольга Львовна Барышникова - главный хирург 29-й гор. больницы имени Баумана, приходила уже раза три. Она сказала испуганной маме, что на лицо некоторые признаки аппендицита, но она сомневается. Аппендикс не пальпируется в тощем животике ребёнка и, вообще, она сталкивалась уже с детьми, которые из хулиганских соображений симулируют различные заболевания! "Разбаловали вы её, ох, как разбаловали!" - констатировала очень и очень хороший хирург и сказала она это совершенно не со зла, она был уверена в поставленном ею диагнозе и хотела только добра. Но и хорошие доктора, бывает, ошибаются, о чём потом уже много раз говорила мне сама Ольга Львовна, замечательный человек, ветеран войны, ставшая полковником медслужбы в двадцати трёх летнем возрасте, возглавлявшая полевой госпиталь...

Мамочка, спасибо, что ты не поверила в тот раз этой чудесной женщине – заслуженному доктору всей страны и знатному хирургу. Спасибо, что ты поняла вдруг - доктор для взрослых и доктор для детей – две большие разницы (как говорят... то есть говорили в Одессе) Жванецкий).

Мама вызвала-таки скорую помощь и не стала сопротивляться, когда молодой и совсем незаслуженный доктор схватил меня на руки и поволок, прыгая через ступеньки, в машину. Я хорошо помню эту машину – очень белую, с тёмно-оранжевой, скрипучей, вогнутой коечкой внутри, с подвешенной около дверцы синей сумкой и окошком туда, где сидел нахмурившийся водитель - он был такой страшный, что и его я тоже запомнила. И, честное слово, мне кажется, что встреть я сегодня того доктора и того водителя, я смогла бы их узнать.
Я так хорошо помню чувство успокоенности и непоколебимой уверенности. Уверенности в том, что пока этот человек с большими тёмными глазами держит меня за руку, со мной всё будет хорошо. И, наверное, поэтому я, не пролившая за все эти страшные три дня ни единой слезинки, расплакалась, когда он переложил меня на холодную больничную тележку с колёсиками и прощально помахал рукой.
Тележку повезли по длиннющему, страшному, тёмному коридору, по стенам которого змеились какие-то загадочные трубы и провода. Тележка очень скрипела и дребезжала, на ней было страшно. Рядом вприпрыжку бежала мама. Это немного успокаивало. Потом была какая-то комната. Тоже страшно-белая. До сих пор не могу понять, кто это придумал – всё в больницах красить в белый цвет. Кто и главное – зачем? Так вот, в той комнате была дверь, и ещё одна рядом с большим странным окном без стекла, зато с раздвижными ставенками. За окном бегали по коридору люди в белых халатах, а перед окном стоял высокий стол, накрытый простынёй. В какой-то момент все из комнаты вышли, и я спряталась под столом – в единственном не белом месте. Там не было так страшно.
Потом меня искали. Видимо, в тот момент боль немного отпустила, потому что я отчетливо помню, как хихикала там, под столом. Меня вскоре нашли и стали раздевать. Мне было очень стыдно. Как это чувство мог испытывать трёхлетний ребёнок? Вот уж, не знаю. Может быть, мне просто не понравилась та белая медсестра со злыми коричневыми глазами? Не знаю. Я начала скулить. И не помню уже, как прибежали сразу два доктора и как они что-то кричали маме, или на маму, а вот, как везли в операционную - помню и помню, как положили на лицо какую-то тяжёлую штуку и велели рассказывать любимый стишок. Я начала что-то из Евгения Онегина, которого в ту пору знала всего наизусть, и вдруг всё закружилось каруселью перед глазами – лампочки, лица врачей в смешных повязках на лицах, какие-то блестящие штучки… С тех самых пор я ненавижу карусели…

Дальнейшее я знаю только из рассказов мамы. У меня обнаружился перитонит. Мой страшный, наполненный гноем аппендикс лопнул в руках у доктора прямо над разрезанным животом. Несколько дней врачи сомневались, выживу ли я. Мне вставили в шов трубку, а ниже сделали ещё одно отверстие и тоже что-то там вставили. Меня держали под капельницей почти неделю. Мне дважды переливали кровь, которую приходилось буквально добывать с боями, так как мамину кровь переливать запретили - она с детстве перенесла малярию. Мне вливали какие-то страшные по тем временам, недетские антибиотики… ХОрошо, у меня обычная, распространённая группа крови. Бедная мама...

Меня выходили. И главный доктор – заведующий отделением сказал маме, что такой красивый и умный ребёнок, который даже в бреду не забывает стихов Пушкина, не выжить просто не мог. Спасибо Вам, добрый доктор!

Я ничуть не жалею, что моё первое воспоминание связано с болью и страданием. И я очень благодарна своей памяти. Ведь только благодаря ей, когда вдруг стало плохо моему трёхлетнему сыну, и ни один из вызванных к нему врачей не мог поставить диагноз, я всё-таки повезла его в больницу. Там сделали анализы, и у Стасика оказалось столько лейкоцитов в крови, что сомнений не осталось – его боли впрямую связаны с каким-то воспалительным процессом. И, когда хирурги снова и снова не пальпировали ничего криминального в брюшной полости моего сына, я рассказала им о своём аппендиксе, они почесали в затылках, попросили меня подписать несколько бумаг и сделали ему операцию. Огромное им за это спасибо! Они ведь какие-то инструкции нарушили. И УЗИ не было - ага, больница детская и принимает по скорой помощи, но УЗИст один и работает в строго отведённые часы.
Как потом сказал доктор – «ещё несколько часов и могло бы быть поздно»! Огромный, раздувшийся и уже перфорированный аппендикс нашелся под почкой в таком "секретном" месте, что прощупываться просто никак не мог!
Уже через два дня мой сынище бегал в больничном коридоре за надувными шариками и искал хитрых секретных ёжиков в таинственных пожарных шкафах, в которых, кроме всего прочего, жило Эхо.
Так что - спасибо моей памяти!

Кстати, дорогие мамы! Имейте в виду, аппендицит вопреки всеобщему заблуждению может нагрянуть совершенно неожиданно в совсем младенческом возрасте! С нами в больнице лежали два малютки десяти и одиннадцати месячного возраста!!!

Не болейте, пожалуйста!!!