Почему самолеты не летают как птицы?

Так. Погода по-прежнему какая-то нелетная.
Ладно. Как говорил Папанов «Сядем усе». Не стоит расстраиваться.
Вот если бы у самолета отвалилось крыло. Во время полета. Тогда – да. Тогда – стоит.
А тут: сидим тихо. Ждем. Никто, как и я не волнуется. Все спокойны. Почти.
Так.  Надо просто вспомнить что-нибудь приятное.
 А лучше смешное.
Вот, вспомнила.
Я и моя коллега Татьяна прилетели в командировку. В аэропорту никого не выпускают, говорят, кто-то из пассажиров спасательный жилет стибрил. Другого слова я не подберу. Кому понадобился спасательный жилет? Нам сказали, если будем падать, воспользуетесь жилетом и свистком. Я как представила себя посреди неба одну в жилете и со свистком во рту.
Н-да…
Нас здесь человек сто, наверное. Может восемьдесят. Сколько вмещает ТУ-шка? Если каждый начнет волноваться, ужас что начнется. Да я, в принципе, совершенно не волнуюсь. Рядом мужчина в дубленке к иллюминатору голову прислонил. Спит. Как будто.
Я и моя коллега в командировке. Я ухожу в душ. Моюсь. Слышу, в дверь стучат. Кричу напарнице «Таня, открой, стучат!». Стук прекратился. Выключаю воду – опять стучат. Даже не стучат – скребутся в дверь. Кричу напарнице «Таня, открой, стучат!». В дверь продолжают скребстись. Кричу напарнице «Таня, открой, стучат!». Выхожу в комнату. Волнуюсь, почему Таня не открывает. Открываю дверь сама. Перед глазами Таня в пижаме, сползающая от смеха на пол по дверному косяку. Говорит, что уже битый час шепчет в дверь: «Оксан, ты скоро?» Оказалось, захлопнула дверь без ключа. Стояла под дверью. Скреблась.
Ха.
Ха.
Ха.
Как мне надоела девушка в розовой кепочке из заднего ряда! Только и слышно: «А? Фимочка, ты знаешь, я пока не вылетела. Наш самолет….» Прямо как Светличная из фильма «Иван Васильевич меняет профессию».
Я ее еще в аэропорту заметила. Кепочку эту их лебяжьего пуха. Надо ж такое придумать. Вот это дизайнерская мысль. Я стою в кассу, следом эта кепочка и спрашивает: «Девушки, а ЧЕ вы здесь стоите?». Действительно, ЧЕ нам стоять возле кассы-то…
И с билетами тоже котовасия была. «А Вы уверены, что самолет полетит? Может Вам своим рейсом в 21.00 лететь? Вы спросите в справочной». Спросила. Поменяла. И что? Сижу, как и все. Не шелохнусь. А время, между тем уже 23.00. А ведь хотела, как лучше.
Вот. Придумала. «Сто человек стали заложниками жуткого холода и перемены климата».
Да-а. Уж. Самолет обледенел. А мы сидим в обледеневшем самолете.
Вот зачем они, механики, или как их там, лопатами о борт стучат? Что ли хотят очистить наледь? Так это ж сколько лопат надо? А механиков?
Да, нам-то что волноваться. Пусть авиакомпания волнуется.
Вон мужчина уже компенсацию начал требовать. Думаю – это начало чего-то. Может быть скандала.
Мы с Таней тихо сидим. Хихикаем, правда, невпопад.
А как же не хихикать, если вот уже в течение часа голосом Кикабидзе кто-то песню бубнит. Не понятно, что за песня. Таня ушла послушать. Вернулась. Говорит, это «Все могут короли!». Убью!
Малыш перестал плакать. Немного похныкал. И перестал. Они теперь с мамой играют в «ку-ку» через перегородку в VIP-салон.
Наконец-то хоть что-то сказала стюардесса.
«Судно отогреть нельзя. Будем менять».
Очень приятно. Будем.
Боже, опять эта кепка: «А? Димочка, ты знаешь, я пока не вылетела. Наш самолет …»
Кому она еще не позвонила?
Да, нет. Тут, пожалуй, не больше восьмидесяти человек.
Интересно, а если на другом судне уже есть пассажиры, мы стоя полетим?
Мы с Таней находимся в хвосте самолета. Значит те, кто ближе к двери, имеют шанс сесть.
Выходим из самолета и… в другой самолет. Никакого автобуса. Пешком, значит. Через взлетное поле.
Так. Наши люди побежали. Кто быстрее. Можно было бы тоже побежать. Только скользко.  И портплед мешает. Обледенело судно. Обледенело поле. Если упаду и сломаю ногу, в самолет даже стоя не возьмут. Надо просто идти. Быстро. Что ли песню спеть?
Обручальное кольцо-о.
Непростое украше-нье…