Мой. Чертов. Мир. глава 5

Глава 5
  О том, что если ударится в воспоминания очень
   сильно, то можно нешуточно пострадать.
   
  1
   
  Здесь небо было другим. Совершенно.
  Я сидел на полу, а вернее сказать - лежал, прислонившись спиной к запертой бронированной двери. До сих пор не могу понять, почему пилоты не заперли её сразу после первых выстрелов? Идиоты. Остались бы в живых.
  ...ВЫСТРЕЛ. Резкий толчок в правую ладонь, медленно летящая гильза... Пороша кричит и падает. Крик обрывается так же резко, как возник... Я прыгаю через лежащие в проходе тела и налетаю коленом на спинку кресла. Удар...
  Я проснулся. Страшно. Спать нельзя, если держишься в живых на одном упрямстве. А я держусь. И буду держаться ещё долго. Если не засну...
  ... - Лошади падают, Аксак! Кто-то отравил воду в колодцах...
  Всё. Это катастрофа. Трёхсотенный ордынский отряд – отборные рубаки, готовые со мной в огонь и воду, выведен из строя. Без коней мы – ничто! Жалкая кучка смертников...
  Сокол заваливается набок. Проклятье!! И он тоже. Низкорослый арабский скакун молча падает на землю – я едва успеваю отскочить в сторону.
  Сокол запрокидывает умную голову, смотрит на меня почти человеческими глазами... Сейчас, друг, сейчас...
  Солнце безжалостным огнём вспыхивает на клинке.
  Прощай, друг, счастливого пути на заоблачные луга...
  Рядом плачет Тенгиз, вытирая слёзы рукавом малахая. Ничего, ничего, держаться...
  - Салмат умер. - негромко говорит кто-то рядом. Я оборачиваюсь и вижу, что пострадали не только кони.
  - Тенгу! - окликаю я висак-баши первой сотни.
  Он мгновенно оказывается рядом, прямой и собранный, и даже вроде бы весёлый, но я вижу, как в глубине тёмных глаз умирают слёзы.
  - Сколько?
  Глаза его на мгновение становятся бешеными. Я молча бью ему в ухо.
  - Сколько, я спрашиваю?
  Он отвечает, лёжа на рассохшейся бурой земле:
  - Лошади – все, люди... Десятка полтора умерло, ещё полсотни маются животами. Мой повелитель?
  - Встань. - разрешаю я...
  ... очнулся. Что за чёрт!
  Лошади падают, Аксак!
  Было. И это – было. Но только почему во сне меня называли – Аксак? Для них я всегда был Ленгом. Или...
  Да, я помню. Мы шли на выручку легиону, но отравленные колодцы... Хорошо, что я тогда жутко боялся холеры – целые селения вымирали, зараза распространялась подобно молнии – и воду для людей приказал брать с собой. Это нас и спасло...
  А в конечном счёте, спасло и легион.
  Да, дивное зрелище – ордынцы, совершающие пеший марш-бросок. Сколько до Чекменя было километров – двадцать, тридцать? Они пробежали... Первая Всеордынская Олимпиада – Марафонский забег кривоногих кочевников. Сколько умерло по дороге, а, Аксак?
  Не твоё дело.
  Ах, да... Лучше спросить – сколько выжило? Молчишь?.. Правильно. Из трёх с лишним сотен – сто восемьдесят четыре. Примерно половина.
  Слушай ты, зануда с большой буквы! Это было правильное решение. Пра-виль-ное! Мы ударили в тыл норманнского отряда и соединились с Легионом, практически разгромленным к тому времени. Осталось три из четырёх с половиной тысяч... А потом нам пришлось с боями отступать через пустыню к Саккарему. И мы это сделали!
  Я это сделал.
  "Анабазис" по-ордынски...
  ... - Воды больше нет, повелитель...
  Роковые слова отзвучали, и жизнь, их жизнь – тех, за кого я в ответе, подобно песку высыпается сквозь пальцы.
  Я вытираю вспотевший лоб (бешеный, невозможный расход влаги – в этом случае плотные, толстые малахаи и халаты ордынцев намного лучше лёгких плащей и накидок легионеров. Не так легко уходит драгоценная влага.) и смотрю вперёд.
  Безбрежное море песка. Барханы. Солнце.
  СМЕРТЬ.
  Приходилось идти днём – арабская конница висела у нас на хвосте, не позволяя остановиться и передохнуть, не позволяя расслабиться хоть на минуту; подтянуть отстающий арьергард или подождать ночной прохлады. Смуглые всадники в белых, коричневых, песочного цвета бурнусах появлялись словно из-под земли, сея смерть, вырезая целые отряды. Легион терял в день до полутора сотен человек, не считая раненых, отставших, обессилевших и больных. Холера шла с нами, выхватывая из рядов десятки жизней. Легион оставлял за собой гигантский след, подобный следу чудовищного червя: вздыбленный сотнями ног песок, трупы, сухое дерьмо, брошенное оружие, сломанные доспехи, пустые фляги, раздавленные в надежде добыть оттуда последние капли влаги. И десятки стонущих людей, ещё живых, но уже мёртвых. Для всех... Даже отчаянные спаги, головорезы с кипящей кровью и каменными сердцами, обходили несчастных далеко стороной. Холера не знает жалости. Как не знали её мы...
   
  2
   
  ...глухой шум в ушах... Толчок в бок, ещё один. Идите вы все на... Удар по щеке. Глухой шум в ушах сменяется звоном. Я дёргаюсь и выплываю на поверхность.
  Ну и рожа у тебя , мужик.
  Пороша отодвинулся дальше, довольно потирая щёку здоровой рукой.
  - Извини, не смог удержаться. - вежливо сказал он. Тут только я понял, почему голова у меня болит, а в ушах колокольный звон. Мне дали по морде. И то, что сделано это в чисто медицинских целях, не оправдывает выражения радости на лице исполнителя.
  - Ты ещё жив? - участливо спросил Пороша. Я прислушался к своим ощущениям. Кроме больной головы наличествовал зуд в позвоночнике и простреленных внутренностях. Кроме того, из раны на животе перестала сочиться кровь.
  - Жив, наверное... Ты меня уже об этом спрашивал!
  Он усмехнулся:
  - Это было днём. А сейчас утро...
  - Мы Перешли!
  - Точно не уверен. Посмотри в окно.
  Он помог мне подняться. Я чувствовал себя настолько слабым, что счёл это помощью – Пороша тоже едва держался на ногах.
  За окном была степь. Вернее – полупустыня. Слепое солнце в безоблачном голубом небе. Красновато-коричневая земля, вся в трещинах и почти голая. Белесые кустики саксаула. Трава, словно волосы в носу. Отвратительное зрелище... Давно я здесь не был, успел позабыть, как всё это выглядит. И что тут кони могут жрать? Разве что самих ордынцев.
  - Степь как степь. - сказал я. - Что тебя смущает?
  - Она и смущает. Я здесь никогда не был!
  - Ну и что из этого?
  - Я НЕ ВИДЕЛ никогда этого места, НЕ БЫЛ никогда здесь, и никогда даже НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ, что такое место существует. У меня появились сомнения даже насчёт Мира, в который мы попали!
  - Успокойся, - сказал я. - Мы там, где и должны быть: где-то в районе Южной Орды. Готов в этом поклясться...
  Он замолчал. Потом повернулся ко мне.
  - Значит, это всё ты.
  - Это вопрос или...
  - Утверждение. Ты не тот, за кого себя выдавал. Я думал, что ты из Старых, а ты...
  - Ну-ну... - подначил я.
  - Ты – СТРАННИК!
  Ужас исказил его лицо. Он отступил в угол, здоровой рукой шаря по поясу в поисках оружия.
  - Спокойно. - сказал я, и сам поразился ледяному тону своего голоса. - Спокойно. Ты ошибаешься, Пороша, сильно ошибаешься...
  - Не подходи, ублюдок! Я знаю, кто ты, и я убью тебя...
  Он замахнулся ремнём, вытащенным из брюк мёртвого пилота.
  Я расхохотался.
  - Уж не думаешь ли ты, что меня легко убить?
  - Я читал древние летописи, Странник. И знаю, как это делается...
  - Но не ремнём?
  - Лучше не подходи, Странник! Да, ремень против тебя бесполезен... но найдётся кое-что получше!
  Он отбросил ремень в сторону. Вынул из кармана и навёл на меня мой же ПCМ.
  - Если я попаду в сердце или голову – ты умрёшь.
  - Отлично. - сказал я, чувствуя как заныли раны. - Может обсудим это?
  Тёмное жерло ствола нацелилось мне в лоб.
  - Назад. - приказал Пороша. Взглянув в его глаза, я решил, что лучше подчиниться.
  Я сел, упёршись спиной в стену и сложил руки на груди. Выпить Порошу с такого расстояния я не мог – не стоило даже пытаться. Да и не хотелось мне подобного исхода: я дал слово оставить Порошу в живых.
  - Я читал про таких, как ты, Странник. Мне нужно было догадаться раньше...
  - Что бы это изменило, а, искатель истины? - я усмехнулся. Тянуть время, ничего другого мне не оставалось. Пускай Пороша дилетант, но с пяти метров у него неплохие шансы меня уложить. Тем более, при полном магазине двойной плотности – тринадцать патронов...
  - Многое. Я не слишком люблю свой Мир, многое в нём мне не нравится, многое я ненавижу или презираю, кое-что считаю глупым и устарелым, меня бесит людская косность, невежество, неприятие наделённых частичкой Дара, преследование и злоба... Но это МОЙ МИР. МОЙ ЧЁРТОВ МИР! И я никому не позволю уничтожить его. Даже Страннику! Чёрт ты, или Бог, но ты тоже смертен – я убью тебя, даже если мне придётся разрезать твоё тело на тысячи мелких кусков и топить каждый в кислоте...
  - Красочное описание. Чем я всё-таки тебе насолил... пардон, не тебе, а твоему миру? Я же не монстр какой-нибудь, а один человек мало что может сделать, будь он хоть трижды Старый... Вопрос ясен?
  Порошу передёрнуло от тона, каким был задан вопрос. Он широко раздвинул плечи; огромный, сильный, похожий на оленя во время гона – раздувающиеся ноздри, безумные, полные жажды жизни глаза... И в них – осознание неотвратимости. Он понимал на что идёт. И как ни странно, его это не пугало.
  - Зачем ты пришёл сюда Странник? Перед тобой – сотни Миров. Тысячи. Миллионы. Непонятные страны, неизвестные острова, порождения самых безумных фантазий... В скольких Мирах ты уже побывал, Странник? И сколько ещё осталось?
  - В скольких? Если отвечать честно, то... В восьми.
  Он замолчал на долгое время, поражённый.
  - Так мало. - сказал он наконец. - Так мало... Я всего лишь Проводник, не самый сильный... но даже я – в двадцати трёх.
  - А что ты видел, Проводник?! - я вложил в звание Пороши столько презрения, столько горечи и ненависти, что он вздрогнул, едва не выронив пистолет. Я рванулся и... снова сел на место. Адаптация к новому Миру сделала меня слабым, словно младенец и беспомощным, как новорождённый котёнок. Пока перестройка организма не закончится, а на это нужно часов десять - двенадцать, Странника можно брать голыми руками.
  Пороша сдержался, и курок не был спущен. Только в глазах, в серых, мутных от усталости, недосыпа и наркотиков глазах его появилось что-то новое...
  Торжество. Я в твоей власти, дикарь с пистолетом, и ты это слишком хорошо знаешь. Я убью тебя, Пороша! Если успею. Если – смогу.
  Он не спешил пользоваться своим преимуществом. Нет, ему захотелось знать! Покопаться голыми руками в моих внутренностях, в моей душе, запустить их туда по локоть – теперь я начинаю понимать, почему злодеи, маньяки, и разные говнюки в американских фильмах так любят поговорить по душам с главным героем, когда он беспомощен, разбит, связан и один удар, один единственный удар, а то и просто лёгкое нажатие указательного пальца, лежащего на спусковом крючке, приведёт действие к трагическому, но честному финалу... Да, я понял.
  - А что я должен был увидеть, Странник?
  - Перестань называть меня так, ты – Проводник! Мы с тобой одной крови, дорогой друг, - язвительно заметил я. - Одной проклятой крови... Тебя ещё не тянуло убивать близких? Не тянуло достать нож и избавиться к чёртовой матери от этой ноши – любви? Или тебе некого любить? Если так, то тебе повезло, сказочно повезло, ибо горечь памяти не жжёт твой мозг подобно раскалённому свинцу в глазницах вора, казнимого на саккаремской площади! Мы с тобой одной Крови – ты и я. Найди смелость признать, что немногим от меня отличаешься. Я – убийца. Всё верно, всё правильно... Но и ты – не ангел. Наши с тобой отцы и деды огнём и мечом прошли по Миру, заливая кровью каждый шаг, и не нам с тобой жаловаться на гонения от потомков тех, кто встал на пути Старых. Я восхищён Генрихом Святым и тем, что он сумел сделать. Они сумели выстоять. Выстоять против огненных самострелов, железных черепах, науки и магии Старых, против подневольных Проводников, крушивших крепостные стены голой мыслью и чистой энергией... Да – подневольных! Слушай, Проводник, слушай, больше ты ни от кого не услышишь подобного – твои предки были рабами, хуже – скотом, который не имеет своей воли и идёт туда, куда направит его пастух. А пастухами были мы – Кнуты, Направляющие, Звери, Проглоты, мы – безумные вместилища Великой Пустоты, способные лишить Силы, выпить любого из таких, как ты, Проводник, сын и внук Проводников, ходивших в рабском ярме!
  - НЕТ!!
  - ДА! Посмотри в глаза правде, последний Проводник. Вы – рабы, скот, всемогущие над людьми, но бессильные против нас, Нерождённых. А Генрих... он ведь не был твоим родственником, не так ли? Генрих сумел бежать, сбросить колодки, сумел освободиться, и пойти против нас, Старых, но он ведь не твой дед? Так я и знал. Ты внук рабов и сын рабов, Пороша... Генрих сделал ставку на людей, на обычных, самых обычных людей, не могущих сдвинуть силой мысли и травинку, но зато они верили в свою свободу. Оставим на совести Генриха и религиозный туман и игру на человеческих, не всегда оправданных страхах. Неважно. Важно лишь то, что за всю войну он не приблизил к себе ни одного Проводника, ни один человек из его окружения ни имел даже частички Дара. Он использовал пленных Одарённых, но только как вспомогательную силу, никогда не доверяя вам ни на йоту. Рабы остаются рабами, уж ты извини, Пороша... Рабы остаются рабами, ибо клеймо раба, оно ведь не на теле, оно в душе. В твоей душе, Пороша. Загляни туда, что ты видишь? Дрожащего в ожидании хозяйской плётки недомерка? Не нравится? А это ведь ты, Пороша, ты и не надо мне объяснять, что пытаешься спасти свой Мир от меня – в первую очередь ты пытаешься спасти себя от меня, потому что раб в твоей душе силён, как бы не смешно это звучало. Игра слов, Пороша, но как много за этой игрой... Раб – силён. Смешно. И страшно. Потому что нет ничего хуже, чем раб в роли хозяина. Такое уже бывало в истории, нет не здесь... хотя и здесь бывало тоже... Ты помнишь, был такой правитель в Марокко – Абу Син-а-дин? Ренегат, бывший раб, волей случая ставший правителем древней страны – страна умылась кровавыми слезами, пожары, трупы, жиреющее вороньё – ты всего этого не видел, а жаль... Но хотя бы знать об этом ты должен?
  - Это было давно. - глухо ответил белый как покойник Пороша. Внезапно он взъярился.- Ещё слово и я тебя убью!
  - Давай! - я разошёлся не на шутку. Голос мой гремел, как в старые времена, когда я командовал ордынским отрядом. - Давай, пора решить спор, начатый нашими дедами – мне надоело ждать пули, тебе надоело вздрагивать по ночам, ожидая прихода Хозяина...
  - Заткнись!! - пистолет в руке Пороши ходил ходуном. - Ты считаешь себя Хозяином?! Ты?!..
  Я устало вздохнул.
  - Я никогда так не считал. Я – Странник, пойми ты наконец, Странник, а не Направляющий или кто-там-ещё-у-нас-есть-за-пазухой... Я – не мой дед, и не мой отец – кстати, они никогда не знали, что чем-то отличаются от других людей. Они до сих пор живут в одном Мире и знать не знают о других. Разве что дед иногда заикается о Загробном, но это, думаю, у него возрастное... Но главное – я никогда не буду надсмотрщиком.
  - Ты закончил? - спросил он тихо, едва слышно.
  - Да. - сказал я. - Но помирать что-то не очень хочется...
  Пороша выпрямился во весь рост, бледные губы сурово сжались, по лицу прошла судорога и исчезла, не оставив следа, только брови странно изогнулись. Правая искалеченная рука в набухшей кровью повязке прикручена к груди, глаза полны боли. Он направил пистолет мне в грудь.
  - Всем не хочется. - просто сказал он, нажимая на курок.
  За миг до выстрела я распластался на полу. Громыхнуло. Запахло порохом, забивая вонь свернувшейся крови. Я покатился по полу в сторону Пороши, следующая пуля ударила в пол рядом с моей головой, разом оглушив. Голова наполнилась металлическим звоном, казалось, барабанные перепонки не выдержат и лопнут, но... Обошлось. Потому что Пороша вдруг замер, дёрнулся и осел на пол, роняя пистолет. В следующую секунду на меня посыпалось мелко битое стекло.
  Выстрел раздался, мальчик поник. Сорок второй – улыбнулся старик...
  Я медленно перевернулся на спину.
  - Ты жив? - обратилась ко мне размытая из-за солнца за спиной фигура и помахала пистолетом-пулемётом системы "Узи".
  Ты жив? Я жив? - вопрос на засыпку. И ответить надо с трёх раз! - радостно зашевелилось подсознание. - Да. Нет. Не исключаю такой возможности.
  - Всё может быть. - сказал я внезапно севшим голосом. - Всё может быть... Капитан. Спасибо!
  Вверху засмеялись.
  - Не стоит благодарности... не знаю Вашего звания, молодой человек.
  - Сочувствующий. - улыбнулся я.
  В дверь забарабанили. Капитан махнул мне рукой через разбитое окно кабины и исчез. Наверное, спрыгнул вниз. Я поднялся на четвереньки и пополз открывать дверь.
  В забеге на три метра я стал бы третьим. После черепахи и ленивца. Не так уж плохо – для моих лет...
  Мне как-никак – шестьдесят с лишним.

   конец 1-ой части