Глоток полыневой водки

Мы сидели в том кафе. Печально, растеряно смотрели друг на друга. Не знали, что же теперь делать. Ты заговорила...
Ты заговорила о том, что нам будет пусто рядом, что нам будет пусто порознь, и я видел, что ты больше не веришь мне, что ты боишься меня, боишься, что я тебя снова предам. Я видел, что мир скверен в своём стремлени разлучить нас, что мир страшен и мёртв. И в этом мире нам - чуть ожившим, любящим, - тоже придётся умереть, сжечь свою душу на беспутном огне обыденности.
И я почувствовал себя Евгением Онегиным после 7-ой главы, мне захотелось просто взять цилиндр, бросить на стол купюру, уже развратно обнявшую последний взгляд на стакан с зеленоватым и горьким, так и недопитым, но внёсшим чёткость во всю эту историю, абсентом, а потом - не прощаясь выйти, и после - долго и по-бунински - пить обыкновенную, лживую, в идеале прозрачную, в реальности - мутную и мутящую, водку; пить на даче, с собакой во дворе и затопленным камином в доме. Так, чтобы надолго и - без тебя.