Истинность иллюзии обмана

  Впервые, я увидела тебя там, на крыше, в центре города.
Ты сидел на какой-то ржавой  конструкции, поджав под себя ноги, и ел малиновый джем из маленькой хрустальной чашечки миниатюрной серебряной ложечкой. Был рассвет, лучи солнца прыгали по мокрой от ночного дождя жести, а ты, словно бог…да…, я в тот момент увидела даже ореол у тебя над головой, хотя, солнце светило в самые глаза, и мне могло невесть что показаться. Да, скорее всего так…

А я просто гуляла. По крышам. Я всегда по утрам гуляю по крышам. Это что-то вроде зарядки. Я заряжаюсь городом. Мне было  нечего делать, я подошла к тебе и попросила угостить меня джемом, ты протянул ко мне свою ложечку, наполненную мерцающим малиновым веществом, и я, нагнувшись, слизнула его. Было вкусно и забавно. Ты спросил, как меня зовут, я соврала, придумав какое-то очень редкое имя, ты удивился, и, конечно же, отметил его необычайную редкость.

 А потом мы бродили по крышам и обменивались заветными местами. Ты показал мне старую мансарду, на которой я никогда раньше не бывала. Там были разбиты почти все оконные стекла, а по углам стояли остовы каких-то манекенов. Я подошла к одному из них, это была голова, очень красивая женская голова, гипсовая, в ее основание был воткнут металлический прут, который держался на подставке, и мне на мгновение показалось, что ее лицо чем-то похоже на мое… Хотя, опять же, всё – эти солнечные лучи. А затем  ты подошел ко мне сзади, обнял и поцеловал в шею, так нежно и мягко… Я тогда впервые пожалела, что обманула тебя, не назвав свое настоящее имя.

Мы так долго стояли, обнявшись, а потом, я повела тебя в свое заветное место – на заброшенную голубятню. Здесь было пусто, и только с одного края неуловимо поскрипывала старая клетка. Ты сказал, что я красивая… Да, именно там, в тени облупившихся стен ты это впервые сказал, и теперь я подошла к тебе сама, встала на цыпочки и осторожно дотронулась губами твоего шершавого подбородка.

А через месяц мы жили вместе, снимали маленькую квартиру, на самом последнем этаже, чтобы по утрам, наскоро одевшись и отхлебнув кофе, подниматься на крышу. Но потом началась зима. Город покрылся снегом, и однажды я увидела тебя совсем не таким, как раньше. Ты был очень растерян, смотрел в окно,  вдруг резко повернулся ко мне и сказал, что больше не пойдешь туда, наверх. Я удивилась, спросила – почему, а ты ответил, что не любишь снег. Мне стало страшно.

Я ушла из квартиры, забралась на чердак и через проем маленькой форточки смотрела на причудливые снежинки. Как же так? Ведь я обожала снег, я с раннего детства любовалась снегом, купалась в его холодных прикосновениях, прорывала носками ботинок ходы, ловила снежинки руками. А ты не любил его… Не любил до такой степени, что отказывался гулять по крышам. У меня начался озноб. Скоро ты пришел за мной, отвел в квартиру, но я уже не могла осторожно целовать тебя в подбородок, как раньше, а когда ты подходил сзади, чтобы обнять, меня одолевала непонятная тревога.

Это был конец. Мы, с самого первого взгляда, с самого первого дыхания, нашедшие друг друга, друг в друге, совпавшие в пространстве, во времени, в искажениях реальности и иррациональности этого мира… ставшие отблесками одного целого, внезапно распались на двое…Страшно… Я была уверена  что мы не можем даже в самых невидимых мелочах расходиться в своих пристрастиях, но это случилось. И это не могло не разрушить наши отношения. Если бы тогда, на старой, покосившейся мансарде, ты сказал  мне, что не любишь снег, мы не были бы вместе. И что в этом? Ничего. Я и до тебя была одна. А теперь, после нашего слияния, после тех слов, которые мы друг другу успели сказать, разочарование было похожим на три минуты до расстрела. Недосказанность – это тоже  обман.

 Хотя, милый, пошел бы ты за мной, узнав, как меня зовут на самом деле?…