Под сенью мглы. Глава 4

4
Так, в обличье дикого зверя, я бродил вокруг, охотясь на мелких болотных тварей, кровь которых была холодна, а плоть отвратительна на вкус.  Здание на острове больше не подавало признаков жизни, лишь несколько раз несмазанные дверные петли издавали громкий протестующий скрип да плескало что-то в черном озере.
 Однако на рассвете очередного – какого по счету? – дня, проведенного мною в этом негостеприимном месте, к островку приблизился некий человек.
Лет ему было чуть меньше тридцати, черные, как смоль, волосы, подхваченные серебряным обручем,  доставали до плеч, а ярко-голубые глаза выдавали в нем эдерийца. На человеке был белый, даже не запачкавшийся в пути, плащ, на груди – золотой медальон, а у пояса широкий меч с рукоятью в форме орлиных крыл. Орел всегда был символом Эдара, Лорда Лиалан Эримэ - Сияющей Башни. 
Я столь внимательно разглядывал незнакомца, что не заметил, как из здания вышли, перейдя озеро по невидимому броду, двое – мужчина лет сорока и та девушка. Она держалась неестественно прямо, и ее невидящий взгляд был устремлен в одну точку. Никто из них не был вооружен, но мужчина опирался на черный грубо вырезанный посох. Неожиданно я осознал, что на первой явленной чашей  картине видел именно его, спрашивающего что-то у Оракула.
Повинуясь его молниеносному движению, из воздуха проступило опоясывающее остров огненное кольцо, и языки пламени с шипением прижались к влажной земле, словно клубок ослепительных змей. Странное дело, если в мужчину они плевались жгучими искрами, то к ногам девушки огонь льнул, не обжигая, словно верный пес.
Они остановились, и мужчина отвесил пришельцу насмешливый поклон, затем обернулся к своей спутнице.
- Убей его, - приказал он, и камни, усыпавшие венец в волосах девушки, заискрились лиловым в такт его словам.
Она молча кивнула. Подняла руку – раскрытой ладонью вперед – и чахлое болотное деревцо зашипело и обуглилось.
- Я не стану сражаться с тобой, - глухим надтреснутым голосом проговорил эдериец.
Никто не ответил ему.
Поток огня устремился вперед – сгусток воли, отточенной сознанием. Эдериец поднял руки и развел их в стороны. Взрывная волна чуть не сбила его с ног, но он устоял, целый и невредимый.
- Да будет так, - произнес он, и его руки окутались светом. Воздух трещал, словно невидимые когти разрывали саму реальность на части. Десять лучей-кинжалов устремились вперед, собираясь вместе, став единым целым. Смертоносным, как метнувшаяся в броске змея.
Я прыгнул.
Девушка, как зачарованная, глядела на устремленный к ней луч, когда я сбил ее с ног, и мы покатились по траве. Свет промчался над нами, но одно из его лезвий успело задеть девушку. Я не знал, насколько серьезно.
Внезапно мир завертелся вокруг меня. Я мчался с огромной скоростью сквозь пространство и время, и пылающие грозди созвездий кружились со всех сторон. Лишь несколько раз в жизни мне доводилось совершать Переход, с его бешеными скоростями, с клочьями реальности, проносящейся мимо, ветром и звездной пылью. Нередко люди погибали во время Перехода, но мне это не грозило. Не сопротивляясь, я летел сквозь секунды, каждая длиною в жизнь.
Когда полет прекратился, вокруг был лишь мрак. Голова кружилась. Я услышал приближающиеся шаги и узнал эту твердую поступь. Я обернулся человеком, опустившись на одно колено и склонив голову.
- Повелитель, - приветствовал я.
Даэркар молчал. Он откинул капюшон, и его темные глаза внимательно глядели на меня, проникая, казалось, прямо в душу.
- Встань, - приказал он, наконец.
Стало светлее – это зажглись несколько факелов. Даэркар знаком велел мне следовать за ним. Мы подошли к камину, где стояла пара тяжелых дубовых кресел. Слуга наполнил наши кубки вином. Когда он поспешно удалился, Даэркар заговорил:
- Жил на свете некий чернокнижник по имени Крокут. Нельзя сказать, чтобы хорошо, но и не особенно плохо, пока Эдар не послал за ним слугу своего Родрэйка, с целями, причем, отнюдь не мирными.
-  Что же Крокут такого сделал? – поинтересовался я, начиная понимать, к чему клонит повелитель.
- Ничего, - Даэркар покачал головой и отставил кубок. – Эдар ошибся. Ошибся впервые за многие тысячи лет.
- Но причем здесь… - начал я, но тут же осекся, пораженный столь очевидным вопросом, который так и не задал. – Чем закончился тот поединок?
- Родрэйк мертв. Даже более, чем мертв, - отозвался Даэркар. Я хотел было вновь спросить, но он остановил меня. – У меня есть новое задание для тебя. Девушка оказалась замешана в этой истории случайно, из-за предсказания Оракула, но она убила одного из Рыцарей-Хранителей. Эдар будет искать ее, - Даэркар крутил в руках небольшой флакон, наполненный серебристо-белой жидкостью. – Он заглянет в ее сознание, прочет ее мысли и воспоминания так же легко, как свиток и вынесет свой приговор. Я хочу, чтобы девушка все забыла. Это - он положил на стол флакон – вода из реки Забвения. Достаточно лишь нескольких капель. Девушка уснет, и все, что ты скажешь в это время, станет для нее правдой.
- Повелитель, - спросил я, - почему ты поручаешь это мне?
- А у меня есть основания в тебе сомневаться? - Даэркар посмотрел на меня и чуть заметно улыбнулся. Он знал, как получить от людей то, что ему нужно.
- Нет, мой господин. Я не подведу.

***
Когда я вновь оказался на болоте, стояла глубокая ночь. Я вглядывался в нее, пытаясь уловить возмущение, которого не могло не вызвать кольцо незримого пламени. Даэркар сказал, что поскольку в моих жилах течет не только человеческая кровь, огонь не причинит мне вреда. Верилось как-то слабо.
Когда я сделал шаг вперед, на меня накатил жар, лоб покрылся испариной, но я все еще не видел огня. Это было ужасное чувство. Казалось, моя кровь закипала, горячий воздух обжигал легкие, а в сердце пламени дышать и вовсе было невозможно. Из моих глаз катились слезы, но они тут же высыхали.
А затем все прекратилось, исчезнув в одно мгновенье. Я, кашляя от дыма, стоял по другую сторону огня. Кожу местами опалило, но я прошел. Прошел сквозь пламя!
Передо мной раскинулось спокойное черное озеро, и я с трудом боролся с искушением опустить в него горящие руки – я слышал слишком много легенд и сказок о подобных местах, и на этот раз мое врожденное чувство опасности кричало в один голос с памятью.
Я обошел озеро по кругу в поисках брода, и вскоре в грязи различил отпечатки сапог. Я вступил в воду. Глубина здесь была примерно мне по щиколотку, но с берега этого не было заметно. Я осторожно, чтобы не привлечь внимание случайным плеском, двинулся вперед. Подводная тропа была достаточно широка, чтобы по ней рядом могли пройти два человека, но местами она сужалась или начинала круто поворачивать. Зрение у меня отличное, но сквозь маслянистую толщу вод мой взгляд проникнуть не мог.
Внезапно моя нога не встретила опоры, и я с плеском окунулся в воду. Казалось, каменный зверь остался к этому безучастен; ни искры света не вспыхнуло в окнах-глазницах. Что-то обвило мои ноги, недвусмысленно стремясь утянуть на дно. Я забарахтался, рубя кинжалом и подняв при этом изрядный шум.
Это были водоросли. Самые обыкновенные водоросли, хотя я ожидал увидеть нечто иное. Они тянули меня вниз, их склизкие отростки добрались уже до руки с кинжалом, но закрепиться на ней они не успевали.
Дверь с протяжным скрипом отворилась, и в освещенном проеме возникла фигура щуплого старика, всего сморщенного и высушенного временем, и оттого еще сильнее напоминающего вытащенный из трясины труп. Он прошлепал по воде, без труда выбирая безопасный путь и небрежно сбросил в воду несколько выкатившихся на берег клубков водорослей. Когда он приблизился, я набрал в легкие побольше воздуха и погрузился под воду, но старик развернулся и поплелся обратно.
Как ни странно, водоросли успокоились: их хватка ослабла, и новых поползновений они не предпринимали. Я вынырнул, и они довольно легко отпустили меня.
- Похоже, хозяин не слишком заботиться о вас, - заметил я водорослям, выбираясь на тропу.
Я ступил на небольшой островок, на котором едва разместились уродливо нависающие надо мной и вблизи еще более отталкивающие развалины – мне понадобилось подойти вплотную, чтобы понять, что когда-то это была сторожевая башня, и я почти слышал, как потрескивают готовые распасться чары, удерживающие ее в столь гиблом месте. Когда я открыл дверь, она отозвалась уже слышанным мною скрипом, громко прозвучавшим в ночи. Я прижался к стене, но никакой реакции не последовало.
Воздух здесь был сырым и затхлым. К стенам лепились заваленные книгами, колбами, сушеными трупиками мелких животных и каким-то совсем уж непонятными предметами, но всем этим, похоже, не пользовались уже несколько лет.. Несколько выщербленных ступеней спускались ниже уровня пола и упирались в обитую железом дверь. Наверх тоже вела обветшалая лестница, исчезавшая в потолочном люке. Я на мгновение замер в нерешительности, затем стал подниматься. Под моим весом ступени прогнулись и застонали, но пока выдерживали. Люк оказался заперт снаружи, но через пару минут возни с замком крышка бесшумно, за что я был ей благодарен, подалась.
В свете нескольких коптивших факелов я увидел спящую девушку. Она даже не шевельнулась от звука моих шагов. Я подошел и опустился возле нее на колени. В ее волосах поблескивал тот же венец, что был на ней во время поединка. По тусклому металлу бежали руны, забытые миром много веков назад - мне стоило большого труда хотя бы уловить их смысл, и то, что мне удалось разобрать, мне очень не понравилось.
Этот венец был способен подчинить себе волю его носящего.
Задумавшись лишь на какую-то ничтожную долю секунды, я осторожно снял с девушки проклятое украшение. Стянув перчатки, я извлек из кармана флакон, осторожно поднес сосуд к ее губам, и несколько серебристых капель коснулись их.
Девушка глубоко вздохнула, ее глаза распахнулись, но они смотрели сквозь меня.
- Ты не виновата в смерти Родрэйка, - начал я, но неожиданно понял, что не помню ни слова из того, что собирался говорить. – Крокут встретил его возле башни. Они сражались, и Родрэйк был убит. Ты видела это из окна, но даже если бы захотела, ты не смогла бы вмешаться. Когда ты проснешься, ты поверишь в то, что я сказал.
- Да.
Девушка закрыла глаза, ее дыхание вновь стало ровным и глубоким. Я поднялся. Вновь взглянул на нее.
- Я совершаю самую большую глупость в своей жизни, - пробормотал я. Затем склонился над девушкой и тихо произнес: - Проснись.
Она шевельнулась, вновь открыла глаза, но они были пусты и туманны – казалось, она еще спит. Я взял ее за руку, помогая подняться.
Так мы вышли из башни. Пред нами ярилось пламя, которого я по-прежнему не видел, зато ощущал идущий от него жар. Девушка слабо попыталась вырвать руку, но в этот миг проступившие из невидимости языки пламени прянули в стороны, освобождая нам путь.
Наверное, именно тогда я со всей ясностью осознал, что люблю эту странную девушку с глазами демона и улыбкой эльфийки.
 Едва мы миновали огонь, откуда-то донесся резкий окрик, который мгновенно вывел девушку из оцепенения. В тот же миг что-то с силой рвануло меня и мир слился в одно размытое пятно.
В этот раз не было ощущения полета, только тьма и бешеная скорость, настолько огромная, что казалась неподвижностью. Все оборвалось в одно мгновенье, и я не сумел удержать равновесия и был вынужден схватиться за что-то, на поверку оказавшееся колонной. Я глубоко вдохнул ни с чем не сравнимый пропитанный силой воздух Мира Башни и приготовился к выговору. 
- Зачем ты вытащил меня на этот раз? – спросил я, решив, что хуже уже не будет.
Даэркар пожал плечами:
- Не хотел, чтобы ты оказался под перекрестным огнем
Я вопросительно приподнял бровь.
- Смотри, - Даэркар протянул меня материализовавшуюся в его руке чашу.
Повинуясь его почти небрежному жесту, рядом со мной возникло удобное кресло, на широком подлокотнике которого стоял кубок.
- Устраивайся по удобнее, - произнес Даэркар, - и смотри. Но помни: сейчас ты не в силах что-либо изменить.
И я смотрел.

***
Я не видел, откуда появился этот человек, которого Даэркар назвал Крокутом, но, скорее всего, со стороны курганов. Что ему там было нужно, я догадывался, особенно если учесть неживой вид его слуги, вероятно, воскрешенного когда-то от нечего делать.
- И далеко ты собралась? – поинтересовался он.
Его голос звучал очень странно, отдаваясь гулким эхом в глубине чаши и разобрать слова было непросто.
Девушка не ответила, холодно и спокойно глядя в его болотно-черные глаза. Она улыбалась.
- Я не хочу тебя убивать, - произнес он наконец.
- Тогда не мешай.
- Не могу.
Крокут медленно, словно преодолевая сопротивление, поднял руку, беззвучно шевеля губами, но во время выпада его движения были молниеносны. Нечто, похожее на пчелиной рой, в котором биение маленьких жестких крылышек создало силовое поле, устремилось вперед с противным жужжанием. Но уже в следующий миг оно уменьшилось, словно проваливаясь внутрь себя, и исчезло в ослепительной вспышке.
 Крокут метнул в девушку еще несколько странных и несуразных, на мой взгляд, заклятий: что-то, напоминающее размокший земляной ком, лиловый шар неправильной формы, несколько многоцветных молний, что с треском пронеслись в дрожащем от напряжения воздухе, но все они разделили участь своего собрата.
Из руки девушки вырвалось пламя. Она стояла ко мне спиной, и я не мог видеть выражения ее лица. Крокут попытался уклониться, поскользнулся, качнулся в сторону… И огонь с шипением пронесся совсем рядом с ним, нещадно опалив кожу.
Чернокнижник выпрямился во весь рост, представляя собой идеальную мишень. Мне показалось, что я слышу, как у девушки перехватило дыхание.
Левая половина лица Крокута превратилась в застывшую восковую маску, изваянную каким-то гениальным безумцем, местами чуть потекшую от жары.
Вода в чаше едва ли ни закипала. Я поднял взгляд на Даэркара, но он с невозмутимым видом откинулся на спинку кресла, не проявляя к происходящему ни малейшего интереса. Мое лицо он, впрочем, изучал довольно внимательно.
Я вновь обратил взгляд к чаше. Вырывшийся из нее грохот, что бродил под сводами зала, отражаясь многогранным эхом, внезапно стих. Пала напряженная тишина, словно ожидавшая громового раската. Она прильнула к земле, растворяясь в холодном утреннем тумане, медленно плывущем в предрассветной мгле.
Флама медленно и почти торжественно подняла руку раскрытой ладонью вперед. Крокут отступил на шаг.
- Не делай этого, - тихо произнес он.
- Почему? – и из ее воздетой руки вырвалось пламя.
Когда огонь настиг Крокута, он не закричал. Казалось, он не может поверить, что девушка сделала это. Ужас на его искаженном болью лице сменился пониманием и безмолвным признанием ее силы. Он некоторое время стоял прямо, неотрывно глядя ей в глаза, не обращая внимания на терзающий его плоть огонь, не пытаясь спасти от пламени. Это было бесполезно. Его губы что-то шептали, но чтобы за слова не были произнесены, треск огня заглушал их. На миг рука девушки дрогнула, поток пламени утратил прежнюю силу, но затем устремился вперед с новой яростью. Крокут рассмеялся. А затем его смех перешел в ужасный крик, полный нечеловеческой боли.
И огонь поглотил его.