Пробуждение

Утро. Сквозь стекло заляпанное краской тускло пробивался луч солнца. Я смотрела в окно, пытаясь отвлечься от грустных мыслей. По улице ходили люди и не обращали друг на друга никакого внимания. Безразличие. Задумчивость. Не важно. Они шли и даже не думали о том, что за ними кто-то наблюдает. Им было всё равно. Некоторые из них никогда ничего так и не узнают… Но реальность от этого не изменится.

Вот, например, я. Сижу в больничной палате, обхватив колени руками, и отсутствующим взглядом смотрю в окно. Сколько я так просидела? Час. Может, два. Я не знаю. Мне всё равно. Но я уже знаю, что за мной наблюдает этот кто-то. Я чувствую, что он рядом. Было бы лучше не знать этого, забыть, но это невозможно. Если ты однажды почувствовал это, ощущение останется с тобой навсегда. Мои мысли были прерваны. В дверь постучали. Мне не хотелось никого видеть, но в то же время было страшно сидеть в одиночестве.

- Как наши дела? – спросил спокойный голос.

Мысли окончательно вылетели из головы, и я посмотрела на гостя. На пороге стоял старичок в белом халате. На вид ему было лет шестьдесят. Он был невысокого роста, довольно худой, со всклоченными седыми волосами. Морщинки на лице говорили о том, что он много улыбался и, по всей видимости, был добрым человеком. Но меня это не особо интересовало. Меня интересовало другое: где я, и как я сюда попала. Он вошёл, сел на стул рядом с кроватью. Какое-то время мы пристально рассматривали друг друга, потом он заговорил.

- Ну, рассказывайте, как самочувствие. Как спалось? – его глаза, казалось, пронизывали меня насквозь.

Я не могла выдерживать этот взгляд и отвернулась. Я не знала, что ему ответить. Я не помнила вчерашнего вечера. Но знала, что ночью мне снился кошмар. Я кричала, плакала, звала кого-то. Но этого никто не слышал. Так всё время бывает, когда спишь: пытаешься кричать, как шёпотом, только связки напрягаются, а звука нет. Сейчас болело горло, и я не хотела говорить. Глаза были на мокром месте. Волосы спадали на плечи, лезли в глаза, но совсем не мешали. Безразличие.

- Мда… ,- он выглядел озадаченное, даже обеспокоенно. – Я думаю, вам, деточка, следует принять успокоительное. Я сейчас подойду, а вы пока приведите себя в порядок, - он поднялся, какое-то время помолчал, потом вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Я встала, осмотрела комнату. В противоположной стене была дверь, рядом с дверью висел умывальник и зеркало. Около кровати стояла тумбочка и стул. На тумбочке была бутылка минеральной воды и стакан. На стене висел очень старый плакат. На нём был нарисован малыш, с очень мудрыми и грустными глазами, что, по сути, было удивительно. Ниже были какие-то надписи сделанные фломастером, но с большим трудом я смогла различить только строчку: «I cry when angels deserve to die». Всё остальное невозможно было прочесть, так как плакат за годы своего пребывания на стене порядком выцвел и растворился сам в себе. Больше в комнате ничего не было. Я попыталась найти какие-то свои вещи, но ничего кроме расчёски и халата не нашла. Я привела себя в порядок на столько, на сколько это было возможно.

И тут дверь снова открылась. Вошёл тот же доктор, но он был не один. Рядом с ним стоял молодой человек. Высокий, красивый, у него были тёмные, почти чёрные волосы, синие глаза, смуглая кожа, широкие плечи. Он тоже был одет в белый халат. В руке он держал пакет. Доктор молча подошёл к тумбочке, налил минералку в стакан, достал из кармана несколько стеклянных баночек. Какое-то время он раздумывал, потом открыл одну из них, достал две красные капсулы и протянул их мне:

- Пей, - радостно сказал он, потом повернулся к незнакомцу, - а ты пока позаботься о завтраке. Девушка ещё не ела сегодня. А так она у нас никогда не поправится.

Я выпила пилюли. Доктор заметно оживился и, напевая весёлую детскую песенку, вышел из комнаты.

- Здравствуйте, давайте для начала познакомимся? - он улыбнулся, - меня зовут Гейл, я буду помогать доктору Смилю присматривать за вами, пока вы будете здесь.

Я попыталась ему ответить, но ночью я сорвала себе голос. Он понял, что ничего вразумительного от меня не услышит, и решил продолжить сам:

- Всё ясно. Берегите горло, а я расскажу вам то немногое, что знаю, если что - кивай головой, - он вопросительно посмотрел на меня, и, в знак согласия, я покивала головой. Он подошёл к тумбочке и начал доставать из пакета продукты. – Зовут вас Лиза, попали вы к нам этой ночью, сколько пробудите здесь, никто не знает.

Он продолжал говорить, а на тумбочке уже нарисовались свежие булочки, мягкие как облако, бутылка кефира, виноград, яблоки, сок и пузырёк с красными пилюльками. Оживление. Фрукты, сок и даже пилюльки заметно выделялись на фоне серой, выцветшей комнаты. Они притягивали внимание и, словно, отстраняли мир вокруг. Я улыбнулась. Первый раз за всё утро.

- Ладно, не буду вам мешать, зайду позже. А вы пока позавтракайте, - он довольно посмотрел на стол, на меня, потом осмотрел комнату, – если вам что-нибудь понадобится, обязательно скажите мне. Я принесу полотенца, мыло, щётку. Что ещё? Хотите почитать, послушать музыку? – я, довольно улыбаясь, отрицательно помотала головой.

Я поблагодарила его, потом попыталась спросить, как я попала туда, где нахожусь и, собственно говоря, где я нахожусь, но он остановил меня, сказав, что я всё узнаю в своё время. Я кивнула, и он, подмигнув мне в ответ, вышел из комнаты.


***

День. Меня начинало одолевать какое-то нехорошее предчувствие. Пыталась полежать, но не получилось. Тело ломит. Я с детства не любила спать на спине – неудобно было. И, чем старше я становилась, тем большую силу набирало это ощущение. И вот сейчас даже лечь на спину я не могла. Больно. Опять мои мысли прервал стук в дверь. Вошел Гейл. В руках у него снова был пакет. Он улыбнулся:

- Я тут принёс кое-что, - он поставил пакет на пол, – Посмотрите, а если чего-то не хватает, то скажите вечером, – в его глазах горел огонек радости и надежды.
- Скажите, а долго я здесь пробуду, - я говорила шепотом, но он понял вопрос без слов.
- Честно говоря, не знаю. Но не пугайтесь, если вдруг придётся задержаться надолго. Здесь хорошо. В этой палате вы пробудете ещё пару дней, пока не закончится обследование. Если наши предположения оправдаются, то вы не выйдете раньше, чем через месяц, а если нет – то через пару дней, - он улыбнулся, и в его улыбке промелькнула тревога.
- Скажите, а о каких предположениях идёт речь? – я чувствовала, что он что-то знает. Никакие анализы у меня не брали. А, как он сказал, обследование уже началось. Странно всё это. Я ровным счетом ничего не понимала.
- Извините, но сейчас мне нужно уйти. Поговорим об этом позже.
Я кивнула, хотя любопытство не давало не покоя. А ещё мне стало интересно, что он принес на этот раз. И, как только он вышел, я начала распаковывать подарки. Он принёс всё, что было нужно. Полотенце, мыльце, журналы и кучу всяких приятных мелочей. Мне хотелось чем-то заняться, и я подумала, что, раз уж мне придётся прожить здесь какое-то время, мне не мешало бы навести красоту. Я прибралась в комнате и, напоследок, решила протереть зеркало. Оно было маленькое, старое, и кое-где проступали трещины. Оно, казалось, весело тут целую вечность. Один край зеркала отходил от стены сильнее, чем другой. Я попыталась поправить, но не получилось. И я решила, что, наверное, тот, кто был тут до меня, тоже пытался поправить его. По бокам зеркала каким-то странным образом отпечатались чьи-то пальцы, и они никак не оттирались. Я списала всё на возраст зеркала и перестала над ним издеваться, за что оно приветливо сверкнуло, отразив лучик солнца.