Вечер в деревне

Два года назад я потеряла мужа, с которым прожила  почти двадцать  лет в благополучном, но не очень счастливом браке.  И вот осталась теперь одна. Сын  уже второй год жил в Соединенных штатах, и  возвращаться пока не собирался. Я вела размеренную, спокойную жизнь  - дом, работа, дача. Иногда встречалась с подругами, но за время моего замужества  мы  общались мало,  и сейчас не всегда находила с ними общий язык.  Очень тосковала по сыну и надеялась  осенью съездить навестить его.
Строить заново личную жизнь у меня планов не было, да и возраст уж не тот,  как никак, а 45  исполнилось.  Не могу сказать, что я махнула на себя рукой, нет.  У меня был друг, мы с ним иногда встречались. Проводили вместе вечера, редко ночи, но эти отношения  были  спокойными и почти что дружескими.  Иногда мы выбирались с ним в театр, на концерт, и я не чувствовала своего одиночества. Все мое свободное время  и мысли поглощали работа и  небольшой деревенский дом, который я стала перестраивать пять лет назад, еще при жизни мужа. Дом был практически готов, а я занималась участком. Мне  хотелось сделать стильный садик с альпийскими горками, заросшим маленьким прудиком, водопадом.  Я мечтала, что вернется сын,  и  старалась для них,  для сына и для моих будущих внуков.
И вот первый раз в этом году, ранней весной я решила поехать в деревню. Добиралась  я на электричке, так как мой старый жигуленок забарахлил  и я его оставила в автосервисе.  Был будний день, в вагоне народу не много и я, уютно пристроившись   у окошка,  читала  какой-то роман, купленный наспех в ларьке на вокзале.  Сюжет меня не очень-то и занимал, я больше смотрела в окно, на зеленые брызги только что проклюнувшейся  листвы, на  еще по-зимнему темный лес, бегущий за окном.  С некоторой отстраненностью я читала про жаркую тропическую любовь,  усмехаясь, подсчитывала количество «страстных объятий», жарких поцелуев» и «белоснежных обнаженных плеч», «скомканных простынь» на страницу текста, но все это было так  далеко! Я и не думала, что скоро  «смерч безумной страсти»  подхватит и меня.
От станции до нашей деревни идти по дороге около сорока минут, но можно было свернуть налево за березовой рощей,  по чуть видимой тропинке и дойти значительно быстрее, минут за 20..  Летом эта тропка была многолюдна, но ранней весной мало кому хотелось месить черную грязь  Однако мне лень было тащить вокруг тяжелую сумку и я решилась пойти напрямую.    Без приключений преодолев тропку по краю Черного оврага,  я с тоской увидела, что мостик, по которому мы переходили на ту сторону разрушен -  видимо его снесло весенним паводком. Иди обратно очень не хотелось и я стала присматриваться, нельзя ли как ни будь перебраться. Ручей  был небольшим, но  земля еще мокрая, кое  где лежат лепешки нестаевшего, сероватого  снега.  Если бы не моя тяжелая сумка, я бы справилась, а так…
Стоя в горестном раздумье, я увидела, что  по той стороне, прямо  к месту снесенного моста идет высокий молодой человек c  досками в руках. За кустами его было плохо видно, но я поняла, что это не наш, деревенский, а кто-то другой, кого я не знаю.  Мне стало  не по себе –  лес, начинает смеркаться, а тут какой-то мужик незнакомый. Но он приветливо поздоровался со мной с противоположного берега.
- Ну что, будем строить мост, а то домой вам не добраться – сказал он и доставая  из рюкзака молоток и гвозди.  ловко сколотил небольшой мосток, и перекинул его через овраг.   
 В лесу было тихо,  только где-то далеко  слышался шум электрички. Пока он работал, я стояла,  опершись спиной о  ствол дерева  и любовалась на его работу.  Видно, что делает  он ее с удовольствием,  ласково поглаживая свежеструганную доску, уверено держа в сильных руках молоток.  Его крепкая, стройная фигура, черные непослушные кудри  смутно напомнили мою первую любовь, сильного и веселого Генку, наши горячие ночи в  необъятной казахстанской степи, долгие расставания  под звездным небом. Мне стало грустно, что никогда уже это не повторится,  что горячая любовь и безумные ласки – все в прошлом.
«Мадам, карета подана» – сказал он, переходя мостки и проверяя их на прочность – кстати, меня зовут Иван,  я у Николая Петровича, вашего соседа,  дачу сторожу, так сказать». Не успела я оглянуться, как он  подхватил мою сумку, взял за руку и как маленькую девочку, перевел на ту сторону оврага.
Я открыла калитку и мы вошли в сад. Иван сразу обратил внимание на  недостроенную альпийскую горку,  наполовину выложенный плоской галькой прудик, и я рассказала ему о моих грандиозных планах  переоборудования участка. Оказалось, что он ландшафтный дизайнер. «Вырастить прекрасный сад намного сложнее, чем построить хороший дом» - сказал мне Иван,– «Так что будут – вопросы – обращайтесь, я вот тут, по соседству,  заходите» и вдруг поцеловал мне руку. Его губы обожгли ладонь, и я почувствовала, что краснею. «Мальчишка» – смеясь  от смущения,  сказала я.  Его рука была горячей и сильной и прикосновение опять напомнило мне  лето моей первой любви.
На следующий день, часов в семь,  он явился ко мне, с кипой журналов об альпийских горках и правилах высадки японских садов. Эта тема оказалась  для нас столь увлекательной,  что мы засиделись далеко за полночь. Я чувствовала какое-то возбуждение и смущение от его присутствия,  часто смеялась и глядя на себя со стороны понимала, что я кажется с ним кокетничаю…
Было уже очень поздно, Иван встал со словами- «Дорогие хозяева, не надоели ли вам гости» - и в этот момент выключился свет.  Темно – хоть глаз выколи, а пробираться через мою веранду, заполненную саженцами, инструментами, досками по такой темноте практически не возможно.
«Где-то у нас был фонарик в кладовке, пойду поищу» - сказала я и  направилась к кухне, из которой была дверь в  хозяйственную комнату.  Протянув руку вперед, что бы не наткнуться на стол или шкаф, я вдруг почувствовала, что Иван крепко сжал мою ладошку и мы прошли с ним на кухню. Иван шел впереди, зажигая краткогорящие спички, за ним, держась за руку, семенила я.   Мы долго не могли открыть дверь чуланчика, и когда она все же открылась, Иван с грохотом наткнулся на что-то там стоящее на полу, засмеялся и спичка потухла. Я втиснулась в чулан и стала искать фонарик. Иван стоял сзади, зажигал спички и пытался осветить  помещение. Фонарик долго не находился, я сердилась, но вдруг почувствовала  руку Ивана на моем затылке и горячее дыхание у щеки. Я напряглась, попыталась освободиться, но он все крепче прижимался ко  мне, ласково и нежно шептал – «Красавица, милая,  не бойся».  Тепло его рук  разливалось по спине и хотелось прижаться к нему сильней.  В голове был сумбур, я пыталась понять, сколько ему лет, старше ли он моего сына,  но все это кажется уже не важно. Он повернул меня к себе, обнял сильно, нежно и прижался всем телом.. Я почувствовала, что сопротивляться  не имеет смыла,  а если честно сказать, то мне и не хотелось.
Забыв про фонарик, мы целовались в тесном чуланчике, он шептал мне на ухо такие глупые, нескромные нежности, что я терялась, как девчонка, не знала что сказать и только все больше и больше отдавалась его рукам. Но тут внезапно вспыхнул свет и я  вырвалась из объятий, чувствуя, как  краска заливает лицо и шею… Не смея поднять на него глаз,  я вышла из чулана, застегивая блузку.  Через пару минут он вошел в комнату и как ни в чем не бывало,  как будто не он шептал мне ТАКИЕ слова, попросил поставить чайник. Я удивилась, но молча прошла на кухню, поставила чайник,  приоткрыла окно и закурила.
Вернувшись с горячим чайником в комнату,  я застала ее пустой.  Иван ушел, только слегка дымила  в пепельнице его сигарета.
Я никак не могла уснуть, все вертелась  в кровати, вставала к окну, курила на кухне, даже вышла на веранду и посмотрела – горят ли окна в соседнем доме, где жил Иван. Там было все темно и тихо. Спит наверно крепким сном, мерзкий мальчишка, с обидой и нежностью подумала я, взяла еще себе теплое одеяло, открыло оба окна настежь, и наконец-то уснула.
Рано утром мне надо было уезжать в Москву -  в двенадцать часов открытие конференции и я только-только успевала с электрички бегом домой и в институт. 
Два дня  пролетели незаметно, я разговаривала с людьми, слушала доклады, пила кофе с коллегами, переводила выступление своей французской подруги,  одним словом была занята, но тем не менее нет нет,  да и вспоминала  крепкие объятия Ивана,  его «кудри черные до плеч»,  и чувствовала, как молодость и желание разливались по телу. А ночью он мне приснился. «Ну, это уж совсем ни к чему, зачем все это» – сама с собой боролась я, но уже мечтала, как вернусь в деревню, вечером придет Иван и мы опять, сядем дальше планировать мой японский садик.
На заключительный банкет конференции я не пошла, сказалась усталой и больной, а сама, взяла свой отремонтированный  жигуленок и рванула на дачу.
Приехала я поздно ночью,  но было светло,  полная луна  освещала дорогу и высокие  старые ели у  соседского дома.  Я не удержалась  и посмотрела – горят ли окна.
Весь дом был темным, только на втором этаже, под крышей, светилось маленькое окошко.
Я поставила машину в гараж, с грохотом закрыла ворота и пошла в дом.  На ступеньках что-то белело, и я, чтобы  разглядеть,   присела на корточки. Боже, какая прелесть!  В белой пластмассовой коробке расположился маленький макет  японского сада:  удивительный ландшафт, крохотные  кривые деревца из веточек и зеленой мочалки, серые камни,  маленький ручеек и водопад из фольги и целлофана.  Я восхищенно засмеялась и  торопливо вошла в дом, включила свет и стала рассматривать подарок.
Минут через двадцать во дворе раздался сначала тихий перезвон настраиваемой гитары,  затем потихоньку, а потом все громче и громче зазвучали гитарные переливы. Я слушала и не могла понять, что это за странная музыка. Понимала, что играет Иван, но что за мелодия? Странная, завораживающая, отрывочная и очень нежная. Я вышла на улицу и пошла отпирать закрытую уже на ночь калитку.  Иван стоял с гитарой и бутылкой коньяка. Похоже, что он уже его немного попробовал. «Привет, любительница садов» - несколько фамильярно поприветствовал он меня, - как тебе японская музыка понравилась? Ведь где сад, там и музыка, где музыка – там и любовь» -  и обнял, прижав гитару к моей спине, так, что я не могла не только пошевелиться, но и вздохнуть…
Так и пронес нас с гитарой через двор, в дом и поставил на пол он уже только в комнате. И вдруг смутившись, оглянулся,    сел с гитарой на стул и заиграл, но уже не японскую протяжную музыку, а вальс-бостон Розенбаума.
Я достала рюмочки, орехи, лимон и налила понемножку коньячку. Иван пел хорошо, красиво. У него был сильный, немного хрипловатый голос,  умелые, тонкие пальцы. Заканчивая одну песню, он начинал другую, перемешивая разные жанры, и разных авторов.
Потом вдруг  прервавшись на полуслове, резко встал, подошел ко мне, обнял и опять зашептал свои волшебные, нежные, завораживающие слова, в самое ухо. И вот так,  целуя и шепча, шепча и целуя забросил мои руки к себе на плечи и  как ребенка отнес в спальню и положил на диван. Я не отрываясь смотрела в его серые, темнеющие от страсти и желания глаза. Мне хотелось только одного – быть с ним сейчас, сию минуту, быть совершенно в его власти, раствориться в его ласках, в его руках…
Какая была прекрасная, нежная, горячая ночь.  В моей душе как будто прорвало плотину, я отпустила свои чувства и желания на волю, мне ни на секунду ни от чего не надо было сдерживаться. Иван был прекрасным любовником, внимательным, очень нежным,  понимающим, горячим и… неутомимым.
Когда я проснулась,  яркое солнце светило в открытое  окно,  прохладный воздух наполнил комнату и я лежала в  блаженной истоме, мне было так хорошо, так радостно и так спокойно. И вдруг я все вспомнила, повернулась на бок – со мной рядом никого не было, только на подушке лежала маленькая веточка  вербы с только-только проклюнувшимся первыми мохнатыми гусеницами.
Ивана я больше не видела,  он уехал, как и собирался, на стажировку в Японию. Мне же на память о нем остался маленький японский садик в белой коробке и  новое ощущение жизни, с которым я проснулась в то утро.