Евгений, Марина... Северо-Юг

"Евгений, что ты об этом думаешь, Евгений?"

Евгений прикурил от скрученного трубочкой листа, который неожиданно самовозгорелся. Как сторанно?! - подумал Евгений и продолжил курить.

Марина знала, что имя Марина уже заменяет многогранность личности и радовалась этой мыслью. - Как зовут тебя? - Марина. Ну не чудесно ли?

Евгений знал, что девушку на фотографии зовут Марина. Во всяком случае так было написано на обороте. Если быть точным, то на обороте было написано: "Я люблю тебя, Марина". Возможно, на фотографии была изображена совсем другая девушка. Возможно кто-то любит Марину. Возможно не стоит все это затевать. Возможно.

У Марины закончился сахар. В общем-то сахар закончился в доме. Да нет же, сахар закончился в квартире номер 152, в которой, по нелепой случайности, из которых и состоит слово жизнь человечья, живет Марина. Но если посмотреть на вещи непредвзято, то выяснилось бы, что сахар закончился в сахарнице, ну на худой конец, в пакете, из которого его в эту сахарницу пересыпали. Но все это абсолютно не имеет значения. Просто этот банальный случай заставил Марину выйти на холод и ветер, который всегда присутсвует на перекрестке двух домов, в одном из которых живет Марина.

Окна Евгения выходят на север, точнее на северо-восток. Хотя, если задуматься, то окна эти вовсе не окна Евгения, а дома, второго их тех, который выходит на перекресток всех ветров, причем на северную сторону. Но мы не будем тратить время на такие незначительные факты. Просто окна Евгения выходят на окна Марины и так двадцать пять лет, и три месяца.

Марина толкнула замшевым черным носом стеклянную дверь супермаркета 24 часа в сутки. Скажем, в один исторический момент данного сюжета. И вошла. Однажды Марину навсегда ошеломило его градостроительное величие, так похожее на нашу и Мариныну жизнь. Не сумев привыкнуть к виртуальному макету рыночных площадей и бакалейных улиц, она стояла, щурясь от яркого света, повергнутая в изумление который по счету раз, напрочь забыв о сахаре.

Евгений молча курил, стоя на покрывшейся коркой вечного льда скамейке и смотрел вслед изчезнувшей Марине двадцать пять лет и три месяца. Что чувствовал Евгений?

Марина схватилась обеими руками за огромную неповоротливую тележку, обретая иллюзорное равновесие. Консьерж услужливо приоткрыл аллюминиевый фалд пропускного механизма. Марина смущенно отвернулась, делая вид, что стремится к цели. У всех есть цель, подумал консьерж и улыбнулся следующему проходимцу.

Евгений замерз. Евгению хотелось кофе и заварных пирожных с глазурью. Евгению хотелось спать. Евгению не хотелось стоять на скамейке покрытой коркой рождественского льда и смотреть в спину исчезнувшей за стеклянной дверью Марины. Евгению хотелось домой. Евгению хотелось, чтобы однажды, проснувшись утром и отдернув шторы цвета кактусов в пустыне, он не увидел заиндевелых Мариныных окон, выходящих на юг. Евгению хотелось, чтобы однажды проснувшись и отдернув шторы, он увидел кактусы и пустыню по кличке Невада, что в переводе с мексиканского значит "шел снег", что абсолютно ничего не значит в пустыне Невада. Евгению хотелось, чтобы жизнь менялась. Евгению хотелось, чтобы однажды она изменилась кардинально, и он знал как, и он рисовал себе в голове себя не здесь, а там, где нет холода, ветра и окон Марины выходящих югом на север Евгения, квартиры Евгения номер 251.

Но Марина уже толкнула замшевым черным носом стеклянную дверь своей иллюзорной нереальности, улыбаясь мыслями о том, что осталось за ней, как и сахар, не купленный который по счету раз.

Евгений сплюнул на унылую палитру обледенелой скамейки обрывки мыслей о мире, в котором нет Марины, моря и однокоренных слов и побрел домой, оставляя в скрипучем снегу ломаный след, цинично напоминающий букву...