Философский камень. Текст 5. Страна идиотов

Утром я проснулся в разбросанной постели. Было ощущение какой-то необъяснимой ответственности. Такое бывало, когда я прежде выпивал. Но потом пришлось с этим распрощаться, потому что последующие головные боли с заметной прогрессией перекрывали временную легкость. Рука была сжата в кулак. И там что-то находилось. Разжав пальцы, с удивлением обнаружил небольшой камешек невзрачного цвета. Оторопь взяла. Вспомнился сон. "Что будет - случится". Философский камень! Нереальность перешла в реальность! Поразительное чудо! "Так, так, - думал я. - Найти достойного! Это кого ж?" Однако делать нечего. Надо искать.
В этот летний день солнце стало томить уже с раннего утра. Я дворник, и работа моя проста.
Для начала стал пинать машины, перекрывшие подходы к подъездам, чтобы они своим отвратительным визгом вызвали идиотов хозяев и те убрали бы их куда-нибудь. Нарастающая масса клопообразных механизмов убедительно свидетельствовала об уверенной поступи государственной политики разворовывания всеобщего добра. Естественно, никто не вышел, несмотря на слабую поддержку развернувшейся какофонии воплями отдельных жильцов. Постепенно всё затихло.
Подмел дорожки, собрал под стенами пятиэтажки огрызки, обрывки, дрянь всякую и бутылки, которые каждый вечер выбрасывались из окон, и всё отнес в металлический контейнер. Потом помог уборщице по подъезду тете Фросе туда же отнести коробки с мусором, ежедневно заполняющим пространство дома. На этот раз из них почему-то не пахло дерьмом, и это было странно.
- Наверно, - предположила тетя Фрося, - они стали ходить под себя.
Она была уверена, что страну захлестнула волна слабоумия. Волна шла долго, мучительно, наполнялась мощью и вот, созрев, навалилась, как обрушилась. Слабоумием напитались все от мала до велика. Недоумками заполнились школы, улицы, учреждения. Они оказались озабоченными только нуждами своего организма, и больше ничем. На огромном земном пространстве образовалась страна идиотов.
Потом мы с ней вдвоем приладили выбитую входную дверь. Оказалось не надолго.
Вскоре она с треском вылетела от внезапного удара вышедшего на улицу громилы в камуфляжной форме. Мы знали, что он недавно вернулся с чеченской войны. Прежде спокойный этот парень стал страдать боязнью замкнутого пространства и приступами ярости. Парень ничего не говорил, смотрел зверем, и все его боялись. Он даже не обратил на нас внимания, протопал мимо походкой животного.
- Идиот проклятый, - запричитала тетя Фрося.
- Да он ни в чем не виноват, - слабо урезониваю я её.
- Конечно, никто ни в чем не виноват. Не виноваты начальники, что посылают одних мальчишек убивать других таких же мальчишек. Не виноваты и те, что идут и убивают!  Ни о чем не думают, колотятся внутри и нажимают на курок. Мальчишки с той и другой стороны идут на заклание, как кролики к удаву. Как ты думаешь, кто нибудь смог бы затолкать в их руки оружие, если б они имели отвращение к убийствам?  Да никакая сила! Никто не виноват, что в них сидит желание убить и без приказа. Мальчишки с детства мечтают об оружии. Вон сколько в магазинах таких игрушек. Их покупают, дарят. Родители готовят убийц. Конструкторов оружия даже награждают. Разве можно награждать за сатанинское изобретение против человечности?
- А что делать с бандитами в Чечне?
- А кто их такими сделал? Огромный идиот навалился на мелкого паршивца, чтоб тот стал точно таким же идиотом, а паршивец сопротивляется, истекает кровью и естественно звереет. Я тебе даже так скажу. С Чечней правители затеяли решить две задачи. Устроить искусственный селекционный отбор. И отвести внимание народа от внутренних проблем. А на самом деле их еще больше нагородили, потому что идиоты. И никто ни в чем не виноват!
Плюнула и ушла. Я направился на детскую площадку
Осталось дождаться мусоровоза, чтобы потом, когда он опрокинет содержимое контейнера в свою клоаку, навести вокруг него порядок.
На улице орет ребенок, мать его лупит и тащит за собой. С утра помятые мужики призраками бродят по кустам в поисках пустой посуды. Под тенистым деревом на ящиках вокруг столика расположилось два наших эрудита.
Один из них - безработный бомж, кандидат технических наук Животовский, спившийся после разгона своего научного института и не нашедший себе работы ввиду чрезвычайной узости специальности. Бомжом он стал, когда, посинев от голода, поддался яростным рекомендациям радио, газет и телевиденья, взял деньги в банке под квартирку и отдал их какой-то фирме, чтобы получать проценты, после чего фирма исчезла. Квартира исчезла тоже, в том смысле, что его турнули из неё. Теперь радио и телевиденье весело подтрунивают над ним за его легковерность и объясняют ему, что он халявщик.
А второй - отставной полковник Сковородников, одетый в заштопанный китель с одной пуговицей и цветные штаны.
Сковородников сосредоточенно нервничает. Он ждет, когда зеленый военный фургон привезет канистру ворованного технического спирта и противогазы. Ему предстоит вместе с соседом Альбертом, студентом юридического факультета, приготовить высококачественную продукцию фирмы "Кристалл". Наклейки и пробки привозит студент из института, а воронка и ванная у него есть. Противогазы готовятся к  газовой войне.
Пара ведет интеллигентную беседу. Я присел послушать. Но отдаленно, чтобы не мешать.
- Полковник, - говорит Животовский, -  нехорошо гадостью травить народ.
Ребенок орет и бомжу это не нравится.
Полковнику на вопли наплевать и он разумно отвечает:
- Здоровый не помрет, а хлюпкого не жалко. Бабы новых нарожают.
- Странно Ваше рассужденье, - удивляется ученый. – По-вашему жизнь человеческая никакой ценности не имеет.
- Да какая в ней ценность? От неё одни убытки и хлопоты. Возьми любого. Его расти, корми, учи, а он смотрит на тебя, как на мешок с деньгами. Последнее отнимет и рожу набьет. Какая, к черту, ценность? Ценность будет тогда, когда с него больше возьмешь, чем дашь. А пока одни убытки. Вот сколько стоит нанять убить, такова и будет ценность жизни. Дохлая рыба стоит столько, сколько стоит поймать живую.
- Вы не находите, что это как-то аморально? Жизнь не измеряется монетой.
- Монетой измеряется всё. Вот вы, гуманисты, вечно твердите о жалости, о человечности. Не государственный подход. Какая прибыль с неё? А без денег морали нет. Будет всеобщая благодать, пожалуйста, жалейте. Стране нужен экономический прорыв! Как достичь? Во-первых, нужно оружие разрешить. Пусть люди постреляют, научатся права и собственность защищать, лишних уберут. Народу полезно кровь пускать, особенно когда лишнее давление. Во вторых, разрешить свободно воровать. Чтоб довести воровство до предела. Тогда всё расставится по своим прочным местам. Вот и, пожалуйста - начальный личный капитал. Дальше надо узаконить этот расклад, чтобы назад ничто не возвратилось. Ну а потом держи естественный порядок. Ты смотри, что от меня оторвать, а я – что от тебя.
- Как пауки в банке.
- А как же? Хочешь жить? Набирайся сил и ума, чтобы смог побольше да похитрее отнять. А если у меня ничего нет, дай мне возможность это произвести. Или заработать. Так все и вытянемся. Все демократические страны такой же путь прошли, но не так быстро. Человек должен удовлетворять свои желания и брать от жизни всё! Всё просто и ничего выдумывать не надо.
- А с интеллигенцией как быть? Она не может отнимать.
- Перевоспитаем, чтоб нормальными стали. А то у них со здравым смыслом не всё в порядке. Одна болтовня. Чего им надо? Красоту, свободу, уважение? Пожалуйста! Купите! Проще некуда. А для того займитесь делом. Не интеллигентов, а богатых надо уважать. Ага, понимаю, уважение к богатым называется холуйством? Ну и что с того? Россия всегда была страной холопов.
- Я думаю, что холуй должен ненавидеть сильного за унижение своё.
- Ошибаешься. Нет большего наслаждения, чем отдаться целиком унижению. Унижение чувствуют не переломившие свою гордыню. Им и на роду написано быть униженными. Блажен раб, целующий ноги господина.
- Люди не думают, как Вы. Не зря же восстанавливаются храмы.
- Потому и восстанавливаются, - смеется Сковородников, - чтоб было где на коленях постоять, да совесть отмыть. На всякий случай. Грех, он запросто искупается. За нас Иисус всё искупил. Только денег дай, свечку поставь, да скажи: Господи помилуй! Для чего жизнь дана, как не для радости? Так и рви ее, пока можешь. Ни в чем себе не отказывай. Только дураки живут иначе. Вон идет неглупый человек, спроси.
Нецензурно выражаясь, приплыла толстая тетка Ольга Ивановна. Её сопровождала очаровательная юная леди.
На Ольге Ивановне запятнанный белый фартук, прикрывающий рейтузы и бушлат. Она представитель малого бизнеса. Её палатка расположена рядом с отделением милиции и служила той источником доходов. В ассортименте водка полковника и всякая мелочь, изъятая милицией у расплодившихся торгующих старушек. До победы реформ Ольга Ивановна преподавала детям литературу, этику и физкультуру, чтоб набрать часы. И значилась элементом второго сорта. А нынче она уважаемый член общества, потому что при деньгах.
- Где баланс? - Сковородников не уважает брань, а уважает четкость.
- Где дилижанс. Ты мне бухгалтера найди для баланса - тетка стала в позу учительницы. - Да чтоб не пил, как старая лошадь!
Лицо полковника теряет правильные очертания.
- Ну, ты и б...!
Ольга Ивановна счастливо смеется. Она любит, когда в ней чувствуют женское начало. Эта самая б... от слова блудница. Что ж в том плохого? К тому же она где-то прочла, что эротизмом проникнута древняя индуистская религия, увидевшая в нем знак миросотворения и источник всех благ, и догадалась, что мат подспудно отражает эти же религиозные представления, вышедшие из подсознания российского народа. Матерный язык и идет из подсознания. И является первичным по отношению к полинявшему и пресному литературному, выношенному бесполыми монастырскими старцами, да витиеватыми иностранцами. Она была уверена, что знание мата позволит лучше понимать и передавать неисчерпаемые нюансы переживаний эмоциональной русской души. Исконную культуру не уничтожить. Её следует восстанавливать со школьной скамьи. А потому и материлась в школе.
Как-то я спросил словесницу: "Как отразится переориентация страны на русский язык?" Она вздохнула и ответила так: "Как отразилось иго татар на него. Если не удержим свою самобытность, русский язык погибнет вовсе. Процесс уже пошел. Вон - автолайн вместо извозчика, змеиное шоу, вместо праздничного представления, бизнес вместо охмуриловки. Префектура вместо управы. Да мало ли всякой дряни! Удержит натиск иностранщины только мат. Его не искоренишь и ничем не заменишь. Мы же всё обматерим". "Почему постоянным фигурантом в мате присутствует чья-то мать, - приставал я, - давшая название этому фольклору?" "Плодородие всегда было источником жизни. Плодородие земли, стада, семьи. Его ждали, призывали, желали себе и другим. За ним видели изобилие, успех. Слово Мать обозначало женское, плодородное свойство, которое могло проявится при покрытии его мужским свойством. В русской языческой вере мат имел образ пожеланий благополучия. Гонение на него пошло с введением нерусской веры - христианской, от неё он стал считаться сквернословием. И стал в народе проявлением необузданного протеста против порабощения чужим своего".
Юная леди, которая пришла с Ольгой Ивановной, была Маша, её бывшая ученица, умница и красавица, вечно одетая  в замысловатое тряпьё. У Маши талант художницы.
"Художник видит чувством, - говаривала она, - но в людях оно спит, и его надо будить. Любыми способами. Самый блестящий результат дает эротика". На самом деле она любила чувствовать, отдавая чувству понимание жизни. И развивала восприятие окружающего мира чувством, как развивает музыкант свой слух, а дегустатор - обоняние и вкус. Художница вливалась в природу, как кошка в утро. Грациозная, чувственная, бесстыдная, она носила свою наготу под одеждой также непринужденно, как рабочий спецовку. Маша нашла своё увлечение в профессиональной проституции, не ведая сути первородного греха. И не потому, что решилась выйти на рынок секса, а потому, что обожала своим необыкновенным телом рисовать этюды искуса его. Вычерчивать орнаменты желаний и плести из них красочные кружева, вытаскивая из партнера неведомую ему рудиментарную страсть. Чтоб и одарить его этим озарением. Оплата придавала законченность творению. И служила границей между разными мирами.
Ольга Ивановна боготворила юное дарование, как яркое свидетельство самоутверждающегося женского начала в чистом его виде, какое, видимо, изначально и было сотворено богом. Их объединял инстинкт одной природы.
Гранддама вытащила из-под одежды моток ассигнаций, несколько отделила и протянула опухшему производственнику.
- Вон твои ворюги едут. Расплатись. Да возьми с них расписку!
- Одурела?
- О материальной помощи. Для рэкета, - разъяснила бизнеследи азы современных отношений.
- А на зарплату фирме? - полковник скосил глаза.
Не торопясь, добавила бумажку.
- И всё?
- Господи, - покровительственно и ясно она смотрит в глупые глаза военного, - зачем тебе деньги?
- Чтобы жить, - кратко излагает своё представление по данному вопросу Сковородников, - удовлетворять насущные потребности.
- Позвольте спросить, какие это, собственно, потребности? Может это блажь какая, а вовсе не потребности?
- Какая блажь? - изумляется полковник и трогает заштопанный китель с одной пуговицей. – А это что? А покушать? Мебель, технику купить? На футбол сходить? Мало ли, зачем? На всё деньги нужны. Лекарство купить. Нынче без денег даже с клопами не справиться.
- Обрати, Маша, внимание, чем деньги привлекают мужика. Он прячется за ними, потому что он, в сущности, никчемный элемент. Он без них ноль. Они его создают. Харизму рисуют. Тьфу ты, Господи. Нет настоящих мужиков. Переродились в баб. Чем больше денег, тем они ничтожней. Борьба за деньги стала их главным делом, им в голову не приходит, что это глупо и нелепо.
Маша безучастно улыбнулась.  Сковородников сделался глупее, а Животовский вытянул и без того худую шею.
- Что Вы имеете против денег, Ольга Ивановна? - не понимает кандидат наук. - Они же основа экономики!
- О какой экономике Вы говорите? Их два вида. Первый – экономика как средство разрушения равновесия природы, когда из неё выкачаются ресурсы, средство отчуждения себя от неё, как упыря от жертвы, второй вид - внедрения себя в природу и объединения с ней. Природа - это не только недра, да живое на земле, это ещё и сами люди, их культура и здоровье. Деньги в первой экономике показывают величину вырванных ресурсов, то есть величину нанесенного ущерба этой природе. Чем больше денег, тем больше вреда и тем больше отчуждение. Во второй деньги – это ресурс природы для её лучшего развития. Первая предназначена для закабаления себя никчемной блажью, вторая для освобождения от неё. Первой занимаются глупые и алчные, рано начавшие стареть дети, давно решившие, что сказка - это ложь, и остановившие в прошлом своё развитие, а второй - умные и одухотворенные, для которых сказка продолжается всю жизнь, а потому живущие огромными ценностями. В первой за работу хотят деньги получить, потому что та работа ниже удовольствия, идущего с деньгами. И потому в ней деньги агрессивны, слабых подчиняют себе. Во второй человек сам всё отдаст, лишь бы сделать нужную душе работу и от этого получить удовлетворение. Защищаясь от первой, люди перейдут ко второй. Но странное дело! Первая считается нормальной, её повсюду насаждают, а вторая - для блаженных дураков.
Деньги не должны занимать ни мысли, ни поступки настоящих мужиков. Законы экономики - это законы их деградации. Езжай на север, в тундру, прояви себя в природе, охвати взглядом всё человечество и всю землю. Попробуй быть не потребителем, а богом! Не равняйся на никчемных американцев-европейцев. Что им надо, кроме глупого барахла? Все там полумерки. Одна оранжерея. Главное для них – форс держать. Этот форс и образ жизни, и цель жизни. Мужик должен быть могучим, мощным и красивым, сравнимым с лесом, ветром, громом! Он должен к солнцу подниматься и землю нежно обнимать. А ему футбол! Чтоб посмотреть на переросших инфантилов, бегающих за мячиком. Лекарство и клопы! Мужику стыдно не только зарабатывать деньги, но и говорить об этой чепухе. Куда исчезли настоящие мужики? В мире происходит катастрофа. Все вдруг потянулись в Америку, Европу. И это из России, из единственной страны, в которой есть где развернуться настоящим мужикам! Да и ту заужают до размеров личной дачи. С чего вы стали такими ущербными? Ну, с чего?
- Люди всегда были такими, такими и остаются. Чего ж тут ненормального? - недоумевает Сковородников.
- Такими были, говоришь. Когда-то раньше денег не было совсем. А зачем в семье деньги? Жили совместным трудом. Вели натуральное хозяйство. Было всё необходимое, но надо было хорошо трудиться. Времени для этого хватало. Даже на гулянки оставалось. Тогда они сливались сердцем, естеством со всем, что окружало, дополняя и нуждаясь друг в друге. Природу богом нарекли. Да только этот путь прервался. Их стали одолевать три заразы. Жадность, - мало того, что хватает, надо побольше и получше. Лень, - при этом поменьше работать. И праздность, захотелось больше развлечений, удовольствий. Ум стал символом всей этой дряни. А знаешь в чем причина этого явления? Как ты думаешь, полковник, что из века в век меняется в человеческой природе? В той, самой изначальной? Руки, ноги, кишки, сознание? Нет, уважаемый! Только переход половой функции деторождения в психотропную функцию. Это извратило её изначальную роль и намертво прицепило голову к жажде половой необычности, а точнее - разврату. Не труд сделал современного человека, а секс. От этого и появились три заразы, про которые я говорила. Три органа взяли власть над человеком: голова, желудок и, главное, то, что между ног. Всё! Пропало сердце. Голова не в счет. Она у абсолютного большинства направлена на обслуживание тех других своих органов. Они и стали центрами удовольствий. Это им потребовалась красивая пресытая жизнь, роскошь, да эротическая мечта. Потребовалась цивилизация, как механизм обслуживания их. Вот и появилась экономика первого вида.
 Тут и началось. Хватание, воровство, вранье, ненависть, агрессивность, драки, войны. От праздности и нервозности начались болезни, каких никогда и не было. Стали циничными, трусливыми и кровожадными. Наукой занялись. Захотелось больше знать, как лучше убивать, да этим трем заразам потакать. Появилась жажда власти. Тюрьмы, армия, насилие циничными ущербных. Беспримерные бедность и грабежи, схожие с чумой. Социальные волнения. Политика. Свихнувшаяся молодежь решила, что жизнь теперь у них в руках. Как будто им стало всё понятно, что она такое и почему родители глупцы. С удовольствием появилось и огромное горе. По закону компенсации. То и другое сделали деньги. Причем, заметь, удовольствие - себе, а горе дяде или ребенку соседскому. Ну, не трогай других! Удовлетворяйся сам! Найди удовлетворение в слиянии с природой. Тогда и деньги не будут нужны. Так нет же! Всё выжимают из земли, из других, из кожи лезут, чтоб получить блаженство. Какая глупенькая цель! Ну, где оно блаженство? Разве не понятна простая истина, что не тот богатый человек, у которого всё есть, а тот, который в том не нуждается.
- Люди хотят жить дольше и разнообразней. Ну, хочется им так! Комфорта и благополучия хотят! Процветания! Не хотят забираться в горы, с драным задом бегать за оленем, нырять в океаны.
- Это называется гонкой за горизонтом. В неизвестное никуда. А за ним путь в пропасть. Потому что в бессмысленности может родиться только один смысл - уничтожение себя. И родится потому, что нельзя бесконечно разрушать природное равновесие, выжимая из него всё подряд. Ведь восстановить его никогда не удастся. Для восстановления потребуется ещё большее разрушение. Потребуется новая энергия и новые материалы. Нас уничтожит природа. И всё ради потребностей, идущих от постыдного начала.
- Ну, а ты чего ж не откажешься от теплой ванны? Зачем детей учила в школе? Зачем деньги накручиваешь? Говоришь одно, а делаешь другое.
- Да потому, что эта цивилизация подчинила меня себе. Да так подчинила, что я стала её рабом, винтиком. Сделанная больными блудниками, она дает жить только таким же. С такими мужиками деградируют и женщины. Они превращаются в мужиков. Маша, тебе попался хоть один настоящий мужик с естественными чувствами? Нет? Только петухи с деньгами, да блудливыми ручками. Одна морковка, а женьшеня нет. Да, впрочем, что ты, вояка, в этом понимаешь? Твоя профессия не от высокого ума.
- Приехали, - обиделся полковник, - таких, как ты, всегда мы защищали, и вот, оказывается, - "не от высокого ума"!
- Я тебе так скажу. Во все времена войны шли не из-за территорий. И не затем, чтоб побольше сожрать. И даже не из-за амбиций.
Они шли из-за баб. Прошлых, настоящих, будущих. И больше не из-за чего. Только точнее не столько из-за баб вообще, а настоящих стерв. Мужикам потребовались отменные стервы. Полмира хотелось положить к их ногам. Свою отвагу, силу показать. В глубине природы войн зарыто женское начало. Герои женщинам, что боги. Индейцы подругам скальпы приносили. Те стервы без скальпов их не принимали. Там эти скальпы, что наши бриллианты. Вся ценность этих глупых штучек пошла от них. Ты знаешь, чем определяется национальное богатство? Ну, ты не знаешь. А некоторые думают, что золотом, дворцами, природой, талантами, духовностью народа. Так нет. Оно определяется предметами интереса стерв. И чем ядреней интерес, тем больше стоит то богатство. Вот захоти они сильней всего на свете дерьма пингвина, и - всё! Всё золото полетит с дворцами. А дерьмо станет национальным богатством. Вот героиня Скотта придумала моду на алмазы, и всё перевернулось! Ведущие тогда опалы покатились вниз. Какая б ценность была бы в скальпах, в бриллиантах, кабы не стервозная дурь? Как ты думаешь, почему Америка самая богатая страна? Потому что, думаешь, там конституция другая? Да потому, что там стерв побольше. Кто ж, кроме б..дей, поедет земли у индейцев отнимать? К тому же нашим стервам никогда не хотелось того, что американским. Нашим хотелось яростной любви, а тем выпендрежа и богатства. А тут вдруг нашим того же захотелось. А почему? Любовь пропала. Потому что пропали настоящие мужики. Россия обабилась. Мужики сразу головы в руки и, вместо того, чтобы задницу им исполосовать и вспомнить про любовь, бросились воевать, революцию делать. Тело женщин в оформлении сумасбродства управляет головами мужиков. И экономические взрывы от них. И экономические законы исходят от женского начала. И нет в тех законах никакой науки - только психология да медицина!
Стервы крутят миром, голубь мой военный. На земле появилась диктатура женщин над мужиками, слабых духом и жадными до секса. Эротика и цивилизация имеют связь. Они там, дорогуша, где матриархат. А ее символ - мужик на коленях перед женщиной. Хотя по секрету скажу тебе, что баба, она никакой не слабый пол. Она и хитрее, и смышленей, и выносливей любого мужика. Пока мужики, как полудурки, играют в свои войны, бабы и пашут, и строят, и детей растят. Причем мальчишечек, приметь, они с детства до старости воспитывают. Ты в школе видел мужиков? Нет, бабы знают, что делают. Мужики не знают, а вот Маша это знает. Верно, Маш?
Маша вспыхнула и непонятно подтвердила:
- Спрос породил предложение. А спрос на женщин с отклонениями - это что-то из области мужской шизофрении. А она слабо изучена.
Полковник проскрипел.
- Врешь ты всё, безумная! Жизнь в том, что мужчины строят и благоустраивают дом, который зовется родиной, и защищают его!
- Скажи, Животовский, где твой дом? Где твоя родина?
- Они остались в прошлом, - тихо ответил бомж. - А родина, это то, что я любил. Любил работу, дом. Любил людей, населяющих страну. Любил то, что мне казалось, было - честь и достоинство. Как любят женскую честь и женское достоинство. Как любят мать. До перестройки мы многого не знали о себе. Теперь я вижу, что нет этого ничего. По-моему и не было. Лицо оказалось мордой. Мать оказалась злой мачехой. Нет ничего такого, что заслуживало бы любви. Я не знаю такой ценности, за защиту которой можно было бы положить свою жизнь или даже убить. А раз нет любви, то нет и родины. Что теперь военным защищать? Камни и руины. Чьи-то интересы. Только чьи, мне неизвестно.
- Вот видишь, китель, и никогда не было такой ценности, соизмеримой с жизнью. Такие ценности придуманы стервами. Преступник тот, кто знает цель убийства. Если что-то есть ценнее жизни, так это только совесть.
- Что ж, по-твоему, если нападают, так и бить нельзя? Дом всегда был огорожен забором! Волк нападает на зайца и тот обороняется, если в угол забежит.
- Это ты правильно говоришь за тех, у кого ума нет. А для умных ни забор, ни оборона не нужна. В этом и есть человеческий прогресс. В драках и битвах, полковник, победителей не бывает. И то, что вы есть, и подначиваете всех для своего выживания, тормозит этот самый прогресс. Так что спекулируй лучше и воруй, чтоб достать себе сухарь. Иди-ка, лучше к машине. Вон, ждут уже.
А в это время у подъехавшей машины о чем-то яростно орал вертлявый парень с повязкой дружинника прошлых времен. Он указывал на столб позади машины. Это был Витя-Прыщ. У Вити был широкий профиль работы. И большой штат работников из молодежи. Он раньше при горкоме комсомола помогал отбывшим наказание устроиться на работу. Теперь они работают на него. Прыщ рассуждал так. Организация, порядок - это деньги. Об этом знает каждый хозяин. А при бедламе последние деньги улетят. Вот в стране инфляция. Экономисты причины ищут. А причина одна - в бардаке. Больше бардак - больше инфляция. Наведи порядок - и начнется подъем. Витя даже мечтал предложить иностранцам за валюту крутить в стране бардак до беспредела, чтоб им из этой губки было проще деньги выжимать. Но, видать, не один он такой умный. В высших эшелонах власти есть мастера получше.
При милиции он организовал вытрезвитель с ограниченной ответственностью и подбирал туда клиентов. Иногда даже подпаивал для организации потока. Посматривал квартиры, которые отказались от охраны милицией. Можно по трубочке бензина в нее налить. Стекла по возможности разбить. Напряжение подать 380 вольт. Провода украсть. Да, мало ли что может придумать современный молодой человек с техническим образованием?
В свободное время вывешивал на столбе за машинами знак "Въезд запрещен" и требовал откупного. Чем сейчас и занимался. Он ничего не боялся. А чего бояться?
Когда Сковородников ушел, кандидат наук поинтересовался.
- Ольга Ивановна, может напрасно Вы так. Если низка мораль, то что может поднять её, как не труд? Причем не важно - какой. Лишь бы он был полезным людям и давал деньги. А деньги дают возможность нравственно и физически развиваться, творить искусство, заниматься благотворительностью. Такой получится круговорот: труд – деньги – мораль - труд. Ну, не всем же корчевать тайгу и в этом видеть счастье. Всего должно быть понемножку - и высокого и низкого. Как природный ландшафт.
- Дорогой ты мой, деньги - это формула отраженного греха. Только закапываясь в грех, нуждаешься и получаешь деньги, выберись на свет и выяснится, что не нужны они тебе. Бери не более того, чем надо - это из заповедей святых. Нравственность и деньги - несовместимые понятия, как бог с маммоной. Нет спаянной цепочки: труд, деньги, нравственность. Это даже не бутерброд. Это - лебедь, рак и щука. А в середине - слабый человек. Деньги, Животовский, пропитаны причиной. А цели в них нет. За исключением - поддерживать причину. Люди повышают нравственность не благодаря, а вопреки им. Деньги не питают полноценность. Люди станут полноценными когда-то потом, когда понятия "взять" и "отдать" сольются воедино, а внешняя борьба перейдет вовнутрь и человек не захочет больше раздирать окружающий мир.
- Тогда, может быть, всё дело в неполноценных женщинах, рожающих неполноценных людей, а потом и воспитывающих их такими.
- Похоже, так. Мы создаём условия для рождения таких, какие соответствуют этим условиям. И рожденные снова будут создавать их. Мне кажется, что человечество ещё соответствует возрасту грудничка, у которого сильный сосательный рефлекс и маленькое сознание, потому и экономика его хватательного типа. Хватательной она перестанет быть только тогда, когда основной работой людей станет работа по развитию не промышленности, а сознания, ума, мировоззрений, чувств и нравственных систем. Главное, скорее отойти от экономики уничтожения природы и перейти к экономике сотворения общей души.
Ученый сделал умные глаза. Мировое сознание проникло в его голову.
- Где Вы ночуете, Животовский? - участливо спросила Маша, которую как истинную женщину философия не очень занимала.
- У друга в гостинице.
- У меня на чердаке, - уточнил я из своего угла, - в моей квартире он жить не согласился.
- Каждый должен нести свой крест, - покорно сообщил тот.
- На что Вы пьете? Едите, наконец?
- Ни на что, - ответила Ольга Ивановна, - в палатке даю.
Кандидат наук вдруг заорал и побежал куда-то, скрываясь среди деревьев.
- В туалет, должно быть, захотел, - предположила дама.
А девочка отрицательно покачала головой.
Тогда я спросил у знающей всё Ольги Ивановны:
- Что такое Философский Камень?
Она внимательно посмотрела на меня, задумалась, и заключила:
- Должно быть утомился. С чего это ты спросил?
- Я думаю, что у меня он есть, - и вытащил из кармана своё приобретение. Женщины с интересом посмотрели на камень.
- Сапфир, хризолит, а может малахит, -  сдержанно язвила Маша.
- Философским камнем называли вещество, которое могло бы осчастливить человека. Астрологи верили, что в нем запрятана тайна жизни, мироздания.  А может быть и бессмертия.  И как будто он всё лечит. Только к тебе это не относится, - подвела черту Ольга Ивановна.
Они не увидели его, понял я.
Спрятал обратно и ушел к подкатившему мусоровозу.
Сегодня у работников нашего РЭУ выходной. Месяца три назад контора получила долгожданные деньги на капитальный ремонт ветхих домов. Тут как Дед Мороз прибыл среди лета с мешком подарков. Холодильники, ковры, современная мебель поползли по начальственным домам. В общем, остатки отдали на пропой.
- Эй, дворник! - кричит, пробегая, Гавриловна, наша начальница. - Дуй срочно в Дирекцию, меня туда вызывают, а послать некого.
Иду в Дирекцию. Внутри, как на затонувшем "Титанике". Всё дорого, прикручено и люди с лицами вальяжной обреченности.  Сунул физиономию в кабинет. Тут же, увидев чужого:
- Выйдите вон без записи!
Но потом поймали и сказали так:
- Что пьете - хорошо, а вот, что без нас - плохо. Кто вам денег дал? А кто больше не даст?
Директор сунул какие-то документы. Выправить разрешение в Горлицензии на производство работ в дурдомах. Договор заключим с ближайшим. Тихо говорю:
- А у наших крыша протекает.
- У дураков деньги возьмем, - подмигнул, – и крыша будет.
- Стыдно инвалидов обижать!
- Иди отсюда!
Прихожу к Гавриловне, рассказываю. Она достает связку денег, заворачивает в газетку, чтоб непонятно было, но не совсем, и отправляет в Горлицензию.
Я этого парня заприметил на входе в метро. Печать какой-то отрешенности. Как будто он находится не в нашем мире. Чудной парень. Я показал поддельный проездной и, естественно, прошел. А он им руки протянул. "Ты псих?" - спрашивают. "Это руки моих отцов и дедов, что строили метро, - говорит. - Оно моё по праву наследства". Позвали милицию. Ему заломили эти самые руки и поволокли в свой мордобойник. "Блаженный какой-то, - смеялись и ругали его свидетели события. - Давить таких надо!". "Вот ты, старая, едва концы стягиваешь, - говорю бранящейся бабке, - а вот нефть, газ и прочее, что раньше общими были и тебя кормили, ведь отняли, украли попросту говоря. Что ж ты не возмущаешься этим?". "А потому, - отвечает, - что, кто сумел украсть, тот и молодец".
В вагон метро заходит мордоворот в форме, похожей на СС прошлой войны, и голосом, не допускающим возражений, громко на одной ноте, объявляет:
- Приготовьте проездные документы! Ваш билет! - к мужичку.
Тот засуетился, зашарился по карманам. Наконец, обрадованный, протянул пенсионное удостоверение.
- Ваш? - к следующему.
- Я, знаете ли, прошел по жетону.
- Где квитанция об уплате за проезд?
- Какая? Откуда?
- Вы, что? Читать не умеете? Билет сохранять до конца сеанса! На покупку и услугу требуйте чек или квитанцию! Короче! Или штраф на месте в пятикратном размере или пройдемте со мной! Многие проникают через колодцы! Будем проверять.
Мордоворот и визави встретились взглядом, и последний сдался. Далее всё пошло, как по маслу. Не имевшие квитанций ругали новые порядки, отсчитывали названную сумму и просили квитанцию об уплате.
- Пожалуйста! - он вытаскивал из кармана пробитые трамвайные билеты и вручал оштрафованным. - Скажите, если спросят, что прошли контроль Вола. Это наш код.
- А как расшифровать? - пристал  любопытный.
- Военной лаборатории.
- А форма такая откуда?
- От Кристиана Диора, товарищ.
В лицензионной конторе толпа бестолковых посетителей. Местный наткнулся на одного из них.
- Вы к кому? - строго.
- Я, видите ли, лицензию...
- А я не спрашиваю зачем, а к кому! Не знаете? Надо знать! И в какое время. Когда узнаете, тогда и приходите! Всем очистить помещение! - потребовал представитель конторы.
Я подхожу к нему и говорю тихо и со значением:
- С пакетом про дурдом.
Он понял всё мгновенно. Открывает свою дверь и меня - вовнутрь. И дверь на ключ.
- Где пакет?
Показываю. Нормально.
- Есть справка, что прошли специальные медицинские курсы на санитаров? Нет? А допуск к вредным условиям? Нет? А разряды? А аттестованное оборудование? А что у вас есть?
Показываю на пакет.
- Приходите завтра. Принесете столько же.
Уходя, я остановился в дверях и сказал:
- Знаете, а я Вам завидую.
Тот вскинул брови вопросом.
- Мне бы такую уверенность в собственной необходимости.
- Главное, чтоб быть полезным людям, - и он помог мне выйти.
- Потренируйся, - говорит Гавриловна, - у специалистов. И привела к неопохмеленным сантехникам.
- Вот что, - смотрят на меня, - ты за президента или хрен знает за кого? За "Спартак" или наоборот?
- Меня к дурдому.
- Тогда беги к палатке. Там спросишь - зачем.
Палатка называлась "Эврика".
Опохмелились, велели тащить за ними банку с керосином.
В подвале дома, в котором требовалось провести капитальный ремонт труб, специалисты присоединили к ним принесенную банку, всыпали еще какой-то дряни и стали накачивать насосом систему.
- А теперь, - говорят, - бегай по дому и нюхай, где пахнет.
Сам дьявол не поймет, чем только в том доме не воняло.
Было признано, что всё прошло нормально. Поймали какую-то общественницу и она подписалась, что у нее к нам никаких претензий нет.
"Героический век!" - почему-то подумалось мне тогда.

Того Блаженного из метро я увидел избитого и выброшенного из милиции, сидящего на корточках у её стены. Солнце уже закатывалось за горизонт, последние его багряные лучи неспешно слизывали кровь с лица несчастного. Я подошел к нему и сел рядом. Закурил и неспешно завел разговор.
- Я знаю тебя. Ты Блаженный.
Тот посиневшим глазом смотрел в землю и, видимо, соглашаясь, молча кивнул.
- Ты, парень, - продолжал я, - видать, не можешь жить без неприятностей. Впрочем, оно понятно. Каждый имеет право на собственное несчастье. И потому ищет его повсюду. Тебе обязательно надо быть здесь?
- Я не знаю, где мне надо быть, - ответил тихо. - А кто это знает?
- А почему бы не пойти домой?
- Здесь мой дом.
- Милиция? Тюрьма - твой дом?
Он посмотрел вокруг глазами пустыни и вздохнул:
- Мой дом повсюду, где я есть. А вокруг меня всегда тюрьма. Я даже ношу её с собой, она во мне, и не могу вырваться из своей тупой ограниченности! Мне к свету надо - в грязи сижу. Ноги, руки перебираю, но вяжет она! Воплю о свете с мешком на голове. Душа обгрызена, живот я ненавижу. А в окружении какой-то бред. Милиция - нам зеркало. Она показывает нам нас же схематично.
- Бред не имеет отраженья!
- Наша болезнь демонстрирует самую себя нам же яснее всего во всей кровавой ясности в органах воздействия на нас. Милиция - не инопланетяне! Это - мы! Наши отцы, братья, маленькие мальчишки, которых мы воспитывали. И вот они бьют меня резиновой палкой, мной же сделанной, с такой ненавистью, словно у них никогда не было матерей, не было братьев, любимых, как будто их кто-то вырастил в колбе! Или вытащил из ада. За просьбу мою прочесть мне их же обвинение, которое я должен подписать. Безысходная, тупая злоба образовалась в моем доме.
Я видел, что Блаженный распаляется. Его надо бы увести от этого опасного места, где мы птенцами у пасти сидим.
И я вмешиваюсь в монолог.
- Люди, что обидели тебя, не виноваты в том, что они сами стали жертвами происходящих перемен. Идем со мной. Движенье нам поможет.
Мы поднялись, и я его повел к себе.
- Ты, Дворник, видно хочешь навести порядок в моем уме. Спасибо, ненапрасный труд. В моем уме, действительно, порядка мало. Откуда взяться порядку для него?
- От природы, например. Совершенная гармония есть в ней.
- Глупость, Дворник, то, что дуракам кажется умным. Раз у гармонии больные дети, то не гармония она. Совершенство единственно. Как истина. И потому не может плодиться, чтоб далее продолжить поиски себя. Да кому известно, что есть гармония и совершенство? Где Философский Камень смысла?
- Зачем он тебе?
- Чтоб остановить безумие, происходящее в моем доме.
- Безумие как жажда, чем утолить её? Потрясением? Разумом? Нет ключей к человеческой сути.
- Есть, Дворник. В обнаженном сердце. Но оно должно гореть огнем и заражать других.
Мы подошли к нашему дворовому клубу. Уже стемнело. Над площадкой зажегся фонарь. Животовский смотрит на закат, умиротворенно зажав пластмассовый стакан. На столе стоят бутылки водки. Пузатый магнитофон извергает гвалт и визги поп-музыки. Маша с Витей-Прыщом и студентом Альбертом обсуждают способы проникновения в иные страны. Маша полагается на удачный брак с принцем Брунея Джеффри. Витя за прорыв всей сопливой бандой на тибетской границе. А студент - подавшись в шпионы. Все равно - в какие. Или в "Гринпис без границ". Они пришли к выводу, что будущее человечества за миром грёз и иллюзий. Начало тому положено книжками, кинопродукцией, сектами, эротическими вакханалиями, хорошими шоу, кабаками, наркотиками, а впереди - виртуальные компьютеры с одурманивающей музыкой. Зачем с этим бороться? Ведь в счастье - цель! Цель достигнута - умирай! Зачем всю жизнь счастье по крошкам собирать? Всё равно - умрем! Зачем жить сто лет до миллиона болезней, когда за двадцать можно будет получить этого счастья столько, сколько полагается на десять жизней? Счастье растить своих детей? А им, этим детям, оно нужно? Чтоб их родили, учили, воспитывали? Ученые не могут понять, почему молодые по-варварски относится к родителям и ко всему окружению? Да они не виноваты в том, что их родили в этом сумасшедшем доме. Они не просились. И вправе требовать компенсацию за изначально причиненное зло. А компенсации нет. Так чего ж не мстить за своё рождение? Человечество должно быть благодарным за открытие мира грёз, иллюзий, счастья, куда каждый желающий может уйти. Итак, масштабы проекта предполагали перенимание зарубежного опыта в этом направлении.
- Ну вы балбесы, - говорит одуревший Животовский, - кому вы там нужны?
Студент обиделся.
- На что Вы, бездомный, намекаете?
- Вы вроде медведя из леса, загадите тот цирк.
- А там, конечно, истэблишмент, - смеется Витя.
- В каждой семье есть свои уроды. На разных языках условностей ведутся диалоги между обществом и ними. Те уроды - продукт несовершенства правил и морали. Они нужны для выявления пробелов. Да вот общество не делают верных выводов. Отлавливают и прячут их, наивно полагая, что с пороком покончено. Будто металл, очищенный от ржавчины, при тех же условиях больше ржаветь не будет. Те уроды - от того общества и для него. Чужим там делать нечего.
Прыщ махнул рукой.
- Уроды те, кто не умеет жить. А значит люди типа Вас. Порок, ученый, в Вас сидит.
Ученый вытаращил глаза, хлебнул ещё и отвернулся. Что порочно, а что нет, кому это известно?
На нас никто не обратил особого внимания. Пришли, ну и располагайтесь. Животовский наполнил стакан и протянул побитому бродяге.
- Выпей за компанию.
- В компании пьют за своё одиночество. Здесь оно наиболее глубоко. И пьют с самим собою, себя же опасаясь. А стук стаканов, хохот, песни - обман звуками предчувствия тревоги. В абсурде логика беды. Она идет тропой веселья. В иконах смеха нет.
Маша мне:
- Кто это чудо?
- Позвольте Вам, сударыня, ответить, - сказал Блаженный. - Вот бросьте зёрнышко на землю. Земля вернет вам множество таких. А бросьте в пасть? Так чем она вернет? Правильно. Она вернет дерьмом. Вот если Вы между землей и пастью, и кормите бездонную её, то я с обратной стороны. Я землю опекаю.
- Так Вы крестьянин?
- Да, я христианин. Кто-то ж должен им стать, когда бог покинул эту землю. Чтоб плоть рожала мысль. Но суть ищу.
- Найдете?
- Да. Найду.
- Блаженный! А знаете ли Вы, что людям это не дано? Что это "вещь сама в себе", как говорил старик Философ.
- Кому не следует, тому и не дано.
- Давно ли ищете? - вся Маша в любопытстве.
- Уж много столетий.
Клубники переглянулись. Очевидно, они присутствуют при разговоре с ненормальным.
- Но люди столько не живут!
- Поиск мой живет. А я есть он.
Вступился Витя:
- Что это за ахинею ты сейчас тут нес про пасть и про дерьмо?
Блаженный развел руками, как бы очерчивая все окружение.
- Вот это всё земля. Включая всех людей. Она живет жизнью, заданной Вевышним. Живет, а значит – созревает. Она выращивает неведомый нам плод. А пасть есть то, что ей мешает, что жрет её, не думая о ней. Как паразит, проникнув в тело. Вы не даете ей естественно развиться.
- А что дерьмо?
- Продукт, что делает народ.
Студент Альберт поинтересовался:
- Выходит: цивилизация – дерьмо? Технический прогресс на свалку?
- Прогресс может быть только один. Нравственный. В отрыве от него технический прогресс – антипрогресс. Но он сейчас идет как самоцель. Вот в этом и беда. Делайте, что хотите, дерзайте, но знайте - для какой конечной цели. А этого знания нет ни у кого. Лишь безумный не может понять, что эра действия проходит. В перспективе новая эпоха - эпоха нереальных достижений. Миллионы технологий есть творить предметы. Но ни одной - творить душу. Искусство отражает её, но оно не технология. А воспитание - то же искусство. Церковь же, учредив безраздельное владение душой, загнало её в тюрьму своих догм. Вызволите её на свободу и не гоните однобокий свой прогресс, пока слабенький еще Дух не окрепнет. Не нарушайте баланс дела и смысла его. Разве Вы не видите, что техника, лишенная души, углубляет одиночество? Что дали телефон и телевизор? Думаете - сблизили людей? Они опустошили их. Исчезло таинство взгляда. Подтекст жеста и тона ушли в шаблоны. Где задушевность очистительных бесед, оставляющих след на годы? Во что превратился ритуал излияния чувств? Не сомневаюсь, что сам прогресс скоро приведет всех в тупик, двигаясь по темной дороге, ничем не освещенной, ни смыслом, ни Духом. Объясните мне, господа, какой одухотворенный смысл движет вами? А не знаете его, так остановите свой прогресс! Задумайтесь, куда и зачем вы несетесь? Потом опомниться, быть может будет поздно. Нельзя нестись в потемках! Вы все поражены чудовищной болезнью бессмысленности. Что не для морали - то против неё.
- И что ж тогда, не будет личных интересов? – поинтересовался Витя.
- Известно ли вам, молодой человек, что такое "Я" человека?
- Известно. Обозначение самого себя. Самоощущение психики.
Все посмотрели на Витю с уважением. Он был прекрасным эрудитом.
- Я так и думал, - грустно сказал Блаженный, - только самоощущение осталось. Бездонная глубина мироздания покинула людей. Остался мир без всё охватывающей общей души. Всё ушло. Осталось царство отдельных мертвых личностей. Откуда знать им о ценности жизни? Блуждает бездна одиноких зомби, обставляющих бытие сценарием абсурда, в котором бегают, торгуют и дерутся. Возделывают стиль. С самоощущением психики, беспомощной без славы и успеха. Успеха в чем? Не знаете. Мертвые не психи. А полумертвых - как назвать?
Вы можете обозначить ту черту, которая разделяет «Я», своих, чужих? Плоть и кровь не общая ль по всей земле? Проливая чью-то кровь, не свою ли льете? А, отняв у другого, не наказываете ли прадедов своих, братьев, детей общих поколений? Огромная невидимая пасть, которой вы частица, жрет своё тело, сотканное культурой, с дальнего конца, так медленно приближаясь к себе самой. Разве это не признак психического заболевания? Что сделало из вас изгоев и негодяев?
- Так ведь рынок!
- Вот и ваш рынок представляет собой образ общественной психической болезни. Такое возможно при превращении семьи людей в обрывки. В нем царствует озлобленное одиночество, не способное ни в чем найти удовлетворение, кроме унижения себе подобных. Когда ваш рынок опустится до отношений вас с родителями, когда войдет в вашу собственную суть, тогда вам останется только вырыть могилы. Чтобы мертвые хоронили мертвых.
- Что ж, по-твоему, все люди - психи?
Блаженный помолчал и горестно подытожил.
- В России обнаружился абсолютный провал нравственного фундамента. Засквозил ужас. Образовавшуюся дыру заполнила мораль подонков. Наступило оцепенение. Впервые в истории человечества мы повернули время вспять и вступили в варварский период. Гуляет безбрежная энергия ненависти.
Витя-Прыщ заключил глухим голосом:
- Я поначалу думал, что ты просто ненормальный, а ты, мужик, к тому же - враг народа. Тебе лечиться надо, а ты не лечишься. Ну, это дело поправимо. Альберт, пошли со мной, будешь свидетелем.
И они растаяли в потемках. Животовский заторопился.
- Вы вот что. Идите-ка отсюда. Они в милицию пошли. Дело в том, что Вы оскорбили их достоинство. Это у них не прощается. Зря Вы так! Нельзя так заноситься.
И тоже убежал.
- Достоинство? - изумился Блаженный. - В чем оно?
Я велел Маше, чтобы она отвела безумного ко мне, а сам побежал за бутылкой. Ну, вроде, пьяный был. Чего с него возьмешь? Ну, побьют, да отпустят. Бывает.
Когда вернулся в дом, застал в нем странную картину. Тусклая лампочка под потомком едва освещала комнату. В центре на табурете, сутулясь, сидел Блаженный. В комнате было жарко. Однако он кутался в одеяло, что прежде лежало на кровати, смотрел в пол и что-то говорил Маше. А та, обнаженная, с кушаком на талии и разметанными по спине волосами стояла у стены спиной к нему, и, жаркая, раскинув руки, охлаждала тело прохладной поверхностью стены. На мое появление они никак не реагировали и продолжали свой разговор.
Блаженный:
- Разве ты не видишь, что современная любовь потеряла себя? Любовью называют случку. Она может только оскорбить. Она оторвалась от своих изначальных корней и больше к цели не ведет.
А Маша будто бы стене.
- Ты говоришь о назначении любви в зачатии детей?
- Зачатие попутно. Мы заблудились. Нет ни цели, ни дороги к ней. Я говорю о дороге, намеченной природой созданием двух начал, необходимых для взаимного подъема к гармонии. Мы отказались от поиска этой дороги и сбились на постельно-бытовые кольца. Секс и дети - вот и вся она.
- Зачем так сложно? Вот мое обнаженное тело. Разве оно не пленит? Как ты можешь быть холодным?
- Никакая конкретная женщина не может разогреть меня. Их призывы леденят.
- Ты боишься собственных эмоций?
- Они безумствуют во мне, как легионы пьяных Вакхов. От них спасенья нет. Но они требуют натурального продукта. Нет, не конкретной женщины, - она лишь тень, - а женского начала в чистом виде! Такого, что сотворило всех женщин и составило их соль. Встречаясь с любой из женщин, я ненавижу время, отданное ей. Потому что в ней всегда обман. Она - лишь видимость. Ее мне мало! И мысль приходит - так зачем она?
- Тогда ты женоненавистник. И обречен прожить в мучениях.
- Нет, не так. Я ненавижу жалкую конкретность. А женщины все олицетворяют её, словно скользят по ней. А вот того, что мне в действительности надо, к чему я испытываю трепет неземной любви, а это истинное женское начало - представленное во всех трагедиях и драмах сразу, представленное в гонениях, лукавствах, заблужденьях, представленное во всех творца явлениях любви, от безыскусного доверия без граней и шторма жесточайших битв, до взрыва бешенства Вселенной, что царствует повсюду, и, как восторг, - томленья преданной души, того, что мне в действительности надо, - условия сложнейшей из задач - его ни в ком конкретно нет.
- Как схоже с драмами Шекспира. Отелло глуп был, говорят.
- Отелло был, действительно, обманут, но дело не в супружеской измене. Жена не сумела сыграть роль истинной женщины, сдав позиции ее. В ней умерла страсть его игры или ее в бедняге и не было вовсе. Выйдя на поле шедевра, Дездемона не подняла ей брошенный вызов неистовой любви. На ней была пустая оболочка. И не взяла подъем. Чем выбила из строя мавра. Величие трагедии Шекспира заключается в том, что она содержит ключ разгадки бытовых явлений, как следствие падения с космических высот, когда расходятся опоры.
- Мне кажется, ты отрицаешь вообще любовь. Поскольку некого любить.
- Любовь - божественное благоволение, исходящее от Всевышнего, как награда. Я - часть Вселенной и полностью принадлежу ей. И нет меня другого. В мире есть одна единственная любовь. И все, что происходит в мире, - истечение ее. Многочисленные истории человеческих привязанностей и страстей - ее фрагменты или тень. Так вот я - участник той обобщенной любви и только ей полностью принадлежу. Как некого любить? А женское начало во Вселенной? А весь бездонный мир? А вся судьба Вселенной - не боль всех настоящих чувств, что слиты в ней?
Как можно мечтать о некой малой части, находясь у ног большого? Зачем мне малое, когда с огромной нежностью кипеть я буду в смертном и бессмертном.
- Блаженный! Нет богов! И нет бессмертья!
В это время с треском распахнулась дверь, и в комнату ввалились люди в милицейской форме, а с ними Витя-Прыщ.
Безумный махнул рукой, будто желая изгнать наваждение. И – Маше, которая в это время повернулась на звук и, охнув, опустилась на колени.
- Если нет богов, которых ты знаешь, то смерти поклонись. Моли расположения её к тебе. Вглядывайся в неё, и она откроется тебе. Истина за гранью. Там, за тончайшей её пленкой буду я. Я же буду вглядываться через неё в тебя. Мы увидим, почувствуем друг друга, ты ощутишь смешную малость жизни или смерти. И ты пройдешь через неё! Такое пустое! Смелее вперед, к грядущей смерти, через её сон - к следующему утру! Далекая цель впереди. Я возьму тебя с собой. И мы пойдем к ней через многие жизни и смерти, как через дни и ночи, через всю эту малость большими семимильными шагами!
Тогда и поведет жених свою невесту к вечному их ложу счастья!
- Мне не понятны твои странные слова.
Он усмехнулся.
- Слова - всего лишь коды мысли. Их понимает тот, кто сам дойдет до них. Словами не передают мысль, а будят ее у единомышленников.
Блаженный поднялся и пошел к ворвавшимся, которые всё это время находились в непонятном оцепенении. Повернулся к Маше и спросил:
- Так ты захочешь после смерти быть со мной?
- Я хочу, чтобы и до твоего рождения я была беременна тобой.
- Блаженный, - закричал я, - что остается, когда ничего не остается?
- Смысл и завтра.
Они ушли. Прыщ уходил последним.
- Знаешь, - спросил он  меня на выходе, - какое самое гениальное изобретение придумало человечество за всю свою историю? Не знаешь? Выключатель!
И вырубил свет.
Я бросил на пол пиджак и оторопел. Из кармана выкатился камень, который тут же вспыхнул ослепительным изумрудным светом. Луч устремился туда, куда ушел Блаженный. Затем камень погрустнел и потух.
Мартини был из технического спирта, напополам разбавленным сырой водой. Я глотал из горлышка, сидя на полу у стены. Маша на кровати спала мертвым сном.