V. Оленеводы и немного любви

     — Петя, я сегодня ночью опять слышала шаги и стоны. Она опять принялась за своё. Я ей не нравлюсь. Почему? Почему она хочет извести меня? Я же сделала всё, как надо — как велел тот индеец. Неужели он обманул меня?!
     Катя плакала над ужином в столовой. Пётр сидел рядом и пытался успокоить жену:
     — Ну что ты? Зачем принимать всё это близко в сердцу? Ты же у меня сильная! Не плачь…
     Но слёзный водопад всё не прекращался.
     — Понимаешь, я боюсь. Боюсь! Не хочу, чтоб в нашем доме хозяйничала женщина, которая умерла 250 лет назад. Это ведь глупо!
     — И я так считаю, дорогая. Наконец-то и ты это поняла. Теперь-то, надеюсь, ты успокоишься и выбросишь из головы все эти фантазии? — Пётр покровительственно улыбнулся.
     Катя резко перестала всхлипывать и непонимающе посмотрела на мужа:
     — Что?! Фантазии?! И то, что в доме творится — тоже мои фантазии? А книга — книга — тоже фантазия? Или, может быть, перемещение предметов — фантазия? Забыл, как ты вчера искал свои галстуки и нашёл их в джакузи? Хочешь сказать, они сами туда пришли, что вполне нормально в поведении галстуков? Что время от времени они имеют привычку мигрировать по дому? А?
     Катя остановилась, чтобы перевести дух. Волна возмущения немного схлынула, и теперь она выжидательно смотрела на мужа. Он хотел что-то сказать, но потом, видимо, передумал. Когда стало ясно, что молчание чересчур затянулось, Пётр произнёс:
     — Ну прости, прости меня. Я тут недавно передачу одну видел. Про шаманов. Представляешь, такое ощущение, что и вправду с духами или ещё с кем-то там общаются. И болезни лечат — даже неизлечимые. Все учёные поражаются. Может, найти какого-нибудь шамана, привезти его сюда, да и пусть старается — пока не поможет, назад не отвезём. Да и наш, российский человек всё-таки, не то, что этот мексиканский проходимец. Тот, наверное, и не индеец вовсе, а так, актёр загримированный. А тут — наш, настоящий будет. Что скажешь, Катюш? Мир?
     Катя, увидев виноватое выражение на лице всесильного мужа, рассмеялась. Пётр засмеялся тоже, потом вскочил, поднял жену на руки и закружил по комнате. Ссора была исчерпана.

     Спустя пять дней самолёт, нанятый Петром, уносил компанию на север. Состав был почти тот же: Катя, но уже с мужем, который решил временно бросить свои дела, чтобы сопровождать жену; Изольда, сдружившаяся с Мстиславом, причём эта дружба была взаимополезной — вдова уже меньше терроризировала своего психоаналитика и начала писать стихи, а поэт стал одеваться менее вызывающе, и характер его заметно смягчился. Летела со всеми и мадам Кларетта. У неё не было особого желания увидеть настоящего шамана, ей больше нравились цивилизованные знахари, но медиум не посмела спорить с Петром Знаменским. Верные телохранители были тут же, в их обязанности теперь ещё входила забота о снегоходах, которые предусмотрительно захватил с собой Пётр, знаю о том, что жилище шамана находится на значительном расстоянии от крупных населённых пунктов.

     Самолёт приземлился ранним снежным утром в аэропорту Верхоянска. Шаман же, известный своей силой на многие километры вокруг, старый якут Савелий, жил в Багатай-Алыте — примерно в 60 километрах к северу от Верхоянска.
     Вся компания разместилась по четырём снегоходам и отправилась вниз по течению промёрзшего Омолоя. Спустя полтора часа рёв моторов заставил вибрировать холодный воздух вокруг чума Савелия. Старый шаман тут же выглянул из своего более чем скромного жилища посмотреть на незваных гостей. Увидев, что компания основательно замёрзла, Савелий  задумался — его чум был слишком мал и мог вместить от силы трёх человек. Он позвал жену, которая и рассудила:
     — Эти люди богатые. И Степан богатый. Пусть они идут к Степану в его большой чум, там их обогреют и накормят.
     И правда, Степан принял всех как родных. От денег он отказался, сказав, что за гостеприимство не платят.
     Спустя два часа все сытые, согревшиеся, порозовевшие отправились обратно к чуму Савелия.
     Шаман выглядел вполне обычным человеком — одет скромно, даже бедно, среднего роста, тёмноволосый, с узкими глазами, в которых сквозь спрятанную усмешку был виден пытливый ум. Ещё когда  все грелись в чуме Степана, хозяин рассказал, что Савелий, прежде чем стать шаманом, подвергался трём перерождениям, что он может путешествовать как в верхний, так и в нижний мир, что он вылечил от крупозного воспаления лёгких сына Степана, что у шамана есть молодой помощник и ученик, и что нет во всей округе более незаменимого человека, чем Савелий.
     Итак, все пришли к шаманскому чуму. Катя в который уже раз рассказала всю историю, не забыв упомянуть про Малиналли. Савелий сплюнул, как услышал о советах индейца, и презрительно рассмеялся. Когда рассказ был окончен, старый шаман заговорил:
     — Злые духи поймали в плен Софью и не хотят отпускать её. Я помогу. Надо совершить путешествие в мир духов, и поговорить с ними. Надо сделать жертвоприношение — накормить злого демона дэву. Для этого нужен кумыс и чёрный баран.
     Я должен неделю поститься перед ритуалом, очистить тело и душу свою. А вы тем временем ищите нужную жертву. Я всё сказал.

     С шаманом договор был заключён, но неожиданно возникло препятствие, грозящее перечеркнуть всю поездку. Этим препятствием оказался старейшина племени, не пожелавший отпускать Савелия даже на несколько дней. Он побоялся, что русские украдут шамана, сделают так, чтобы он работал только на них. А Багатай-Алыта и остальной край останется без помощи, и народ в конце концов умрёт.
     О применении силы не могло быть и речи, иначе бы шаман отказался работать. Но, как ни странно, именно богатей Степан нашёл выход: предложил русским привести в стойбище стадо оленей в искупление тех неудобств, которые будет вынуждено терпеть племя, оставшееся без шамана.
     Пока Савелий постился и готовился к ритуалу, компания на снегоходах отправилась к соседнему стойбищу, где, по слухам, обитали самые знатные оленеводы края. Там Пётр быстро заключил бартерную сделку: продукты, одежда и водка в обмен на стадо оленей в 25 голов. Оставалась самая малость — изловить оленей и привести их к старейшине. В помощь был выделен нганасан Люрюлюе, который и занял, правда, с некоторой опаской, последнее место на снегоходе одного из телохранителей. Стадо паслось километрах в двух от стойбища. И всё было бы хорошо, если… Если бы не рёв моторов. Олени, не слышавшие в своей оленьей жизни подобных звуков, ужасно перепугались и бросились врассыпную.
     Началась охота на оленей. Поначалу было весело с видом и улюлюканьем гоняться на снегоходах за бедными испуганными животными. Пойманных оленей стреноживали, чтобы те больше не могли далеко убежать. Но веселье не может длиться бесконечно. Спустя час раскрасневшиеся женщины устали. Оставалось поймать ещё семь оленей. Изольда с Мстиславом, задорно нарезавшие бесполезные круги по заснеженной местности, первыми остались без бензина. Потом мадам Кларетта с телохранителем встали метров за 300 до того места, где паслось стреноженное и успокоившееся стадо. Пришлось им тащить снегоход на себе, прихватив по пути одного оленя, который, не слыша больше пугающего рёва, из любопытства подошёл к людям.
     Поневоле лишённая средства передвижения чётвёрка нашла какое-то деревце, слила последние капли бензина и развела костёр, что было весьма своевременно — щёки и пальцы начинали приобретать мертвенно-белый оттенок.
     Оставшиеся на ходу Катя с Петром и второй телохранитель с Люрюлюе с матом гонялись за оставшимися животными. Плюсом было то, что олени начали выдыхаться, и в течение десяти минут оказались пойманы четверо из них. Но два последних никак не желали уставать, а тем более ловиться. Два снегохода объединили силы и обманными манёврами заманили-таки одного в ловушку — олень увяз в пушистом огромном сугробе.
     Но, поймав этого оленя, компания лишилась ещё одного снегохода. Катя с Петром возвращались к импровизированной стоянке остальных на олене — они догадались запрячь его, соорудив из верёвок примитивную узду.
     А последний олень оказался очень нервным и ловким. Сколько ни хитрил опытный нганасан, животное ускользало в тот момент, когда, казалось, было уже в руках. Оставить в покое этого оленя уже никто не хотел — всех захлестнули азарт и злость. Петр с Люрюлюе сообразили сесть верхом на двух смирных оленей и подкрасться бесшумно к этому, так любящему волю, животному. Тем временем, как они заходили с одной стороны, Мстислав, занявший оставшийся снегоход, в упряжке с оленем подбирался с другой. В решающий момент он должен был завести мотор и погнать непокорное животное прямо на Петра и Люрюлюе. План удался как нельзя лучше — Мстислав погнал оленя, Пётр преградил животному путь, а нганасан совершил поистине красивый и рекордный прыжок со своего оленя на беглеца.
     Итак, всё стадо было поймано и отведено к старейшим. Тому больше ничего не оставалось, как отпустить Савелия с русскими. Обряд должен был состояться через шесть дней в саду старинного дома Знаменских.

     Уже когда все вернулись вместе с шаманом в тёплую Среднюю полосу из Полярного круга, «всплыла» одна новость. Оказалось, что, когда в снегоходе, на котором передвигались Мстислав с Изольдой, закончился бензин, нервная вдова потеряла сознание. Поэт был на высоте — именно он подал идею развести костёр — и привёл её в чувство. А сам после этого, то ли с перепугу, то ли ещё по какой причине, сделал предложение Изольде. В такой романтической обстановке: бесконечные белые снега, невиданные прежде олени, приключение с охотой, — сложно было отказаться.
     Да и сейчас, по всей видимости, эта довольно странная пара не жалела о столь скоропалительной помолвке. Катя, было, засомневалась в искренности чувств Мстислава, но видя неотрывный взгляд поэта, направленный лишь на Изольду, и читая стихи и поэмы, посвящённые ей, сомнения растаяли побеждённой рассветом ночью.
     Свадьбу решено было играть после ритуала во имя спасения Софьи.

     А в течение недели до этого самого ритуала выяснилось ещё одно радостное обстоятельство. Всё началось с того, что ещё там, на Севере, Катю постоянно тошнило по утрам. Вернувшись в цивилизацию, она прошла необходимые обследования и за три дня до ритуала, вечером, сказала вернувшемуся домой мужу:
     — Милый, у тебя будет наследник.
     Можно представить радость Петра. Для полного счастья осталось только успокоить дух Софьи, чтобы спокойствию маленького Знаменского ничего в будущем не угрожало. Время долгожданного обряда уже подходило. Оставалось три дня…