Елочка, зажгись!

 
1.   На ложе моем ночью искала я того, которого
 любит душа моя, искала его и не нашла его.
2.   Встану же я, пойду по городу, по улицам и
площадям, и буду искать того, которого
любит душа моя; искала я его и не нашла его.

Песнь песней
3.1-2



Веселая, шумная возня. Тепло и весело. Очень весело! Вот Джонни упал. И задрал вверх ноги. Смешно! А тут Крис укусил за ухо Виха. Вих заплакал. Смешно! А вот Мбонга кинул в него шарик. Ух! Яркий шарик! Светящийся! В нос Виху попал. Очень смешно! А шарик? Мой шарик! Мой шарик, только мой! Не дам!

Красивая, такая красивая Снегурочка… Ой, еще шарик! Красивый. И Снегурочка. Это Симма Николаевна. Она оделась во все белое. И серебряное. Снежное. Снегурочка!

– Марк! Не дерись с ребятами. Хватит, хватит тебе говорю… Не шали, пойдем лучше вместе со всеми попросим елочку зажечься. Дети, соберитесь ко мне… да, все… давайте елочку попросим зажечься. Дети… просим!

– Елочка, зажгись! – это самые смелые, Вилка и Катька.

– Дети, все вместе еще раз! Давайте попросим елочку зажечься!

– Ёоо-лооо-чкаааа… – нестройный хор детских голосов. Глаза – размером с тарелку и смотрят на елку. Оттуда сейчас придет какой-то непонятный Дед Мороз. И он выполнит любые желания! Подарит любые подарки! Так сказала Симма Николаевна.

Вдруг обиженный детский крик, тонущий в вот-вот прорвущихся слезах:

– Ай! Марк! Аааааа! Симма Никовня! А Марк утащил у меня шарик!

Теплая рука, затянутая в серебряную перчатку, ласково треплет ухо. Не больно и не обидно.

– Марк, как не стыдно! Отдай Ивонке ее шарик. Вот, правильно. Давай лучше вместе со всеми будем просить елочку. Если она зажжется, то к нам придет Дед Мороз и подарит подарки. Любые подарки! Любые желания! – Симма Николаевна улыбается и мягко смеется – сегодня и ее праздник и ей тоже весело. – Дети, просим елочку…


– Ёооо-лооо-чкаааа, зааа-жжжгиииииись!



* * *



Багровый закат.

Огненный дождь – то на Землю валится очередной обломок Флота.

Скоро год, как разбитые в боях корабли начали падать на Землю. Душой огня, танцующей смертный танец, падают обломки. Обломки, бывшие мгновения назад сгустком научно-технической мысли Земли и живых тел. Титанические обломки кораблей выжигают при падении десятки квадратных километров земной поверхности. Впрочем, никто не считает погибших.
Еще месяц продержится Флот. Затем наступит Новый год. Еще несколько дней. И придет черед Земли. Земле падать некуда. Она останется на месте – только останется ли на ней что живое?


Человек у окна, кутающийся в серебро и тьму. О, он был горд, очень горд, когда Патриархи вручили ему черное с серебром одеяние. Тьма и серебро. Громадность черноты пространства и острота укола ледяной шпаги звезд. О, тогда он был горд и счастлив!

Теперь же у него осталась только обида и недоумение. Ярость и ненависть. И голос. Голос, в котором безраздельно властвует смерть.

– Ей не дали разрешение на Бездну! Ей не дали возможность улететь на Арк-шипах! – голос извивается и шипит змеей. – И вы! Вы отказываете ей в Проекции! В том, что даете тысячам других! В том, что я даю сотням других!

В неосвещенной комнате находятся еще три человека. Они одеты в одноцветные балахоны и сидят на вычурных креслах резного красного дерева.

– Марк! Не мы решаем – за нас решила судьба. Ты сам вытаскивал ее жребий! – Самая темная из человеческих фигур чуть пошевелилась.

– Да! Судьба! Жребий! – Издевательски взметывается голос. – Жребий! Ей! Моей женщине! Моей! Моей Снегурочке! Да будь проклят тот день, когда я услышал одного из вас! У меня было бы время самому создать для нее Проекцию! – голос осекается. – Да… да… но еще есть время… у меня есть еще месяц… я успею… Я успею!

Дверь жалобно скрипит, затем ее с силой бьют о косяк.



Надменные глупцы! Глупцы, глупцы, глупцы!

Неужели они не понимают, как я люблю мою Юлю? Я не смогу без нее жить!

…Юлечка, Юлечка, ты моя Снегурочка…

Ведь я же не просто так завалил позавчерашнюю Проекцию. Едва успел вернуть обратно людей и груз. Ведь нельзя же так работать! Я же не могу контролировать Проекцию, если не могу взять в руки даже себя. А пока она Земле – какое тут спокойствие духа? Как они этого не понимают?

Ненависть и ярость прошли. Лишь недоумение продолжало терзать его.

И – обида! Обида. Как они его не понимают? Ведь это же его женщина! Он же никогда не отказывался помогать Храму. Он никогда не спрашивал, достойны ли спасения те, кого он отправляет к дальним звездам. На кого тратит силы, иногда выкладываясь так, что кровь выступает на лбу. Ведь это только справедливо, если каждый, кто помогает Проекции, получит свою награду. Хотя бы – спасением кого-то из близких. При чем тут жребий? При чем тут справедливость? Он должен получить то, что ему нужно. Это правильно и разумно – и оно должно быть так.

Ну что ж, он получит нужное. Он сам создаст Проекцию. Он силен – это знают все. Он сильнее всех, и этих высокомерных идиотов, и сильнее даже молодняка – Хемпа Тирского, Светлы Берлак, сильнее даже Джона До. А в его поколении нет никого, кто сравнится с ним в Проекции. Никого, и пусть Серые трясутся над своими мутантами – никто из них не дал Проекции того, что дал он, Марк Шегель.

Обида душила его. Обида и злость. Они не понимают! Ну, и хорошо. Он справится сам.

А черт! Ударился об угол какого-то ящика. Понабрали в транспортную службу идиотов! Теперь по зданию Храма не пройти, не проехать, везде ящиков с колонизационным оборудованием набросали. Даже в коридорах. Ну, ничего, он сюда больше не ходок. Он покажет этим старикам! Посмотрим, как они без него обойдутся.

Нога здорово болит.

Может, палец сломал? Черт, черт, черт!



Один из сидевших в комнате резко скидывает капюшон, отщелкивает застежки и с силой отбрасывает свой черный балахон. Тот летит в сторону окна, падает на стол и сбивает на пол какие-то свитки и кристаллы.

– Ну что, доигрались, старые маразматики?

Говоривший не слишком стар годами, мощен телом и курчав темным волосом.

– А ведь я вас предупреждал! Дайте ребенку игрушку – и он будет наш! Дали бы ему эту внеочередную Проекцию – и он был бы с нами. Он же самый сильный среди нас – и вы это знаете.

– Умокни, Хонга, сделай нам всем это великое одолжение. Нам всем сейчас не легко и мысли у нас столь же веселы, как и у тебя. Все, что ты хочешь сказать нам, было переговорено нами множество раз. Великое множество. И нашего знания это не изменит. Мы знаем многое, и не только о том, что мы потеряли в лице этого юноши, но и то, что могли бы потерять. Если бы удовлетворили его просьбу. Если получит внеочередную Проекцию он – остальные потребуют того же. И Храм развалится. Просто – развалится. Не так легко удерживать под контролем людей, когда им осталось чуть больше месяца жизни. И тебе это знание тоже доступно. – Медленно и с достоинством обладатель белого балахона обнажил голову. Был он явно моложе Хонги, но седина давно поселилась в его волосах.

– Я знаю твои страхи, друг. Я их знаю. Знаю. Я – знаю. – Тянет Хонга. – Только вот это все слова. Что будет потом – кто знает? А Марк ушел от нас уже сейчас. Взвился парнишка, обозлился на нас. Что теперь? Ведь он и правда собирается создать Проекцию сам. В одиночку. Думаете, удастся ему? Не удастся. Сойдет с ума от напряжения. И мы его окончательно потеряем…

– Удастся. – Хрипло каркнул капюшон серого цвета. Его обладатель сидел в самом дальнем от окна углу. Лицо, как его товарищи, он не обнажил.

Белый и черный быстро повернулись к нему.

– Ты что-то знаешь? И не сказал этого нам? – Хонга внимательно всматривался в танец теней под серым капюшоном.

– Поделись своим знанием, друг. – Седой скрипнул креслом.

Обладатель серого балахона поднялся. Прошелся пару шагов. Обернулся к своим соратникам.

– Я не знаю. – Помолчал. – Я предполагаю.

– Конкретнее! – каркнул Хонга. – А то я тоже себя начинаю чувствовать как этот парнишка. Если есть что сказать – делись. Вон и Дмитрию интересно, глянь, как напрягся.

– Да, друг, поделись с нами тем, что известно тебе. Я полагаю, эксперименты твоего Крыла Храма с мутантами дали некоторые обнадеживающие результаты? Бертран, мы будем рады, если ты расскажешь нам не только то, что говоришь на недельных собраниях Патриархов.

Бертран неопределенно хмыкнул, рука его нырнула в балахон. Сев в кресло, достал светлые янтарные четки и начал медленно говорить, иногда перебивая свою речь звуком четок.

– Я не скрывал. – …щелк-щелк… – Я не знал, что говорить. – …щелк-щелк… – Мы проводили эксперимент. – …щелк-щелк-щелк-щелк… – Я проводил эксперимент. – …щелк-щелк… – На своем сыне. Вы же знаете. Он у меня был талантлив. – …щелк-щелк… – Почти как Марк. – …щелк-щелк… – Нда… почти как Марк. – …щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-крак!…

Куски застывшего солнца покатились по деревянному полу. Хонга и Дмитрий вздрогнули.

– Мне пришлось его убить.

Бертран швырнул на пол остатки четок. Резкий стук – в оглушающей тишине.

– Кого убить?! – Друг, о чем ты говоришь? – Темный и светлый заговорили одновременно.

– Я. Убил. Своего. Сына. – Бертран смотрел на собеседников прямо, но те вместо лица видели только странные серые тени. – Эксперимент. Был. Слишком. Удачен… Он почти смог. Почти смог. В одиночку. Создать Проекцию. Почти смог…

– Это же… это же невозможно, ты ошибаешься… – прошептал Дмитрий. Губы его не отличались цветом от его седых волос. – Один? Без пяти помощников?… Пяти – минимум! Ты ошибаешься…

– Я ошибаюсь?! Я?! Который убил своего сына! Я – своими руками! – Серые тени превратились в брызгающих ядом кобр. – Я! убил! Сына! Ему не хватило немного… совсем немного… он смог… он почти смог… Он создал Проекцию. И не удержал ее. Она убила его. Убила его разум. Но оставила Силу. Он творил невероятные вещи! Удивительные! Страшные! Безумные! И мне пришлось его убить. Мне – сына! Мне – сына…

Хонга и Дмитрий молчали.


Кровавый закат за окном вздрогнул и перестал подслушивать разговор.

Ему тоже было страшно.



* * *



Они были вместе уже пять лет.

Пять лет – это невероятно много. Пять лет – это ужасно мало. Но сейчас он любил ее сильнее, чем пять лет назад.
Они познакомились на празднике Нового года, когда Марк пришел забирать из детского центра племянника. Тот кричал и плакал – праздник был в самом разгаре. На помощь Марку пришла девушка, почти девочка, исполнявшая на празднике роль Снегурочки. Глаза Марка и девушки встретились. Снегурочка вдруг неудержимо заалела, а у Марка ослабли колени. Он прислонился к стене и выпустил руку мальчишки. Племянник тут же рванулся увлеченно бить кого-то из своих друзей.

В тот вечер Марк получил нагоняй от сестры. Марк гневные слова кротко выслушал и предложил ей – скорее попросил – забирать ее сына из детского центра каждый день.

В том центре его Снегурочка работала младшим воспитателем.

…Юлечка, Юлечка, ты моя Снегурочка…


Весь месяц он готовился. Создать Проекцию трудно. Невероятно тяжело. Он знал, что только у него был шанс создать Проекцию в одиночку. Только у него, да, может того мифического сына одного из Патриархов. Впрочем, тот парень давно не появлялся в Храме. Иначе Марк поговорил бы с ним. Ему нужен был помощник – хоть один. Но нет – значит нет.
И потому он готовился к одиночной Проекции.

А еще он закупал оборудование. Тот самый комплект, который должен был обеспечить Юле нормальное существование в месте Проекции. Планету Марк выбрал неплохую. Серебряный коготь. Красивое название, и красивая планета. И большая колония людей.

Выбирать было из чего. Почти сотня хороших планет от Видящих Храма и около семидесяти – по данным Флота. Флот… Ныне от Флота осталось всего несколько десятков кораблей, отчаянно пытающихся удержать последний рубеж.

Безнадежная попытка. Не реже раза сутки над Землей рождался огненный шторм. Всходила огненная луна – то на Землю падал один из кораблей Флота.

Марк лихорадочно готовился – Земле оставалось жить очень, очень мало. Он не успел бы подготовить Проекцию еще и для себя. Хоть это и было нарушением его обещания, ведь когда-то они выбрали общую судьбу. Но теперь – теперь… когда он мог спасти ее… Он не смог рассказать ей о своем решении. Комнату, в которую он сложил контейнеры, Марк закрыл на замок. И сказал Юлии, что там хранится большой новогодний сюрприз. Так он ей сказал. Сюрприз и, правда, был. Его Снегурочка давно смирилась с мыслью, что жить им осталось всего несколько дней.

В один из контейнеров с оборудованием он положил диск с записью.

Она увидит его и поймет. Она услышит его и поймет. Она – поймет.



Шелковая простыня скользит под руками. Обжигающие тела сплетаются в танце ласки.

Снегурочка моя – ты прекраснее всех! Снегурочка моя – ты обжигаешь меня собой!

Крик наслаждения вибрирует в горле. Нежные руки взлетают птицами и не разобрать, где чья. Острые ногти скользят по спине, вызывая острую волну вкуса жизни. Шершавые губы кусают чье-то трепещущее тело.

Глаза ее – сияние весеннего неба, смотрят радостно – она жаждет меня. Губы ее – аромат роз, теплое дыхание кружит голову. Волосы ее – поднебесный шелк, перебирать их можно вечность. Шея ее – лилия цветущая, средь пространства ласкающих тело простыней. Стан ее – лоза гибкая, и нет ничего на свете приятней – прижать к своей груди. Груди ее – холмы нежности пенной, ласкать губами их невыразимо сладко. Руки ее – стебли вьюна, обвивают крепко и ласкают нежно. Ноги ее – деревца юные, что под рукой дрожат сладкой дрожью. Лоно ее – котенок нежный игривый, горячий, жаждущий ласки!

О, Снегурочка моя! Ты прекрасна, прекрасней стократ всего на свете!

Губы прильнули к губам. Пальцы вцепляются в нежную плоть. Тело вжимается в тело. Стон вторит стону.

Еще! И еще!

Крик вырывается вольной птицей и летит, летит, взлетает все выше и выше.

Вдогонку летит чуть иной крик, исполненный страсти и радости.

Горячая постель приняла в себя усталые и влажные тела.

Тела единого существа, именем любовь.



Марк полулежал в кресле.

Металлическая спинка приятно холодила тело. Эти полчаса отдыха – вот и все, что он мог себе позволить. Его шансы были не слишком высоки. Но без того, что он задумал – его Снегурочка умрет. Этого не будет – он был готов на все. На все. На – все!

Полчаса отдыха. Не больше! Больше просто нельзя. Тому, кто создает Проекцию, необходимо настроиться на уходящего к звездам. Поэтому он тратил больше половины суток на настройку на конкретных людей. Больше двенадцати часов он рассматривал сидящих перед собой обнаженных людей. Фиксировал малейшую черту внешности. Затем погружался в их матрицу личности. Потом ловил малейшие оттенки эмоций и мыслей. И начинал работу.

Работа. Каторга. Пытка.

Это была пытка. Жесточайшая пытка недвижности, полного сосредоточения и напряжения сил. Часто его после Проекции увозили на носилках к медикам. Быть создателем Проекции – проклятие. Но сейчас проклятие спасет Снегурочку.

Марк чуть пошевелился.

Час любви настраивал на человека куда сильнее, чем двенадцатичасовая пытка сосредоточения. Но – любви! СЕрм тоже помогал, но не в такой степени. А иногда не помогал вовсе. Понятно, почему этот метод использовали крайне редко. Понятно, почему эти старые маразматики, Патриархи Храма, не вспомнили о нем.

Марк смотрел на загорелое тело любимой. Юля переменила позу – чуть вытянула правую ногу. Марк сглотнул. Ему хотелось подойти и погладить это тело. Это нежное, такое нежное и горячее тело! Вид обнаженного тела его Снегурочки действовал на него – действовал так же, как пять лет назад.
В его душе нарастал огненный ком эмоций.

Пискнул инфор. Полчаса прошли. Марк вздрогнул. Поднял со стоящего рядом столика маску. Включил подачу кислорода и хелата. Вдохнул глубоко. Глубже, еще глубже, пока в голове не зашумело от избытка кислорода и горечи хелата. Сейчас он сжигал себя – но иного выхода не было.

Марк пожал плечами. Днем раньше, днем позже…



Пространство танцевало перед ним. Тонкие огненные змейки звезд пролетали мимо него. Проносящиеся навстречу планеты щекотали. Гигантские облака межзвездного газа уводили в сторону взгляд.

Он создал Проекцию! Он – сам! Он один сумел создать Проекцию! И никто кроме него!

Дикая радость била нескончаемым фонтаном.

Никто – кроме него! Он – Повелитель Проекции! Он – единственный из живущих, кто смог в одиночку создать Проекцию!

Радость фонтаном выплескивалась в пространство. Марк легко зацепил несколько проносящихся мимо змеек. Потоки жаркой энергии вливались в его тело. Он пил и пил их жадно, как вышедший из пустыни путник. Он глотал огнистых змей одну за другой. Выплевывая их чуть потускневшими. Он брал себе много, слишком много. Ярость радости и безумия кипела у него в голове.

Он чувствовал себя как скряга, вдруг получивший невероятное наследство. Безумный скряга. Он забирал себе энергию и вновь отпускал. Иногда той звезде, где брал. Иногда – иной. Марк резвился и играл.

Никогда, ни разу он не испытывал ничего подобного. Предыдущие Проекции были слабой тенью сегодняшней! Тенью, отраженной в темном зеркале.

В этот миг он был всесилен.

В следующее мгновение он вспомнил про свою Снегурочку. Пространство отразило его улыбку. Его, только его Снегурочка!

Сейчас он найдет ей подходящую планету. Да не Серебряный коготь, обыкновенную, в сущности, планету. Нет, он забросит ее так далеко, как только сможет. Дальше Когтя. Дальше Короны. Дальше Земляничного Леса. Дальше Ледяного Поля. Он подарит ей самую прекрасную планету. Диадему Света.

Она далеко! Но он сможет. Ведь это он в одиночку создал Проекцию! Он сможет все.

Огненные змейки послушно танцевали перед ним. Марк осторожно укладывал в лодку из них свою Снегурочку. Снегурочку и несколько контейнеров с оборудованием. Закончив дело, он легко толкнул ее к далекому миру.
Энергии едва хватило. Он слишком много ее потратил на фейерверки. Ну что ж, пришлось делать все аккуратно и экономно. Осторожно и аккуратно. Но что-то шло не так. Слишком много энергии из него утекало. Слишком много! Огненная колыбель его любимой начала расплываться. Ледяной ужас сковал его на мгновение.

В пространстве он чувствовал иного создателя Проекции. Храм послал другого – и тот шел привычной тропой к Земляничному Лесу. Шел, неся в себе трех людей и десяток контейнеров с оборудованием. Шел, не замечая Марка. И – разрушая так тщательно построенную им огненную лодку для Снегурочки. Огненная колыбель расплывалась во тьме пространства сверкающим облаком.

В первый раз Марк ужаснулся своему выбору. Он вцепился в ускользающие хвосты звезд. Ему нужна энергия! много энергии! Последние крохи ее он отдавал огненной лодке, что несла его любимую к далекому миру. Но мало! слишком мало! Почти обезумев, он хватал и хватал огненные змейки. И – переполнил чашу.

В следующий миг взор Вселенной обрушился на него.
Огненные потоки, которые он миг назад сплетал в царственную корону, превратились вдруг в шипящих змей. Их тела разбухли миллионократно, и беззубые пасти огненными провалами впились в его душу. Они рвали и терзали ее, напоминая обезумевших от голода хищников. С каждым укусом они становились все толще, все страшнее. И только когда от души осталась лишь крохотный огонек, в ужасе мечущийся средь сплетения ярко-огненных полос, змеи увидели друг друга. Оценили. Решили, что добыча может быть велика.

Змеи набросились друг на друга, Марк упал на Землю, сжимая в руках тоненькие нити к полупогасшим звездам.

Где-то во Вселенной родилось несколько сверхновых.



…Юлечка, Юлечка, ты моя Снегурочка…

…Моя… Снегурочка?…

…Снегурррррочка…

Комната его вспухла огненным шаром. Расплавленный пластик окна вылетел наружу кипящим дождем. Стены разлетелись на сотни метров вокруг, пробивая стены других домов. Ломая машины, деревья, калеча людей. В воздухе кружило обгоревшее тело Марка. Затем оно ринулось к земле.

Этот день был последним днем города. Минутами позже взрыва в одном из домов, на город упал разбитый в бою корабль Флота. После такого города уже не живут.


Новый год сюда пришел чуть раньше.



* * *



Заснеженные развалины города. Жирное воронье продолжает свой бесконечный пир средь заснеженных камней. Вороны не думают о пище. Потом ее не будет. Потом придет голод. Но сейчас – пир. В мертвом городе для падальщиков всегда много еды. Много, но ненадолго.

Вдруг одна из серых многотонных плит заскрипела и приподнялась. Из-под нее показалась рука. Затем другая рука. Еще миг – и голый человек, распрямившись во весь рост, встал. Медленно двинулся прочь, расталкивая обломки бетонных плит, как тяжелый ледокол молодые льдины. С каждым шагом его тело наливалось тьмой и серебром.

Вороны недовольно кричали вслед. Одним куском еды меньше.



Взгляд, как колодец полный до краев недоумением.

Что это? Рука? Моя? Почему черная? Раньше была другая. Когда раньше? Что такое раньше? Холодно. Снег. Зима. Зима? В груди болит. Пусто в груди. Кто? Что? Рука черная. Странно. Было не так. Лизнул. Стала светлее. Да, светлее. Грязь. Пепел. Что такое пепел? Не помню. Надо… вспомнить. Надо… Холодно. Зима. Снег. Снегурочка. Надо Снегурочку! Вернись!!! Верниииись! Моя Снегурочка! Моя! Только моя!Вернись… Надо… Где Снегурочка?

Снегурочка… Елочка… Надо… Надо елочку. Надо. Елочку. Елочка зажжется. Придет… Кто-то придет? Придет… кто-то. Он вернет. Да. Он вернет Снегурочку. Да! Елочка зажгись! Снегурочка вернись! Вернись? Елочка. Зажгись.

Надо елочку. Снег. Холодно.

Снег. Снегурочка.

Елочка.

Зажгись.

– Елочка! –  Дикий крик хлестнул его по ушам. Его крик. Он кричал, надсаживаясь и плюясь кровью. В горле клокотало. В глазах – темный ад. Крик его иногда срывался на хрип, и тогда он кашлял, заплевывая вокруг себя все своей кровью. – Еоооолооочкааааа!!!

Темный шар его души, висевший тихо и лениво шевеливший щупальцами, вдруг вспух ослепительными огненными протуберанцами. Они пронзили шар изнутри и вырвались наружу иглами колючего звездного света. Порыв ветра в десяти шагах от человека вдруг взвился вихрем. Снежный вихрь начал расти, все ускоряясь и ускоряясь. Обломки домов, утвари, мебели и машин слились в безумном танце снега. Слились – и сами стали снегом и льдом.

– Елочка, зажгись – хрипло бормотал человек, с безумным огнем в глазах смотря, как из земли все лезет и лезет вверх снежная ель. – Елочка…



Через час человек уходил от снежной ели, вытянувшейся на сотню метров вверх. Он уходил. Куда – не знал. И детская обида рыдала в нем. Елочка не зажглась. Снегурочка не вернулась! Снегурочка! Его, только его Снегурочка!
На окраине города он вдруг повернулся и протянул руки к городу. Руки тряслись. Человек плакал. Замутненный слезами взгляд скользил по бетонным коробкам домов, почти сровненных с землей. По грязному снегу. По воронам, тяжело передвигающимся по снегу и мерзлым кучам обломков человеческой жизни. По воронам? Его лицо вдруг ощерилось в безумной усмешке, и ладони рук резко сжались в кулаки.


Город украсился кровавыми брызгами ворон.



* * *



Еремей Хранитель Душ, бился в руках своих помощников.

Бился, как бьется и кружит весенняя вода о скалы в горных реках. Его с трудом удерживали на священном ковре трое помощников, одетых в расшитые золотыми узорами белые рубахи. С губ его слетали невнятные слова. Гитрий Волк-Дзар придвинулся ближе и ловил слова прорицателя. Ловил чутким ухом, привыкшим слышать далекий лай собак и шуршание мыши-полевки под слоем снега.

– …помогите мне! …не стоять на пути! Помогите мне! …скоро будет страшное… страшное… Снег! Только вместе! …он придет! Я гряду! …смерть… Всем смерть! Зима… Помогите мне!

Волк-Дзар слушал, придвинувшись еще ближе, не обращая внимания на косые взгляды помощников Хранителя Душ. Слушал. Слушал и запоминал. Слышал не все. Понимал еще меньше. Но ужас ледяной волной поднимался от чресел к шее. Никогда ему не было еще так страшно. Никогда. Ни пред яростью жестокой сечи, ни когда он в одиночку выходил на громаду черного медведя.

Волк-Дзар облизнул ставшие вдруг шершавыми губы и начал молиться Солнцу Земному. Никогда раньше он этого не делал.
Никогда. Страшное слово – никогда.

Еремей, Хранитель Душ инмеров, никогда не ошибался.



Собравшийся по слову Гитрия Волк-Дзара, Рычащего Меча Инмерии, отряд преодолевал уже вторую неделю пути. Невелик отряд, всего с полсотни лучников и мечников, но больше и не нужно. Еремей Белый глаз, Хранитель Душ Инмерии, потребовал скакать днем и ночью. Бежать быстрее полета птицы. Плыть надрываясь и теряя снаряжение. Ибо только скорость могла спасти Инмерию. Скорость и сон Хранителя Душ. Страшный, тяжелый сон. Но в нем была и разгадка спасения. Еремей знал, как спасти страну. Он – знал.

Гитрий Волк-Дзар не знал. Но он верил Хранителю – иного ему не оставалось.

Надо было спешить. День прождешь – страну потеряешь.
Близко, очень близко была цель их пути. Высок, очень высок был ледяной палец, вдруг выросший в Долине желтых цветов, что в Хензитских горах. Высок, ой высок, куда выше, чем может представить себе человек. Высок и с каждым днем становится все выше. Ледяное дыхание столба распространялось вокруг на сотни лиг. Уже несколько дней, как шел снег. Снег – посередине теплого сезона? Пришел снег, а с ним - смерть. Посевы гибли, гибли птицы и звери. Первый снег растаял, едва упав на землю. Следующий – за день. Теперь же вокруг до горизонта было усыпано белой крупой. И чем дальше, тем становилось холоднее.

Отряд приближался к горам. Два дня назад случилось первое землетрясение. Непривычные к тому верховые звери разбежались и несколько часов воины вылавливали их по перелескам. Землетрясение! Подумать только! Последнее из них упоминалось в хрониках Даррской династии – почти три сотни лет назад. Теперь же земля тряслась ежедневно. И не по разу, не по два. Десятки раз. Земля шла глубокими трещинами, холмы съезжали в реки и те выходили из берегов.

Этим утром они приблизились к подножию гор. Сейчас отряд был на расстоянии дневного перехода от режущего глаз ледяного столба. Земля тряслась не преставая. А горы теперь вроде и не Хензитские горы. Пониже стали. Куда ниже, чем этот снежный столб. Или это они кажутся меньше по сравнению с пальцем этим ледяным? С этой снежной колонной, у которой последние два дня вдруг начали расти ветви. Дерево? Странное дерево. Не бывает таких деревьев.

Не бывает, но есть. Воины тревожно переговариваются на привалах. Воины храбры, проверены в битвах, но даже храбрейший из них мрачен как сон безлунной ночью.

Как сон Еремея Хранителя Душ.



– Старик! Ты мне предлагаешь помощь? Ты? Мне! – Человек расхохотался. Ему стало смешно. Эти жалкие создания предлагают помощь? Одежда Идущего всплеснула вкруг него черно-серебряными крыльями. Смех летел злым соколом и бил беспощадно. – Ты – поможешь – мне?! Старик, я жил тогда, когда не было на свете прадеда твоего прадеда! Когда эта планета была еще гола и не населена людьми! Вы – переселенцы с моей родины! И вы – дикари, впавшие в гордыню! Вы, забывшие древнее знание! Вы – мне! Помочь!

– Да – мы! Мы многое забыли, но мы не забыли, что мы люди! Мы люди! Людям должно помогать нести другим их ношу! Наш народ готов помочь тебе всем, что у нас есть! – Еремей Хранитель Душ шагнул вперед и наткнулся на удар темного взгляда. И – осекся.

Именующий себя Идущим, резко взмахнул рукой. Блеск серебряных ногтей затмил солнце.

– Мне нельзя помочь! Можно не стоять у меня на пути! И – уцелеть. Сделай это! Помоги себе! Помоги своему миру… Ибо скоро начнется страшное… – лицо его скривилось в дикой гримасе. – Ужасное… Я пришел… Я! Будет смерть… Будет холодно… Зима…

С Идущим происходило что-то страшное. Тело его дрожало – как дрожат при землетрясении горы. Лицо его танцевало дикий танец. От одежды шел темный пар. Серебряные нити кое-где темнели и улетали по ветру светлой пылью. Тяжкой волной на людей навалился ужас.

Хранитель Душ и Волк-Дзар застыли. Языки прилипли к мгновенно пересохшим гортаням. Ноги предательски ослабли, и лишь жутким усилием воли инмеры остались стоять. Хранитель выронил посох и вцепился в плечо воина. Деревянный посох упал и разбился как сосулька. Воин с подвыванием всхлипнул – первый вздох за сорок ударов сердца.

– Зима… Снег… Снегурочка! Моя! – Лицо Идущего поплыло.
Плыло медленно, очень медленно и от того еще страшнее. Левый глаз сполз на уровень рта и медленно мигал. Было нечто жуткое в его мигании. По спине инмеров прокатился озноб. Казалось, человек мигает не глазом, а пастью. Пастью, в которую превратился его рот. Кривые клыки вдруг выметнулись из пасти и переплелись меж собой. Правый глаз сощурился и растекся узкой извилистой полосой по всему лицу. Лицо Ищущего превратилось в дикий и страшный хаос плоти и костей. Из-за спины взметнулись языки темного пламени. Черно-серебряное чудовище захрипело.

– Я! Пришел! Моя! Снегурочка! Нужна! Елочка! Зажгись! Придет он! Вернет Снегурочку! Елочка… зажгись!…

Миг он смотрел на инмеров. Взгляд – как пожирающее время глотка. Мгновение показалось им хуже вечности в заполненной хищными червями яме.

Миг – и он отвернулся. Потеряв интерес к инмерам, он развернулся и медленно поковылял в сторону растущего из земли ледяного столба. Изменилось не только его лицо – изменилась и его фигура. Человек выглядел страшной и дикой смесью орла с пауком.

Плащ темного огня трепетал за его спиной. Душа его горела пожирающим свет пламенем.

– Остановись! – крик Хранителя Душ мог поднять мертвых. – Остановись, или ты никогда не достигнешь цели! Тебе нужна помощь! Наша или кого иного! Нужна! Тебе не найти одному свою Снегурочку!

- Снегурррочку? Не найти?!

Идущий остановился. Мгновение блеснуло серебром и тьмой. Мгновение оскалилось переплетенными клыками. Идущий продолжил свой путь. И лишь Еремей валился набок, вцепившись руками в нашитый на одеяние знак Хранителя, что напротив сердца.

Гитрий бросился к старику. Бросился, вытаскивая из малого мешочка настой корня многолетника. И понимая, что не успевает. Взор Еремея – взор мертвого. Хранитель умер, но даже в смерти он продолжал выдавливать из себя слова:

- …надо сказать… …помочь! …скажи ему! …только вместе! …только… вместе…

Волк-Дзар его не слышал. Боевое безумие, безумие пятнистых волков-дзаров застлало его взор. Неразличимо взревев что-то, он выхватил меч и бросился вслед Идущему. Вслед за ним рванулись воины-мечники, что стояли в двух десятках шагах от них. Стрелки вскинули луки. Стрелы покинули свои уютные дома. Дома, в которых они прожили последние две недели. Прорывая завесу стылого ветра, искали стрелы острыми клювами того, чье имя Идущий.

Свистящая сталь и быстрые стрелы против Идущего? Плохой выбор, если Идущий может останавливать ураган и зажигать звезды.

Отряд Волк-Дзара застыл кусками прозрачно-чистого льда в Долине желтых цветов.



Елочка, растет моя елочка. Растет. Становится выше. Крепче. Питает ее твердь этого мира. Растет снежная елочка. Дает ей силу свет этого солнца. Распускаются почки и растут иглы. Растет елочка. Сила моя поддерживает ее. Сердце мое растит елочку. Разум мой кипит в сверкании льда. Надежда моя восстает вновь. Выросла елочка, выросла, чудесна и прекрасна.

Все идет в дело. Превратившиеся в лед смешные людишки. Клин пролетавших мимо птиц. Медведь в берлоге бывшего когда-то тут леса. Горная речка полная рыбы. И много, много расплавленного камня, что бьет фонтаном из земли, мгновенно рассыпаясь ледяным крошевом. Все пойдет в дело! И растет, растет моя елочка. Растет! Вот она выше гор. Гор? И горы пойдут в дело. Вот она выше неба. Небо? И воздух осыпается снежными чешуйками. Все питает мою елочку.

Ствол ее – переплетение миллионов замерзших лучей ярко-голубого солнца, крепкий и здоровый. Корни ее –  ледяные пальцы, крепко взявшиеся за кожу планеты, пьющие подземный сок. Кора ее – след резца гениального художника, след, танцующий танец миллиардов снежинок. Ветви ее –  сверкающее облако льдистого огня, пронизанное светлыми молниями, раскинулись они на лиги вокруг. Иглы ее –  острые ледяные копья, пронзающие время, будоражат память и страшат грозной своей красотой.

Но прекраснее елочки моя Снегурочка.

Стократ прекраснее всего на свете моя Снегурочка.

…Юлечка, Юлечка, ты моя Снегурочка…

Я вспомнил! Я вспомнил, как зовут мою Снегурочку!

Моя Снегурочка. Моя! Только моя!

Зажгись – елочка!

Приди, моя Снегурочка!



Крик человека рвал пространство.

Ледяная скала рушилась под его ногами. Но он не обращал на это внимание. Ноги его вцепились в лед острыми когтями.

Человек дрожал – но не от холода! Слезы текли по его лицу – но не от ветра. Сердце его сжималось – но не от удушья. Он судорожно глотал воздух – но не от крика.

– Он должен придти… Он поможет… Снегурочка… – хрипло рыдал человек, сжимая руками свою голову. – Он – поможет. Снегурочка… Моя Снегурочка…

– Елочка… Зажгись… Зажгись…

Над стылой равниной ледяного хаоса пронзительно выл ветер. От силы крика человека взорвалось небо. Ураган притих в ужасе.

– Елочка, зажгись!…

Земля выгнулась горбом. Раз, другой… Звезды сошли с ума и сверкающим потоком пали на землю. С тяжким грохотом лопнула твердь этого мира и континенты вновь двинулись в свое неспешное путешествие. Лишь ледяная скала, на которой сидел человек, оставалась недвижна.

– Елочка… – сидящий на вершине ледяного километрового тороса человек уткнул лицо в колени. Кипящие слезы скользили по ладоням, прыгали на ледяную глыбу, и грызли свой далекий путь к сердцу планеты. Путь их был далек.

В чем же он ошибся? В чем? Ведь он создал такую елочку! Она такая большая! Красивая! Снежная! Холодная! В чем же он ошибся? В чем?!


Ледяные лапы урагана раздирали в клочья остатки тьмы и серебра.



* * *



Душа, ободранная в кровь воспоминанием.

Танец яркого света, кипение разноцветных огней и цветение серебра.

И – голос. Голос – родной и знакомый.

– Дети, давайте попросим елочку зажечься! Елочка зажжется – придет Дед Мороз. Он выполнит все ваши желания. Дети… все вместе!


Тепло и весело.