Осень

На работе она клеила марки на конверты и слушала Бетховена. Чьи-то пальцы в записи перебирали фортепианные клавиши, поэтому в динамиках компьютера звучали поочередно сонаты №5, 9, 14.…
Нет, не только это, часто была и другая работа, сотрудники периодически подкладывали ей задания всякого сорта. Не давали же ей жить спокойно просьбы обоих начальников, приготовить им чай или кофе. Можно представить, что ей хотелось сделать в ответ на их пожелания, какие именно мысли крутились у нее в голове, по поводу, как можно не по назначению использовать пресловутые чай (или кофе) в адрес руководства.
  Периодически напротив нее открывалась дверь кабинета учредителя данной богадельни, – по этой причине ей пришлось перед последним уик-эндом переставить мебель в ее приемной, чтобы руандийский бандерлог (так она расшифровала для себя его инициалы) не дышал ей в затылок.
Перед сном и по дороге на работу она мечтала о любви. Почему мечтала о ней, живя с мужчиной?  Догадайтесь с первого раза, думаю, это будет не сложно.  Каждый вечер, после окончания трудовых 8–ми часов, проходя кленовую аллею парка, она давала себе обещание, что, придя домой, непременно возьмется за чтение той, или иной книги Маркеса, Генри Миллера или Пауло Коэлье. Обещания оставались невыполненными. Что-то мешало, и, в то же самое время, никак не могло ее заставить сесть за чтение. Наверное, виной тому было присутствие телевизора, мужчины и собаки в доме; столько шума вечно было   вокруг,   не   дающего   подумать,  сосредоточиться   на определенной  мысли, побыть наедине  с    собой  в   конце   концов.   Однажды  ей   даже    удалось    остановить  себя в размышлении,  что  слишком  часто не  держит   данные  себе  обещания,  как, например, в определенный день сходить  в парикмахерскую,  купить  кое-что  из косметики….   и   так   далее,  и   тому подобное.
По   календарю  наступила  осень.  Южный    климат    ее    пока    еще   не ощущал.  В душе ее осень  не  прекращалась, она уже длилась около  12   месяцев.  Желтая красавица стряхивала на нее листья деревьев и призывала на безумства. И  петь, и плакать, и   бежать…   Можно ли ей совершить  все  эти три действия одновременно? И тут же смочь всплыть со дна бездны, затем   взлететь и парить, наслаждаясь неприкосновенностью неба, а после последним криком оповестить весь мир о том, что никто никогда не решался сказать? О чем, кому и зачем – никто не знал, даже дьявол, тем более она. Ей просто хотелось все и сразу. Почему? Слишком много в ней и ее жизни было пустого пространства, никчемного, незадействованного; оно освободилось слишком давно, дав вволю сейчас разгуляться в ее теле ветру. Ветер выхолаживает сердце, щели превращает в огромные дыры.