Елочка реалстори

Никитыч проснулся на засаленной деревянной лавке, в грязненьком, дешевом кафе, которое за свои цены, меню, обслуживание, дизайн, расположение и клиентуру получила в народе колоритное название «рыгаловка».
У Никитыча очень сильно болела голова с перепою. Правда, с кем и за что вчера пили - он не помнил. В памяти отложилось только то, что пили гораздо больше обычного. 
- Матерь Божья, - подумалось Никитычу, - сколько же мы выжрали?.. и сколько нас было?..
Тут его морщинистое красноватое лицо осенилось каким-то туманным воспоминанием, приняло весьма подозрительное выражение, а рука инстинктивно потянулась к внутреннему карману куртки. Но, тщательно его обшарив, пальцы так и не нащупали ожидаемого червонца:
- От чччерт?! – пронеслась страшная мысль в голове Никитыча, и он сильно изменился в лице. – Где ж бабло?.. оставалось же!.. я точно помню... вот суки… Сперли! Как пить дать сперли!
Он приподнялся с лавки, обдумывая план действий на сегодняшний день. Домой Никитыч не спешил: его прекрасная половина Елена Егоровна была уверена, что муж сейчас в чьей-то квартире, чертыхаясь, ставит хомут, или сидит в конторе, валяя дурака. А на работе знали, что Никитыч взял отгул до второго января.
До Нового года осталось несколько дней, а заветный червонец, – гарант хорошего праздника, - у Никитыча очень некстати исчез в неизвестном направлении.  Теперь его невыносимо терзал один серьезный вопрос – где взять деньги? Можно было, конечно, одолжить, если б у Никитыча и без того не было долгов. Еще одна идея быстрого заработка – халтура, провалилась, так как Никитыч взял отгул, и в нерабочее время на работе лучше было не появляться. 
Никитыч сидел на грязной лавочке, в грязной «рыгаловке», и грустно смотрел в окно. Люди спешили на работу, пробегая мимо елей. Таких высоких, пушистых, заснеженных елей. И тут за столь долгое время Никитыча осенила гениальная мысль:
- А что, - рассуждал он как никогда трезво, - хорошая елка стоит 50 гривен… а я за 25 толкну… плюс по рублю за ветку… Только где эту ель с ветками взять?
В центре города росли неплохие деревья, но некоторые, пошустрее Никитыча, уже успели срезать ценные верхушки. А те, что остались как зеницу ока берег патруль. Патруль тоже хотел обеспечить себе хороший праздник, и дежурил в предновогодние дни очень внимательно, дабы злоумышленники не остались безнаказанными и понесли материальную ответственность за причиненный ущерб в размере от 17 до 170 гривен. Никитычу сейчас не хватало только штрафа. Поэтому елочки нужно было искать в весьма немноголюдном месте, а точнее безлюдном. И что же в этом случае могло быть лучше кладбища.
Никитыч позвонил жене, рявкнул ей что-то про ночную смену, одолжил у соседа пилу, топорик, и отправился на кладбище, за елкой. 

Иван Лукич и Игорь Алексеевич сидели на заснеженной лавке за заснеженным столиком и играли в воображаемые шахматы. Тут они увидели странного, крайне неопрятно одетого мужика лет сорока пяти, который брел прямо на них, издавая странный звук - «ыыыммм».
- Вы посмотрите, какие люди стали странные, - отвлекся от игры Игорь Алексеевич. – Не спиться ему дома в такой час! Неужто душа его покоя здесь ищет? Иначе что можно делать в столь поздний час в таком месте.
Никитыч наконец нашел подходящее дерево. Он прошел между двумя могилками к ели и стал ее рассматривать с разных сторон. Дерево было высокое.
- Ищет, - ответил Иван Лукич, косясь на Никитыча, – только не покоя. Я Вам, Игорь Алексеевич, больше скажу - покой таким мерзавцам только сниться. Вот Марфа Петровна на днях прогуливалась поздно вечером по центральной аллее и неожиданно для себя паренька одного увидела. Тот склонился над надгробием года два назад похороненной барышни. Марфа Петровна, светлая душа, подумала было, что паренек близок был с усопшей, и что так ему без нее несладко было, и не забыть никак, и что пришел он сюда покончить собой. Молодой человек тем временем копошился по своим карманам - что-то искал. А потом Марфа Петровна услышала странный звук: парень маленьким молоточком сбивал надписи с надгробия. Из алюминия они были. А это сейчас в цене. Так что... и у нашего гостя, видимо, какая-то своя выгодная цель. Вон, злодей как на мою елку уставился... Что-то не нравится мне все это, – зевнул Иван Лукич.
Никитыч, оглядев дерево, достал из мешка инструменты, положил их на землю и стал присматриваться, с какой ветки удобнее начать. Потом взял в руки топорик.
- Нет, вы это видели! – вскрикнул Иван Лукич. – Я сколько здесь…а это с 80-го года… а такого бесстыдства не видел! Эту ель сажала моя Настасья Федоровна. Своими руками. Ухаживала за ней. Чтобы летом тень бросала, зимой – от снега прикрывало. Но не для того же, чтобы какой-то, простите, дуралей ее срубить пожелал!
- Полно Вам, Иван Лукич, – буркнул Игорь Алексеевич, раздумывая над своим ходом. - Не кипятитесь. Глядите, он ветки нижние рубает. Ну что вам, жалко веток? У мужика жена, наверное, дома, и дети. Вот для малышни и старается. Зарплата маленькая, небось. А праздника ведь всем хочется!
- Молчите,  Игорь Алексеевич! – не унимался Иван Лукич, и пристукнул пешкой на е-4. При всем моем уважением к Вам, позволю себе возразить. Во-первых, эту ель не Ваша жена сажала, а моя дорогая половина. И стоит она не на Вашей территории, а на моей. Во-вторых, Вы все-таки меня на семнадцать лет моложе. Семнадцать! И родились и померли позже меня. Вы ведь в 97-м скончались?
Тут Иван Лукич нагнулся к памятнику, чтобы получше рассмотреть даты:
- Вот, правильно – девяносто седьмой. Так что Вам еще учиться и учиться разбираться в людях. Я этого болвана насквозь вижу.
- Ой, какие Вы страшные вещи говорите, Иван Лукич – попытался съязвить Игорь Алексеевич, - и что Вы в нем видите?
- Что я вижу? Ложь, лень, пьянство, праздность. Нет у него детей! А о жене он неизвестно когда в последний раз думал. Ему на выпивку не хватает. 
- Неужели такой мерзкий тип? – удивился Игорь Алексеевич. – Неужели нет в нем ничего светлого, доброго?.. Неужели ничто не оправдывает его проступка?..
- Я вам больше скажу… еще и жадный. Думаете, он одними ветками успокоится. Как бы не так!
- Ох-ох-ох, - вздохнул Игорь Алексеевич и забрал ферзем коня.
- Как вы лошадь мою сцапали! – загорелся Иван Лукич. – За вами тут нужен глаз да глаз. Ну, ничего, сейчас мужик получит свое и уберется восвояси, не будет меня отвлекать.
- И что же он получит? – заинтересовался Игорь Алексеевич.
- А сейчас увидите.
Никитыч спилил нижние ветки красавицы и теперь мечтательно смотрел наверх. Глаза его блестели от восторга:
- Получилось всего гривен на восемь… уже хорошо, - Никитыч предвкушал скорое веселье и большой праздник. - Вот теперь бы верхушку спилять… только как?
Он оглянулся. Можно было залезть на оградку, потом одной ногой стать на памятник, а другой опереться на стоявший поблизости сучковатый ствол тополя.
- Смотрите-смотрите, сейчас этот вандал начнет уродовать такую красоту. - улыбался Иван Лукич. - Ишь, что задумал, наглец. Я думаю, ничего у него не выйдет. Слишком толстоват и прыти мало.
Игорь Алексеевич с любопытством уставился на пытающегося взобраться на памятник Никитыча:
- А я думаю – сможет.
- Пари, что не сможет!
- Пари! - оживился Игорь Алексеевич. – Что ставите?
- Да, пожалуй, нашу партию. Не удастся мужику, значит моя взяла и выигрыш за мной сегодня. А удастся – за Вами значит.
- По рукам! – заключил Игорь Алексеевич. - Только знаем мы ваши способности - силой мысли разные фокусы вытворять. Рассказывали, Вы тому пареньку, которого Марфа Петровна-то заприметила, палец прибили. Да так прибили, что несчастный бросил свою затею и ни с чем домой поспешил. А потом и к доктору обращался, потому что рана гноиться начала. Вы ведь тогда с Марфой Петровной прогуливались?
Иван Лукич молчал и хитро улыбался.
- Так что, давайте без фокусов, пожалуйста, – продолжал Игорь Алексеевич. – Пусть это будет честное, справедливое пари!
Старики притихли, наблюдая за мужиком. Никитыч уже взобрался на памятник и приготовился спилить дерево. Вжик-вжик – завизжала пила, въедаясь в плоть дерева. Игорь Алексеевич от радости подскочил на лавочке:
- Моя партия, Иван Лукич! Считайте, что уже моя. Посмотрите как он там прочно укрепился… Несомненно, ель Вашу все-таки спилят.
Иван Лукич продолжал молчать. Старик пристально глянул на ноги Никитыча, и еле заметно моргнул правым глазом.
Никитыч в третий раз приготовился резануть по дереву. Потянул на себя пилу и напрягся еще глубже всадить лезвие инструмента в ствол. Но тут он потерял равновесие, пила выпала, а сам Никитыч полетел вниз на оградку.
- Господи! – воскликнул Игорь Алексеевич. – Ваша взяла, Иван Лукич. Надеюсь, что все было по-честному. 
- Не иначе как, - улыбался Иван Лукич. – Все по справедливости! Мужик сам ведь на рожон полез… Да, приятно было с Вами сыграть. Пойду я, пожалуй, к своей Настасье Федоровне. Жена, небось, мне уже наготовила моих любимых плюшек с сахаром.
- Как, - воскликнул Игорь Алексеевич, - Ваша жена здесь?
- Да уже  года три. Рак легких у нее обнаружили.
- Ах да, да, - задумчиво произнес Игорь Алексеевич. – Я надеюсь, мы еще на неделе с Вами здесь встретимся!
- Возможно, - ответил Иван Лукич, медленно растворяясь в воздухе. – А Вы здесь очень часто, голубчик, бываете. Скучаете…
- Не меньше Вас, - слукавил, рассеявшись с дуновением ветра, Игорь Алексеевич.
- Главное, чтобы в следующий раз обошлось без вандалов, – послышалось откуда-то справа.

Танечка, молодая медсестра, была крайне взволнована. В отделение поступил немолодой мужчина с колото-рваной раной.
- Ах, - переживала Танечка, - угораздило ж такому случиться прямо на мою смену.
Вместе с пострадавшим в отделение хирургии шестой городской больницы приехала милиция. Как выяснилось, мужчину обнаружили раненным при весьма подозрительных обстоятельствах: одного, ночью и на кладбище. Сторож, заметив ковылявшего к выходу человека, подумал, что это вор и тут же позвонил «02». А потом, обратив внимание на рану незнакомца, вызвал и скорую.

Милиционер Вася очень устал. Он практически ничего не ел с восьми вечера, и поэтому чувствовал себя вдвойне паршиво, когда поступил вызов с городского кладбища по поводу какой-то елки. Очень обыденное, совершенно неинтересное происшествие. Подобными случаями молодой офицер был сыт по горло. Единственное, что Васю во всем происходящем весьма порадовало, это медсестра Танечка. Точнее, ее довольно аппетитная фигура. 
- И что Вы думаете об этом? – спросил он вкрадчиво суетившуюся вокруг раненного Танечку.
- То есть? – деланно удивилась Танечка: молодой милиционер показался ей весьма привлекательным, несмотря на солидную щетину.
- Ну, по-вашему, как он мог так пораниться?
- Похоже, - Танечка кокетливо подняла вверх глазки, принимая очень серьезный вид, -  его ударили остроконечным предметом.  Или он сам на него наткнулся. Я не знаю, как это могло быть. Это уже Ваша работа – выяснять, как и что. А моя – лечить.
- И сколько думаете, он здесь будет? – не отставал Вася, широко улыбаясь Танечке и обнажая пару подпорченных зубов.
- Может неделю-полторы. – отрезала сухо медсестра: дыры в передних зубах, с которыми Вася все никак не мог добраться до стоматолога, не делали ему чести. – Рана в общем не глубокая, жизненно важные органы не задеты. Я думаю, он быстро поправится.

Никитыча разбудил пронзительный, громкий голос какого-то молодого человека в форме.
- Мент… – подумал Никитыч, приоткрывая глаза, и расслабился.
Прямо ему в лицо, как в душу, заглядывала чья-то физиономия и выспрашивала что и как.
- Лучше не врать, - инстинктивно почувствовал Никитыч. - Все равно все разведают… собаки…
- Елочку, говорите, хотели – ехидничал мент…
Никитыч кивнул.
- Вот и штраф, - думал он горестно.
Потом ему в лицо заглянула его жена, неизвестно каким образом узнавшая обо всем:
- Елочку захотел… - плакала Елена Егоровна. – Сволочь… елочку… свинья ты!.. Я тебе дома покажу елочку.

Никитыч закрыл глаза. Он не хотел больше никого слушать:
- Вот такой Новый год, мать его так, - подумал он с горечью, - На больничной койке, на государственных харчах, елки-палки… Не удался праздник!
У Никитыча разболелась голова, и он внезапно почувствовал себя глубоко несчастным человеком.