сказочновогодняя
Вскоре ночь. Немедленно падающий снег. Село Мор Загробного района Убийственной области спит.
Сон, собственно, защитная реакция даже квазиорганизма. Божешки (так называют себя морчане) на принадлежность к не неживым не претендуют. И не спят они вовсе. В жмурики играют.
Взгляд вверх. Бетонный покров. Ниже вперед. Своды бетона. В любые две стороны. Завесь снежным потоком. Под мостом через немерзнущую речку тихо. Изъятое снегом пространство впустит не всякого. Но. Камаяква бывала здесь и незимой, по смыслу укрытая дождем. Сейчас она уходит. Снег прячется в карманы. Камаяква любит Мор.
Взглянуть извне, похоже на душеблудство. Сказать об этом божешку, пусть наискромнейшему, - обидится. Никто не знает, как сказочновогодняя придет, ответит. И не ответит, подумает, а вслух только - бу-бу-бу. И верно, непонятно - как, да и уже такое вытворяется - дивность предволшебная.
Двое, в траве, у хода поездов. Зима растоплена здесь. Растаяла ли? Растаяна. Он принес клубники. Она запутывает кровавую в траву, кровяную остывает снегом, а кровящую вкушает ему. Рядышком они мечтают о свадебном катафалке (что делать, если у невесты нет безымянного пальца?), но каждый думает втихую про одного только себя: покойницкая - моя обитель. Некрофилия - ура! Ибо логически доказать преобладание мертвоточинок (прожилок неживого в живом), равно как и обратное, немыслимо. Кто кому снится?
Зима - это что-то в крови. Наисмирнейшие из божешков затеяли дуэль на ядах. Как знать, к чему худшему может привести спор о небольшой черной ледышке в груди. Чье-то имя на чьем-то пульсобиении: все та же предсмертная (бессмертная? смертельная?) записка. Распяты эшафоты под шатром, кровь набирает обороты, и запах, как будто кто-то умер и не признается.
Камаяква скинула тулуп из мрачной медвежути и очутилась в старинных, до отвращения красивых кружевах. В доме было тепло до ломоты плоти. Камаяква тихо ухмылялась своим подаркам. Картина "Это ты": сплошной черный фон. Татуировка в виде мантры кмс.кмт.нмумнон. близ ямочки у левого колена (когда умудрились набить? Еще бы понезаглядывательней место выбрали!). Всадить себе 47-ю хромосому, стать дауном: заманчивая необратимость в один соблазняюще запакованный укол. Были и стихи (посвящения? мечты? угрозы?):
Ног и волос
Холодный шелк,
Сплетенье их.
Потом спокойное
Дыхание сердец,
Как после битвы.
Кто кем сражен?
Зачем решать,
Ведь пали - оба.
Камаяква вздрогнула прежде, чем открылась дверь: звуковая инверсия. Вошел Змей. Глянул обскурово да и выдал:
- А давай?
- Давай без давай?!
"Л-ь" - маленькая крошечная ядовитая саблезубая тварь.
Эта могилка одна среди поля. Высокая трава внутри оградки. Поле ровно выкошено. Камаяква бывает здесь ночью, а ночь здесь бывает всегда. Камаяква приходит редко, вот как сейчас. Медвежуть ухухукает все ближе. Камаяква убеждает себя в страхе. Плохо у нее получается. Она берет нескошенные сухие травы, вплетает в волосы, но горячие слезы не оживают ни их, ни ту аномалию, что где-то слева. Обреченье на несчастье. Обручена? Трава оранжева. Камаяква знает это, но ей противопоказано все, чем оный цвет овладел. Как она до сих пор жива? А черт его плачет как. Л-ь придумали для того, чтобы недолго посмеяться над своим творением. А она взяла и выжила.
Божешки ждут. Но. Скрип калитки и плач добрейшей медвежути ссимбиозились. Я иду по ковру, ты идешь пока врешь, мы идем пока врем. Она видит свой эшафот. Ее оттаскивают, но она идет. И приходит, и припадает губами к лезвию, что отнимет ей жизнь. И гибель эта - прекрасна. Все слишковато. И сказочновогодняя забыла эту деревню.
Вернувшись приблизительно домой, Камаяква застала обосновавшееся на кровати обручальное платье. Цвет: бледность пополам с дрожью. Состав: льдистый туман. Длина рукава: полтора метра.
Она целует эшафот до крови. Невелика потеря.
декабрь 2002
Свидетельство о публикации №203010500122