Сестра моя меньшая

СЕСТРА МОЯ МЕНЬШАЯ.


Часть первая

 

О собаках можно говорить бесконечно, как бесконечно можно говорить о любви, детях, красоте. Эта тема относится к разряду неисчерпаемых. И почти каждый человек в своей жизни хоть раз имел с ними дело. Собака, будь то пушистый увалень - щенок или злой сторожевой пес, никого не может оставить равнодушным. Пусть не всегда эти воспоминания приятные, но сохраняются в памяти на долгие годы и заставляют, время от времени, возвращаться к ним, глубже осознавая и переосмысливая их. Взаимоотношения людей и собак, порой складываются нелегко, но если они сложились, то у людей появляется шанс оценить все качества, присущие этим, несомненно, замечательным животным. Миллионы людей во всем мире, я уверен, уже оценили их преданность, ум, готовность к самопожертвованию, а многие просто обязаны им жизнью. Причем речь не всегда идет об экстремальных ситуациях, а, зачастую, о простом молчаливом участии в жизни одиноких людей, которые, покинутые всеми, живут только благодаря тому, что рядом с ними находятся существа, о которых можно заботиться.

Я глубоко убежден, что собаки, живя с нами бок о бок уже много тысяч лет, переняли от нас часть нашего интеллекта и, если можно так выразиться, души. Иначе, чем объяснить то, что собаки могут понимать не только стандартный набор команд, специфичный для той или иной группы пород, но и просто слова, а иногда даже мысли и чувства. По силе переживаний и сострадания они даже превосходят нас. Да, взаимоотношения собак с человеком таковы, что они находятся на вторых ролях и вынуждены всегда ему подчиняться. С этим никто не спорит, даже сами собаки: так уж повелось. Но собаки видят в этом весь смысл своего существования. Хорошо, когда люди могут правильно оценить эту бескорыстную преданность.

Я не претендую на роль автора, стоящего над этой темой и, освещающего ее с высоты непререкаемого авторитета, но испытываю сильную потребность осветить, если не всю эту тему, то, хотя бы ту ее часть, которую я познал сам, находясь непосредственно в самом ее ядре.

Итак: как это было.

Еще в детстве я “заболел” собаками. Моя фантазия рисовала мне самые невероятные приключения, которые делил со мной мой выдуманный четвероногий друг. Я настолько увлекся, что стал даже писать о собаках стихи. Стихи, конечно, были далеки от совершенства, но не писать их я не мог.

Очень любил я смотреть фильмы, где главными героями были собаки. И хотя эти фильмы нравились многим, мне они доставляли особое удовольствие. Не могу даже приблизительно сказать: сколько раз я смотрел фильм “Ко мне Мухтар”. Я очень переживал, когда Мухтар тосковал по своей хозяйке, ненавидел ее, когда та торговалась, стараясь выгоднее продать его. Но, зато, как я радовался, когда он отомстил ей за измену.

При такой страсти, которая разгоралась во мне все сильнее и сильнее, конечно же, нельзя было ограничиться только книгами и фильмами. В разные периоды моего детства я делал попытки завести настоящую собаку. Но, к сожалению, все они закончились печально. Сейчас, по прошествии многих лет, это можно объяснить. Просто я, не смотря на мое горячее желание иметь собаку, все-таки не был готов к ее приходу. Тогда мне казалось, что я был ласков и внимателен, но теперь, разобравшись в этом глубже, я понимаю, что печальные концовки этих историй все же на моей совести.

Конечно, вырастить собаку из щенка – это очень трудное дело. Даже у очень опытных собаководов бывают моменты, когда их питомцы погибают от болезней, под колесами автомобилей, на охоте. Но, когда собаки гибнут по вине своих хозяев, это ложится на совесть последних тяжелым бременем, которое, правда, не все осознают.

Не все понимают ( особенно часто это встречается у детей), что, заводя собаку, надо в первую очередь думать не о поводках и намордниках ( хотя это тоже очень важный раздел в заботе о них), а о том, чем собака будет заниматься на протяжении всей своей жизни. Как игрушка, собака скоро наскучит, но в отличие от обычной игрушки, которую, поиграв, можно бросить и забыть, она будет требовать постоянного внимания.

Так, служебных собак заводят для охраны себя, жилища и имущества, охотничьих – для охоты, декоративных – для внесения в дом тепла и дружеского участия, так необходимого одиноким людям. У всех этих собак свои строгие обязанности, которые они добросовестно выполняют на протяжении всей своей жизни, а забота об их чистоте и сытости превращается в приятное занятие.

Представьте, что Вы вернулись с охоты, где Ваш четвероногий помощник, выгоняя дичь из лесных крепей, весь извозился в репьях и колючках, земле и ряске. Он выполнял свои обязанности без халтуры и теперь обессилевший свалился, как подкошенный на свою подстилку. Неужели, Вам не приятно будет после отдыха почистить ему шерсть, помыть, если надо, а потом расчесать; осмотреть лапы, глаза и уши своего друга, оглаживая его и бормоча всякие ласковые глупости.

Я думаю, что собака, которая помимо лежания на диване и облизывания рук хозяина, имеет еще возможность доказать ему свою преданность и полезность, счастлива вдвойне, особенно если это связано с беготней и физическими нагрузками.

Многие люди подходят к приобретению собаки с эмоциональной точки зрения, не задумываясь над серьезными аспектами этой затеи. И это очень печально. Печально потому, что не достаточно подготовленный человек вторгается в отлаженный естественный механизм жизни собаки, меняя его на свой искусственный, не продуманный в деталях, подверженный сбоям и готовый остановиться в любой момент. Для некоторых людей это проходит бесследно, но в моей душе несколько примеров недостаточной продуманности такого рода оставили глубокие следы.

Как-то в детстве отец решил показать мне Птичий рынок. Как и всех, кто бывает на этом рынке впервые, меня поразило то обилие живности, плавающей в банках, трепыхающейся в клетках, поскуливающей на поводках и жалко выглядывающей из-за пазух продавцов. Для психики ребенка, надо сказать, это серьезное испытание. Я начал приставать к отцу с просьбами: купить то одно, то другое, то все вместе. Отец, как мог, отбивался, но когда мы подошли к собачьему отделу, он стал сдаваться. Еще бы, он сам всю жизнь любил собак, но жизненные обстоятельства не давали ему возможности завести их.

Вдруг я увидел крохотного лопоухого щенка, завернутого в овчинку (на улице была зима), которого держала на руках молодая девушка, выбор был сделан. Под моим мощным натиском отец сдался. Я взял в руки трясущегося не то от холода, не то от перемены хозяев щенка, и мы поехали домой.

Отец, отойдя от эмоций и трезво оценив свою слабость, уже раскаивался во всем, но отступать, было поздно, не выбросишь же, в самом деле, щенка на улицу. Под мою радостную и возбужденную болтовню мы вошли в подъезд нашего дома.

Потом были тяжелые разборки. Не могу объяснить почему, но мать была категорически против собаки в доме. Я был мал, многого не понимал, да и основная тяжесть забот о собаке все же ложилась на плечи родителей, поэтому осуждать их не берусь. В общем, через две недели, вернувшись из школы, я не застал своего Юльку дома. Родители отдали его знакомому, живущему за городом. Теперь я осознаю, что так было лучше, но тогда это была трагедия.

Вторая собака вошла в мою жизнь много лет спустя, когда я уже учился в техникуме. Это была нечистокровная восточноевропейская овчарка, которую я купил все на том же Птичьем рынке, но уже сам, на свои, заработанные на практике деньги. Тогда я не считал нужным с кем-нибудь советоваться по этому поводу и, придя домой, выдержал все то, что когда-то пришлось выдержать моему отцу, когда мы принесли домой моего первого щенка. Мне удалось сломить сопротивление матери просьбами, уговорами, торжественными обещаньями и клятвами. Так Лада попала к нам в дом.

Она была веселым и игривым щенком, но ее постигла беда - на втором месяце она заболела чумой. Надо сказать, что я и моя семья много сделали для того, что бы она выздоровела и она, было, выздоровела, но, попав под дождь, простудилась, и болезнь вернулась. Рецидива она не перенесла и вскоре умерла.

После этого я долго не заводил собак, просто было не до них. Я служил в армии, потом учился в институте, потом работал. Прошло одиннадцать лет, прежде чем я снова задумался о собаке. Дело в том, что, пойдя работать, я вступил в общество охотников и рыболовов. Я купил ружье, хоть это стоило мне много нервов, и необходимое снаряжение. Моя страсть к охоте была велика, и опыт постепенно перерастал из теоретического в практический. Охотколлектив, в котором я состоял, был очень не плохим, и скоро я попробовал утиную охоту, охоту по коростелю и дупелю, облавную - на кабана и лося, а также охоту на зайца. Из всего этого многообразия мне особенно понравились первые две и не только тем, что были самыми спортивными из всех, но и тем, что в организационном плане они были проще. При всей моей страсти и увлеченности, я чувствовал, что чего-то в моих охотничьих приключениях не хватает. “Вытаптывание” дичи приносило более, чем скромный результат. Даже когда мне улыбалась судьба, я не всегда оставался с добычей. Часто я терял подранков, которые прятались в густой траве и камышах или не мог достать битую птицу из воды. И хотя моя страсть к охоте не ослабевала, я не мог избавиться от чувства какого-то неудобства и неполного удовлетворения. Что же касается зайца, так тот вообще издевался надо мной, как хотел. Не смотря на то, что я был очень хорошо подготовлен теоретически и вытрапливал его до самой лежки, мне ни разу не удалось не только выстрелить, но даже увидеть его.

Хорошо организованная облавная охота на крупного зверя, как правило, заканчивается добычей его. Но, честно говоря, большого удовлетворения она не приносит, если не считать добытого мяса и чисто декоративных трофеев. Но именно на этой охоте я однажды увидел, как работают собаки егерей. Я был просто заворожен тем, как быстро они схватывали ситуацию, как четко обыскивали местность, поднимали зверя, гнали его, а если было нужно, останавливали и держали. Их неутомимость и деловитость вызывали чувство восхищения. Они работали не за поощрение, а для души, заражая всех, кто видел их, своей неисчерпаемой энергией. Вот и я, поглядев на них, сразу понял, чего мне не хватает. Мне не хватает настоящей охотничьей собаки. И с этого момента я уже твердо знал, что она у меня будет.

На этот раз я уже не торопился. Зондирование общественного мнения в семье дало обнадеживающие результаты. Супруга после непродолжительного шока тоже загорелась моей идеей, дети ( дочери тогда было три года, а сыну один) тоже не возражали, тесть с тещей ( в то время, как, впрочем, и сейчас, я жил у них) были ни за, ни против, что меня тоже устраивало. Теперь можно было приступать к самому главному – выбору породы.

Неожиданно для себя, я вдруг понял, что не знаю, какую собаку хотел бы завести. Для того, чтобы понять это, я стал размышлять. Если я собирался заниматься охотой, то собака, естественно, должна была быть охотничьей. Не успел я, как следует, порадоваться этому открытию, как почувствовал, что на этом легкость, с которой я хотел решить эту задачу, заканчивается. Теперь предстояло решить для какой охоты подбирать собаку. Вот этот-то вопрос и поставил меня в тупик, так как я не знал, какой именно охоте отдать предпочтение. Как начинающему охотнику, мне казалось, что я буду обязательно охотиться сразу на все, от воробья до слона и собака, поэтому, мне нужна соответствующая, которая сможет, если не аппортировать, то, хотя бы выставить под выстрел и того и другого. Багаж моих знаний о собаках к этому моменту был довольно скромный. Я знал две – три породы охотничьих собак и считал, что раз охотничья, то с ней можно охотиться на любую дичь. Позже, когда я узнал, что пород охотничьих собак великое множество и, что каждая из них используется на одной или двух видах охот, а для других не подходит, то я искренне посмеялся над своей наивностью. И в самом деле, если бы я завел сеттера, как рассчитывал раньше, не понимая смысла охоты с этой собакой, то, скорее всего эта история кончилась бы тоже печально. Охота с легавыми (а именно к этим собакам относятся сеттеры) предполагает наличие вполне определенной дичи, то есть бекасов, дупелей, перепелов и им подобной, которой в пределах московской области, благодаря нашей аграрной политике, днем с огнем не сыщешь. Много других пород тоже предполагали узкую специализацию и не совсем подходили мне. Правда, в кое каких источниках говорилось, что некоторые специальные породы собак обладают определенной универсальностью и могут использоваться не только по своему прямому назначению. Тщательно изучив эти источники, я, все-таки, пришел к выводу, что универсальность этих пород довольно условна и, что развивать ее можно только в ущерб их основному предназначению.

Перевернув массу специальной литературы, к своему сильному разочарованию, я очень скоро понял, что таких универсальных собак, в чистом виде не существует и, что мне предстоит сложная задача, выбирать охоту, которая должна занять основное место в моей жизни, отодвинув все остальные на задний план. Но я не унывал и продолжал искать собаку своей мечты.

Мое упорство не ослабевало и, очень скоро круг моих поисков сузился до трех пород, которые очень серьезно конкурировали между собой. Сначала моим вниманием завладела лайка. И я, было, уже решил, что другой такой собаки не найти. Из всего многообразия пород этой замечательной собаки я выбрал западносибирскую, как самую распространенную и симпатичную, с моей точки зрения. Но одно обстоятельство заронило в мою душу сомнение, это то, что собака эта самостоятельна и вольнолюбива, да вдобавок совсем не приспособлена для жизни в городской квартире. Так стала приходить в упадок версия о лайке, и скоро моим вниманием завладел спаниель.

Я много читал об этой, несомненно, великолепной породе. Мысленно уже видел его в деле, как он, разгребая водную растительность, выносит из воды битую утку. Эта собака очень подходила мне потому, что из всего многообразия видов охот мне особенно нравилась охота по перу. Но, все же, подспудно я не оставлял надежды найти универсальную собаку, которая, хотя бы частично, но взяла бы на себя и какие-то другие охоты, которые я не хотел совсем сбрасывать со счетов. Я надолго задержался на этой породе, уже строя относительно нее серьезные планы. Но червячок сомнений продолжал точить меня изнутри. И я решил продолжить поиски.

Вскоре мне на глаза попалась книга чешского автора Красулы, которая называлась “Норные собаки”. Сначала я отнесся к ней без особого энтузиазма, так как считал, что с норами мне придется иметь дело редко. Но, читая ее, я неожиданно заинтересовался ягдтерьером. Перебирая все достоинства этой собаки, к которым относились и ее небольшие размеры, что было не маловажно для нашей малогабаритной квартиры, я понял, что это та собака, которая мне нужна. Она была, по утверждению автора, выведена специально для егерей и обладала полной универсальностью. Я “заболел” ягдтерьером.

Но и не ему суждено было стать моей охотничьей собакой. Из компетентного (а, может быть, и не очень компетентного) источника я узнал, что в нашей стране ягтерьеров было мало, стоили они дорого, да и качествами, которыми должны были обладать, не обладали. Мои симпатии к ягдам, так их называли в обиходе для простоты произношения, стали угасать.

Но в той же книге Красулы мое внимание неожиданно привлекла малоизвестная порода вельштерьер и, тщательно изучив ее возможности, я остановил свой выбор на ней. Нельзя однозначно сказать, что эта порода охотничьей собаки не подвергалась сомнениям относительно той или иной охоты. Например, после поездки в район Шатуры на утиную охоту, я засомневался, что вельштерьер сможет пройти такие дебри камыша, которыми покрыты там берега торфяных озер. После этого я даже одно время подумывал о курцхаарах и дратхаарах (континентальных легавых), которые, по утверждению некоторых источников, тоже обладали определенной универсальностью, но из-за их больших размеров, дальше раздумий дело не пошло.

Итак, вельштерьер. Это, с моей точки зрения, замечательная собака, но, к сожалению, малоизвестная у нас в стране. Из очень большого количества отечественной литературы о породах охотничьих собак я выбрал так мало сведений о вельштерьерах, что их никак не хватало для удовлетворения моего любопытства. К моей большой радости, в те времена в нашей стране стали появляться книги чешских авторов, таких как Красула, Герцег и некоторые другие. Вот они-то и содержали исчерпывающую информацию об интересующей меня породе.

Оказалось, что в Чехословакии это широко известная собака. Ее малые размеры, покладистый характер, удивительно милый внешний вид и универсальные охотничьи способности снискали ей заслуженную славу. Эта собака, обладая покладистым характером, может и постоять за себя даже перед гораздо более крупным соперником, в чем в последствии мне не раз приходилось убеждаться.

Хочу отметить тот факт, что на пути к собаке своей мечты, меня ожидало несколько крупных удач. Одна из них, это то, что однажды, гуляя с коляской, в которой спал мой сын, я познакомился с очень интересным человеком – Ольгой Всеволодовной Суриной. В прошлом она работала в ГЛАВОХОТЕ и лично знала многих известных зоологов и собаководов. Ее рассказы о них вызывали во мне благоговение. Отец Ольги Всеволодовны очень любил собак и, сколько она себя помнит, всегда держал их. Любимой его породой была английский сеттер. Эта страсть передалась и Ольге Всеволодовне. Она тоже всю жизнь держала собак этой породы. Среди ее воспитанников такой известный кобель, как Лель, который вошел во многие каталоги и книги о легавых собаках. Правда, когда мы с ней познакомились, у нее была сука ирландского сеттера - Энн. Кстати, именно Энн и явилась причиной нашего знакомства.

Ольга Всеволодовна просто завалила меня интереснейшей информацией о собаках, которой не найдешь даже в самых интересных книгах и, в довершение ко всему, познакомила со своим другом студенческой поры, теперь экспертом всесоюзной категории по собаководству Владимиром Гавриловичем Гусевым.

Этот человек, не смотря на то, что был широко известен и частенько появляющийся на телеэкранах, оказался очень простым в общении и располагающим к себе. Он, являясь членом правления секции вельштерьеров при Московском обществе охотников и рыболовов, быстро ввел меня в курс дела и пригласил на притравку молодых собак для ознакомления с ними. Я с радостью принял это предложение и, как только настал долгожданный день, поехал на станцию Подсолнечная по Ленинградской железной дороге, где находилась искусственная нора. Этот день превзошел все мои ожидания. Признаюсь, до этого дня я не представлял себе истинных размеров вельштерьера. Под воздействием фотографий и рисунков, виденных мной, а также рассказов об этих собаках, у меня сложилось впечатление, что они намного крупнее. Но я был сильно удивлен, когда увидел их в жизни. Поначалу они показались мне такими миниатюрными, что буквально могли поместиться в большом кармане. Но постепенно такой яркий контраст между моими представлениями и реальностью сгладился, и я стал внимательно приглядываться к этим собакам.

Собак в тот день было много, и я метался со своим “Зенитом” от одной к другой, не зная какую снимать. Были тут и фокстерьеры, но не значительное количество. Когда хозяева со своими питомцами собрались, неожиданно оказалось, что из-за теплой погоды (дело было в марте) нору залило талой водой. Началось длительное вычерпывание воды из норы. Основную воду удалось вычерпать минут через двадцать, но нора оставалась сырой. После недолгого совещания было решено начать притравку.

Среди хозяев собак был один, который торопился домой. Он все просил, чтобы его собаку пустили первой. Видя состояние норы, все дружно согласились пустить его вперед, справедливо полагая, что их собаки от этого больше выиграют, чем проиграют.

При первых же пусках за лисой в нору эти маленькие собачки показали неожиданную для их внешнего вида энергию и злобу. Достаточно было видеть, как они дрожат на натянутом поводке перед входом в нору, чувствуя свежий запах пущенной туда чуть раньше лисы, чтобы понять, как трудно придется рыжей, если собака ее догонит.

Правда, не все собаки брали лису по месту, но все без исключения загоняли ее в котел и держали до тех пор, пока их не вытаскивали оттуда за шиворот, что означало, что их работа закончена, и что они молодцы. Конечно, доставалось в основном лисе, так как за ней гонялись несколько собак по очереди, но были неудачники и среди последних. В тот день обошлось без серьезных травм, а тем, которым не повезло, была оказана своевременная и квалифицированная помощь.

Во время притравки произошел интересный случай. Одна собака забежала в вольер, где находилась нора в тот момент, когда там работала ее подруга. Все эмоции, которые у норных собак спрятаны под толщей земли и о которых мы можем только догадываться, здесь были оголены. Собака, почуяв лису под ногами и не будучи стесненной норой, понеслась по восьмерке искусственной норы, как паровозик по рельсам игрушечной железной дороги, выполняя все маневры лисы с потрясающей быстротой. А когда собака в норе загнала лису в котел, то верхняя принялась лаять и пытаться прорыть в деревянных крышках лаз, чтобы помочь своей подруге.

Кроме рабочих качеств этих собак, в тот день я был свидетелем и их способности к дрессировке. Например, желая сфотографировать одну из собак, я попросил ее хозяина развернуть ее поэффектней. Ожидая, что он начнет крутить собаку руками и устанавливать в нужную позу, я был приятно удивлен, когда увидел, что собака встала очень красиво при одном лишь поднятии руки.

Я увидел, как эти собаки игривы и энергичны, ловки и злобны, красивы и милы, умны и послушны. И не мудрено, что после этого дня я уже не мог думать о какой-нибудь другой породе. Все они отступили на задний план, как книжные, теоретические, а моим сознанием всецело завладел вельштерьер, который покорил меня окончательно.

После этого я сделал заказ на щенка в секции вельштерьеров. Ожидание щенка стало для меня тягостным и томительным. Я “горел” собакой и думал о ней всегда. Когда что-то в жизни не клеилось, стоило мне подумать о своей будущей собаке, и я вновь обретал душевное равновесие.

А щенки все откладывались: то вязка не состоялась, то еще что-нибудь. Порой мне казалось, что меня попросту водят за нос. Сейчас, когда я оцениваю тогдашние события “с высоты” прошедшего времени, я понимаю, что это были вполне объяснимые задержки, но тогда я “сгорал” от нетерпения и многое воспринимал болезненно.

Но вот, наконец, мне дали телефон заводчика. Им оказалась очень своеобразная, но милая женщина Белова Марина Андреевна. Я созвонился с ней и, узнал, что все в порядке – ее сука Дэйси удачно повязана и, что в мае будут щенки. Я несколько раз звонил Марине Андреевне и справлялся о самочувствии Дэйси. И, когда, позвонив в очередной раз, я узнал, что щенки родились и, что все в порядке, то чуть не обалдел от счастья. Меня надолго посетило великолепное настроение. Все шло на редкость хорошо, все получалось.

Меня закрутили приятные хлопоты. Я сделал (по рекомендациям Красулы) ящик для будущей своей собаки, сшил ей матрасик по всем правилам- с двумя сменными чехлами, купил паводок, ошейник, косметический набор из трех, разных по назначению расчесок, приготовил миску и подставку для нее.

Теперь оставалось самое главное – это придумать имя. Так как собака, которую я собирался взять к себе в дом, была одной из лучших в Москве, то и к имени ее я решил подойти, как можно серьезней с учетом всех правил присваивания имен собакам. А правила гласили:

1 Имя собаки должно быть на языке той страны, в которой выведена ее порода.

2 Имя собаки не должно иметь аналогов среди имен человеческих, дабы не приравнивать людей к собакам.

3 Имя собаки должно отражать основные черты характера, свойственные ее породе.

4 Имя собаки должно легко произноситься, быть позывистым и состоять не более чем из двух слогов.

Я засел за англо-русский словарь Мюллера. Надо сказать, книга эта довольно велика, но желание дать своей собаке самое лучшее из имен было еще больше. Я долго трудился, пока, наконец, не выбрал несколько имен, более-менее удовлетворяющих моим высоким требованиям. Их-то я и предоставил на рассмотрение и утверждение своей жене Наташе. Хочу отметить тот факт, что моя одержимость в “собачьем вопросе” очень скоро передалась всем совершеннолетним членам нашей семьи и, если тесть с тещей раньше были ни за, ни против, то теперь сами загорелись этой идеей и время от времени спрашивали меня: “Ну, когда же ты, наконец, принесешь щенка”? Я думаю, такое развитие событий стало возможным еще и потому, что я никогда не подавлял их мнение. Конечно, не все было гладко в решении этого вопроса. Были колебания и возражения, но все они разбивались о мою “железную” логику и продуманность всех возможных ситуаций. Я никогда не завоевывал их благоволения пустыми и лживыми обещаниями. Все в нашей семье свыклись с мыслью, что у нас будет собака, и с нетерпением ждали ее появления.

Ну, так об именах. Из выбранных имен мне очень понравилось имя Джоли. Оно по всем статьям подходило под правила, и было производным от английского слова “веселый”. Но, к сожалению, оно категорически не понравилось моей жене. Остальные имена постигла та же участь. Моя задача усложнялась, так как к перечисленным правилам прибавлялся еще очень изысканный вкус моей жены. Я пытался отстаивать свое мнение, но после долгих споров мне снова пришлось засесть за словарь. Через неделю я нашел новое имя, которое блестяще укладывалось во все рамки и сразу всем понравилось. Это имя было Эрди, от английского слова азарт (азартный).

Еще задолго до придумывания имени, я решил, что заведу суку, но это решение пришло ко мне не сразу. Поначалу я твердо был за кобеля, хотя не могу членораздельно объяснить: почему. Наверное, здесь сыграло роль то, что я сам мужчина и мне была ближе та задиристость, франтоватость и темперамент, которым обладают самцы в природе. Но, подойдя к этому вопросу с практической точки зрения, я изменил свое мнение, так как сука более послушна и легче дрессируется. Она способна сглаживать ошибки в дрессировке у начинающих собаководов, к коим я и относился. Именно потому, что я был неопытным новичком, я и не решился заводить кобеля.

Теперь, когда все было сделано, куплено, придумано и подготовлено, время потянулось совсем медленно. Дело в том, что щенки должны находиться около матери не менее месяца и лишь после этого их можно раздавать новым владельцам. Марина Андреевна хотела продержать их у себя вообще до полутора месяцев, но неожиданные семейные обстоятельства заставили ее уменьшить этот срок до месяца и недели. И вот после неимоверного количества препонов и обстоятельств, долгожданный день поездки за щенком, наконец, настал.

Ночь перед этим событием я не спал, хоть, казалось, и все учел. На работе взял отгул, для того, чтобы отвезти щенка на дачу, где в это время находилась Наташа с детьми. До моего отпуска оставалось меньше месяца и это время было решено подержать щенка на даче, где больше солнца, природы и меньше городской суеты.

Итак, еле дождавшись конца рабочего дня, я сломя голову понесся к Марине Андреевне. Обстоятельства сложились так, что до этого дня мне не удалось посмотреть на щенков, и я вынужден был лишь справляться по телефону об их самочувствии у хозяйки. И теперь под грохот колес метро я гадал: какая она, моя Эрди?

Не смотря на то, что я летел, не замечая ничего на своем пути, перед дверью квартиры Марины Андреевны, я, всё-таки, остановился. Не могу понять – почему. Да и вдаваться в осмысление захлестывающих меня чувств не хотелось. Постояв несколько секунд перед дверью, я поднял руку и нажал на кнопку звонка.
Как только я сделал это, на той стороне двери послышался энергичный, но не злобный лай, затем клацанье дверного замка и, скорее ласковый, чем строгий окрик Марины Андреевны: «Дэйси, на место!». Дверь открылась и я вошел. Дэйси (мать моей Эрди), а я почему то сразу посмотрел на нее, а не на хозяйку, с тихим рычанием, скорее ворчанием, посеменила в комнату. Быстро раздевшись и, скинув ботинки, я босяком поспешил в комнату, где минуту назад скрылась Дэйси. Сердце колотилось где то в горле. Вот он час «Ч»…
Посреди комнаты было расстелено старое шерстяное одеяло, на котором неуклюже толкаясь ползали пять крохотных щенков. У некоторых из них на шее были повязаны разноцветные ленточки. Как потом мне стало известно – так отметили своих щенков уже определившиеся их будущие хозяева. Только у двух таких ленточек не было. Заметив это, я спросил: почему так?  Марина Андреевна ответила, что одного из них она оставляет себе, а другой – мой.
Я, как зачарованный смотрел на этих двух щенков несколько минут. Обе были сучонками, но мне бросилось в глаза то, как они разительно отличались друг от друга. Одна была энергичной и любопытной, с яркой блестящей шерсткой, квадратной мордашкой. Она постоянно изучала окрестности и окружающие ее предметы. Постоянно напрыгивала на других щенков, заваливала их и грозно (как ей самой казалось) рыча и тявкая заставляла лежать на спине, вымаливая пощаду. Вторая же обладала короткой не яркой шерсткой, остренькой мордочкой и хвостиком, который постоянно прижимала. Рядом с первой она выглядела явной дурнушкой.
Разумеется, я «положил глаз» на первую и уже присел, чтобы взять на руки, погладить и поласкать ее. Но Марина Андреевна была начеку. Оценив мои симпатии, без лишних предисловий оповестила меня: «Не эта, не эта, а вон та…»,- и указала на другого щенка- дурнушку. Я остолбенел от неожиданности. Марина Андреевна, заметив мое замешательство и, дабы не продлевать его, сама подошла к щенкам, взяла дурнушку и протянула мне.
Да, это был самый последний щенок в помете. Первые мгновения после получения такого известия повергли меня в шок. Я, мечтавший о самой лучшей в мире собаке, получал, как мне тогда казалось, вообще отбракованного щенка. Душа наполнялась разочарованием, граничившем с отчаяньем. Я клял себя за то, что не приехал сюда в тот день, когда получил известие о рождении щенков и не выбрал самого первого… Но действительность стояла передо мной, как скала и сделать ничего было нельзя. Если только отказаться вообще брать щенка.
С таким сумбуром в голове, я полуавтоматически принял дурнушку из рук Марины Андреевны и, подняв на уровень глаз, рассеянно посмотрел на нее. Лежа у меня на ладони, та тоже рассеянно смотрела то на меня, то в сторону, то сквозь меня. Было ощущение, что ей все равно, кому она достанется. Видимо, она не раз сталкивалась с таким восприятием ее окружающими и уже успела привыкнуть к этому.
Постепенно я стал успокаиваться и внимательней рассматривать доставшегося мне щенка. Наверное, предначертанная мне судьбой безысходность стала плавно давить на мое сознание и опускать планку моей мечты. Я осторожненько провел пальцами по жидким волосикам ее мордашки, стараясь поставить их торчком. Скорее всего я делал это автоматически, стараясь придать ее мордашке квадратную форму, как это положено по стандарту вельштерьеров, фокстерьеров, эрдельтерьеров и других пород терьеров. Квадрата не получилось. Вышла, в лучшем случае, трапеция, да и то не равнобокая. Не смотря на эти первые неудачи, я продолжал. Подняв верхнюю губу на ее трапециедальной мордашке, я, к великой своей радости, увидел, что зубки у нее великолепные. Не было отсутствующих, кривых, а прикус был ножницеобразный – правильный. Ушки, хоть и были покрыты шерсткой короче , чем надо, но лежали правильно. Ноги: передние и задние тоже были в норме. Признаков рахита тоже не было. При продолжении осмотра, мне бросилось в глаза, что шерсть по сравнению с ее братьями и сестрами очень коротка. До сих пор помню, что про себя окрестил ее лысенькой. Чепрак не спине был очень узок. А хвостик при первых же непонятках вокруг, прятался между задних ног. Закончив осмотр, я, вдруг почувствовал, что у меня нет того чувства безысходности, что было вначале. И неожиданно посетившая меня мысль: «А не так уж она и плоха…», - встряхнула меня и привела в чувства.
Вдруг, неожиданно раздался звонок в дверь. Я даже вздрогнул, окончательно придя в себя и вспомнил: где я и что я… Не выпуская свою дурнушку из рук, я сел на диван и с интересом ждал, кто же появится в комнате из прихожей. После такого разворота событий в этот день, я был готов к чему угодно, но, как оказалось, не ко всем его сюрпризам. Когда через несколько минут в комнату вошел… Владимир Гаврилович, да еще и с супругой – Еленой Владимировной, я почувствовал, что не все чудеса еще произошли.
Оказалось, что, являясь председателем секции вельштерьеров в московском обществе Охотников и рыболовов, Владимир Гаврилович очень строго следил за чистотой этой великолепной породы и лично участвовал в селекционировании ее. Он сам планировал вязки, осматривал новорожденных щенков, проводил первичные мероприятия по приведению щенков в соответствие стандарту и  выбраковку. А Елена Владимировна, будучи его боевой подругой, единомышленницей и ассистенткой, помогала ему. В тот день обстоятельства сложились так, что мой и его приезд к Марине Андреевне совпали, и в моей душе родилось новое необычное чувство, что что-то интересное должно еще произойти.
Владимир Гаврилович и Елена Владимировна, поздоровавшись с хозяйкой и со мной, приступили к осмотру щенков. Владимир Гаврилович брал на руки щенков, долго и внимательно осматривал их и передавал Елене Владимировне. Та, в свою очередь, проводила уже более серьезные операции: обрезку хвостиков, удаление прибылых пальцев, расчесывала и подстригала шерстку на ушках, которая придавала щенкам несколько неряшливый вид. Видимо она провела в своей жизни не мало таких операций, так как щенки выходили из ее рук похожие на игрушки – аккуратненькие, опрятненькие, как будто для кинопроб или фото сессии. Я знал, что хвостики у вельштерьеров купируются не ради прихоти владельцев, а для последующего использования этих собак для охоты в норах. Дело в том, что работа норных собак очень тяжела и часто граничит с прямой угрозой их жизни. Поэтому хозяину частенько приходится помогать собаке, вцепившейся мертвой хваткой в зверя, выбираться из норы, ухватив ее за хвост. При этом хвост должен обладать достаточной прочностью и удобной формой. Если оставить хвост таким, как есть, то его тонкий кончик в такой ситуации может оборваться, причинив уже взрослой собаке серьезную боль. Прибылые пальцы вообще купируются у всех охотничьих собак. Дело в том, что, являясь рудиментами, эти пальцы не несут никакой смысловой нагрузки в жизни собаки и владельцы не охотничьих пород собак не обращают на них никакого внимания. Но у охотничьих собак дело обстоит несколько иначе. Работая в угодьях, собакам часто приходится преодолевать крепкие места, где дичь имеет привычку затаиваться. При этом, прибылые пальцы, располагающиеся на голенях лап, часто ломаются, причиняя взрослой собаке сильную боль.
Мне всегда казалось, что эти операции причиняют щенкам страдания, но увидев, как это делает Елена Владимировна, я переменил свое мнение. Щенки, казалось, вообще не замечали, что им что то купировали и удаляли. Скоро все щенки прошли через руки Елены Владимировны и были возвращены на одеяло. Правда, моя дурнушка немного задержалась в ее ладонях. Елена Владимировна чуть дольше повертела ее в руках и, как мне показалось, с некоторым разочарованием спросила: «А эту кто-нибудь берет?». «Да, вот, он…»,- ответила Марина Андреевна, кивнув в мою сторону и, почему-то отведя глаза в сторону.
Елена Владимировна посмотрела на меня. Наверное, с моего лица еще не успела сойти та безысходность, которой я был охвачен, когда узнал, что все мои мечты, чаянья и надежды воплотились в этом… не самом лучшем щенке. Выдержав небольшую паузу, очевидно, для того, чтобы дочитать все, что было написано на моем лице, до конца, она повернулась к Марине Андреевне и спросила: « Ну, а остальные все пристроены?».
Марина Андреевна охотно включилась в разговор и рассказала, что все щенки пристроены. «А эта красавица почему без ленточки?»,- спросила Елена Владимировна, беря на руки вторую сучонку. «Эту я оставляю себе»,- ответила Марина Андреевна. После небольшой паузы, Елена Владимировна продолжила: « А зачем ты ее оставляешь? Тебе что Дейси не хватает? Ты и с ней то на охоту и выставки не ездишь». Вопрос явно застал Марину Андреевну врасплох. Она замялась и пробормотала что то не внятное в ответ. Заметив это, Елена Владимировна продолжала: « Вспомни, сколько всего надо преодолеть, чтобы вырастить щенка. Тебе сейчас это надо? Хочешь погубить щенка, держать его на диване?».
Марина Андреевна впала в ступор, явно не зная, чем мотивировать свое решение оставить лучшую в помете сучонку себе. В состоянии глубокой неопределенности, она произнесла фразу, которая, по ее мнению, должна была иметь свойства хоть какого то аргумента в разговоре с Еленой Владимировной: «Да? А куда же ее…?».
Тут вступил в разговор Владимир Гаврилович, до этого безмолвно сидевший и наблюдавший за действиями Елены Владимировны и, как выяснилось не только за ней. «А, вот, ему… отдай»,- сказал Владимир Гаврилович тоном давно заготовленной фразы, лишь ожидавшей вступить в дело. Я почувствовал, что пол покачнулся у меня под ногами и, чтобы чувствовать себя более устойчиво, я присел на табуретку, которая не известно откуда, но очень кстати оказалась поблизости. «Он будет охотиться… да и вообще, посмотри на него, лучшего хозяина для нее не найти»,- продолжил Владимир Гаврилович, не давая Марине Андреевне собраться с мыслями и возразить ему.
Я, не отдавая себе отчета, опустил дурнушку, которую держал в руках, на пол. Едва дождавшись этого момента, та, по своему обыкновенью, поджав хвостик, сразу засеменила к одеялу. Я был в полной растерянности и не знал, что делать. Зато Владимир Гаврилович четко знал свою партию и уверенно вел спектакль к финалу. Он взглянул на меня и, едва уловимым движением подбородка, кивнул мне на Принцессу, которую держала на руках Марина Андреевна. Я почувствовал, как сердце заколотилось у меня в груди, а дыхание, наоборот, замерло. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы Марина Андреевна, не уверенным движением, будто под гипнозом, не протянула ее мне. Я взял ее и почувствовал, как тело мое наполняется теплом и чувством, которое я считал счастьем. Чувствуя, как мои щеки и уши запылали огнем, я поднес ее к лицу.   
Я смотрел на нее, она -на меня. Я оценивал ее, она - меня. Ее маленькие глазки-бусинки сверлили меня и, казалось, не испытывали ни малейшего страха или беспокойства. Я думал: какая же она маленькая, умещается, без преувеличения, на ладони. Тот ошейник, который я для нее приготовил, можно было, разве что, застегнуть ей вокруг живота, да и то, был бы велик. Эрди, видимо надоело смотреть на меня или висеть у меня на ладони и она сначала заерзала, потом, видя бесполезность этой формы протеста, задрыгала ногами. А когда и дрыганье не дало никакого результата, опустив мордашку, не переставая глядеть на меня, от чего стали видны белки ее глаз, пискляво зарычала. Я понял, что это добром не кончится и опустил ее на пол.
Так Эрди вошла в мою жизнь.

Часть вторая

Когда Эрди появилась в нашем доме, я, конечно, предполагал, что в моей жизни произойдут какие-то изменения, но то, что она полностью перевернет мою жизнь, принеся с собой массу хлопот, проблем, переживаний и приключений, сделав меня счастливейшим человеком, я и представить себе не мог. Начать можно с того, что приготовленный мной ошейник оказался не то, что великоват, а просто гигантским по сравнению с тонюсенькой шейкой моей собачки.  Ажиотажные поиски замены результатов не дали. Я был близок к истерике, но внезапно мой взгляд упал на лежащий на столе ремешок для женских часов, купленный моей супругой для замены сносившегося. Я, еще не веря в удачу, взял его и примерил к шее Эрди. Это была удача – он пришелся как раз впору, да и смотрелся очень симпатично. Я шумно выдохнул: первая проблема была решена. Как ни странно, Наташе такое решение тоже понравилось, не смотря на то, что ей и пришлось покупать новый ремешок.
Не смотря на то, что Эрди была совсем крошечной, она имела характер, о чем говорит следующий эпизод знакомства ее с моей семьей. Когда я привез ее на дачу к моей семье, супруга с детьми гуляла. Я сел на крыльце ждать, когда они вернутся, а Эрди опустил на пол перед собой. Ждать пришлось не долго, минут через пятнадцать калитка распахнулась и, издавая невообразимый шум, в ее проеме появились мои дети. Им кто-то уже сказал, что я приехал и привез щенка. Так что, остановить их порыв было не возможно. И  весь этот гвалт, похожий на крики стаи перепуганных воробьев, устремился к нам с Эрди. Я хотел было остановить детей, чтобы они своими крикам не испугали маленького щенка, но Эрди среагировала быстрее. Она пулей влетела под газовую плиту, и когда дети приблизились к ее «цитадели» стала осыпать их писклявым щенячьим лаем, ясно давая понять, что так просто она не сдастся. Её поведение возымело действие на поведение детей, они притихли и стали заглядывать под плиту, пытаясь разглядеть нового члена их семьи. Минут через пять Эрди успокоилась и перестала лаять, но продолжала также пискляво по щенячьи рычать. Я достал ее и показал всем. Восторгам не было конца.
Второй серьезной проблемой было гулянье с ней. Мало того, что она очень быстро уставала, так еще я очень боялся ее потерять в траве и среди заборов дачных участков. Но и эту проблему удалось довольно быстро решить. Гулять я носил ее в маленькой корзиночке, которая не известно для чего была сделана. Размеры ее не подходили ни для грибов, ни для продуктов. Разве что, для какой-нибудь икебаны из пары – тройки цветов. Но Эрди она была как раз впору. Так мы и гуляли: пока шли, Эрди сидела в корзинке, как останавливались, я опускал ее на землю, и она разминала ноги, иногда делала свои дела…
Один раз я, все-таки, зазевался и упустил ее из виду. Благо, что дело было на нашем участке. После непродолжительных поисков, я обнаружил ее под домом. Я полез под дом, чтобы достать ее и тут заметил еще одно обстоятельство, которое реально грозило мой Эрди серьезными последствиями, граничащими с гибелью. Эрди сидела у опорного столба и чесала задней лапой за ухом, а сзади к ней бесшумно подкрадывался огромный котяра. Судя по его внешнему виду, это был сибирский кот, а сибирские коты шутить не любят. Сомнений в его намереньях не было – он хотел ее придушить, приняв за крысу. Я запустил в кота какой-то палкой, которая, очень кстати, попалась под руку. Его, как ветром сдуло. Я вытащил Эрди из-под дома и впредь уже не спускал с нее глаз.
Если сказать по совести, то я в заботе об Эрди был немного психом. Это объяснялось тем, что досталась она мне не дешево. Этот щенок стоил двести пятьдесят рублей. Если сравнить эту сумму с тогдашней моей зарплатой – сто шестьдесят рублей, то очень просто подсчитать, что стоила она полторы моей месячной зарплаты. Чтобы купить такую собаку, мне пришлось подрабатывать по вечерам в механическом цехе КБ в котором я работал. Кроме денег, сама собака была, если можно так выразиться, царских кровей. Её отец – кобель по кличке Замбо был чемпионом отечественных и международных выставок и имел родственные линии, уходящие в Англию. Я смотрел эти линии. Ни у кого из его родственников не было титула ниже «Очень хорошо», а преобладали титулы «Отлично» и «Чемпион». Кроме того, он имел диплом первой степени по барсуку, что свидетельствует о том, что он был «без царя в голове». Специалисты по норным собакам знают, что такое диплом первой степени по барсуку.
Дело в том, что барсук из всех зверей, по которым работают норные собаки, самый серьезный и опасный. Лиса, енот и прочие – это обычная дичь для норных собак. Самое страшное, что может произойти с собакой при схватке с ними – это покусы на морде и, в крайнем случае - потеря зуба. С барсуком же совсем другая история. Передние лапы барсука с мощными когтями обладают способностью копать землю, как «два ковша бульдозера». Этими лапами барсук может рыть глубокие и протяженные норы и этими же лапами ему ничего не стоит закопать собаку, которая не обладает такими возможностями. Единственная возможность избежать такой участи у собаки – это гнать зверя практически впритык, не давая ему времени развернуться и начать копать. Если собака не достаточно злобная и напористая, участь ее предрешена – она будет заживо похоронена на глубине иногда до четырех метров. Если такое происходит, то в дело вступает хозяин, но лишь в том случае, если он хорошо подготовился, то есть: взял лопаты и отслеживая перемещение собаки в лабиринте норы, припав к земле ухом, точно определил место трагедии. Не смотря на это много собак погибло в схватках с барсуками. Такая наследственность впоследствии время от времени проявлялась в характере Эрди, что тоже можно, в определенном смысле, назвать проблемой.
 Родственная ветвь матери Эрди – Дейси, уходила в Чехословакию. Там было все по - проще – титулы не ниже «Очень хорошо» и дипломы по Лисе и еноту. В общем, я в прямом смысле трясся над ней, как осиновый лист.
Не смотря на это, я допустил очень серьезную ошибку, чуть не стоившую Эрди жизни. Дело в том, что в те - советские - времена культура собаководов была не очень высока и каждый имел свою точку зрения на воспитание, кормление, лечение собак. Литературы было мало и такие собаководы, как я частенько пользовались доморощенными слухами. И, когда подошло время делать Эрди прививки от чумы и энтерита, до меня дошел слух, что у нас в стране очень плохая вакцина и от таких прививок собаки заболевают и умирают. До сих пор не могу сказать: имел ли этот слух под собой какое-либо основание. Даже в среде таких непререкаемых для меня авторитетов, как Ольга Всеволодовна и Владимир Гаврилович, не было единодушия по этому вопросу, и я, сложив все «за» и «против», решил эти прививки не делать…
Месяц ничего не происходило, и я уже стал думать, что, как говорится, «пронесло», как однажды утром Эрди отказалась есть, что было для нее очень не естественно, да в придачу, склонившись над ней, я заметил, что глаза у нее гноятся. Я вскочил, как ошпаренный и бросился звонить Ольге Всеволодовне, как единственной моей палочке выручалочке. Ольга Всеволодовна тотчас созвонилась с врачом ветеринарной клиники, с которой у нее были давние дружеские связи и договорилась и приеме. Через час я был в клинике, там нас уже ждали. Диагноз был поставлен быстро – ЭНТЕРИТ. Для меня это звучало, как приговор и я был близок к отчаянию.
Врач – женщина лет сорока, как выяснилось, была асом в своем деле. Мне стыдно, но я не запомнил ее имени, а, ведь, именно благодаря ей Эрди выжила. Эрди было назначено пять уколов, два из которых внутривенно, не считая таблеток и растворов внутрь. Сама Эрди ни есть, ни пить не могла, и я кормил и поил ее из ложечки. Вспомнить страшно. Но, благодаря, этому лечению она через две недели выздоровела. Я облегченно выдохнул. Дай бог здоровья той женщине врачу.
Время шло. Эрди росла, превращаясь в настоящего терьера. Её первый ошейник – ремешок от женских часов, давно уже израсходовав все свои дырочки, был отправлен в архив – охотничий сундучок на чердак. Теперь она носила настоящий ошейник, хоть он и был самого малого размера. Я с самого нежного возраста приучал ее к спартанской жизни. Мы лазили с ней по лесным крепям, болотам и высокой траве. И, надо признать, она выдерживала все нагрузки, проявляя свой твердый родовой характер.
Одновременно с этими событиями, произошло еще одно очень знаменательное и радостное событие – мы купили дом в Калужской области. В те времена это было не простое дело. Сложность его заключалась в том, что никто не знал, как это точно и правильно делается. Набегавшись по инстанциям, преодолев несчетное количество барьеров, которыми являлись бюрократические проволочки, мы, наконец, заполучили дом с огромной по нашим дачным меркам усадьбой двенадцать соток. Сам дом был швырковый. Уверен, процентов девяносто восемь современных людей даже не представляют, что это такое. Дом был построен в начале пятидесятых годов. Его прежние хозяева, люди не богатые, а точнее сказать – бедные, строили его исходя из своих возможностей, которые тоже были не высоки. О камне и дереве речь не шла, но в арсенале наших русских людей, особенно в суровые и лихие времена, были еще кое-какие материалы. Среди таких материалов был и швырок. Это обыкновенное осиновое полено, диной примерно полметра, которое заменяло кирпичи.  Из этих поленьев, укладываемых поперек и скрепляемых обыкновенным глиняным раствором и возводились стены. Изнутри и снаружи стены штукатурились тем же глиняным раствором. Вот так. Стропила и прочие конструктивные элементы крыши были сделаны из очищенных от коры стволов липы и березы. Правда крыша была покрыта шифером. На этом прежние хозяева не экономили. Пол был сделан из толстого горбыля, который крепился к бревнам, лежащим прямо на земле. Расстояние от пола до земли в некоторых местах было не более ста миллиметров. Внутри находилась небольшая, убогого вида, печурка, которую почему-то называли групкой. Не смотря на свой неказистый вид, грела она капитально. Чтобы отопить весь дом в любую зиму, ей требовалось всего два заброса дров. Если это правило нарушалось и делали три заброса, то спать приходилось, с открытой входной дверью. Мне довелось это проверить.
Покупка этого дома и усадьбы, которая по весне заливалась водой  небольшой родниковой речки почти до самого дома, открыла новую, одну из самых ярких страниц моей жизни. Вокруг лежали необъятные охотничьи угодья: поля, леса и перелески, заливные луга, озера и пруды, болота, холмы и овраги. И нигде не было ни заборов, ни коттеджей. Ни души. А тишина просто давила на уши. Я до сих пор с легкой печалью вспоминаю ту сказку, в которую тогда окунулся.
Теперь для нас с Эрди открывались широчайшие перспективы. Наши тренировки стали более интенсивными. Изучая окрестности, мы уходили на приличные расстояния. Иногда уставал я, иногда –она. Тогда мы садились на землю и ели костинику – очень вкусную лесную ягоду. Эрди смотрела за тем, что и как я делаю и старалась подражать мне. Видя, что я срываю и отправляю в рот эти ягоды, она, сначала осторожно подошла и обнюхала ближайший к ней такой же кустик. Потом, еще раз взглянув на меня, видимо сделала последнее умозаключение: раз хозяин ест, то и мне не грех, и тут же сорвала его и съела, смачно чавкая. После этого, она уже без каких-либо колебаний, принялась объедать близлежащие ягоды, а я наблюдал за ней и думал, что собака, как человек, имеет ум. Размышляет, делает выводы, принимает решения. До этого я, как-то не задумывался об этом. Но, слава богу, судьба дала мне возможность приоткрыть эту тайну земного бытия.
Время шло. Эрди приобретала все новые и новые навыки общей дрессировки и воспитания. Из дрессировки мы изучали такие команды, как: «Нельзя», «Ко мне», «Аппорт». Считаю, что это основные команды, необходимые для любой собаки. Есть еще и другие команды, но, главное, не перегнуть с ними. Большой набор различных, иногда очень специфических, команд необходимый служебным собакам, охотничьим не нужен, более того, даже, в некоторых случаях вреден. Дело в том, что человеку нет необходимости учить охотничью собаку чему-то новому, ей не известному. Он просто развивает ее собственные инстинкты и рефлексы, заложенные в ней природой. Поясню на примере норных собак. Эта замечательная группа охотничьих собак обладает кроме всего прочего очень ярко выраженной самостоятельностью, так как в норе она предоставлена сама себе и должна решать все проблемы сама. Если заставлять норную собаку постоянно спрашивать разрешения на свои действия, то это не только испортит ее, но может привести и к печальному финалу.
Печально, но сам я понял это не сразу, а, лишь несколько позже, что и моей Эрди принесло определенный вред с точки зрения тренировки норных собак. Кроме перечисленных выше основных команд, я еще дрессировал ее в выполнении команд: «сидеть», «лежать», «голос». Забегая вперед, скажу, что пользовался я ими не часто. Только для работы «на публику». А на охоте пользовался только тремя основными. Итак, команда «нельзя» самая основная для любой собаки. Она заставляет ее немедленно прекращать не желательные действия. От четкости и своевременности выполнения этой команды, очень часто зависит жизнь вашей собаки. Из всех возможных ситуаций и примеров, возьму только один, самый показательный. На земле лежит очень соблазнительный кусок мяса. Собака, если только она не специально подготовленная, непременно схватит и проглотит его, а через некоторое время погибнет в страшных мучениях. Вы и сами догадаетесь из-за чего. Рядом с нами живет достаточно много «доброжелателей», которые очень изобретательны в способах набивки подобных приманок ядами, булавками, стеклом…
Многие знают, что у команды «нельзя» есть синоним – команда «фу». Лично мне эта команда никогда не нравилась, и я предпочитал ее не использовать. Команда «нельзя» не так проста в дрессировке. Дело в том, что выработка рефлекса на выполнение этой команды требует от хозяина определенных действий, не всеми одобряемых в нашем обществе. Собаке нужно причинять боль. А после того, как она твердо усвоила эту команду, нужно постоянно следить за тем, чтобы этот рефлекс не ослабевал. Согласен, это горькое лекарство, но оно идет во благо собаке. Эрди быстро усвоила эту команду и у нас с ней никогда не было проблем с ее выполнением. Да и я никогда не злоупотреблял этой командой.
Команда «ко мне» хоть и не так серьезна, как «нельзя», но тоже важна хотя бы для того, чтобы взять собаку на поводок для того, чтобы перейти автодорогу или отправиться домой после прогулки. Эта команда тоже требует четкого усвоения собакой и беспрекословного выполнения. В связи с этим в памяти моей всплывает один случай, который заставляет меня поежиться, переживая его вновь и вновь, как будто он произошел не много лет назад, а только вчера. Как то летом, мы вышли с Эрди изучать окрестности нашего калужского дома. В разгаре была уборочная. На окрестных полях убирали урожай. По полям ползли комбайны, по дорогам между полями сновали автомобили с зерном. Светило солнце, стрекотали кузнечики, в небе пели жаворонки. Я, видя, как она послушно идет по обочине, отцепил поводок. Дорога поднималась на холм. Неожиданно Эрди, погнавшись за бабочкой, выбежала на середину дороги. Я тут же позвал ее командой «ко мне», но Эрди не слышала ее, гоняясь за бабочкой. В этот момент на гребне холма появился грузовик с зерном. Дороги были не загружены и водители не стеснялись «притопить», чтобы сделать больше ходок. Последнее, что я видел (и это до сих пор стоит у меня перед глазами) это грузовик, из-за резкого торможения вошедший в юз так, что зерно хлынуло у него через борт и Эрди, скрывшаяся под его колесами. Грузовик остановился. Я был в шоке и не мог вымолвить ни слова, только тупо смотрел под машину. Водителя тоже не было видно. Видно он тоже справлялся с шоком. Прошло несколько секунд. Вдруг из-под заднего моста грузовика показалась Эрдина голова, а затем и она сама. Я схватил ее на руки и прижал к себе. Эрди тоже была не в себе и, прижавшись ко мне, дрожала. Дальше я помню плохо. Появился водитель. Наверное, он сказал мне что-нибудь для бодрости, потом сел в машину и уехал. А я еще стоял на обочине с Эрди на руках и переживал целый вихрь чувств, среди которых были: страх, злость на себя за беспечность и всепоглощающая благодарность водителю, который сам чуть не попал в аварию, но сохранил жизнь моей Эрди. Спасибо тебе, неизвестный водитель, простой добрый человек, Дай бог тебе здоровья. Конечно, в этом случае дело скорее не в команде, а в осмотрительности хозяина собаки, но, при этом становится понятно, какую роль может сыграть четкое и своевременное исполнение команды «ко мне». Ну, ладно, дальше…   
Эта команда строится на положительных рефлексах собаки: ласках и лакомстве. Хочу только предостеречь: никогда не подзывайте к себе собаку, чтобы наказать. Если она в чем-то провинилась, поймайте ее и накажите, а иначе она будет ассоциировать эту команду с наказанием и может вообще перестать ее выполнять, что, поверьте, испортит вам немало крови. Я отрабатывал у Эрди эту команду маленькими кусочками сыра и печенья, а также ласковым и продолжительным оглаживанием. Да, маленькая деталь: беря на прогулку лакомства, кладите их в целлофановый пакетик. Так вам удастся избежать появления жирных пятен на карманах ваших курток и брюк. Как вы, наверное, уже догадались – это из личного опыта. Эрди всегда с удовольствием выполняла эту команду, но, из всех видов поощрения, ласки ей нравились больше всех и, со временем, я совсем перестал брать на прогулки лакомства. Эрди бежала ко мне «со всех ног» и замирала в блаженстве, когда я гладил ее по голове и спине.
Команда «аппорт», также, как и «фу» не вызывает у меня никакой симпатии и ассоциируется с очень не хорошим словом. Гораздо больше мне нравится наше русское слово «принеси». Оно какое-то теплое, понятное и человеку и собаке. На охоте эта команда, пожалуй, самая важная. Собака, не подающая битую дичь, у невыдержанного охотника рискует сама превратиться в битую дичь. Ведь подача битой птицы – это кульминация всей охоты, к которой охотник готовился все межсезонье, истратил массу патронов, пока подбил этого жалкого чирка, а собака, видите ли, не подает. Любая собака понесется «сломя голову» за брошенной ей хозяином палкой или мячиком, но не каждая собака принесет схваченный предмет обратно хозяину. Смысл отработки этой команды заключается в том, чтобы легко и не принужденно, в игре заставить собаку отдать брошенный предмет хозяину, а награда за это – второй заброс предмета и опять беготня за ним. Мне кажется, что ничего так не нравится собаке, как бегать за брошенными палками и мячиками. Эрди не была исключением. Надо было видеть ее мордаху, когда она видела в моей поднятой руке обломок ветки. Она очень быстро сообразила, что брошенный предмет нужно как можно быстрее принести и отдать хозяину. Именно отдать, так как дичь не обладает такой прочностью, как палка и может сильно пострадать, если хозяин будет выдирать ее из пасти игривой собаки. Я отрабатывал эту команду у Эрди, так как, изучая эту породу знал, что она является относительно универсальной, и хотел использовать ее на охоте по перу. При отработке этой команды я заметил очень интересную вещь – то, как она пользуется своим чутьем. Чутье собаки – это настоящее чудо. Нам – людям даже трудно представить, что собака может учуять запах предмета, содержание которого в воздухе составляет одну молекулу на кубический метр. Эта способность Эрди приводила меня в восторг. Иногда, беря в руки палку и, потерев в руках, я делал вид, что бросаю ее. Эрди, не дождавшись самого броска, устремлялась вперед по направлению моего замаха. Видя, что все внимание ее сосредоточено на месте предполагаемого падения палки, я не заметно для нее изменял направление броска. Через некоторое время Эрди понимала, что предполагаемого падения она не дождется, и в недоумении возвращалась ко мне. Я указывал рукой в сторону места нахождения палки и командовал: «Ищи»! Эту команду мы с ней никогда не отрабатывали. Эрди с первого раза поняла, что от нее требуется. Было очень интересно наблюдать за тем, как она ищет брошенный предмет, используя свой чудо нос. Эрди обладала верхним чутьем – это когда собака не «скребет» носом по земле, а ловит запах высоко подняв голову, используя ветер. Чтобы собака почуяла спрятанный предмет, надо, чтобы ветер дул через этот предмет ей навстречу. Тут вопросов нет – собака сразу «прихватывает» запах и идет прямо на предмет. А что делать, если ветер дует ей в спину? Эрди, без всяких потуг с моей стороны, решала эту задачу сама. Она начинала огибать широкий круг, придерживаясь указанного мной направления и, когда достигала той позиции, когда ветер дул через предмет ей навстречу, сразу брала пеленг на него. Причем, момент, когда она прихватывала запах предмета был четко заметен – она будто бы натыкалась на преграду, поворачивала и безошибочно шла к заветному месту. Когда она уже хорошо научилась приносить и отдавать палки и мячики, я сшил из фланели точную копию битой утки, набил ее ватой, придав чучелу вес около полу килограмма и стал использовать его вместо палок и мячиков. Эрди сразу поняла, что брать битую утку надо за шею, нести аккуратно и без всякой игры отдавать хозяину. Эту деталь в дрессировке придумал я сам, и могу сказать она оказалась очень полезной при подготовке к настоящей охоте.
Я чуть не забыл еще про одну команду – «возьми». В служебном собаководстве она звучит, как «фас». Но о выработке этой команды особо нечего говорить потому, что Эрди уже врожденно знала ее и, впервые заслышав, выполнила безукоризненно, погнав кота, который смог спастись, лишь забравшись на дерево. Мне, не то, чтобы часто, но приходилось давать ей эту команду в будущем, и осечек никогда не было.
Вообще, Эрди была настолько послушна и понятлива, что иногда достаточно было ей, просто, что-то сказать, и она все понимала. Я «горел» охотой и так был увлечен подготовкой Эрди к ней, что не замечал, как идет время. А время, меж тем, шло и, однажды, я, вдруг, заметил, что Эрди уже не щенок, а молодая собака. Только вид у нее был какой то неряшливый и совсем не похожий на тот, который обычно бывает у этой породы на фотографиях. Я сразу вспомнил себя, когда я задерживаюсь с походом в парикмахерскую. Это означало одно, что нам с Эрди надо было заняться ее внешностью. По совету Ольги Всеволодовны, я поехал к Владимиру Гавриловичу и прошел «курс молодого бойца» по приведению Эрди в приличный вид. Я знал, что жесткошерстных терьеров надо не стричь, а тримминговать, то есть выщипывать старую шерсть, так как сама она не выпадает, как у собак других пород. Конечно, первое, что сделал Владимир Гаврилович – это порекомендовал обратиться к специалисту. Но я не воспользовался его советом, так как специалист брал за тримминг одной собаки пятнадцать рублей. Я такими средствами не располагал, но располагал энтузиазмом сделать это самому. Тогда Елена Владимировна на примере одной из своих собак показала  все тонкости этого процесса и даже дала попробовать мне самому выщипнуть пару клочков. Со стороны это кажется зверством, но собаки переносят эту процедуру на удивление спокойно, так как отмершая шерсть доставляет им беспокойство. В общем, я взялся за тримминг. Посадил Эрди на табуретку, как Елена Владимировна свою собаку, и приступил к делу. По началу это дело показалось мне не таким сложным, но по мере продолжения его, я стал сомневаться – дойду ли я до конца со всеми пальцами. Когда я выщипнул последний клочок, пальцев я уже не чувствовал. Процесс занял около двух часов. Процесс тримминга включает в себя не только выщипывание, но и стрижку собаки в области головы, шеи и живота. Когда пальцы стали подавать признаки жизни, я занялся стрижкой. Этот процесс понравился мне больше. Я даже позволил себе немного поимпровизировать. В основном, это касалось бровей. Я точно не знал, как их постригать и поэтому добился более менее сносного результата экспериментируя. При этом выражение мордахи Эрди менялось от сурового, когда волос над глазами было много, до трогательно наивного, когда их почти не осталось. Но, как бы там ни было, а тримминг я сделал. И результат оказался удовлетворительным. В общем начало было положено и все последующие годы я делал его сам, овладев этим искусством в совершенстве. Не привычно смотреть на только что отримингованную собаку. Она совершенно лысая. Видны все ее родинки, косточки и складки кожи и, кажется, что она уже никогда не обрастет, а останется такой навсегда. Но заверяю вас: все проходит, пройдет и этот период. Вот и Эрди через две недели оделась в аккуратную, блестящую шерстку и стала так хороша, что не возможно было глаз отвести. У нее появилась настоящая терьерская стать: ровная напряженная спина, морда с густой бородой, голые ушки с висящими вперед кончиками, широко расставленные, как у хозяина жизни, ноги и аккуратный, плавно изогнутый хвост, торчащий вверх. 
Настало время и первой нашей выставки. Я порхал над Эрди, как стилист над состоятельным клиентом. Выщипывал и подстригал лишние волоски,  расчесывал и приглаживал шерсть. Приехали мы к открытию. При регистрации выяснилось, что собаки нашей возрастной группы выйдут на ринг самыми последними. Это означало, что нам придется ждать почти самого конца выставки  - это около четырех часов. Это было серьезное испытание. Погода стояла солнечная, температура воздуха – градусов под тридцать, вокруг полно людей и собак. У некоторых хозяев на поводках по три- четыре собаки. У нескольких кобелей сдали нервы, и они схватились друг с другом трое на трое ни мало не заботясь о нарядах и прическах сделанных им перед выходом на ринг хозяевами. Хозяева с истерическими криками бросились разнимать эту дерущуюся свору. Кого-то серьезно прикусили… Дурдом… Эрди тоже нервничала. Несколько раз бросилась на кого-то, но чуть было сама не схлопотала. Здесь все были терьеры – фоксы, вельши, ягды, и на понт кого-то взять было трудно. Постепенно наша возрастная группа собралась вместе и хозяева разговорились, стали делиться новостями. Все были на выставке впервые и, как я, все время, что то друг у друга спрашивали. Один парень спросил у меня: нормально ли подстрижены «бакенбарды» у его кобеля. Он, как и я, сам тримминговал своего пса и теперь сомневался: что внешний вид его соответствует стандарту. Я сказал, что, вроде, нормально, но другой парень сказал, опять же вроде, что пышноваты. Этого хозяину кобеля было достаточно, чтобы он занервничал. Тут же, откуда-то, достав ножницы,  он попытался подровнять своему кобелю бакенбарды, но тот решительно воспротивился и парень после нескольких неудачных попаток повернулся ко мне и попросил помочь – подержать собаку. Но и с моей помощью ничего не получилось. Кобель вертелся, как уж под вилами, демонстрируя недюжинную силу, но свои бакенбарды в обиду не дал. Полязгав в воздухе ножницами, его хозяин решил, что и так сойдет и прекратил свои бесплодные попытки. Наша группа кучковалась вокруг красивой с чугунными ножками парковой скамейки. Не смотря на то, что скамейка была довольно вместительной, места всем не хватало - многие стояли. Некоторые счастливчики сидели. Среди них, на самом краю сидела молодая женщина со своим питомцем. Рядом стояли два молодых мужчины, каждый из которых держал по два вельштерьера на поводках. Одному срочно надо было отойти к машине, и он попросил соседа подержать его собак, но тому, видимо, хватало своих, и он посоветовал, указав на лавку: «Да, вон, привяжи к ножке». Первый посмотрел на чугунную ножку лавки, на женщину, сидевшую рядом, и с хитрой улыбкой спросил: «К какой ножке?». Женщина со смущенной улыбкой отвернулась, а мужчина, торопливо привязав своих собак к лавке, удалился.
Время тянулось убийственно медленно. Мы с Эрди посмотрели, как проходят ринги других собак. Довольно скучное зрелище. Люди и собаки друг за другом ходят вокруг стола с судьями, а те переставляют их в этой веренице, в зависимости от их экстерьера. В начале ринга люди встают: кому как нравится, а уже к концу впереди оказывается лучшая, по оценке судий, в породе собака, а в конце, соответственно, худшая. Мы погуляли, поели поспали в машине. Я, и то, обалдел от такого ожидания, а что говорить об Эрди. Она так устала, что  к моменту, когда нас пригласили на ринг, была далеко не в выставочном состоянии: какая-то нервная и неуправляемая.
Сначала собак обмеряли. Эксперт измерял длину тела, высоту в холке, пропорции. Эрди никак не хотела встать, как надо для измерения, и эксперт решил измерить ее так, как она стояла. Эрди что-то не понравилось и она чуть не прихватила его за руку, в которой он держал приспособления для измерения роста. Реакция эксперта была быстрее, чем у Эрди – наверное, сказывалась усталость последней. Не знаю, успел ли он что-нибудь измерить, но судя по тому, что перемерять не стал, наверное успел. «Тридцать девять сантиметров», - был его вердикт. Это был последний размер в породе. Будь она, хоть на полсантиметра выше, ее бы забраковали. Но, пронесло. Затем было взвешивание. Здесь проблем не было – девять триста. Потом проверяли экстерьер. Мы стояли шеренгой. Вдоль нас шел эксперт и, останавливаясь напротив каждой собаки, пищал резиновой игрушкой, заставляя ее насторожиться и, соответственно, напрячься, что придавало собаке выигрышный вид, по которому судьи и оценивали ее экстерьер. Когда эксперт подошел к Эрди, та вообще, встала к нему задом, да еще, как-то безобразно развесила уши.  Не смотря на мои энергичные попытки направить ее внимание на эксперта, только на третий сигнал, она соизволила это сделать, но уши так и не подобрала. После этой процедуры все двинулись по рингу. Мы с Эрди начали движение где-то в середине. Прошли один круг. Судьи начали переставлять участников. Прошли второй круг. Остановились. Я огляделся и… О ужас! Я стоял предпоследним, за мной была только одна женщина. Ринг снова тронулся. Когда стоящий передо мной участник, двинулся вперед, я жестом предложил этой последней женщине встать впереди меня. Она почти вприпрыжку заняла предлагаемое ей место. А мы с Эрди, опустив головы и развесив уши, двинулись за ней в арьергарде. Так бесславно и закончилась наша первая и последняя выставка. Эрди – лучший в помете щенок, представитель величайшей собачьей династии, не то, что титула – не получила вообще никакого места. Не знаю, как для Эрди, для меня это была катастрофа, крушение всех планов и надежд. Я был на грани истерики. Когда награждали победителей, участников нашего ринга попросили остаться на месте. В конце церемонии к нам с Эрди неожиданно подошли двое судей, пожилая женщина и молодой мужчина и объявили, что мы с Эрди награждаемся большим серебряным жетоном выставки и вручили нам шестигранный, размером с юбилейный рубль, алюминиевый жетон. Я не понял, что это такое: орден, медаль. За какие заслуги. В общем, приехали мы домой, у меня (как сказал Леонид Филатов) сопли бахромой. Я сразу позвонил Ольге Всеволодовне и рассказал, что мы с Эрди имели честь идти по рингу последними. Она успокоила меня, как могла, а через несколько дней перезвонила и объяснила, что судьям очень понравилось, что я предложил той женщине идти впереди меня. За это мне и вручили этот жетон. У нее были связи в мире собачников. Я до сих пор не знаю: была это награда или просто как диплом участника. А жетон до сих пор лежит в архиве – сундучке на чердаке.

Не смотря на то, что я планировал использовать Эрди на охоте по перу, все-таки я решил, что для начала ее надо обучить норной работе – ее основной породной специальности. Для этого я вывез ее на ту искусственную нору, на которую ездил первый раз смотреть на вельштерьеров – на станцию Подсолнечная. На притравочной станции мне предложили для начала попробовать Эрди по лисе. Для этого достали из деревянного ящика лису. Посмотрев на нее, я сразу понял, что живется ей не сладко. Она была какая то взъерошенная с ошалелыми глазами и абсолютно беззубым ртом. Ее запустили в нору, а Эрди сказали немного подержать у входа, всячески распаляя ее интерес к преследованию. Здесь я вволю попользовался командой «возьми», что несколько разогрело Эрди, но не привело ее в состояние злобной истерики, как некоторых других собак, когда те уже не испытывают никаких других желаний, кроме, как догнать лису и порвать ее. Эрди лаяла, от чего слюни летели в разные стороны, натягивала поводок, пытаясь влезть в нору, но злобы ей явно не хватало. Инструктор, видя это, все не разрешал мне запускать Эрди в нору. Минут через пять терпение у него явно кончилось и он дал отмашку. Я отстегнул ошейник и Эрди без особого энтузиазма залезла в нору. Несколько секунд в жерле норы был слышен ее лай, но потом все стихло. Еще через несколько секунд лай послышался уже в середине норы под крышкой одного из котлов. Котлом в норе называется местное расширение, как грыжа на велокамере. Этими котлами изобилуют естественные норы. В них то и происходят схватки собак с обитателями нор. Сначала я подумал, что Эрди догнала лису и вступила в схватку, но вскоре, по низкой интенсивности лая стало ясно, что собака залегла и просто облаивает лису. Дав Эрди полаять, в надежде, что та разъярится и пойдет в атаку и, не дождавшись результата, инструктор сказал мне, чтобы я вынимал ее из норы и открыл крышку котла. Нашему взору открылась следующая картина: Эрди лежала на входе в котел и прилежно лаяла, а с другой стороны на нее шипела лиса, оскалив десны своего беззубого рта. «Не хватает злобы», - сказал инструктор и предложил мне помощь в притравке моей собаки, для чего, надо было оставить ее на месяц на станции притравки и заплатить триста рублей. Пообещав подумать, я забрал Эрди и пошел к машине.
«Как это: не хватает злобы», - думал я и прикидывал, как самому можно воспитать в Эрди злобу. Эта тема не давала мне покоя несколько дней и, наконец, я придумал. Купив дом в калужской области, моя теща дорвалась-таки до свободы и, забрав с собой тестя, переехала туда жить. Усадьба была засажена картошкой, огород – овощами, был построен курятник и, что самое главное, в сарае появились клетки с кроликами. Они-то и завладели моим вниманием. Я знал, что в природе кролики живут в норах, а, стало быть, нора для них привычное дело и, следовательно их можно использовать для притравки Эрди и развития у нее злобы к зверю. О норе я даже не беспокоился, сделать ее для меня было парой пустяков. Как только мне в голову пришла эта мысль, я с воодушевлением взялся за дело. Правда, сделать восьмерку мне не хватило терпения. Я вырыл прямую траншею, метров пять в длину и накрыл ее досками, фанерками, кусками ДСП – что нашел.
Настал день испытаний всей этой городухи. Я выбрал среднего кроля. Как сейчас помню: он был белого цвета и, в сопровождении своих и соседских детей отправился к норе. Кроля я нес над землей за шкирку, а Эрди бежала внизу по земле, все время норовя, ухватить его за задницу. Это был добрый знак. Уж теперь-то она наберется злости. Придя на место, я сразу запустил кроля в нору. Правда, запустил – это громко сказано – он никак не хотел туда лезть и я просто затолкал его туда, а чтобы он не вылез обратно, поставил у входа Эрди, пока еще на поводке. С грехом пополам, кроль залез в нору так, что его не стало видно снаружи. Подождав несколько секунд, я пустил Эрди в нору, отстегнув ошейник. Не теряя времени, я бросился к выходу из норы, подбежав к которому увидел торчащие из него две морды рядом – кроля и Эрди, которые глядели на меня ошалевшими и счастливыми глазами. Да, со злостью не получилось. Я решил прекратить пока эти тренировки и под заливистый смех детей пошел домой, прихватив Эрди и кроля. Больше я к этой норе не возвращался, и она прекратила свое существование, обсыпавшись и покрывшись травой.
Честно говоря, я не сильно расстроился, ведь при охоте по перу, злость собаке не нужна, а я получал все больше аргументов в пользу этой охоты, для которой было просто необходимо, чтобы собака умела плавать и не боялась выстрелов. Не знаю, может быть на свете есть собаки, которые, едва появившись на свет, сразу лезут в воду и плывут, но я таких не встречал. Как правило, щенки и молодые собаки боятся воды и, обладая природной способностью плавать, не торопятся в нее лезть. Им еще надо объяснить, что воды бояться не надо и ни в коем случае не тащить в воду силой. Я подошел к решению этого вопроса, как всегда, с лакомством и игрой. Сначала мы просто ходили по мелким лужам, потом я стал выбирать лужи все глубже и глубже. Я шел впереди в болотных сапогах, Эрди за мной. Когда глубина луж дошла ей до подбородка, Эрди стала хитрить. Она выбиралась из лужи, отряхивалась, обегала ее и встречала меня на другой стороне. Меня это не устраивало и я сменил тактику. Я нашел бочажок – микропрудик, глубиной примерно по пояс и стал бросать в него ее любимую игрушку – палку. Сначала близко от берега, где Эрди легко ее доставала, затем все дальше и дальше. Когда палка стала падать на глубину, выше роста Эрди, та замешкалась. Было видно, что ей очень хочется достать палку, но, что-то ее пугало, не давало дотянуться до любимой игрушки. Я, видя это, стал ее подбадривать криками и движениями. Эрди поколебалась несколько мгновений и…, не в силах больше бояться, поплыла. Я был в восторге, а Эрди с этого момента, больше воды не боялась. Мало того, у нее, откуда не знаю, появилась манера прыгать в воду с разбега. Это было фантастическое зрелище: Эрди сигала с берега на полтора-два метра и плыла к цели – сначала палке, а впоследствии и к дичи. Теперь для нее не было преград ни в виде кустов, ни в виде высокого бурьяна, ни в виде воды, будь то речка, озеро или болото.
Так как охота по перу предполагает стрельбу из ружья по дичи, то очень важно, чтобы собака сама не боялась этой стрельбы. Теперь мне предстояло приучить ее не реагировать или, вернее, реагировать правильно на звук выстрела. Это, кстати, очень важный аспект в дрессировке собаки. Я приведу пример. У моего соседа по лестничной клетке была прекрасная сучонка миттельшнауцера. Однажды в новогоднюю ночь, после первых возлияний, он с семьей вышел на улицу, где народ запускал фейерверки и взял собаку с собой. При первых же залпах салюта, собака так испугалась, что рванула, не разбирая дороги куда глаза глядят. Больше мы ее никогда не видели.
Итак, выстрелы. Лето было в разгаре, сезон еще не открыт. Я задумался, как же мне приучить ее к выстрелам. Но думал я не долго. Дело в том, что, вступив в общество охотников, я частенько посещал стрелковый стенд Авангард в Люблино. Ну и где же еще можно слушать выстрелы хоть целый день, как не тут. В один прекрасный солнечный день, мы с Эрди приехали на стенд. Я очень боялся, что Эрди испугается первых выстрелов и тогда прощай охота. Поэтому сразу к стрелковым площадкам не пошел, а стал прогуливаться, держа Эрди на поводке, в березовой рощице, находящейся метрах в пятидесяти от них. Здесь выстрелы звучали глухо. Поначалу Эрди немного напряглась, услышав их, но очень быстро потеряла к ним всякий интерес. Минут через двадцать, мы вышли из березок и стали прогуливаться на задках стрелковых площадок, метрах в тридцати от стреляющих. Теперь выстрелы звучали резче, но Эрди уже воспринимала их спокойно. Еще немного погодя, мы подошли к стрелковым площадкам метров на десять. Эрди была умницей и не боялась уже просто грохочущих выстрелов. Я уже сам вошел в раж и подобрался к стреляющим метра на три и сел на траву. Эрди улеглась рядом со мной и даже вздремнула под грохот выстрелов. Я был доволен результатами огневой подготовки и размечтался… Из этой эйфории меня вывел строгий окрик. Я повернул голову. Надо мной стоял стрелковый инструктор. Я попытался объяснить, что обстреливаю собаку, но он безапелляционно приказал мне убираться, чуть ли не за березовую рощу. Но теперь нам с Эрди было все равно куда убираться, выстрелов мы не боялись. Мы встали и послушно покинули стрелковые площадки и сам стенд. Дело было сделано.

Часть третья
До открытия сезона оставалось не больше месяца. Я был готов. У меня была великолепная собака. Оставалось только найти местного егеря, чтобы изучить угодья и брать путевки. Где его найти, нам подсказала соседка по деревне – Татьяна Ивановна.  Он жил, если идти через лес, километрах в пяти от нашей деревни, если по дороге – все десять. В один прекрасный день, я взял бутылку водки и пошел знакомиться. Эрди в этот раз со мной не было. Она была в Москве. Я не любил длинных дорог и поэтому решил идти через лес. Мне довольно точно объяснили дорогу, и я добрался до деревни, где жил егерь сравнительно легко. Его деревня была не такая, как наша. Она стояла на краю огромного оврага. Сады в этой деревне росли на его склонах. Признаться, я еще ни разу не видел, чтобы фруктовые деревья росли на такой крутизне. Люди в деревне показали мне дом егеря, и через несколько минут я был уже у него. Дома его не оказалось - он убирал высушенное сено на другом склоне этого же оврага. Я начал спускаться к нему. Вдруг, ноги выскочили из-под меня, и я проделал почти весь путь к егерю на пятой точке. Я поднялся, отряхнулся и мы познакомились. Когда я брал с собой бутылку, все думал: как же я буду ему ее отдавать. Но все оказалось очень просто. Узнав о цели моего визита, он пригласил меня в дом. Там бутылка, каким-то образом оказалась на столе, мы выпили, закусили и разговорились. Анатолий Михайлович (так его звали) оказался очень добродушным и отзывчивым человеком. Он рассказал мне об угодьях, живности, которая в них обитает, как и где охотиться. В общем, ввел меня в курс дела. А еще он сказал, когда будет открытие охоты и обещал сам показать мне все места. Я был на седьмом небе, и когда мы распрощались, я как на крыльях понесся домой, опять же через лес. Сам не могу понять и, тем более объяснить: где и почему я сбился с пути. Дорога была обычная – по дну одного из трех, параллельно идущих, оврагов. Особенно странно то, что туда я всегда доходил без проблем, а обратно начинались проблемы. Я очень старался идти по дну того же оврага, он всегда приводил меня в какие-то незнакомые места, из которых я потом долго выбирался. Причем это было не раз, не два, а всегда. Я так и решил, что меня водит леший. 
Наступил долгожданный день первого выхода на охоту. Анатолий Михайлович (я, как-то сразу, стал звать его Михалычем) привел нас с Эрди к небольшому, сильно заросшему по берегам кустарником и бурьяном, пруду, который находился посреди поля. Сначала я засомневался, что это место одно из самых лучших, но метров за сто, до пруда, Михалыч шепотом предупредил, чтобы мы не шумели. Мы стали подкрадываться, стараясь производить как можно меньше посторонних звуков. Я мельком взглянул на Эрди, которую на время, пока мы шли к пруду, спустил с поводка. Она тоже насторожилась и напряглась, вытянув нос в сторону пруда. Я не успел еще насладиться красотой момента скрадывания дичи, как Эрди вдруг сорвалась с места и бешенным аллюром бросилась к пруду через кусты и бурьян, производя шум, как минимум стада буйволов, впавших в панику. Что-либо скомандовать или предотвратить ее действия уже не было никакой возможности, да и смысла тоже.
Через мгновение с пруда, производя шум гораздо более сильный, чем Эрди, поднялась огромная стая крякв. Так как Эрди двигалась с нашей стороны, то и кряквы, поднявшись, полетели от нас. Расстояние было почти предельное. Я сдуплетил, Михалыч даже не стал. Утки благополучно улетели, как сказал солдат из повести Лермонтова «Герой нашего времени»: «Умирать полетели». Мы с Михалычем помолчали, потом я поймал Эрди и взял на поводок. Я был расстроен. Но делать было нечего. К сожалению, эта манера (рвать поперед батьки) осталась у нее на всю оставшуюся жизнь. Ее имя, «родившееся в муках», полностью оправдывало ее характер. Если я не успевал брать ее на поводок, то мое подкрадывание к дичи было безнадежно сорвано – Эрди неслась впереди меня, далеко выходя за дистанцию не только прицельного, но и просто выстрела. Выйдя в угодья, Эрди сразу входила в раж и некоторое время была просто неуправляемой. Поэтому, идя на охоту, я сначала давал ей время на адаптацию, то есть – набегаться, нанюхаться. Это давало определенный эффект, но начиная подходить к реальным угодьям, я всегда брал ее на поводок.
Оставив этот злополучный прудик, мы двинулись дальше. Пройдя, где-то, полчаса мы вышли на берег большого озера, остановились и, разойдясь по небольшим кустам, служившим нам укрытием, стали ждать лёта. Я привязал Эрди, чтобы она не выдавала нашего присутствия. Прошло не больше пяти минут, как на нас налетела стайка уток голов пять. Мы с Михалычем сдуплетили. Михалыч попал, я – нет. Одна кряква кубарем свалилась в воду, произведя шум, чуть ли не громче выстрела. Теперь предстояло проверить навыки Эрди в подаче битой дичи. Задача упрощалась тем, что, будучи привязанной около воды, Эрди видела, куда упала утка. Едва я успел спустить Эрди с поводка, как она в своей манере сиганула в воду и, как катер поплыла к добыче. Мы с Михалычем, затаив дыхание, наблюдали за ее действиями. Достигнув утки, Эрди, несколько мгновений покрутив головой, выбирая место хвата, быстро, но аккуратно взяла ее за шею и направилась к берегу. Выйдя на берег, она положила утку перед нами с Михалычем, отряхнулась и села рядом, как бы ожидая оценки своих действий. Моему восторгу не было предела. Михалыч и тот расщедрился на похвалу, отпустив в ее адрес: «Ничего, нормально..».
После этого пошла охота. Утки летели, как камикадзе, очевидно стараясь уничтожить таранными ударами всех охотников, стоявших на берегу. Скажу, что далеко не каждый мой выстрел достигал цели, но к концу зорьки мы были с добычей – у меня одна кряква и у Михалыча кряква и два чирка. Михалычу открытие охоты – скорее забота, чем удовольствие. Надо следить за соблюдением правил  охоты, норм отстрела, наличием путевок, чего не скажешь обо мне. Когда лёт практически прекратился, Михалыча уже рядом не было, он ушел дальше в угодья, а я еще не настрелялся и поэтому решил продолжить охоту вытаптыванием. Эрди, подустав, уже не проявляла безудержного рвения, сохранила интерес к поиску дичи, засевшей в болотных крепях. В окрестностях этого большого озера было великое множество мелких заболоченных, заросших камышом бочагов. Вначале я пытался послать Эрди в поиск командой «Ищи», но эффект от этого был ,скорее, теоретический. Эрди добросовестно обыскивала местность до камышей и возвращалась ко мне, лишь иногда вспугнув какую-нибудь мелкую птаху. И, подбегая ко мне, с чувством выполненного долга «докладывала»: «Хозяин, ничего нет, пошли дальше». Я задумался, как бы мне заставить ее обыскивать камыши. За мной она бы пошла в огонь и в воду, но не мог же я, в самом деле, идти впереди собаки и сам себе выгонять дичь, тем более, что вытоптать дичь – это еще не все, ее еще не худо бы подстрелить. Охотники знают, что когда бродишь по болоту, тратишь много сил на поддержание равновесия, так как под слоем воды и ряски часто прячутся различные препятствия, такие, как коряги, ямы, густые водоросли. При этом ружье приходится держать, мягко говоря, в неготовом к стрельбе положении, что отрицательно сказывается на выстреле, если, все же удается поднять дичь. Из раздумий меня вывел чей-то голос сзади. Это был такой же, как я охотник, который не пожелал после окончания лёта идти домой, а продолжал охоту, бродя по угодьям. «Достает?», - сразу спросил меня он, как только я повернулся к нему, с надеждой глядя на Эрди. « Достает»,- с гордостью ответил я, памятуя, как Эрди доставала нашу с Михалычем битую дичь. «Пойдем, помоги достать»,- попросил он и тотчас растворился в кустах. Мы с Эрди последовали за ним. Через несколько минут мы вышли к большой воде того озера, на котором стояли во время лёта. Охотник указал мне на плававшую метрах в десяти от берега битую утку. Я попал в сложную ситуацию: я, вдруг, вспомнил о том, что, не видя упавшей в воду утки, Эрди не станет ее доставать, не понимая, чего от нее хотят. Надо было как то привлечь ее внимание к битой утке. Моя охотничья репутация висела на волоске: охотник, которому я обещал достать утку, нетерпеливо поглядывал то на меня, то на Эрди, то на утку. Вдруг, меня осенило: надо бросить ей что-будь в воду, желательно ближе к битой утке. Палка не подходила, Эрди ее бы и принесла, а, вот, камень… Я поднял с земли небольшой камень и зашвырнул им в утку. Конечно не попал, но всплеск был, и он не ускользнул от внимания Эрди. Дальше рассказывать не надо… Эрди, как выпущенный из катапульты снаряд, просвистела мимо нас с охотником и шлепнулась в воду, покрыв добрую треть расстояния до утки. Поплавав несколько секунд вокруг места, где утонул камень и, не найдя его, она схватила битую утку и вытащила ее на берег к восторгу моему и охотника. С этого момента охота стала налаживаться. Стоило Эрди услышать всплеск в камышах, как она тут же устремлялась к нему и выгоняла оттуда все, что там затаилось. Теперь я мог идти в полной готовности к выстрелу по сухой земле и наблюдать за действиями Эрди, обыскивающей крепи.
Я все время не устаю удивляться: насколько же точно, я дал ей имя. Более азартную собаку мне тогда, да и теперь трудно представить. В связи с ее азартным характером, в моей жизни связано много курьезных случаев, как на охоте, так и в повседневной жизни. Так, однажды на охоте, я решил погонять дичь, используя надувную лодку. Посадив в лодку, Эрди и, сложив охотничье снаряжение: рюкзак, чехол от ружья, мы отчалили. Проплыв вдоль камышей метров двадцать, мы подняли пару уток. Я вскинул ружье и выстрелил. Стрелять было не удобно: в одноместной лодке тесно, в руках весла, и я промазал. Но Эрди не смогла справиться с волнением и прыгнула в воду, едва не перевернув лодку. Сделав вокруг лодки пару кругов, она подплыла к борту, выражая всем своим видом желание забраться обратно. Я, не до конца проанализировав последствия, схватил ее за шиворот и втащил в лодку. Места в лодке не было, и я опустил ее на рюкзак, который стоял у меня между ног. Очутившись в лодке, Эрди добросовестно отряхнулась. Когда этот обряд закончился, я почувствовал себя, как описавшийся младенец. Рюкзак и чехол от ружья были насквозь мокрые, а сам я сидел в реальной луже, которая, как морской прибой, перекатывалась подо мной, с каждым моим движением. Ни о каком продолжении плавания не могло быть и речи, мы поплыли к берегу. Мне пришлось около получаса отжимать штаны, содержимое рюкзака и брезентовый чехол ружья. После этой охоты я так и не смог убрать ружье в чехол – он сел размера на два. Пришлось его выбросить и купить новый – кирзовый, который, кстати, служит мне и по сей день.
В повседневной жизни азартный характер Эрди выражался несколько иначе. Она быстро усвоила, что самые интересные вещи происходят в деревне и на охоте. А добираться туда и туда приходится на машине. И каждый раз, когда я садился в машину, она очень боялась, что ее не возьмут с собой, и устраивала настоящий концерт. Скуля бегала вокруг, выла, лаяла и успокаивалась лишь тогда, когда оказывалась в машине. Что интересно, такой же психоз овладевал ей и тогда, когда я выходил из машины, а она оставалась в ней. Путь до деревни был не близкий, и во время его приходилось несколько раз останавливаться: заправиться или по нужде. Один раз меня остановил инспектор ГАИ и вальяжно подошел к моей двери. А когда я открыл дверь, чтобы выйти, Эрди издала такой вопль, что инспектор, очевидно, посчитавший, что это я не согласен с его действиями и протестую, даже шарахнулся. Он не сразу понял, что происходит и, пристально глядя на меня, как то даже с опаской, попросил документы. Но разобравшись, рассмеялся, вернул документы (а они были в порядке) и пожелал счастливого пути.
Говоря об азартности Эрди, надо отметить, что и храбрости ей было не занимать. Она никогда не пасовала перед чужими собаками. Если ей, по какой-либо причине, не хотелось вступать в драку, она просто обнажала свои клыки, которые, надо сказать, имели внушительный вид. Кто знает терьеров, тот согласится, что их зубы, в силу охотничьей профессии, сильно контрастируют с их экстерьером. Я могу сказать, что редко кто из собак выдерживал этот оскал. В основном, все сразу вспоминали о своих неотложных делах и ретировались. А те, до кого не доходил этот не двусмысленный намек, подвергались молниеносной и истеричной атаке. Истеричной потому, что она сопровождалась истеричным лаем, доходившим до визга. Иногда ей хватало только броска, иногда она гнала непонятливых несколько метров, после чего возвращалась ко мне с недовольным ворчанием. Было интересно наблюдать, как от нее шарахались собаки, в двое-трое превосходящих ее ростом. Доходило до смешного. Однажды я проходил с ней на поводке мимо сидевшего на траве кобеля афганской борзой. Он собрался было почесать себе за ухом, как, вдруг, Эрди ни с того, ни  с сего сделала выпад в его сторону. От неожиданности тот опрокинулся назад и, перекатившись через голову, еще долго смотрел ей вслед ошалелыми глазами. С чужими людьми Эрди тоже не церемонилась. После того, как она порвала штаны пьяному соседу нашего калужского дома, а одной, очень назойливой тетке прокусила валенок, по деревне пошел слух, что к нам без приглашения лучше не приходить. А хватка у нее была мертвая. Если уж она серьезно хватала палку, то ее можно было крутить над головой, держа за эту палку.
Не смотря на это, Эрди была очень воспитанной собакой. Поясню: если собака выполняет много команд, она считается выдрессированной собакой. Но это не гарантия того, что собака является также и воспитанной. Воспитанной собака считается тогда, когда, живя в городской квартире, она не создает неудобств ни хозяевам, ни соседям. Эрди как то сразу поняла, что нельзя лаять на людей, проходящих по лестничной клетке мимо ее двери, когда она одна, что справлять нужду можно только на улице, что грызть обувь и мебель – дурной тон. Правда, на детские игрушки это правило не распространялось. Их она жевала ожесточенно и добросовестно, отчего старые и надоевшие детям игрушки у нас на задерживались. Но, не смотря на то, что Эрди была очень воспитанной собакой, в ней, все же, иногда просыпались отцовские гены и она могла, что называется: мертвого заставить перелечь в другую могилу. Так, я сделал ей очень уютненькую конуру и поставил ее рядом с проходом между комнатами. Не прошло и получаса, как я полностью раскаялся в содеянном. Дело в том, что ей, очевидно, не понравилось то, что мимо нее постоянно ходят домочадцы, и она стала рычать на каждого проходящего. Так как наша квартира была маленькой, а домочадцев было много, то ее рычание было почти неприрывным. Особенно Эрди раздражало то, что тесть ( у него были больные ноги) шаркал шлепанцами. Однажды ее раздражение достигло апогея и она, выскочив из конуры, набросилась на один из шлепанцев тестя и, прихватив его зубами, стала с визгом и рычанием тормошить тот из стороны в сторону, при этом не трогая ногу. Отучить ее от этой привычки (рычать) мне так и не удалось и пришлось конуру убрать. Но эта мера тоже оказалась не эффективной, так как ее привычка трансформировалась в другую, но такую же невыносимую. Если в ее миске попадалась косточка, Эрди, съев предварительно все остальное, затаскивала ее под шкаф и продолжала рычать на всех, проходящих мимо в радиусе двух метров. Мне приходилось вытаскивать ее из-под шкафа силой и отнимать у нее кость. Иногда эта процедура превращалась в настоящую норную схватку. В которой иногда доставалось и мне. Она билась за свою кость всерьез.