Ледяная Корона. Главы из книги. Часть первая

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  Склоны Северных предгорий на исходе лета – благодатнейшее из мест. Солнце, еще недавно бившее по голове раскаленной сковородой, стоило только выйти из тени под его беспощадные лучи, становится ласковым, как руки мате-ри, горячий ветер начинает дышать приятной прохладой, небо, бывшее беле-сым от зноя, наливается глубокой синевой… Казалось бы, только вчера загус-тевший от жары воздух звенел голосами бесчисленных кузнечиков, и вдруг замечаешь, что вокруг – тишина…
  Тишина, которой благоговейно внимает душа – торжественная, всеобъем-лющая тишина наступающей осени, уже прошитая первым серебром летучих паутинок…
  В такое время не хочется заниматься делом. К чему бесконечное рысканье по распадкам, поиски примет месторождений, охота на красного зверя для княже-ского стола или затесы на деревьях благородной породы керн, из которых после вырубки, надлежащей сушки и обработки мастера сделают драгоценную ут-варь? Суета, суета сует, растерянно прячущая глаза перед молчанием Вечно-сти…
  Сидевший на валуне у пещеры старик вздрогнул: из черного зева горы раз-дался звук, нечто среднее между рычанием и чиханием. Зверь? Лихой человек? На всякий случай подтянув поближе окованный сталью посох, старик всмот-релся в темноту. Там послышалась возня, кряхтение, и вскоре на свет, щурясь от яркого солнца, выбрался взъерошенный человек в пыльном дорожном пла-ще.
  - Приветствую, добрый человек, - сказал он, приложив ладонь к сердцу. Не-знакомый обычай, но понятный – значит, в сердце дурных помыслов не держит.
  - И тебе поздорову, - отозвался успокоившийся старик. – Отшельничаешь? А я уж было решил – мишка тут на зимовку залечь собирается.
  - А что ж тогда не убежал? – прищурился на него странный обитатель пеще-ры.
  - Стар я уже – от медведей бегать. Да они сейчас и не опасные, сытые. Ягод, грибов в лесу – хоть коси, орехи подоспели… Станет мишка зубы ломать мои-ми старыми костями!
  - Верно. А я тут заночевал, да уж очень пыльно – неделю теперь чихать буду, - в подтверждение своих слов обладатель плаща гулко чихнул. – Не подска-жешь, добрый человек, как мне к людям отсюда выбраться? Не здешний я. За-блудился.
  - Не здешний? – повторил старик. – А я думал – отшельник… Друиды тут частенько отшельничают. Особенно в такое время. Хорошо, тихо…
  - Хорошо, - согласился его собеседник. – И тихо. Только у тишины дорогу не спросишь. А друиды – это кто такие?
  - Друиды? – старик выглядел до крайности озадаченным этим простым во-просом. – Люди, кто же еще. Живут себе в горах, своими делами занимаются. Помогают. К ним много ходят: заболеет кто, или пропажа, - все к друидам.
  - Вы Магов так называете?
  - Каких магов? – удивился старик. – Это кто такие будут?
  - Ну, колдуют они, ваши друиды?
  - Нет, - покачал головой старик. – Какие же они колдуны? Полечить там, по-учить – это по их части. Нечисть опять же выводят, если забредет откуда. А колдовать… нет, не колдуют. Да ты что, совсем нездешний, что про такое спрашиваешь? Это же все с пеленок знают.
  - Похоже, что совсем. Вот смотрю – и место совсем незнакомое… В другом месте я позавчера на ночлег устраивался. А вчера утром проснулся вот – здесь…
  - А-а, - протянул старик. – Это у нас бывает. Пропадают люди иногда. Иногда появляются, только по-нашему не говорят. Так ты кто будешь-то?
  - Певец я, - пояснил заблудившийся. – Говорили мне, что в горных пещерах иногда можно найти рукописи Магов. Там старые, забытые песни бывают. Вот я и пошел искать…
  - Нашел?
  - Нашел… приключение на свою голову.
  - Ничего, - утешил его старик. - Поступишь в Орден менестрелей, определят тебя ко двору какого-нибудь князя, там не пропадешь. Певцов у нас любят…
  - А обратно-то как?
  - А зачем тебе обратно?
  - Так ведь здесь-то я совсем чужой, а там – дома.
  - Ну, попробуй еще раз заночевать, может, обратно вернешься, - посоветовал старик.
  - Пробовал, - мрачно ответил певец. – Вот этой ночью и пробовал. Не полу-чилось.
  - Ну, тогда ступай вот этой тропкой на юг, к Морю. Там у нас народу побо-лее, знать вся там живет. Не горюй, не пропадешь.
  - А друиды эти ваши – они меня домой вернуть могут? – с надеждой спросил пришелец.
  - А это ты, мил человек, не у меня спрашивай, а у них.
  - А как их найти?
  - Это вдоль гор на юго-восток, недельки через две дойдешь. Увидишь камен-ные врата, проход в горное кольцо. Там спросишь…
  - Спасибо, добрый человек… А ты-то сам что тут делаешь, так далеко от жи-лья?
  - Живу, - просто ответил старик. – У меня тут землянка неподалеку. А сюда я часто хожу – место доброе.
  - А вода в этом добром месте есть? – спросил певец.
  - Есть. Вон за той скалой в овраге родник. Умыться хочешь?
  - Не помешало бы… Весь в пыли. Да и пить хочется – вчера последнюю воду допил.
  - А поесть было чего? – спросил старик.
  - Было, - кивнул певец.
  - Раз было, значит, больше нет. Умывайся и пойдем до моей землянки. По-кормлю, тогда и ступай, куда душа позовет.
  Пожилой певец шустро засеменил за скалу. Спустя некоторое время он вы-шел оттуда преображенным: свежеумытое лицо благообразно, грязно-серая всклокоченная борода и такие же волосы приглажены и белеют первым снегом. Даже вычищенный – когда только успел? – плащ оказался сшитым из доброт-ного темно-синего сукна.
  - Как тебя зовут-то хоть, мил человек? – спросил старик.
  - Зови меня Легаэром, - ответил певец. – А как тебя зовут, почтенный?
  - Мать назвала меня Иваром… По-нашему ты знаешь, а имя все-таки не на-ше, - грустно сказал старик, подобрал свой посох и начал спускаться вниз по склону, к лесной опушке. – Хоть и похожее. Пойдем, что ли…
   
  На лесной полянке над землей возвышалась крыша с трубой. Деревянные ступеньки вели к двери, за которой обнаружилась бревенчатая стена. Крытый коридор сворачивал направо вдоль нее на противоположную сторону, где нако-нец оказалась входная дверь. Старик открыл ее, пробормотал какую-то молитву и впустил нежданного гостя в свое жилище, войдя следом за ним. Землянка оказалась более чем приличным жильем. В двух глиняных плошках с маслом трепетали на фитильках веселые язычки пламени, разгоняя тьму. В углу сложе-на была из дикого камня печь, обмазанная глиной и выбеленная известью, ря-дом с ней стояло нехитрое ложе – широкая скамья, крытая шкурой черного медведя поверх охапки лапника, небольшая подушка и одеяло из волчьего ме-ха. Стоявший посередине стол, главным достоинством которого было не изя-щество отделки, а надежность, покрывало относительно чистое полотно. Рядом стояли два табурета, третий притулился в другом углу возле ларя, на котором сложена была глиняная и деревянная посуда. Дверь в стене справа от входа не запиралась – очевидно, там старик хранил свои припасы.
  На первый взгляд обстановка казалась небогатой. Певцу она такой казалась и на второй, и на третий взгляд, но человеку знающему сразу бы стало очевидно, что старик не так прост, каким кажется. Только знатный и богатый мог позво-лить себе иметь меховую постель. За шкуры медведей платили баснословные суммы, шкура черного медведя стоила втрое-вчетверо дороже обычной. Волчье одеяло впору пришлось бы и на королевском ложе. Конечно, охотник мог бы спать на такой постели – если бы ему позволили это делать. Такая роскошь бы-ла привилегией знатных, а знать ревностно следила за тем, чтобы ее привиле-гии оставались недоступными простому люду. Для бедных и незнатных суще-ствовали овечьи и козьи шкуры.
  Скамья, табуреты и стол при всей их неказистости сколочены были из драго-ценного дерева шиал, чьим отличительным свойством является способность лечить сорок болезней и не гнить в воде. Только оно давало после сушки такой неповторимо нежный оттенок гречишного меда. Деревянные чашки и ложки были вырезаны из керновой древесины, как и ларь, на котором они лежали. Свойством керна было очищать воздух от зловредных испарений и придавать пище тонкий вкус и аромат, прогоняющий печаль. А полотно на столе, если к нему присмотреться, открыло бы любопытному знатоку шерских тканей, что оно стоит не одну золотую монету за локоть. Из подобного полотна с узкой сребротканой каймой кроили скатерти для столов владык, и его свойством было не гореть в огне, когда его кидали в очаг для очистки от пятен вина и пищи…
  Но певцу было совершенно все равно, какое это дерево, какая ткань, и сколь-ко стоит мех на скамье. Он видел чисто прибранную, уютную, просто обстав-ленную комнату, и ему было этого достаточно. Старик тем временем исчез за боковой дверью, повозился там, и вскоре вышел, неся кабаний окорок и кара-вай хлеба. Из-под мышки у него выглядывало облитое смолой горлышко гли-няной бутыли.
  - Возьми на ларе большое блюдо, - сказал он певцу. – Кружки давай тоже сюда. Потом я тебе котомку соберу – не с пустыми же руками тебя в дорогу от-правлять…
  Копченый кабаний окорок таял на языке, отдавая дымком дров из дикой яб-лони. Хлеб был еще свеж, а в бутыли оказалось легкое молодое вино янтарного цвета.
  - Из чего этот божественный напиток? – спросил певец, сделав первый гло-ток.
  - Из дикого винограда, - ответил старик. – Обычно я делаю пару сотен буты-лей, мне хватает до нового урожая.
  - Но ведь дикий виноград такой кислый, что от него глаза через лоб на мяг-кое место лезут! А это вино способно украсить пиршество богов!
  - Смотря какой виноград, - отозвался старик. – В Теплой Лощине он скорее одичавший, чем дикий. Когда-то были там виноградники, наверное. Золотой там виноград, медовый. Правда, немного его…
  - А чьи это виноградники?
  - Откуда ж мне знать? Случайно набрел, когда золото искал.
  - Жаль, - золото певца, судя по всему, не интересовало. – А что, в других местах такого нет?
  - А в других местах он не растет, - сообщил словоохотливый старик. – Быва-ли у меня гости, тоже вино хвалили, потом приезжали, черенки брали – а они не принялись. Только там, в Теплой Лощине, и водится такое чудо. Но я там бы-вать не люблю, только за виноградом хожу.
  - Почему? – навострил уши певец.
  - Недоброе там место. Тихо очень… не по-хорошему тихо. Будто кто-то при-таился и молчит, следит… Наверное, когда-то там жил злой человек, и до сих пор его дух не обрел покоя.
  Между тем от окорока осталась только обглоданная кость, от каравая - крош-ки, а от вина – пустая бутыль.
  Прибрав со стола посуду, старик смахнул крошки в полотняный мешочек.
  - Птицам отдам, - пояснил он удивленному певцу и снова нырнул в боковую дверь. На этот раз он возился дольше и вышел, держа в руках плотно набитую котомку.
  - Я положил тебе две бутыли, каравай хлеба, бутылочку масла, соль и немно-го меда, - сказал он. – В зеленом мешочке – сушеная зелень и пряности, в крас-ном – измельченное сухое мясо. В желтом – травы для отвара. И от жажды, и от усталости, и от болезней хорошо помогают. В белом – крупа. Котелка у тебя нет?
  - Нет, - признался певец. – Сухомятку с собой брал, не рассчитывал в гости попасть…
  - Я тебе положил, он внизу. И ложку тоже положил. Будешь готовить, брось в кипяток по горсточке крупы и мясного порошка, щепотку соли, щепотку зе-лени. Вкусно и сытно выйдет.
  - Не знаю, как и благодарить тебя, почтенный, - немного смутился певец. – Того, что ты мне дал, хватит надолго.
  - Но не до конца пути, куда бы ты ни отправился, - покачал головой старик. – Оружия у тебя, конечно, тоже нет?
  - Оружие? – удивился певец. – Есть вообще-то, но зачем оно мне?
  - А дичь ты песнями приманивать будешь? – в свою очередь удивился ста-рик. – И от лихого человека или зверя ими защитишься?
  - Охотиться я все равно не умею, а песня песне рознь, почтенный, - тихо ска-зал певец. – Раз уж ты накормил меня и собрал в дорогу, позволь отблагодарить тебя моим искусством. Думаю, другой платы за гостеприимство ты не при-мешь…
  Старик молча кивнул. Из-под плаща певец извлек лютню, проверил строй и приготовился петь. На несколько секунд он замер, и тишина вдруг сделалась осязаемой, и время словно застыло, прислушиваясь… Потом пальцы, чуть гру-боватые для такой работы, тронули струны.
  Словно разноцветная радуга в облаке водяной пыли над водопадом, брызну-ли из-под пальцев звуки. Голос у певца был сродни пальцам: грубоват на изне-женный столичный вкус. Но песня оказалась сродни музыке: она дышала, била крыльями под бревенчатым потолком и плясала язычками пламени в глиняных светильниках. Она жила.
   
  И озарился млечным светом небосвод,
  И тонкий треск цикад унес все мысли,
  И кто-то странный встал вокруг, оставив ход
  Один - на север.
   
  Ты сам пришел сюда; отсюда не уйти
  Другой дорогой, кроме как за треском
  Цикад, по звездам Млечного Пути,
  Один - на север.
  ...
  Ступить ногой на скользкий шелк тропы,
  И страх сдержать, как сдерживают слезы.
  Но что-то было. И уходишь ты
  Один - на север…
   
  Голос затих, и музыка умерла. Поклонившись старику, случайный гость спрятал лютню, подхватил котомку и шагнул за дверь. Старик молча проводил его до тропинки и долго стоял, глядя вслед певцу и вспоминая, как перешаг-нувший порог гость после заклятия распознания на миг предстал в виде окру-женного нестерпимым сиянием хищно и благородно изогнутого клинка с на-вершием, вырезанным в виде головы рыси.
  "В самом деле, зачем тебе оружие? – думал он. – Зачем оружие тому, кто сам – оружие? Боги, что ждет мой несчастный мир, если в него начали забредать такие гости?.."