Ледяная Корона. Главы из книги. Сокрытие Арханы

Рассвет был близок. В полуоткрытое окно врывался мерный шелест дождя, тянуло знобким предутренним сквозняком, пламя свечи дрожало, и по бревенчатым стенам метались тени.
  Свеча стояла на грубо, но прочно сколоченном столе, освещая расстеленную карту континента. Над картой склонились трое. Черты их лиц были неразличимы в тени накинутых капюшонов, лишь блеск глаз выдавал волнение. Одинаково оттопыренные слева ножнами мечей плащи скрывали очертания фигур, но видно было, что один из сидящих высок, другой скорее среднего роста. А длинная седая борода, видневшаяся под капюшоном третьего, позволяла предположить, что ее обладатель – старец.
  Порыв сквозняка задул свечу. Рослый сухо щелкнул пальцами, и фитилек вновь расцвел огненным цветком.
  - Я бы просто закрыл окно и взял огня из печи, - хрипловато сказал второй, не снимая пальца с точки в центре континента.
  - Но это же совсем не трудно, - возразил рослый. – Один щелчок пальцами.
  - Корон прав, Арни, - негромко проговорил старец, вставая и опуская раму окна. – Ты хороший маг, но слишком полагаться на магические способности опасно. Бывает, что Благая лишает нас Дара, дабы мы не забывали, что при всех своих великих возможностях мы – всего лишь люди. И тогда те, кто отвык быть всего лишь людьми, становятся просто беспомощными младенцами. Ты не поверишь, наверное, но некоторым приходилось заново учиться ходить. А иные накладывали на себя руки, забывая, что это лишение временное. Щелчок пальцами, конечно, не превратит тебя в безумца, но в Ордене не принято без крайней нужды пользоваться магией.
  Ему молча поклонились и снова склонились над картой.
  - Так люди Северных равнин точно двинулись в путь? – спросил тот, кого старец назвал Арни.
  - Я сам видел обоз, - ответил Корон. – Они идут к Лайгису. А оттуда один путь на Юг - к Разлому.
  - Но там же нет дороги!
  - Дорога есть везде, - ответил старец. – Там трудно пройти, но можно. Именно там я ходил со своим учителем, когда мы шли на Юг. Море хорошо поработало там, и даже тяжело груженые повозки, пожалуй, проберутся Южными Воротами.
  - Учитель! – привстал Корон. – Но ведь там… там смерть!
  - Напротив. Там… Видишь ли, Корон, когда-то очень давно на Северных равнинах жил народ, который даже Бессмертные назвали Древним – настолько он был стар. Стар и могуществен… Маги Древнего народа – самые могущественные, какие когда-либо существовали во всех мирах. Таких больше нет и никогда не будет. Ты хочешь спросить, почему? Потому что они не служили Благой и некому было напоминать им, что и они – всего только люди. Они возгордились. Они возжелали власти не только над тайными силами, но и над своими собратьями. Это была эпоха Войны Магов, и мир наш тогда выглядел совершенно иначе. Вот, посмотрите, - он вынул из сумы и расстелил еще одну карту. Там, где сейчас море, раньше были плодородные степи. А море находилось вот здесь… - палец старца указал на огромные болота, простиравшиеся юго-западнее Южных гор. – Это Западные топи, все, что осталось от ласкового моря. Гниль, тлен, миазмы и бездонные ямы. Оттуда бежит все живое. А горы раньше возвышались неприступной стеной… Так было до тех пор, пока не сошлись в поединке два последних великих мага, и один из них не вызвал из небытия силы, с которыми не мог совладать. Он знал, как открыть этим силам дверь. Но всего его умения не хватило, чтобы вовремя ее закрыть. Его противник погиб. Но и сам маг стал жертвой вызванной им катастрофы… Да-да, мальчик, - сказал он, перехватив испуганный взгляд Корона, - я говорю о магии Земли. Мы не учим этому своих учеников. Мы только храним уцелевшие рукописи. Слишком уж страшными были последствия… Наш континент едва не раскололся тогда, горный хребет встал на дыбы, словно необъезженный конь, впервые оказавшийся под седоком, и твердь земная не выдержала, разломилась. Так появились Южные Ворота, через которые на беззащитные равнины хлынуло море… Когда потоп кончился и вода успокоилась в новом ложе, в недрах затих утробный рев раненой земли, а горы перестали содрогаться, оказалось, что от Древнего народа не осталось и следа. Уцелели лишь некоторые племена, жившие в предгорьях. Их не застиг потоп и не засыпали обвалы. Постепенно они спустились с предгорий вниз и заселили приморские равнины. Постепенно забылась катастрофа и народ, вызвавший ее. Но глубинная память не умирает, и люди до сих пор зовут Южные Ворота Воротами Смерти. И считают, что за ними не может быть ничего, кроме той же смерти. Тот караван, скорее всего, состоит из обреченных, которым некуда податься, для которых жизнь на перенаселенных равнинах страшнее неизвестности. Но они заблуждаются. Я был там, я-то знаю…
  - И что же там?
  - Как раз наоборот. Там – бессмертие. Там живет бессмертный народ, очень странный по нашим меркам. Они зовут себя эльфами. Они строят города, прекрасные, как сказка, из известняка и кораллов, которые добывают на прежнем морском дне, они окружают эти города высокими стенами, каждый камень в которых покрыт искуснейшей резьбой. Но эти стены не предназначены для защиты городов – они полые внутри, и в них расположены хранилища для припасов, мастерские и прочие хозяйственные постройки. А в городе – только дома, любой из которых затмит самые роскошные дворцы нынешних владык – не пышностью убранства, а красотой отделки. Эльфы бессмертны, они могут десятилетиями, а то и веками трудиться над резьбой, вышивкой, шлифовкой камней, им некуда спешить…
  - А почему тогда до сих пор никто не нашел этой страны?
   
   
   
  В замке князя Энгиэра близился к завершению пир по случаю вступления в права престолонаследия его старшего сына. Стены пиршественной залы, увешанные коврами, гобеленами, охотничьими и военными трофеями, портретами предков и старинным оружием, уже не привлекали внимания гостей. Серебряные блюда с изысканными яствами, поданные в начале пиршества, были опустошены, бочки итирского вина, гордости местных виноградарей, выпиты, вызовы на поединки из-за действительных и мнимых обид брошены и приняты, улыбки прекрасных дам подарены, пылкие клятвы даны, интриги составлены. Пища для тела, сердца и ума была дана в избытке, оставалось усладить слух знатных гостей балладами и сказаниями.
  Понемногу шум, говор и смех стали стихать. Все чаще взоры пирующих обращались на князя, выдавая ожидание, тем более нетерпеливое, чем больше времени проходило. Наконец слуга, незаметно появившийся за спинкой княжеского трона, прошептал что-то, склонившись к уху своего господина, и тот, согласно кивнув, хлопнул трижды в ладоши. Гости замолкли, ожидая слов хозяина.
  - Благородные рыцари и прекрасные дамы! – сказал князь, обращаясь к пирующим. – Сегодня я объявил моего сына наследником трона. Такой праздник должен быть достойно завершен. Все вы знаете про менестреля Кайрэда, Серебряный голос Севера. Слышали о нем все, но далеко не все слышали его самого. Ради такого случая я послал гонца в столицу. Только что мне сообщили, что Кайрэд дал согласие петь перед вами, и он уже в замке. Прошу вас перейти в соседнюю залу, где для всех вас приготовлены удобные сиденья.
  Пирующие, как рой пестрых бабочек, вспорхнули и устремились в раскрывшиеся двери, из которых уже слышались заманчивые звуки лютни. Некоторое время в зале царила оживленная суматоха, пока гости не расселись по местам, причем как-то так само собой получилось, что юные и не слишком юные красавицы соседствовали с готовыми на все ради их манящего взора и улыбки кавалерами. Конечно же, это была случайность, как и то, что младший сын князя, Инид, оказался в компании вовсе не какой-нибудь чаровницы с длинными ресницами и стыдливым румянцем, а в обществе нескольких мрачного вида рыцарей. Они пылко, но тихо что-то обсуждали, и вынуждены были умолкнуть, как только шум в зале стал стихать. Это не укрылось от внимания старого князя, и он сокрушенно вздохнул. Опять младший брат интригует против старшего… Князь и рад был бы разделить между сыновьями права на имущество, но суровый закон, принятый много лет назад, был непреклонен: землю делить нельзя! Наследует титул и имение только старший сын! И далеко не все младшие сыновья готовы с этим смириться…
  В компании, окружавшей Инида, оказались все четверо вассалов князя, давно уже мутивших воду в надежде выловить рыбку пожирнее. И мрачный Элтиран, владелец двух пограничных замков, мечтавший о княжеской короне, и Коэрван, вдовец, бывший супруг сестры князя, упорно считавший себя вправе претендовать на престол. И двое непримиримых врагов, Лаит и Дван, вдруг проявивших такую любовь к музыке, что мгновенно закрыли рты, едва звон лютни стал слышен сквозь гул голосов. Они давно уже не могли прийти к согласию из-за крохотного клочка земли - шлемом накрыть можно, - права на который любой из сторон из-за неточности в документах была весьма сомнительной. Очевидно, у младшего сына князя обнаружились недюжинные дипломатические способности…
  Менестрель закончил настраивать лютню и приготовился петь. Гости приготовились слушать. Прекрасные дамы приготовились проливать слезы над судьбами героев баллад, а благородные кавалеры приготовились их утешать. Князь приготовился бороться с очередной каверзой младшего сына, мысленно кляня того, кто ввел закон о престолонаследии. Потом певец тронул струны, и его голос разлетелся по залу.
  - О чем мне поведать, почтенные? О том ли, как доблестные рыцари преломляют копья во славу прекрасных дам? Или о том, как совершают они подвиги на полях брани? Или о влюбленных, чья любовь одолевает любые преграды? Или спеть мне вам о том, чего не видел еще ни один человек на этой земле – о стране небывалой?
  Как и следовало ожидать, мнения разделились. Впрочем, спорщиков быстро примирил менестрель - спел несколько баллад на любой вкус, и, наконец, добрался до обещанной небывалой страны. Лютня заговорила как-то особенно печально, словно тоскуя о чем-то неведомом.
  - Медовые липы в лесах Эландэ,
  Медовые липы цветут…
  Под ними, пуская венки по воде,
  Прекрасные девы поют,
  И кружит им головы запах цветов,
  И ласточкой в сердце влетает любовь…
  Медовые липы в лесах Эландэ,
  Где ясные воды бегут…
   
  Я был там и слышал тех лип аромат,
  Я видел тех дев драгоценный наряд,
  Я пел с ними песни над быстрой рекой,
  И сердце оставил я там, и покой,
  Но дни, словно стайка стрижей, пронеслись,
  И мне приказал повелитель: - Вернись!
   
  Хрустальные воды лесов Эландэ,
  Хрустальные воды звенят…
  Над ними в холодной ночной высоте
  Эльфийские звезды горят,
  Под ними свободны от смертных оков
  Несущие в жилах бессмертную кровь…
  Хрустальные воды лесов Эландэ,
  Где вечные кроны шумят…
   
  Я был там и слышал напев этих струй,
  Мне губы ожег этих вод поцелуй,
  Унес я с собой песни, полные слез,
  Да прядь серебристых, как ветер, волос,
  Но деве бессмертной года – только миг…
  Приду к ней – и что ей скажу я, старик?
   
  Зеленые кроны лесов Эландэ,
  Зеленые кроны дубрав…
  Под ними, над ними – не встретишь нигде
  Хозяев, законов и прав…
  Земля, где медовые липы цветут,
  Страна, где бессмертные девы поют…
  Зеленые кроны лесов Эландэ,
  Где, может, меня еще ждут…
   
  Дамы восхитились. Кавалеры засомневались, но решили восхититься тоже, хоть и не услышали ничего о героях и поединках – просто чтобы дамы не сочли их глухими к прекрасному. Владетели замков во главе с князем вежливо выразили восхищение, но про себя подумали, что это неприлично – что это еще за земля без хозяина? Ну, так ведь страна-то небывалая, а дамы как будто довольны…
  И конечно, совершенно случайно младший княжич увязался за менестрелем, напросившись понести его лютню – ну как не уважить столь почетного гостя? Конечно, лютню ему певец короля не доверил, это все равно, что у рыцаря меч попросить понести – он тебе тем самым мечом как раз голову снимет. Но разговор у них завязался, судя по всему, интересный и оживленный, и так, беседуя, они и скрылись за дверями залы, провожаемые задумчивым взглядом старого князя.
  Задуматься было над чем. Что-то ныло в груди, словно старая рана к непогоде. Ох, не к добру спел эту такую коротенькую балладу менестрель… Надо же, хозяев нет… И с грустью подумал князь, что, будь ему лет раза этак в два поменьше, не сын его, а он сам бы увязался за певцом, выспрашивая… Боги, боги, как легко верить в прекрасные сказки, когда ты молод, а впереди не ждет ни титул, ни поместье… Стар был князь, стар и мудр своей старостью. О чем еще, как не о дороге к лесам бессмертных дев, к ничьей земле, мог выспрашивать менестреля младший, до рези в сухих глазах похожий на него сын? Как знать, может, и оказалась бы к старому князю благосклонной судьба – может, и нашел бы он те земли, и не было бы младшему сыну нужды подаваться в наемники, пажи или мужья к старухе-вдове, которой некому оставить свой родовой удел… И не было бы вражды между двумя братьями, каждый из которых одинаково дорог его старому сердцу. Старший, пошедший в безвременно угасшую жену, был обеспечен всем – и богатством, и титулом, и землей. Младшему не досталось ничего, кроме имени и фамильной гордости. Так пусть идет за менестрелем, пусть выспрашивает. Может, удача улыбнется ему и он сумеет поймать за косу эту своенравную девицу…