Паровозики

1

       Белый, красный, чёрный. Три цвета – три состояния: добро, жадность, зло.                Оглянитесь вокруг – везде найдутся люди, обладающие этими качествами. Часто, добро, зло и жадность, - близкие соседи. Они уживаются друг с другом и, прибегая к многочисленным ухищрениям, соперничают в надежде победить, захватить власть в свои руки.

2

       Недалеко от болот, во Владимирской области, притаилась деревушка Асерхово.
Она насчитывает несколько десятков небольших деревянных домиков, вплотную примкнувших друг к другу. Рядом протекает Бужа – речушка, которая охотно отдаёт воду для поливки близлежащих полей.
       А самой середине болот стоит, построенная ещё в незапамятные времена, избушка. Она обветшала от старости и наполовину погрузилась в трясину. Но Владимира - мастера – игрушечника, который живёт в ней вместе с женой Марией, это мало тревожит. Дело в том, что…

3

       Быстро темнело. С запада, сверкая молниями, пронизывающими влажный воздух, неторопливо надвигалась гроза. После каждой ослепительной вспышки яростно гремел гром. Шквальный ветер пригибал деревья к самой земле, и людям, укрывшимся в своих хрупких домиках, казалось, что пришёл конец света.
       В это самое время Владимир с женой торопливо пробирались через болото. Ещё вчера мастер был уверен, что даже с закрытыми глазами отыщет путь сквозь знакомую топь - но не теперь. Невесть откуда взявшиеся тропки сбивали с толку, окончательно запутывая Владимира. Утром, по радио передавали сообщение о сильной буре. Что – то там о небывалом для Владимирской области ураганном ветре, который нёс плотные грозовые тучи, но что именно – мастер так и не разобрал. И теперь очень жалел об этом.
       А дорога сквозь трясину просматривалась всё хуже и хуже. Хорошо ещё, что Владимир догадался взять фонарь – он хоть немного, но помогал им.
       Вдруг, при очередной вспышке молнии мастер увидел, что Мария, шедшая впереди, исчезла. От неожиданности, он чуть не выронил тускло мерцающий фонарь.
       -   Мария, где ты? – закричал он, растерянно озираясь. – Да где же ты?
       Но в ответ лишь ещё сильнее взвыл ветер, бросая в лицо Владимиру косые струи дождя.
       -   Мария, - голос мастера  осёкся. Он медленно, словно во сне, нагнулся и                поднял с земли белый платок, сплошь красный от крови, такой, что руки Владимира сразу покрыл багрянец.
       «Только не моя жена», - мелькнула и застряла в голове навязчивая  мысль, сопровождаемая глухим стоном, -  «только не она. Ведь этого просто не может быть. Не может... Не МОЖЕТ БЫТЬ! Правда, ведь...? ПРАВДА!?»... Но ни слова в ответ. Лишь, будто насмехаясь над чувствами мастера, вдали завыл одинокий волк, а над самым ухом, зловеще прокаркал ворон.
       Ноги подвели Владимира, и он грузно опустился на мшистую кочку, придавив сразу несколько кустиков брусники. И тут...
       - Ты ищешь свою жену – у – у? – словно из-под земли донёсся до него свистящий шёпот.
       -   Кто здесь? – прохрипел Владимир, озираясь вокруг, но, из-за сплошной стены дождя, никого рядом не увидев.
       -   Это не так интересно знать, как ты думаеш – ш – ш, - насмешливо послышалось в ответ.
       -   Но я хочу знать, - неожиданно заупрямился мастер, дрожащими руками свёртывая кровавый платок и убирая его в потрёпанный заплечный мешок.   
       -   Хорош – шо – о – о..., но ты потом пожалееш – ш – ш…
       Перед Владимиром что-то зашевелилось. Что-то огромное и неуклюжее и, в то же время, дышащее той неукротимой энергией, которая, так часто, заставляет совершать разные, порой и не столь уж разумные и адекватно отвечающие ситуации, поступки.
       Отчётливо хрустнуло и сломалось дерево. Мастер повыше поднял фонарь – и закричал, ужаснувшись. Даже слабого пучка света хватило для того, что бы увидеть болотное существо, неторопливо ползущее по гати. Имя существу – Глоббесс.
       -   Сделай мне паровозики, - удовлетворённое произведённым впечатлением, сообщило оно Владимиру, - я оживлю Марию... и тебе жизнь сохраню.
       -   Но разве я смогу..., паровозики... Ведь это, это... паровозики... – совсем уже ничего не соображая от пережитого ужаса, попытался протестовать мастер.    
       -   Только не забудь, - оборвал его голос, неожиданно обретя силу, - два паровозика, сделанные из коры “вечного дуба”. Ты увидишь его ровно через пять лет. Гроза вернётся, и молнии укажут путь через трясину. Около дуба найдёшь три куска коры – два возьми, а третий сожги и пусти пепел по ветру...

4

       Пять лет растянулись для мастера в целую вечность. И всё это время, он делал паровозик. Не из коры, нет... Он делал его в своём воображении, старательно прорисовывая все детали конструкции, постоянно, недовольный, заново перестраивая и улучшая их. Никто не навещал мастера, словно все забыли о его существовании, а тот, полностью отвернувшись от всего остального мира, отвечал тем же.
       “Никто не мешает мне”, - думал Владимир, временами смотря в маленькое окошко, за которым сменялись, такие разные и непохожие друг на друга, времена года, - “и это хорошо. Не нуждаюсь я ни в чьей помощи; не нуждаюсь и во всех этих глупых и никому не нужных советах и пожеланиях, которые так любят давать “заботливые”..., да-да, именно “заботливые”, соседи, на самом деле, заботящиеся только о том, как бы не пропустить очередную сплетню. Что бы потом пересказать её, разумеется, добавив некое своё, не похожее ни на чьё другое, суждение, соседке, которая, в свою очередь, не почтёт за труд, видоизменив, поделиться новостью с другими. И так до бесконечности”...
       Иногда, мастер появлялся в деревне, делая закупки в небольшой лавке, расположенной на окраине. Но и тогда никто не обращал на него никакого внимания. Даже лавочник Матвей – и тот, после того, как Владимир уходил, забывал о нём. Не из-за плохой памяти, нет. Виной всему был Глоббесс, на время, затуманивший сознание крестьян, предоставляя возможность мастеру спокойно обдумать предложение.
       И мастер добросовестно ДУМАЛ... только не об обещанных паровозиках (хотя, их он тоже не упускал из виду). Он думал, как же ему можно отомстить за смерть своей жены, ибо в том, что Марии уже нет в живых, мастер не сомневался:
       “Сделав красный и чёрный паровозики я, тем самым, помогу болотному существу. Но, раз оно ничего не может предложить мне (возможно, лишь мою жизнь – а на что она мне без Марии?!), то я вправе не соглашаться. В то же время, ведь я до конца не уверен и не могу судить о его могуществе. Поэтому... белый...
                Да! Да... Возможно, это единственный выход.
       Но если существо узнает...”
       “Не узнает, не может узнать” – безграничная вера Владимира основывалась на его снах, приносивших успокоение. И мастер, никогда раньше не бравший в руки библию, молился. Молился, за исцеляющее действие своих снов, молился, искренне поверив, пусть не в бога, но в высшее начало. И чувствовал, что с каждой молитвой ему становится всё легче и легче.         
       Так, прошли все пять лет. Мастер исполнил всё, что говорил ему Глоббесс в ту страшную дождливую ночь, только за одним исключением – он не сжёг последний, третий кусок коры, а спрятал. Поступил так бессознательно, мысля белый паровозик, но, не делая его. И вот...

5

       И вот, на столе перед Владимиром стоят паровозики. Красный и чёрный – жадность и зло. При каждом взгляде на них мастера бросает в дрожь – очень уж РЕАЛЬНЫМИ они ему кажутся, не игрушечными.
       А за окном снова дождь. Стрелки старинных напольных часов медленно, но неуклонно подходят к двенадцати ночи и Владимир, вздохнув, тушит свет. Выйдя на улицу, он плотнее запахивает пиджак и, ёжась от холода, направляется к болоту.
         -    Ты принёс – с – с, - голос Глоббесса горит алчностью, предвкушением.
- Да, но я не отдам их, пока ты не выполнишь обещанное, - храбрясь, отвечает мастер.
- Глупец – ц – ц! Неужели ты поверил в эту чуш – ш – ш? Смотри!
       Из темноты появились скользкие, упругие щупальца, которые мгновенно скрутили Владимира, полностью лишив движения. Мастер закричал от ужасной боли, попытался освободиться... – кольца лишь увеличили давление.
- Теперь, я могу сказать тебе, - голос существа окреп, утратив свою “вкрадчивость”, - эпоха человека кончилась. Раньше, землю заселяла более могущественная раса. Климат, благоприятный для вас, создан нашими исследователями. Но эксперимент дал неожиданные результаты, повлёкшие за собой гибель...
- Выжил лишь я один. Долго смотрел на ‘человека’ – и пришёл к выводу, что он губит планету. Постоянные войны, политические, производственные и социальные катаклизмы, жалкие попытки выйти в космос – это лишь иллюзия жизни, существующая на небольшом клочке реальности. Поэтому я собираюсь очистить землю от ‘людской заразы’
       Но вот что странно – мастер смеялся!
- Белое, - прошептал он так тихо, что существо его не услышало, - тебя погубит белое.
       Рёбра Владимира сломались, не выдержав чудовищного напора. Щупальца тут же разжались, бросив безжизненное тело в трясину.
- Ну что же, пора за работу, - довольно произнёс Глоббес и склонился над паровозиками.
               
6

       На следующий день гроза прошла. Солнце опять вступило в свои права и нещадно палило. А жизнь в деревне текла своим чередом:
- Доброе утро, Павел Наумович, - церемонно поклонился Матвей. При этом его лицо вытянулось, подбородок же наоборот, будто сжался. Глаза загорелись подобострастно-льстивым огнём, а густые брови вмиг взлетели вверх. Дело в том, что Матвей, до приезда в Асерхово, выступал клоуном в цирке. Поэтому при любом удобном случае, лицо его, казалось, слепленное из глины, растягивалось в уморительную гримасу - что – то у вас сегодня настроенице невесёлое. Аль случилось чего?
       Человек, с которым поздоровался лавочник, был невысок ростом. Но даже издалека его фигура привлекала внимание своей мощью. Дело в том, что в молодости Павел работал бурлаком, и тяжёлый физический труд закалил его,  укрепив мускулатуру.
       Прошли годы – Павел поселился в Асерхово, построил небольшой дом и обзавёлся крохотным участком.
       Сейчас же, всегда улыбающееся лицо крестьянина было мрачнее тучи. Поношенный пиджак нелепо свешивался до колен, прикрывая грубые заплаты на шароварах, брови упрямо сдвинулись у переносицы.
- Не знаю, что и делать, - сказал он, не обратив никакого внимания на очередное чудачество Матвея, – сегодня ночью ветер снёс крышу с моего дома, поломал ограду.
- Ну и... – брови лавочника упали. Глаза медленно закатились, и в уголках каждого выступило по маленькой слезинке.
- А что “ну и”! – передразнил лавочника Павел, не удержавшись от улыбки - это ещё не так страшно. Самое неприятное и, в то же время... – он замялся, подбирая слова.
- Нелепое, должно быть? – подсказал Матвей, выпучив глаза и разведя в стороны свои узловатые, в мозолях, руки.
- Тьфу ты, - в сердцах плюнул Павел – опять ты за старое. Вечно со своими выходками... А, ладно! Необъяснимое – вот что я имел в виду.
- И что же, - теперь уже сгорая от любопытства и на время переставая гримасничать, проговорил лавочник.
- Да за одну ночь мой дом до окон погрузился в землю!! Я нигде не видел ничего подобного, а повидал-то достаточно. Первая мысль – пошутил кто, но... Понимаешь, сплю - то я очень чутко, поэтому услышал бы стук лопат, ощутил бы как дом “погружается”. И ещё... За ночь просто невозможно перекопать “каменную” почву (к моему стыду, я совсем запустил свой участок).
       Павел перевёл взгляд на батарею бутылок, стоящих в глубине лавки, задумчиво пожевал губами – и продолжил:
- Восстановить... сам понимаешь, как тяжело. К тому же, денег и так в обрез. Ладно, с этим то я справлюсь.
       Тут Павел оглянулся – нет ли кого поблизости – и, перевесившись через стол, быстро зашептал:
- Только не говори никому! У меня есть подозрение, что это проделки братьёв, Алексея и Ивана Морозовых. Да – а – а... – Павел уверенно качнул головой, подтверждая сказанное – они уже давно хотят выселить меня из деревни. Представляешь, на прошлой неделе я видел, как Иван прохаживался около моего дома. При этом он недобро косился в сторону участка, явно чего – то замышлял!
- Тс – с – с!.. – вдруг многозначительно подмигнул Матвей, – подожди немного.
- Здорово! – совсем рядом послышался громкий голос Ивана – смотрите, что я нашёл!
       Павел брезгливо поморщился и неохотно повернулся с твёрдым намерением хранить молчание.
       В руках младший Морозов держал красный паровозик великолепной работы. Стёкла последнего блестели, отражая солнечные лучи, колёса, мягко шурша, провёртывались вхолостую, а из трубы шёл настоящий дымок. Казалось, поставь его на землю, и он самостоятельно отправиться путешествовать, привлекая к себе всеобщее внимание. Одним словом – паровозик завораживал.
- Ух ты, – первым не выдержал Матвей – ну и вещица у тебя!
- Да уж, ничего! – самодовольно выпрямился Иван, расцветая в улыбке, – вы, небось, за всю свою жизнь такого не видали. А я нашёл...
- Во... – Иван повертел в руках паровозик, наслаждаясь произведённым впечатлением.
- Представляете? Иду себе, по сторонам смотрю, и вдруг – паровозик! Я, прямо скажу, остолбенел слегка. Но потом всё нормально, оклемался. Думаю: “Мастер потерял” (и чёрт меня дёрнул мастера упоминать то?!). Ну, я и взял себе.
- Всё же, следовало бы вернуть паровозик, - проговорил Павел и отвернулся, отвернулся чтобы скрыть зависть, неожиданно отразившуюся на лице в виде множества морщин.
       В глазах Ивана тут же заплясали недобрые огоньки, не сулящие ничего хорошего:
- Я ведь точно не знаю. Может, Мастер и вовсе не слышал о нём. Может...
- Проверить никогда не мешает, - отрезал Павел, развернувшись на каблуках и вперив немигающий взгляд в пошедшее пятнами лицо Ивана.
- Не мешает! Ты сказал, “не мешает”!? – взорвался тот, сдавливая паровозик так, что кончики пальцев побелели. – Да – а – а!! Только попробуй, отними, и я за себя не отвечаю! В порошок сотру – живого места не останется!! Это мой паровозик, мой!.. Понял?! – голос младшего перешёл на визг. Глаза налились кровью, с губ хлопьями закапала пена. Он угрожающе размахивал руками, и друзьям казалось, что паровозик, притаившийся в одной из них, превратился в маленького демона, извергающего колючие языки пламени.
       Внезапно Иван поперхнулся, замолчав на полуслове. Безумно огляделся и, спотыкаясь, побрёл прочь.
- Что с ним такое, - дрожащим голосом произнёс Павел, оперевшись руками об стол, чтобы не упасть и, в большей мере, чтобы взять себя в руки, скрыть от Матвея кипучую ярость, ещё не утихшую, сжигающую всё его существо. – Я первый раз вижу его таким... ненормальным.
- Не знаю, - проговорил лавочник, сквозь приспущенные веки, наблюдая за удаляющимся Иваном – Но в одном я с тобой полностью согласен, ему доверять нельзя.
- Да уж, куда там. Я, вообще то, за хлебом и молоком пришёл, на дорожку, - немного успокоившись, проговорил Павел.
- И то дело. С вас рубль двадцать, - передал требуемое Матвей.
- Спасибо.
       Павел сложил покупки в свой вечно потрёпанный рюкзак и, бочком протиснувшись между столами, пошёл домой.
       Лавочник же ещё долго смотрел вдаль безучастным взглядом. Он силился понять – что происходит в Асерхово. И от того, что не находил ответа, ему становилось  не по себе. Ведь всего неделю назад, когда он приехал сюда, всё было в порядке. Ему понравилась добрая атмосфера, царившая в отношениях между крестьянами – и он остался.
       А теперь? Теперь всё рушилось. Остались лишь вопросы. Вопросы, многие из которых, возможно, так и не будут заданы.

7

       Павел смотрел на свой дом (вернее туда, где раньше БЫЛ дом) – и не верил своим глазам.
       Хотя Павел и не был зажиточным крестьянином, домик его, построенный под старину, выглядел великолепно. Он стоял на земле, сплошь засаженной вишнями и яблонями. Росло и немного смородины, но в последние годы Павел практически перестал обращать на неё внимание.
       Ещё было пшеничное поле. И каждый год амбар, выделенный фермеру колхозом, наполнялся зерном и, в голодное время, соседи непременно обращались к Павлу за помощью. Он никогда не отказывал, помня молодые годы, когда приходилось жить впроголодь, сберегая деньги на дом и участок. Тогда нашлись добрые люди, оказавшие ему посильную помощь.
       Сейчас он жил в своём доме с семьёй – женой Галиной и очаровательными близнецами. Каждые выходные они уезжали в город повидать родственников, сделать необходимые покупки и немного отдохнуть от деревенских сплетен, но дом в это время не пустовал. Павел специально оставлял ключ под ковриком и, когда семья уезжала, для соседских детей начинался праздник.
       Дело в том, что фермер имел довольно большую коллекцию старинных вещей. Когда замолкал вдали двигатель автомобиля, дом, только что уснувший, вновь оживал. Дети входили внутрь, одевались в костюмы – и начиналось веселье. Пираты, мушкетёры, солдаты “Её Величества” беспрестанно мелькали в окнах, слышался треск пистонов и весёлый смех...
       Но сегодня, в субботу, что – то заставило Павла задержаться, отослав вперёд жену и ребятишек. Смутное предчувствие вылилось в уверенность после неприятных событий около лавки, и вот...
       Перед его глазами раскинулась небывалая картина. На месте дома вырос КОКОН. Только коконом – то его можно было назвать лишь с большой натяжкой. Скорее, нечто похожее на термитник, только перевёрнутый и наклонённый назад, на участок. Мутные, непрозрачные нити, похожие на паутину гигантского паука змеились, расползаясь во все стороны. Сам  КОКОН был абсолютно чёрным. Он вибрировал, волнами распространяя угрозу и ненависть. Временами, глянцевую поверхность перечёркивали ослепительные разряды энергии, и Павлу казалось, что что-то шевелится внутри, пытаясь вырваться на свободу.
- Ты умрёшь! – голос появился в голове Павла так внезапно, что он закричал, закрывая ладонями уши. Почва под ногами зашаталась, и фермер побежал, не переставая кричать – но тут же остановился. Он вспомнил о детях, которые, возможно, были внутри  КОКОНА. Из груди Павла вырвался протяжный стон. Он медленно, словно против воли, развернулся.
- НЕ – Е – ЕТ!!! – крикнул он  КОКОНУ  - тебе не запугать меня!
- Ты же умрёшь – в голосе проскользнуло явное удивление – ты умрёшь так же, как и сотни других до тебя!
       Павел хрипло рассмеялся и двинулся вперёд. Он ничего не видел из–за поднявшейся пыли, но был уверен, что идёт в верном направлении и, через несколько секунд, увидел перед собой чёрную поверхность КОКОНА. Она бешено пульсировала, обдавая горячими струями воздуха. Не отдавая себе отчёта, Павел протянул руку и коснулся матовой стенки. В его мозгу вспыхнул яркий свет – и наступила темнота.

8

       Алексей Петрович Морозов (старший брат того самого “ненормального” Ивана, буйствовавшего около лавки) медленно приходил в себя. Рассеянно почесал голову и наморщил лоб. Он никогда раньше не замечал у себя провалов памяти – считал, что это признак старости. Но ему всего двадцать шесть, а события прошедшей недели исчезли, словно её вовсе не было!
- Чёрт возьми, Иван... слышь-ка! – крикнул он, с трудом подавив зевок, - у меня... тьфу, как там её, – он немного задумался, – анемзия!
- Да – да – да, – жизнерадостно откликнулся Иван, – а ты чего ожидал? – и, вот уж к чему Алексей совсем не был готов, - маленькая ручка протянулась к нему и ущипнула за щёку. Одновременно странно кольнуло в боку.
- Это ещё что за... – сдавленно произнёс Алексей, с трудом повернул голову – и закричал от ужаса и отвращения. Он сросся с Иваном, превратившись в мерзкого сиамского близнеца!
       Алексей попытался вскочить – и, каким то чудом ему это удалось. Брат не только прирос к нему, но и изменился. Маленькая головка - отвратительная пародия на человеческую – теперь раскачивалась на длинной и тонкой шее. Огромный рот, полный острых, как бритва зубов, хищно ощерился. Всё тело покрылось выступившими венами и кровоподтёками тёмно-вишнёвого цвета. Дополняли картину горящие адским пламенем глазки, глубоко запавшие в узких глазницах.
- Поздоровайся со своим братиком, – кривляясь пропищал Иван (снова ущипнув Алексея). Тот вскрикнул и попытался отскочить – но в результате лишь потерял равновесие и упал. Тогда он пополз, плача и ничего уже не соображая.
- Знаешь – приблизил к нему голову Иван (инстинктивно, Алексей отдёрнул свою) – зачем тебе зрение? Я и без него прекрасно обхожусь, а, имея глаза, ты можешь и помешать мне.
       Алексей внезапно почувствовал жар и отшатнулся... но было слишком поздно. Глаза его лопнули, как перезревшие вишни, по щекам обильно потекла кровь... только боли не было. Жжение и покалывание – да, но боли...
       Алексей остановился.
- Чего ты от меня хочешь? – он повернул голову в сторону брата – ответь, и не мучай меня больше!
       -    Мы находимся в красном, жадном – глухо произнёс Иван – и это только начало. А ты мне нужен, ну... просто необходим – для очень важного дела. Успокойся, слушай меня, - иначе будет ещё хуже.
               
9

       Три молнии одновременно ударили в землю. До крестьян, собравшихся около лавки, долетело приглушённое громыхание.
       Все разом повернулись, одновременно вырвался вздох изумления - прямо на деревню двигался ПАРОВОЗИК. Кошмарное создание, высотой около сорока метров. Он был сплошь чёрным, и лишь оскалившееся в зловещей ухмылке смотровое стекло блестело всеми цветами радуги. Огромные шатуны с дикой скоростью вращали хромированные колёса. Труба пускала в раскалённый воздух сизые клочья дыма – такого плотного, что, казалось, сам сатана решил почтить землю своим присутствием. Сходство усугубляли извивающиеся струйки пламени, пронизывающие дымное облако.
       Громкий свист заставил обернуться. Навстречу чёрному мчался, разбрасывая посевы кукурузы и рапса, красный паровозик – близнец. На нём, как на дьявольском скакуне, восседал сросшийся монстр, простирая корявые ручки к собравшимся крестьянам:
- Грядёт очищение, - кричал он трубным голосом, – не сопротивляйтесь, и обретёте вечный покой. Безболезненно и совершенно даром. Об этом мечтает каждый из вас, не так ли? Об этом мечтает каждый из вас... Об этом...
       Слова произвели магическое действие. Они вывели людей из оцепенения. Толкая друг друга и, подвывая от ужаса, они бросились в стороны, подальше от паровозиков. В суматохе, никто не обратил внимания на неожиданно появившихся мушкетёров и солдат, восседающих на жутких животных – треногих.
                Треногие – это мутировавшие лошади.
       Две задние ноги последних сильно гипертрофированны и мускулисты. Круп вытянут, и сужается к холке, голова огромна с маленькими острыми ушками по бокам. Третья нога – ложная, похожая на человеческую руку, сжимающую меч. В зависимости от ранга треноги она видоизменяется, усложняясь.
       Мушкетёры и солдаты – бывшие ребятишки, игравшие в доме Павла. Под влиянием КОКОНА они утратили человеческий облик. Одежда мешковато повисла на вмиг иссушённых телах, а на лихорадочно обострившихся лицах зажглись ярким пламенем маленькие глазки.
       Пагубное влияние КОКОНА навсегда изменило ребят не только внешне. Каждый из них побывал в аду и преобразился по-своему. Одни погибли ещё до начала мутации, другие сошли с ума... Но те, кто сейчас свирепствовал в деревне, прошли весь путь до конца. Они превратились в безжалостных убийц, для которых не было ничего святого. Осталась лишь одна цель – убивать. Убивать - во имя самой смерти, убивать и для жизни... – жизни Глоббесса и  его расы.
       Улицы Асерхово залило кровью. “Солдаты” косили людей направо и налево. Паровозики наоборот спокойно стояли в стороне и наблюдали. Иногда, когда кому-нибудь удавалось вырваться из деревни, чёрный оживал. Быстро набирая скорость, он устремлялся вдогонку, пыхтя и отдуваясь от удовольствия. Мгновенно вминал несчастного в землю... затем, поворачиваясь, раздирал в клочья острыми шипами колёс.
        Но за всем не уследишь. Нескольким крестьянам удалось избежать кровопролития. Среди них – лавочник Матвей. Не разбирая дороги, даже не понимая, как ему повезло, с застывшей на лице маской ужаса, он бежал подальше от кошмара. Споткнувшись – упал, но продолжал ползти, несмотря на стёртые в кровь ноги.
       И вдруг всё стихло...

10

       Темнота стала неохотно рассеиваться. Павел ещё некоторое время ничего не видел и силился понять, что же произошло с ним. Он помнил, как подошёл к КОКОНУ, коснулся рукой чёрной блестящей поверхности... а затем ощущения раздваивались. Он продолжал “проваливаться” вглубь (оказалось – студенистой!) массы; в то же время, тело словно разобрало на атомы – об этом кричали нервы, подавая информацию на бесчисленные синапсы мозга. Потом, в обоих случаях, вспышкой гасло сознание.
       Постепенно, фермер начал различать окружающие предметы и, каково же было его удивление, когда он понял, что находится внутри паровоза! Глаза полностью привыкли к темноте, и у Павла не осталось никаких сомнений. Бог ты мой, сколько дней... нет, лет  он мечтал об этом! Побывать в роли машиниста, управлять составом... Только сейчас обстоятельства не располагали к радости.
       Павел тяжело вздохнул и тряхнул головой, выгоняя нахлынувшие чувства.
Когда-нибудь, если повезёт, он обязательно поведёт состав по железнодорожным путям. А сейчас, необходимо действовать.
- Эй! – могучее эхо вернуло Павлу крик с утроенной силой. Он невольно поёжился и снизил голос – Есть здесь кто?
       Ответ последовал незамедлительно – вспыхнул яркий свет и Павел, прикрыв глаза рукой, увидел проём двери. Войдя, он замер от неожиданности. Фермер очутился на пороге просторной комнаты, что никак не соответствовало внутренности обычного поезда. Около правой стены стоял небольшой столик с одним единственным креслом. На его матовой поверхности, кроме небольшого аппарата, незнакомой Павлу конструкции, ничего не было.
       Дверь щёлкнула – и встала на место. Павел не удивился, лишь спросил: «Это так уж необходимо?».
- Присаживайтесь, - прозвучал вкрадчивый голос, казалось, не обратив никакого внимания на вопрос фермера, - перед вами микрофон. Если что нужно – дайте знать.
- Что, – что передо мной? - растерялся Павел.
- Микрофон – устройство связи. Если проще – говорите, и я вас услышу.
- А – а – а, - глубокомысленно протянул фермер, немного сориентировавшись  – тогда...
       Через несколько минут Павел с удовольствием ел горячий суп, удобно устроившись в мягком кресле.
- Значит ты – добро, - сказал он, обращаясь к паровозику.
- Да. И мы направляемся остановить моих братьев – жадность и зло.
       Фермер поперхнулся очередной ложкой супа и уставился на репродуктор.
- Так КОКОН...
- Да.
- Но ведь, это означает...
- Паровозики обладают практически неограниченной силой. Они черпают её из болот, от Глоббесса. Остановить их может только истинное добро. Одному мне это не под силу, поэтому выбор пал на тебя. Не скажу, что мой выбор верен, но ты с успехом сопротивлялся “красному малышу”...
- Паровозику в руках Ивана!? – удивлённо вскричал Павел, во все глаза, уставившись на микрофон.
- Да. Я же буду лишь инструментом, орудием, искореняющим зло. Но за помощь придётся дорого заплатить. Мы, паровозики, являемся порождением людской мысли. В последнее время человечество испортилось. Войны – на мировом уровне, ссоры и сплетни – на семейном... Добро превратилось в идеал, к которому стремятся лишь единицы. Поэтому, из года в год цена растёт.
- Ах, вот в чём дело, - усмехнулся Павел,  - ничто не делается просто так... Что ж, чему быть – того не миновать, я согласен.
- Я рад, что не ошибся в тебе, - довольно прогудел паровозик и замолчал - теперь уже навсегда, оставив Павла наедине со своими мыслями...
       Вскоре, без всякого предупреждения перед фермером вспыхнул огромный экран, повиснув в воздухе без всякой поддержки. «Пыльное облако посередине - Асерхово», - догадался тот. Изображение на некоторое время смазалось, и...
                Зрачки  Павла удивлённо расширились.
       Пыль осела. По бокам деревни, работая вхолостую, стояли паровозики. На улицах неподвижно застыли мушкетёры и солдаты. Казалось, время остановилось - но это не так. Во все стороны бежали уцелевшие крестьяне. И Павел с ужасом увидел, что многие так и остались лежать на пыльной земле.
       Злость волнами накатила на фермера.
- Вот вы как! – что есть силы, крикнул он в репродуктор. – Праздник крови окончен!
       Белый паровозик завибрировал. Павел почувствовал, как в его тело вонзились миллион острых как бритва иголок, разрывая мышцы и сухожилия на части. Затрещали, ломаясь, кости. Павел попробовал крикнуть, но язык уже не поддавался его воле, действуя по какому – то своему, наперёд заданному коду. Тогда, скосив глаза, фермер увидел, как руки и ноги начали быстро удлиняться, врастая в стены паровозика. Боль постепенно стихла, уступив место кипучей ярости. Теперь Павел полностью сросся с паровозиком, превратившись в скользкую, постоянно меняющую форму, текучую протоплазму,  выпустил множество ложноножек и приготовился к решающей схватке.
       Мушкетёры вышли из оцепенения, получив неслышный человеческому уху приказ. Но Павел был готов к этому. Приняв форму огромного шара, он не спеша, покатился навстречу. Когда до столкновения остались считанные секунды, мушкетёры и солдаты сделав обратное сальто, покинули сёдла. Треноги, продолжая скакать по инерции, врезались в шар, кромсая его своими “мечами”.
      Под их напором шар-Павел распался на маленькие клубки бешено пульсирующей субстанции, которые накинулись на не ожидающих нападения мушкетёров. Засвистели сабли, ещё больше измельчая Павла. Но, когда число его  “кусков” сравнялось с врагами, фермер начал действовать. Каждый маленький шарик окутал своего преследователя паутиной клейких жгутов, лишив движения.
       Тогда в бой вступили паровозики. Сиамский близнец, сидящий на крыше чёрного паровозика, начал быстро раздуваться. Красный паровозик, увидев это, направился навстречу. Когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров, близнец лопнул, обдав оба паровозика струёй ярко-зелёной жидкости. Жидкость, вступая в контакт с окружающими её молекулами, значительно уменьшила энергию их взаимодействия друг с другом. В результате, паровозики “растеклись” по земле мономолекулярным слоем, увлекая за собой и молекулы воздуха. Так, в некотором трёхмерном пространстве (трёхмерном потому что, взрываясь, сиамский близнец, каким то непостижимым образом, остановил время), образовался вакуум.
       Павел же, потеряв из поля зрения основных врагов, растерялся. Он заметался по деревне, отыскивая паровозики. И, совершенно случайно, попал именно в тот участок пространства, где был создан искусственный вакуум. Там, вне времени, Павел беспомощно повис, лишённый возможности передвигаться.
       Паровозики воспользовались этим и, сковав фермера в крепкие цепи протоматерии, вышвырнули его за пределы Солнечной Системы. В безвоздушном пространстве протоплазма не смогла удержать первоначальную форму и испарилась, оставив после себя шлейф буроватого тумана, который ещё долго витал по бесконечным просторам Вселенной...
       Но паровозики не учли... да просто они и не могли знать о том, что могут существовать лишь втроём. Потому что никогда добро, зло и жадность в одиночку не ходят – так уж повелось.
       Вслед за Павлом исчез как чёрный, так и красный паровозики. Мушкетёры и солдаты вновь превратились в обычных ребятишек.  Судьба дала им ещё один шанс, отогнав сгустившиеся тучи беспамятства.
       А Глоббесс? Потерпев неудачу, он затаился, поджидая благоприятного момента, когда можно будет опять творить зло, уничтожая на своём пути всех неугодных.    



11

       Пусть вечны лишь духовные ценности, но согревает душу и то, что материальные восстановимы. Какие бы беды и несчастья не обрушивались на человека, он всегда залечивает раны. Целые города восстают из пепла, начиная новую жизнь, борясь за право - СУЩЕСТВОВАТЬ. Люди накапливают новые знания, по крупицам восстанавливая старые.
       Так произошло и с Асерхово. Уцелевшие крестьяне вернулись обратно,  отстроив дома и заведя новое хозяйство. Конечно! Как может человек, который всю жизнь не жалея здоровья вскапывал милый сердцу участок, кормящий всю семью, навсегда покинуть его? Как может забыть маленький кусочек родины, давший ему путёвку в жизнь? Воспоминания... Разве, когда вы далеко от дома, вас не съедает тоска по нему? Хотя бы чуть- чуть? 
       Старожилы Асерхово до сих пор помнят кровавые события того страшного дня. Но не вздумайте спрашивать их об этом! Вас сразу же поднимут на смех и толком ничего не расскажут.