Записки рыболова-любителя Гл. 311-314
Света была замужем за шофёром, водителем "Москвича" в какой-то организации, сама закончила медучилище и работала санинспектором в порту. Работа эта ей очень не нравилась, и она была согласна на любые наши условия, хотя умела лишь немного печатать. Обучалась Света очень усердно и за несколько месяцев набила руку настолько, что сравнительно успешно (во всяком случае быстро) справлялась с любыми нашими заданиями, хотя почерк её не вполне меня удовлетворял, но и тут прогресс имелся непрерывный.
Многоопытный Иглаков, правда, напугал было нас, что Света, мол, беременная, куда смотрели, как раз к отчёту в декрет уйдёт, но всё обошлось, хотя, как говорится, нет дыма без огня, и Иглаков всё правильно разглядел. А на следующий год Света и вовсе с мужем разошлась и стала из Рывкиной Бовт, такая у неё была девичья фамилия. Теперь нам вроде бы ничего не грозило. Света научилась работать на телетайпе, заказывала нам междугородние телефонные разговоры и номера в гостиницах для командированных к нам, покупала нам к командировкам на поезда и самолёты, заведовала всем хозяйством кирхи.
Из неё получилась первоклассная секретарша-многостаночница, и добросовестная, и толковая, и привлекательная: изящно сложена, красивые большие серые глаза, но почти полное отсутствие кокетства. Разумеется, в разведённом состоянии она долго не находилась и вскоре снова вышла замуж - за Юру Зимарева, тоже разведённого, сокурсника Медведева, Бобарыкина, Шевчука и компании, которому я когда-то читал лекции.
Да к тому же Света ещё и в университет поступила на заочное отделение биофака. Теперь у неё на рабочем месте появились учебники, служебное рвение, разумеется, поослабло, а вскоре и декретный отпуск подошёл.
Хорошо, я к этому моменту успел один экземпляр диссертации оформить.
Временно на место Светы взяли Алёну Ивантаеву - 17-летнюю племянницу Тани Фёдоровой, нашего ладушкинского техника, недавнюю ещё школьницу, только что поступившую на вечернее отделение химфака КГУ. Примерно в это же время появилась в кирхе и вторая лаборантка, тоже студентка-вечерница университета - Наталья Писарева, года на три постарше Алёны. Наталью принял к себе в лабораторию Саенко, который тоже теперь сидел в кирхе.
С появлением Натальи возникла проблема дисциплины лаборантов. Наталья оказалась девицей современной, коммуникабельной и живо интересующейся острыми проблемами бытия, то есть шмотками. Её стол был завален иностранными журналами мод и рекламы всякого барахла. Ей непрерывно звонили по телефону или звонила она сама, в её кругу обсуждать животрепещущие вопросы предпочитали почему-то именно по телефону. Впрочем, нередко приятели и приятельницы навещали её и на рабочем посту, где эти обсуждения продолжались. Опаздывала на работу Наталья регулярно, часто смывалась куда-то средь белого дня, уходила раньше времени, а то и целый день могла прогулять, сославшись на нездоровье (без справки, разумеется) или ещё на что-нибудь, не затрудняя себя слишком правдоподобными выдумками.
Саенко всё это видел и страдал, пытался её перевоспитывать, но без толку. Наталья сразу почувствовала его мягкохарактерность и пользовалась ею вовсю. К тому же Саенко очень ценил её почерк, который у неё действительно был хорош, вписывала формулы она каллиграфически. Печатала и чертила она тоже неплохо, за что, в общем, её и держали.
Алёна поначалу вела себя как мышка, тихо, скромно, старательно осваивала машинопись, вписывание, рисование графиков. Но влияние Натальи сказывалось, и Алёна стала портиться прямо на глазах. Через год она уже и сама могла подолгу висеть на телефоне, принимать на работе гостей и точить с ними лясы, опаздывать и прогуливать, заниматься всевозможными посторонними делами на рабочем месте, как-то: вязать, читать художественную литературу, готовиться к занятиям, печатать что-нибудь на сторону и т.д., и т.п., с оскорблённо-невинным видом реагировать на замечания: - А что я такого сделала? - хныча-певуче растягивая слова. Впрочем, Наталье она во всём этом уступала, чувствовалась нехватка опыта и нахальства.
В качестве средства воспитания и борьбы за дисциплину я разработал "Памятку для лаборантов-оформителей" (она же - должностная инструкция), которую по нашему с Саенко распоряжению сами же лаборанты красиво оформили и повесили у себя в комнате на стене, на видном месте. Памятка регламентировала и служебные обязанности и нормы поведения, но насколько она помогла нам и на что повлияла - затрудняюсь ответить. Вот оно, сие творение.
П А М Я Т К А
для лаборантов-оформителей, работающих в производственном помещении
КМИО ИЗМИРАН в г. Калининграде
П О М Н И Т Е, что Вы О Б Я З А Н Ы
- приходить на работу в 9.00, уходить в 18.00, обеденный перерыв с 13.00 до 14.00;
- не заниматься в рабочее время посторонними делами и разговорами. Они мешают работать не только Вам, но и Вашим товарищам по работе;
- не занимать посторонними разговорами телефон, а тем более в присутствии сотрудников, тем более ждущих телефона.
П О М Н И Т Е, что Вы работаете у всех на виду, в комнате, в которую прежде всего заходят посетители из других организаций, Ваши коллеги из других подразделений, и по обстановке в этой комнате судят о лабораториях, в которых Вы работаете.
П О М Н И Т Е, что Вы О Б Я З А Н Ы
- вежливо и доброжелательно давать справки по телефону. Спрашивать и записывать, кто звонит и что передать, если приглашаемый к телефону сотрудник отсутствует;
- приглашать к телефону сотрудников через громкоговоритель, называя их по имени-отчеству, а не по фамилии;
- содержать в порядке своё рабочее место, обеспечивать себя и сотрудников лаборатории канцелярскими принадлежностями, такими как: писчая бумага, калька (матовая и глянцевая); миллиметровка (обыкновенная, логарифмическая и полулогарифмическая); копировальная бумага; ватман; картон; обёрточная бумага; конверты разных размеров; папки для бумаг с тесёмками и зажимами; скоросшиватели; конторские книги; дыроколы; машинописные ленты 12 и 16 мм; клей (ПВА, ЭПВА, синтетический, клеящие карандаши); карандаши разной твёрдости; фломастеры разной толщины; шариковые ручки и стержни для них; чернила и запасные перья для авторучек; тушь и гуашь разных цветов; плакатные перья; ручки для перьев; ученические перья разных сортов; циркули; рейсфедеры; лекала, линейки; точилки, лезвия; кисточки для клея и красок; кнопки, скрепки; липкая лента; бечёвка, а также медикаменты (анальгин, йод, валидол); электрические лампочки;
- содержать в чистоте и исправности пишущие машинки и телетайп. Своевременно прочищать шрифт, менять ленту. Не допускать простоя машинок из-за неисправностей, своевременно отправлять их в ремонт;
- своевременно относить и забирать выполненные заказы на переплётные и ремонтные работы. Оперативно выполнять заказы на авиа и железнодорожные билеты, на бронь в гостиницах, на междугородние телефонные разговоры и передачу по телетайпу.
П О М Н И Т Е, что Вы должны У М Е Т Ь
- быстро, аккуратно и грамотно печатать на пишущих машинках и работать на телетайпе;
- быстро, аккуратно и красиво чертить графики и рисунки, вписывать формулы и тексты на иностранных языках;
- строить графики на миллиметровках с распечаток ЭВМ;
- оформлять библиографические карточки;
- оформлять подборки копий статей и переводов.
П О М Н И Т Е, что Вы должны З Н А Т Ь
- правила оформления рукописей для
а) отчетов (по спецтемам и бюджетных);
б) диссертаций;
в) статей в журнал "Геомагнетизм и аэрономия";
г) препринтов ИЗМИРАН;
д) статей в сборниках издательства "Наука";
е) статей в сборниках ИЗМИРАН и других ведомственных сборниках;
ж) тезисов докладов;
з) монографий;
- правила составления и оформления деловых бумаг, писем, докладных записок, заявок, приказов.
С Т Р Е М И Т Е С Ь работать К Р А С И В О!
П О М Н И Т Е, что эстетика оформления научных работ не в завитушках, а в соблюдении пропорций при написании и размещении формул в тексте и надписей на рисунках, в соблюдении одинакового наклона и размера прописных и строчных букв и индексов, толщины линий, в чёткости и строгости оформления.
П О В Ы Ш А Й Т Е свой профессиональный уровень, осваивайте смежные специальности (перфорирование, электрографирование, фотомикрофильмирование и фотопечать, библиотечное дело), добивайтесь полной взаимозаменяемости, учитесь друг у друга.
П О М Н И Т Е, что добросовестное отношение к своим обязанностям - залог не только материального поощрения при премировании, но и залог хорошего настроения у Вас и работающих с Вами, источник внутреннего удовлетворения и гордости за свой труд.
Наталью тем не менее перевоспитать не удалось и пришлось уволить за систематические прогулы, даже Саенко не выдержал в конце концов. Мы с Сашулей её потом как-то встретили случайно в городе, и я так вовсе не узнал, а Сашуля ужаснулась её внешнему виду: похоже, что она спилась и опустилась совсем. Вместо неё Саенко принял Татьяну Дериконь - толстушку-хохотушку, вскоре ушедшую в декрет. Её замещала Валя Лабонина, добросовестная, но не очень умелая молодая женщина.
Тем временем из декретного отпуска вернулась Света Зимарева. Мы с Саенко решили всех лаборантов (теперь их было четверо: Света, Алёна, Татьяна и Валя, но последние две на одной ставке) из обоих наших лабораторий объединить в одну общую оформительскую группу и поставить старшей Свету, переведя её на должность старшего лаборанта с окладом 110 рублей вместо прежних 90. Но это произошло уже позже описываемых событий - в 1983 году.
Летом 1984 года Алёна вышла замуж и ушла от нас. Ей надо было устраиваться на работу поближе к специальности, она перешла уже на последний курс химфака. Мы распрощались с ней по-хорошему, сердечно, хотя незадолго до того, в мае у нас с ней был конфликт, нашедший отражение в докладной записке, которую мы с Саенко представили Карвецкому, замещавшему Иванова (он тогда на Кубе был, кажется):
И.о. заведующего КМИО ИЗМИРАН
Карвецкому В.Л.
Д О К Л А Д Н А Я
Доводим до Вашего сведения, что 8-го мая сего года лаборантки Ивантаева Е.Г. и Дериконь Т.В. отсутствовали на работе с 15.00 до конца рабочего дня (до 17.00, т.к. они использовали в этот день перерыв).
Своё отсутствие они объясняют тем, что ходили в переплётную мастерскую. Полагаем это объяснение неудовлетворительным, поскольку:
а) нет надобности ходить в переплетную вдвоём;
б) переплётная находится на улице Каштановая аллея в двадцати минутах ходьбы пешком от кирхи;
в) переплётная была закрыта на санитарный день (по словам Ивантаевой и Дериконь), но об этом можно было узнать по телефону.
Полагаем, что поступок Ивантаевой и Дериконь можно квалифицировать как прогул.
Учитывая, что за два дня до этого Ивантаевой было указано на невыход на работу из отпуска в соответствии с приказом, а также, что имеются нарекания на состояние дисциплины в оформительской группе, считаем необходимым:
1) Ивантаевой Е.Г. - объявить выговор;
2) Дериконь Т.В. - предупредить;
3) Зимаревой С.В., как старшей группы - указать на необходимость повышения дисциплины и качества труда в группе.
11 мая 1984 г. Намгаладзе А.А. Саенко Ю.С.
К моменту, когда я пишу эти строки (октябрь 1984 г.) уволились и Дериконь, и Лабонина. Держится Света. Она стоит у нас в очереди на квартиру и уйдёт, наверное, как только её получит. Но это, похоже, ещё не скоро произойдёт, да и университет не окончен ещё. Напарницей у Светы работает теперь её знакомая Валя Мороз, бывший дамский мастер-парикмахер, по 300 р зарабатывала, умеет только печатать и больше ничего делать не хочет, устроилась у нас временно, пока сын ходит в первый класс и она из-за этого не может работать в смену.
312
Из дневника погоды.
5 сентября 1981 г. Ездили со Смертиным в Матросово. Народу практически нет, лишь двое рыбачили справа, с вечера ещё прикормив место. И ни хрена не поймали. Слева земснаряды чистят дно. Может, поэтому рыба не заходит? Пробовали ловить справа. У меня ни поклёвки, а Смертин выловил-таки леща. Потом перебрались под Головкино. Там традиционная мелкая плотва и густёра берут неплохо, поймал, как обычно, штучек сорок. А Смертин поставил одну донку с плотвичкой в качестве живца и вытащил щурёнка на полкило.
6 сентября 1981 г. Ездили с Сашулей и Митей на заставу в компании Саенок с детьми, Денискиного тренера с женой, Шагимуратовых, ещё кого-то. Сашуля нарвала бидон облепихи, а мы с Митей, гуляючи, часа за полтора нашли 15 подосиновиков в кучках молодых осинок на заброшенном полигоне и рядом с ним, и один беленький под дубочком. Потом собирали янтарь. Солдаты майками черпали янтароносную грязь из полосы прибоя, а офицеры выбирали из неё янтарь. Саенко тоже лазил в воду, а мы с Митей собирали кусочки на берегу. Погода вполне ещё летняя.
С 7 по 11 сентября в Калининграде проходил Всесоюзный семинар по метастабильным частицам в ионосфере, который организовывали и проводили Миша Власов и Костя Латышев. Миша изрядно осунулся после неудачной защиты и за лето, похоже, не восстановился ещё. Данилов на семинар не приехал. Вообще народу было не очень много, но работе семинара это только способствовало. Программа не была перегружена, председательствующие не ограничивали участников ни в вопросах, ни в выступлениях в дискуссии. Погода была прекрасная, даже чересчур, пожалуй, жарко было.
Помню, как заловил Колесника на улице, который нашёл здесь каких-то старых знакомых и пропадал у них (не у Лаговского, с которым они вместе жили в общежитии в Томске), и отвёз его на мотоцикле в кирху, чтобы он выписал для Вани на портянке-распечатке их с Королёвым постановку задачи моделирования термосферы. Приглашал в гости к нам Серёжу Авакяна (не помню - с Любой, женой его или нет) и Хазанова, кажется. Подвыпив, опять пытался с гостями о Боге и смысле жизни дискутировать и настолько возбудил Авакяна, что тот стал искренне возмущаться - как это так? Человек, который занимается наукой, не видит, что в этом-то и есть смысл жизни!? И нечего себе и людям голову морочить, он не может поверить, что можно серьёзно иначе рассуждать, это я всё с жиру бешусь...
Кончился этот семинар, и мы с Саенко тут же (13 сентября) отправились на следующий - в Хабаровск на 2-й Всесоюзный семинар по ионосферному прогнозированию (1-й проходил в Звенигороде, в декабре 1979 года, когда Стас Козлов мне водку подсовывал, чтобы водку же запить). Перед самым отъездом узнали от Иванова (по секрету, точные сведения из райкома) то, о чём жужжали все кругом: что с 15 сентября будет очередное повышение цен на водку и первое на сигареты.
Поэтому, прилетев в Москву, мы первым делом кинулись закупать и то, и другое, хотя и понимали, что перед смертью не надышишься. Однако, кинуться-то мы кинулись, да таких умных, видать, много оказалось, ну, и продавцы, конечно, товар поприпрятали. Короче, в магазинах ни водки, ни сигарет, одни арабские какие-то, которые и так по рублю пачка стоят. Наконец, в Елисеевском глядим - толпа давится, что-то дают в винных отделах. Встали и мы, отстояли положенное и были осчастливлены "Гавана Клабом" - кубинским сорокаградусным ликёром по старой ещё цене. Взяли по паре бутылок на брата - хватит на командировку, а вот курить, наверное, уже по новым ценам будем.
Поселили нас в Хабаровске в "Интуристе" - новой многоэтажной гостинице в парке на берегу Амура. С крыши её мы взирали на амурские волны, пытаясь определить, в какой стороне Китай.
Кстати, в баре на этой крыше в день нашего приезда оказались в наличии болгарские сигареты, "Стюардесса", кажется, и я купил два блока по 35 копеек за пачку. На следующий день она стоила уже 50 копеек. Не дошли, что ли, до этой крыши сведения о предстоящем повышении? Не знаю. Так или иначе трёшку я сэкономил.
В первый же день нас возили на автобусе по городу - экскурсия для участников. Мы в автобус залезли и тут же уснули в нём, так как почти не спали в самолёте, а по московскому времени было ещё раннее утро. Так что с Хабаровском пришлось знакомиться самостоятельно по ходу семинара. Мы и гуляли с Юрой по городу, но ничего особенно интересного не обнаружили. Амур, конечно, широк, но ужасно мутен, аж коричневый.
Во время наших прогулок я всё допекал Юру вопросами о смысле жизни и о коммунизме, подначивал его, упрекая в полном нежелании думать вообще о чём-нибудь кроме задачек, которыми он занимается на работе. Юра поначалу отбивался встречными упреками в моей голословности и самоуверенности, отстаивая наличие у себя неких своих "убеждений", привязанных каким-то образом к кибернетике и теории больших систем, а потом признался, что о некоторых вопросах, особенно касающихся смерти, он, действительно, предпочитает не думать, поскольку всякие размышления над ними ни к чему положительному не приводят, а вызывают у него только одни страдания - именно так он и выразился, и он почти инстинктивно старается их избегать, и просит меня, чтобы я не приставал к нему с такими вопросами, не травмировал ему психику.
По вечерам к нам в номер заходил обычно Эдик Гинзбург из Новосибирска, и мы болтали за науку, попивая привезённый из Москвы тягучий жёлтый банановый "Гавана Клаб" и запивая его кофейным напитком "Балтика" (или "Арктика") за 20 копеек пачка (желуди, соя, ячмень, цикорий). Ни чаю, ни кофе в магазинах Хабаровска нам обнаружить не удалось.
Проводил семинар Эдик Мирмович, маленький чернявый холерик, матерщинник, анекдотчик и бабник, но отец четырёх детей, энтузиазмом которого держалось всё практическое и теоретическое ионосферное прогнозирование на Дальнем Востоке. Стараясь не ударить в грязь лицом, Эдик решил по примеру Шафера устроить банкет с вывозом участников семинара по Амуру куда-то за город. Возможности у него, однако, оказались не столь широкими, как у Шафера, поэтому получилось все намного скромнее по сравнению с нашим июньским плаванием на теплоходе по Лене к Ленским Столбам.
Погрузили участников семинара в обшарпанный теплоходик типа "речной трамвай" (с буфетом, правда), прокатили туда-сюда вдоль всего Хабаровска, а потом отвезли к некоему острову километрах в двадцати от города, где планировался банкет, и высадили. Здесь же предстояло и ночевать после банкета. Достопримечательностью острова была турбаза - несколько дряхлых деревянных домиков, в которых нам и предложили поселиться человек по восемь в комнате. Выдали нам постельное бельё, столь же дряхлое, как и домики, и мы прикрыли им совершенно ужасные матрасы и подушки. Никто не возмущался, даже почтенные наши старушки вроде Натальи Павловны Беньковой или Марьи Петровны Рудиной из Алма-Аты. Чего там - ночку переночевать!
Ну, а мы с Саенко бросились донки забрасывать, специально с собой взяли, надо же попытаться чего-нибудь в Амуре поймать, тут ведь такая рыба водится! В краеведческом музее меня просто потрясло чучело калуги, выловленной в Амуре. Так то оказался ещё калужонок! А какие караси, карпы гигантские в формалине выставлены! Но поймать мы, разумеется, ничего не поймали, хотя и меняли места. Впрочем, и команда теплоходика, расставившая по всем его бортам спиннинги с донками на крупную рыбу, тоже ничего не поймала. И в Хабаровске у рыбаков на набережной мы пойманной рыбы не видели, так что осталось неясным, водится ли она вообще сейчас в окрестностях Хабаровска.
Отчаявшись чего-нибудь поймать, мы вернулись к обществу, которое гоняло мяч на футбольном поле. Я включился в игру и забил три гола - редчайший случай. Ну а тут и к столу, то бишь к столам позвали. Накрыты они были в каком-то сарае, водки было много, закуски мало, гремел оркестр, привезённый на том же теплоходике из Хабаровска, пыль в сарае от плясок стояла столбом.
Мы с Саенко вышли покурить на бережок, уселись на брёвнышке рядом с какими-то девчонками-студентками, приехавшими отдыхать сюда на турбазу, и Саенко умилённо одарял их янтариками, которые он насобирал недавно на косе. Потом пели песни сначала у костра, где я точил лясы с Толей Симоновым и Светой Ледомской из ИПГ, потом в домике у Андрея Михайлова. Ну а потом завалились спать, не обращая внимания на несимпатичный вид своих постелей, и дрыхали как суслики.
Из Хабаровска я полетел в Москву, отсидел там на секции, а оттуда в Ленинград - пришла пора рассылать автореферат, чем мы там и занимались вместе с Трошичевым.
313
По возвращению домой мы с Саенко узнали, что хорошо идут опята. Раззадорил нас Юра Синюгин. По его словам, там, где он собирал, корзину поставить некуда - кругом грибы. Мы подробно расспросили про это место, где и сам Синюгин-то был в первый раз. Оказалось, что это за Толпаками по дороге из Гвардейска на Советск в районе посёлочка Дальнее, от Калининграда километров 80. Мы решили рискнуть и попробовать съездить туда на мотоцикле.
Поехали с утречка 29-го сентября. День обещал быть погожим, стояло затяжное бабье лето, типичное для наших мест. Но с утра-то, конечно, не жарко, а на мотоцикле особенно, и пока мы добрались до Гвардейска - изрядно замёрзли. Саенко, слабый в местной географии, не так понял Синюгина и почему-то решил, что место находится недалеко от Гвардейска, а когда узнал, что проехали только половину пути, то весьма огорчился.
- Ну, если мы в такую даль едем и грибов не найдём - смерть Синюгину! - был наш приговор.
Наконец, проехали Толпаки, свернули на дорогу на Советск, проехали Дальнее, стали присматриваться, и вроде бы вот оно - место, где, по словам Синюгина, нужно оставлять транспорт - лесная дорога справа от шоссе. Заезжаем туда и останавливаемся метрах в двадцати от шоссе рядом с мелиоративной канавой. Прямо на её боках растут опята. Немного, но есть! Ну что ж, неплохой признак.
- Но Синюгин собирал не тут, а слева от шоссе. Пойдём сначала туда, а потом сюда вернёмся, рядом с мотоциклом поищем.
- Пошли.
Вот просека, идём по её краю. Метров сто прошли - опят нет. Но вот стали попадаться. Начали собирать. И, наконец, вышли на разреженный заболоченный участок старого леса, где, похоже, и собирал Синюгин. Видно, что тут собирали, но грибов, действительно, много, и нам ещё осталось, особенно растущих россыпью прямо на земле в гуще травы, преимущественно крапивы. Но и не все кучи на пнях и у подножий стволов деревьев срезаны, есть и совсем нетронутые. Правда, молоденьких опят маловато, большей частью переростки, поздновато, видать, приехали.
А вот затрещали рядом кусты и мимо нас тяжёлой трусцой пробежал лось. Минут за сорок мы полностью загрузили тару, которую взяли с собой, и понесли грибы к мотоциклу. Обратно возвращаться не захотелось, решили здесь поискать. Пошли вдоль канавы, я так прямо по ней. Опята есть, и помоложе, чем на той стороне шоссе, но не кучно растут. Продвинулись метров на двести от мотоцикла вдоль канавы и ... Саенко ахнул:
- Саня, смотри туда, на ту сторону канавы!
Гляжу - пень здоровенный, весь как шапкой опятами покрыт и рядом вся земля ими усеяна. Полезли через канаву туда, а тут он не один такой. И начали мы работать: срезать опята, загружать их в вёдра и в мотоцикл сносить. Часа два этим занимались, пока не затарили все ёмкости: корзины, вёдра, рюкзаки и полиэтиленовые мешки. Получилось по восемь вёдер на брата, всю коляску забили. В жизни такого ещё не видал. Устали как черти, спины не разогнуть, руки все крапивой изожгли: пни эти стояли на старой просеке, по пояс заросшей в основном крапивой. Мы обрезали, да и то не полностью, очага четыре опят. А сколько их там всего было - этих пней, Бог его знает. Ну, спасибо, Синюгину! А мы его бить собрались.
Опятами мы поделились с дедом, он взял, сколько смог унести домой. Остальные переработали: и насушили, и насолили, и намариновали, и из свежих супу наварили. Сашуля, разумеется, всё делала. Я только чистить помогал, да на нитки нанизывал и над плитой развешивал.
Через неделю - 4 октября мы с Митей вдвоём ездили на мотоцикле в сторону Ладушкина погулять - покататься, но на всякий случай с удочками в коляске. Это был, по-моему, первый его выезд со мной на мотоцикле за город на такое сравнительно большое расстояние. До этого самое дальнее место, куда он ездил на мотоцикле, было Марьино, и тогда с нами ездила Сашуля, а тут она впервые отпустила нас на целый день одних.
Первую остановку мы сделали у оврага, по верху которого тянется забор с колючей проволокой - ограда нашей обсерватории. В этом, глубоком довольно овраге, на дне его и по склонам я в былые времена помногу находил опят, но сейчас их практически не было, мы с Митей нашли совсем немного. Полазив вдоволь по крутым склонам оврага и убедившись, что опят тут нет, мы вернулись к мотоциклу, расстелили ватник на траве и чудесно пообедали бутербродами с колбасой, солёными сухариками, свежим огурцом и чаем из термоса. Я фотографировал Митю, и довольство его, по-моему, вполне отразилось на фотографии.
А потом мы поехали в Лебединое. Рыбаков там практически не было, а, значит, не было и рыбы в канальчике. Но мы всё же размотали удочку и попробовали ловить. И Митя поймал ерша - первую свою рыбину, выловленную на летнюю удочку. Мы запустили ерша в ведро, и Митя наблюдал за ним. А потом мы этого ерша выпустили обратно, потому что больше ничего не поймали. В Лебедином я тоже снимал Митю на мотоцикле и с удочкой на берегу, фотографии получились хорошие.
Но вот и подошла пора ехать в Ленинград на защиту. Плакаты мои давно уже были там, валялись у Лариски в комнате со времен моих выступлений на семинарах лаборатории Пудовкина и кафедры. Официальные отзывы от Полякова и ПГИ, не содержавшие практически никаких серьёзных замечаний, тоже давно уже были у меня (хотя и положено им было быть в Совете у Новикова, но тот сам меня предупредил, что пусть уж лучше они у меня будут, а то, не дай Бог, потеряются).
Долго не было ни слуху, ни духу от Хантадзе. Наконец, и от него пришло письмо с извинениями. Оказывается, он похоронил мать. И у него в отзыве существенных замечаний не оказалось. Пудовкин отзыва ещё не написал, обещал подготовить к моему приезду. Прислали положительные отзывы на автореферат, как и обещали, Ивановский, Климов с Казимировским, Кринберг и Мингалёв. Замечания у них тоже были мелкие.
Собственно к защите-то я особенно и не готовился. Текст выступления, правда, написал и даже напечатал на машинке, кстати, на своей собственной, ... кажется, ибо, помнится, ключевые места я выделял красным шрифтом, а двухцветная лента ... могла быть, впрочем, и в кирхе. Но неважно. Машинку я купил, действительно, где-то в окрестности защиты. И собирался купить уже давно - "мемуары", то бишь эти свои записки печатать. Причём собирался я купить примитивнейшую портативную "Москву", да и тех-то в Калининграде не видел ни разу. В магазине спрашивал.
- Бывают, - говорят, - но редко.
Думал уж из Москвы тащить придётся. А тут как-то Коля Нацвалян сообщает:
- По-моему, в "Культтоварах" на Мира машинки стоят, "Москва".
Я туда. Действительно, стоит "Москва" за 135 рублей, а рядом за 230 какая-то другая, по высоте в два раза ниже, элегантненькая, бело-красная.
- А это что такое? - спрашиваю.
- Югославская, по лицензии ФРГ, - продавец отвечает.
- Дайте посмотреть, - прошу.
Дают. Посмотрел я и тут же за деньгами побежал. Купил. С тех пор владею с любовью, хотя печатал ещё мало (это в мае 1984 года писано, в самолёте, кстати, Ил-86, рейс Ташкент-Москва; к переезду моему в Мурманск я машинку эту уже вдрызг разбил, несколько тяг лопнуло).
Так вот. Текст выступления я напечатал, он всё равно нужен для стенографического отчета, и занимался себе текущими делами. Готовил заказной доклад для совещания, которое собирался провести в декабре в Москве Кияновский на тему "Требования к моделям ионосферы, предназначенным для расчёта трасс декаметровых волн".
На этом совещании предполагалось широкое совместное (изготовителями-"модельерами" и потребителями-заказчиками) обсуждение положения дел с моделями. Я решил воспользоваться этим совещанием для пропаганды идеи о необходимости создания единого вычислительного центра моделирования, намекая исподволь, что целесообразнее всего это было бы сделать на базе нашей обсерватории. Тем самым я надеялся подтолкнуть "Вектор" к скорейшему подписанию договора, по которому они поставили бы нам обещанную ЭВМ ЕС-1045. Пока дело стояло. Бумаги были подготовлены, но со стороны "Вектора" не подписаны. Над изложением идеи о ВЦ моделирования я и корпел, сочиняя доклад для совещания.
314
25 октября, то есть за 4 дня до защиты я прилетел в Ленинград. Вместе со мной или чуть позже отправилась и Сашуля для поддержки и организации банкета. Остановились мы с ней у Лариски в Петергофе. Собирался ещё и Кореньков явиться - помочь плакаты развесить. Главными предзащитными проблемами были: обеспечить кворум Совета, встретить и поселить оппонентов и организовать банкет, то бишь товарищеский ужин с друзьями для снятия стресса.
С кворумом вроде бы всё было в порядке, членов Совета хватало, хотя председатель - Макаров был в отъезде и проводить защиту должен был его заместитель - Молочнов (председательствовавший, кстати, и на защите моей кандидатской диссертации). С гостиницей для Полякова и Хантадзе в Ленинграде ничего не вышло, хотя Новиков был обязан забронировать им места. Не сумел. Успокоила Лариска. Она обещала устроить их по знакомству в Петергофе в пансионате прямо в дворцовом парке (верхнем). К тому же и банкет планировался здесь в Петергофе, на квартире у Аллочки Ляцкой.
Олег Трошичев предложил было скооперироваться с ним в этом деле, чтобы не делить Пудовкина и других членов кафедры, но неожиданно для меня запротестовали Лариска и Аллочка. К Трошичеву после защиты они ни в какую не пойдут, потому что его не уважают и имеют на него зуб с каких-то давних ещё времен, когда он непорядочно, на их взгляд поступил по отношению уж не помню к кому. Ну, а как я мог поперёк желания Аллочки и особенно Лариски пойти, столько для меня сделавших и за меня болевших? Обе предлагали свои квартиры для банкета, но у Аллочки всё же попросторнее и к пансионату ближе. Решили собраться после защиты у неё.
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №203010800062
Эдуард Мирмович 09.11.2021 17:22 Заявить о нарушении