Желтая Молния

*в рассказе использованы отрывки из "Маленького Принца" Антуана де Сент-Экзюпери*

*У каждого человека свои звезды. Одним - тем, кто странствует, - они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они - как задача, которую надо решить. Для моего дельца они - золото. Но для всех людей звезды - немые. А у тебя будут совсем особенные звезды… Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, - и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут звезды, которые умеют смеяться. *

Сквозь грубые конструкции рамы Жевалов посмотрел на ночное небо. Он сидел в дальнем углу полутемной комнаты, как раз рядом с окном, в старом, еще прабабушкином кресле. Рядом, на газетном столике, горела настольная лампа с лампочкой на двадцать пять ватт. И без того желтые листы книги, в полутьме больше напоминали оттиски древних манускриптов. Благо, у Жевалова было хорошее зрение, потому черные букашки букв соблюдали свою последовательность в литературном общежитии слов.

Жевалов зевнул. Около двадцати минут назад часы, подарок от той же самой прабабушки, пробили полночь. Не то чтобы он чтил память предков, просто маленькую комнатушку, которую Жевалов снимал на время учебы в городе, нужно было обставить какой-то мебелью.

Ему не спалось. К тому же увлекала книга. Жевалов держал ее в правой руке, одновременно на левой - он грыз ногти. Легкое урчание в желудке не проходило - он хотел есть. Однако Жевалов был бедным студентом. Родительское деньги еще на прошлой неделе потратил на кутеж с друзьями. Поэтому теперь, чтобы хоть как-то утолить голод, он поедал свои ногти.

Если честно, его озадачивало и в чем-то даже пугало содержание этой странной книги. Впервые он читал ее в детстве, но с тех пор кто-то словно переписал сказку. В каждой фразе Жевалов чувствовал еле уловимый подтекст, за каждой строчкой ему мерещились глубокие смыслы. К тому же, этот странный мальчик казался таким таинственным. И эта таинственность увлекала Жевалова. На иллюстрациях глаза мальчика были обведены черными тенями. Это лишь усугубляло ощущение тайны. Словно по краю бездны, Жевалов прохаживался взглядом по векам малыша. Иногда, чтобы ощутить сладостный поток адреналина в организме, он, балансируя на одной ноге, носком ботинка касался бесконечности маленьких глазных яблок, и тогда по их поверхности от места касания, как по воде, разбегались во все стороны перманентные конструкции концентрических кругов. Жевалов переложил книгу в левую руку и принялся грызть ногти на правой.

Да, конечно, он отвлекся от чтения. "У каждого человека свои звезды". Все это звучало очень странно. Получается, у него тоже есть как минимум одна своя звезда. Но ведь людей так много - неужели звезд хватает на всех? А вдруг у него еще нет своей звезды. Конечно, Вселенная постоянно расширяется, и в какой-то момент в нее обязательно втиснется его собственная звезда. Просто пока для нее нет места… Нет, пусть во Вселенную втискиваются чужие звезды, а у него уже есть своя. Только вот какая из них?

Он уже доел ногти на руках, и совсем незаметно для себя стал грызть кожу в уголках пальцев.

*…Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мной. Иной раз ты вот так распахнешь окно, и тебе будет приятно… И твои друзья станут удивляться, что ты смеешься, глядя на небо. А ты им скажешь: "Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звезды!" И они подумают, что ты сошел с ума. Вот такую злую шутку я с тобой сыграю…*

Внутри кольнуло, стало тревожно за мальчика. Почему он говорит таким тоном, словно прощается навсегда? Жевалов пошевелил бровями. На пальцах уже не осталось наростов кожи, а голод все не проходил. Без сомнения, лучшее средство от пустого желудка - это здоровый сон, но Жевалов не мог оторваться от чтения. К тому же оставалась уже пара страниц.

У Жевалова не было друзей. Те, кого он называл этим словом, на самом деле, являлись просто знакомыми по университету. Еще полтора года назад у него были три прекрасных друга, которых он знал с детства. Однако совершенно неожиданно они отдалились, поглотились собственными проблемами и быстро стали совершенно чужими. Снова кольнуло внутри. От ощущения одиночества по телу пробежал озноб, а вслед за ним - волна тревоги и грусти. Он поднес ко рту руку и откусил палец. Жевалов не почувствовал боли; из раны не потекла кровь, как это обычно изображали в фильмах, - только сильный, приторный вкус железа зафиксировали рецепторы на кончике языка. Кровь отчего-то была в свернувшемся состоянии, и лишь легкий хруст костей на зубах немного раздражал Жевалова. Он вернулся к чтению, от которого в очередной раз отвлекся, продолжая откусывать по очереди пальцы на руке. Фаланги по-прежнему нежно хрустели на зубах.

*- Знаешь… сегодня ночью… лучше не приходи…
- Я тебя не оставлю.
- Тебе покажется, что мне больно… Покажется даже, что я умираю. Так уж оно бывает. Не приходи, не надо.
- Я тебя не оставлю. *

Книга лежала на столике, рядом с лампой, а Жевалов доедал свои руки. Они были невероятно вкусными. Аромат крови уже не казался таким приторным, а сухожилия, которые сначала он все никак не мог перекусить, Жевалов приноровился ловко перерезать передними зубами. В разрезе руки выглядели очень неаппетитно - перекусанные кости, волокна мышц, торчащие и болтающиеся во все стороны вены - поэтому он старался не смотреть на свои конечности.

*Но он был чем-то озабочен.
- Видишь ли… это еще из-за змеи. Вдруг она тебя ужалит… Змеи ведь злые. Кого-нибудь ужалить для них удовольствие.
- Я тебя не оставлю.
Он вдруг успокоился:
- Правда, на двоих у нее яда не хватит.*

Жевалов перестал осознавать, что увлекает его в большей степени: чтение книги или поедание самого себя. Когда он дочитал до этого эпизода, то уже принялся за ноги. Толстые кости голени перегрызать не получалось, поэтому он аккуратно обгладывал их от мышц и отбрасывал в сторону. Жевалов теперь не испугался бы змеи, пусть даже самой ядовитой. Все равно она могла бы укусить его только в ногу, но ни одной из них у него уже не было.

*И тут он сел на песок, потому что ему стало страшно. Потом он сказал:
- Знаешь… моя роза… я за нее в ответе. А она такая слабая! И такая простодушная. У нее только и есть, что четыре жалких шипа, больше ей нечем защищаться от мира.
Я тоже сел, потому что у меня подкосились ноги. Он сказал:
- Ну… вот и все…
Помедлил еще минуту и встал. И сделал один только шаг. А я не мог шевельнуться.
Точно желтая молния мелькнула у его ног. Мгновенье он оставался недвижным. Не вскрикнул. Потом упал - медленно, как падает дерево. Медленно и неслышно, ведь песок приглушает все звуки. *

Жевалов оторопел. На миг в сознании потемнело, а рассудок помутился. Стоя на краю бездны нежных глаз мальчика, Жевалов потерял равновесие и сорвался вниз. Он летел по узкому тоннелю, стенки которого были густо усыпаны живыми шипами капризной розы. Вокруг стояла кромешная тьма. Его швыряло из стороны в сторону, и при этом Жевалов постоянно царапал руки и лицо об острые шипы. Одежду порвало в клочья, а из многочисленных порезов на теле сочилась лимфа, липкая и маслянистая. Он даже перестал жевать левую почку. Жевалов возвратился на несколько строчек назад и перечитал отрывок вновь. "Не вскрикнул. Потом упал - медленно, как падает дерево. Медленно и неслышно, ведь песок приглушает все звуки". На лбу Жевалова выступила испарина. Он просто не мог в это поверить. Ведь в детстве он уже читал книгу, и тогда там этого не было.

Тело ныло. Жевалов осознавал, что ему больно за этого мальчика. Он хотел порвать себе запястья, чтобы заглушить боль, но рук не было. Неожиданно Жевалов с ясностью ощутил, откуда исходила агония, - там, внутри, маленький датчик на литиевых батарейках стимулировал пульсацию жжения. Он вгрызся зубами в свою порванную плоть, хаотично пошарил в грудной клетке, цепляясь за многочисленные струны сосудов, и резко рванул изнутри воспаленное сердце. Оно стонало и кровоточило. Боль за мальчика исходила из него. Он жадно, в некоторой мере даже с ненавистью поглотил кусок мышцы внутрь.

Сердце трепетало, билось, спускаясь вниз по пищеводу. Лишь только оно оказалось в желудке, который по счастливой случайности Жевалов еще не съел, тот стал наполнятся желудочным соком. Размякая и растворяясь в последнем, сердце успокоилось.

Стало легче. Жевалов даже перестал что-либо чувствовать. Правда, он по-прежнему осознавал себя, комнату, книгу и ее сюжет. Оставалось совсем мало книги и Жевалова.

*Всмотритесь внимательней, чтобы непременно узнать это место, если когда-нибудь вы попадете в Африку, в пустыню. Если вам случится тут проезжать, заклинаю вас, не спешите, помедлите немного под этой звездой. И если к вам подойдет маленький мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы уж, конечно, догадаетесь, кто он такой. Тогда - очень прошу вас! - не забудьте утешить меня в моей печали, скорей напишите мне, что он вернулся…*

Жевалов дочитал последние строки книги, закрыл ее, доел себя, выключил свет и пошел спать.