Удар рыцаря

- Ой, дворник перекосился, еле держится.
- Остановись, посмотрим.

Мелкая морось дождя со снегом,  одно из Московских шоссе, почти полночь;  не самая новая и дорогая иномарка перестраивается,  снижая скорость,  вправо, ближе  к обочине…   
       -  «Нелитературное выражение», -  быстро проносится в голове  водителя    (в переводе на русский литературный язык означающее: уважаемый, умный, добрый человек, едущий прямо передо мной, зачем же вы так резко прерываете движение?)
  Тормоз – от  бампера  до Волги впереди  около метра; вздох облегчения - словно гром, в звенящей тишине салона.
-  Какие всё-таки хорошие тор…  Бамс 
- «Нелитературное», «нелитературное» и ещё одно «нелитературное», -  очень быстро проносится в голове (непереводимый русский фольклор).  Время замирает. Кажется,  машина подобна  мячу, который жестоко пинают, играя,  невидимые великаны. Непонятно откуда сыпятся удары, кидает то вперёд, то назад – кошмар. Всё, сейчас ещё удар  и … Бамссс… Звон разбивающегося стекла, скрип железа. К счастью, безумная игра на этом закончилась, последний удар был  сильным, но не  всесокрушающим.
Она успела затормозить и не врезаться, а вот сзади кто-то тяжёлый  не успел.  По меньшей мере, основных ударов было два:  сначала, так скажем, мягкий поцелуй, и  лёгкая иномарка догоняет впередистоящее авто; затем страстный  и крепкие объятия -  не самая большая француженка твёрдо зажата  двумя членами транспортного перемещения другой весовой категории из России и Германии.
       Водители   приходят в себя; три машины стоят друг за другом, плотно слипшись в одну большую, двенадцатиколесную, странной формы; вокруг валяются осколки. У Волги - кстати,  белого цвета,  поэтому полноправно можно назвать её «толстой белой кобылкой» - сильно помят район хвоста.  Мордашка следующей за ней  крепко впаялась в него,   всмятку;   дальше не лучше: задние двери открыты от удара, багажник тоже, зад   расквашен вдребезги.  Совершенно перекошен   фэйс мерина,  разбиты глаза,   как слёзы, вытекает масло, рисуя на влажном асфальте  радужные разводы…
       -   Как  хорошо, что мы были пристёгнуты, - говорит она, -   как хорошо, что ты попросил меня пристегнуться. Как ты?
       -  Нормально, - собирая глаза в кучку, отвечает  он. Как же ему приятно слышать эти слова… потом он расскажет  ей о том, какое счастье  видеть любимую женщину целой и невредимой, но это потом, а сейчас…
       Первой выскакивает на дорогу Она, сидевшая за рулём той самой - не самой, зажатой меж  двух  других;  затем вылезает участник номер один,  наречём его   «Дядькой»;  медленно открывается дверца большого серебристого Мерседеса, является  правитель последнего – «Лыцарь  на белом мерине».
       Молчание. Холодная тьма радостно встречает их легким покалыванием падающих с небес полурастаявших снежинок. Мужчины смотрят удивленно  или как-то даже смущенно на  стоящую рядом  на дороге принцессу. Люди из проезжающих мимо машин любознательно пялятся на них -  как же,  авария, ужасно интересно, но  каждый просто доволен, что с ним  такого не произошло, сочувствия нет - одна животная радость в глазах. Минута.
 Как сговорившись, Лыцарь и Дядька почти одновременно: «Что будем делать?»
- ГАИ, - коротко восклицает Она, думая про  себя: «Забавно,  никто не кричит, не обзывает другого, обвиняя, ни мата, ни ругани». Её переполняет злость  и на первого, и на второго, на бесконечный дождеснег, на скользкий асфальт…
- Это  ваше? –   указывает перстом Лыцарь на  багровеющую на чёрном асфальте щётку,   локтях в пяти от открытого багажного хранилища, -  я тормозил, вон, видите,  метров за двадцать! Тяжёлый Мерседес  на зимней шипованной резине, конечно же,  проскользил  эти метры, как по маслу.
-  Моё, - говорит Она вслух.  Про себя: «Чёрт возьми, прямо брызги крови в разные стороны…»
-  Что же будем делать? - ненавязчиво так вопрошает  Дядька, который уже понял, что не виноват и хочет уехать побыстрее.
-  Вы - мужчины, вы и решайте! - насколько возможно спокойнее (еле сдерживая злобу),  произносит молодая женщина.
-  Может быть, разберёмся без ГАИ?  - мериновод еще  не до конца сообразил, что же именно произошло, в его голове   производится калькуляция ущерба, раскладывается  по правилам  ответственность,  - да… ммм… кто  последний, тот и виноват.
В этот  момент, как вороны на падаль, подлетают ГАИшники, чуя возможность поживиться, на это нюх у них   ещё как развит (кстати, никто и не звал). А что?  Совершенно  без упрёка, простая констатация факта - кушать ведь всем хочется. Появляется бумага, ручка, сантиметр,   измеряется     расстояние - менты неторопливо, деловито творят обряд (деланно не хотя, словно им это впадлу) - задаются вопросы, рисуется схемка… И так потрачено больше часа …
Толстая белая Кобылка, получившая по заднице,   разбитая Та Самая, пусть отдалённо, но ещё напоминающая  Рено, Мерин, потерявший    лицо, грустно стоят на  площадке рядом с дорожным постом Аварийцы сумели договориться  полюбовно: инквизиторы порядка  не остались в накладе; карман Лыцаря заметно опустел.
Она  задумчиво смотрит на машины, злость уже покинула её; в голове, когда взгляд останавливается  на верном железном коне,  возникает: «Какая  хорошая смерть –  на поле битвы, от удара  рыцаря на белом коне»; на  лице появляется улыбка, а владелец  Мерса  улыбается уже как минут сорок  (нервный смех - ехал себе, никого не трогал, не виновен, виноват). 
Дядька   садится  на свою кобылку и медленно отъезжает.
- До свиданья и что-то ещё, чего она уже не слышит, -  изрекает на прощанье обвинённый в происшествии, признавший вину,  и уходит ловить тачку до дома; раненый мерин теперь  не может даже сдвинуться с места, вероятно, хозяин вернётся за ним с подмогой.
То ли снег - то ли дождь  прекратился, время  давно перепрыгнуло полночь.
- Пойдем, - говорит она.
- Пойдем, -   сейчас  ему больше всего хочется, чтобы она так же, как он, наконец, поняла: жизнь – счастье, которое у них  не смогли  отобрать!
      - Подумай, а ведь  у нас сегодня, можно сказать, второй день рожденья, - в её словах эхом звучат его мысли.
Они идут вдоль шоссе навстречу утру. Она начинает напевать: «День рожденья – это праздник…»
- Ты улыбнись, улыбнись, улыбнись, не грусти напрасно, – подхватывает он.