Ночной сторож - Амврозий Похмелицын

1.
Амворозий Богданович рассегнул верхние пуговицы на своих кальсонах и насколько мог, вытянул нос по направлению к своему паху:
- Ой, как мерзко пахнет, - сказал он. Сделал брезгливое лицо, застегнул пуговицы обратно и собрался идти на работу. Работа у Амврозия Романовича была не ахти какая – ночной сторож в доме творчества художников.
Но всё же это была его работа...
Его долг и основной источник существования, не считая пенсии.
- Па-ба-ба-бам, - пропел он, устанавливая мятый алюминевый чайник на бурую электроплитку. Настроение у него было довольно хорошее. То есть хорошим оно было, исключительно по Похмелицынским меркам, а вот по нашим с Вами габаритам – оно было мерзким.
Амврозий Богданыч вообще был человеком неприятным, по натуре своей. Начиная с жизненного прошлого и кончая нынешним телесным запахом.
Из-за двери Похмелицынской каптёрки раздавались весёлые звуки, кто-то пел песенки под гитару. Слышались смешки и радостное шебуршание - это живописцы тискали натурщиц, пристально изучая их телесные формы.
Которые были особенно волнительны в области бёдер.
Затевался музыкальный вечер, что очень сильно расстроило Амврозия, который веселья не любил.
Дать им команду :
- Разойтись! – он постеснялся.
Поэтому он взял в руки метлу и вышел на улицу. Обойдя жилищный корпус со стороны цветника, он упёрся носом прямо в стекло уютной столовой, где общество предавалось изящным исскуствам.
Общество музицыровало.
Долго... Минуты три, он смотрел на фигурки, маячившие в золотистом свете навесных ламп. А потом постучал в окно черенком метлы и сделал страшное лицо.
Многие дамы от чего-то испугались и повскакивали со своих мест.
Песня прервалась.
И Амврозий хотел было вернуться в свою каморку, да передумал.
Потому что всё вернулось «на круги своя» : дамы успокоились, а песня началась сначала...
Амврозий снял пальто и ушанку, затем неслышно прошёл в помещение столовой, где обнаружил целый стол с немытой посудой.
А у него было хорошее настроение и он решил помочь работникам кухни : начал стряхивать обьедки в мусорный  чан, а тарелки начал мыть.
Тарелки фаянсовые : бежевые и тяжёлые. Когда их разделяют, они гремят, Когда их ставят друг на друга, то тоже бывает звук.
Негромкий, но всё-таки звук.
Один из художников прямо впал в бешенство, когда Амворозий начал помогать работникам кухни :
- Что это ты, мудило, тут гремишь?
А другой закричал :
- Иди в задницу, старый хер!
В задницу Амврозий Богданович, конечно, не пошёл. Он придерживался традиционной сексуальной ориентации, любил женщин, то есть иногда с ними спал.
2.
Вот когда он выходил из своей трудовой скорлупы под свет коридорных светильников, то улышал, как одна художница жаловалась другой :
- А знаешь ли ты, Зина, как я одинока? Я уж-ж-жасно одинока. Просто кошмарно одинока...
Дождавшись, пока вторая женщина ушла, Амврозий Богданович подошёл к той, которая жаловалась и сказал :
- Вы значит, гражданка, одинокая будете?
- С чего это Вы взяли?
- Так вы же сами, давеча, жаловались будто бы у Вас совсем никого нет... – с этими словами он приблизился к женщине «на опасное расстояние» и обеими руками ухватился за её грудь.
- Ах, что Вы, что Вы, - игриво сказала она, отталкивая Похмелицына, - Это я в духовном смысле одинока, а по паспорту я очень даже замужем...
- Стесняется, - решил он, - Надобно ей помочь, чтобы избавилась от своих «психологических комплексов».
По правде говоря, Амворозий Богданович был не очень хорошо знаком со смыслом этого выражения.
Он видел его однажды.
В газете.
Которой он обычно забивал мух, летавших у него в каморке. Старый НКВД-шник всегда бил насмерть.
Бил без промаха.
- А вот я Вас... В губы сейчас поцелую, – спросил он, расстёгивая штаны и одновременно роняя дамочку на стоящую рядом лавку.
Ронял «во спасение» от одиночества.
Хорошо, что хоть лавочку в подходящем месте поставили.
- Мудило! – крикнула она.
Да, Амврозий Богданович про себя такое уже слышал, поэтому словам дамочки не удивился.
- Мерзавец! – она стукала его ладошками по физиономии.
Сидя верхом на даме он подумал :
- А чего это я тут сижу? Пусть дохнет от своего душевного одиночества, если ей так хочется... – С этими мыслями он встал и застегнул штаны.
Художница перестала кричать, но с лавочки почему-то не поднималась. Она сердито смотрела вслед уходящему Амврозию. Трудно было понять, что её рассердило больше : приставания или уход?
3.
Похмелицын вернулся к себе в каморку:
- Чайничек закипел сам собою... – начал он было чай пить, да уронил кружку себе на брюки. И стало ему жалко себя самого.
Жалко чая.
Жалко брюк.
А ещё жальче, что он уронил это на себя самого, а не на кого-нибудь другого. Он открыл рот и завыл, как «Титаник» перед гибелью.
Выл громко и славно. От этого звука Духовно-одинокая художница с лавочки свалилась...
Трое живописцев, пившие «Водку» этажом выше, подавились спиртным и почувствали признаки осторого недомогания.
Зиночка, занимавшаяся рукоблудием в своей комнате, ощутила нервное волнение. Древко кисточки осталось торчать в непредсказуемом месте.
Вот представьте себе – вагинальный спазм!
Следующим утром, когда Амврозий Богданович все эти новости узнал, так ему сразу на душе легче стало...
Он даже решил душ принять и побриться. Зашёл в душевую кабинку, стоит голышом и мёрзнет.
Ему на голову холодная водичка капает, а горячей и в помине нет.
На зеркале сырая бумажка приклеена, на которой каллиграфическими буквами значится :
- Вода горячая отключена на 1 месяц.
И дата : вчерашнее число.
4.
Включения воды он ждать не стал, а оделся обратно и пошёл по коридорам порядок проверять.
Идёт по первому этажу, а там от одинокая лампочка яркий свет излучает.
Амврозий Богданович лампочку выкрутил, чтобы электроэнергию в стране экономить и идёт дальше в темноте.
Слышит, что на встречу ему чьи-то шаги.
Он подождал пока другой человек с ним поровняется, а затем из вежливости поздоровался с ним.
И руку тому человеку пожал.
А человек, по какой-то причине вздрогнул, на пол свалился и не шевелится.
Сторож Похмелицын хотел сразу же бежать к телефону и звонить в «Скорую помощь». Но повствовал сырость под носом. Хотел было в рукав высморкаться, но передумал...
- Всё-таки сопли на рукавах – это некрасиво, - решил он и высморкался в занавеску, висящую на окне и заботливо поправил её, чтобы пятен не было видно.
А у телефона он погрузился в раздумья :
- Пока дозвонюсь, пока доедут... Позвоню сразу в морг...
Позвонил и пошёл на втором этаже проверять, всё ли ладно?
А там света не было, Амврозий решил, что если все художники так сильно темноты боятся, значит надобно эту лампочку ввернуть прямо здесь.
Он разглядел в темноте какую-то табуретку и пододвинул её к себе. Но табурет прочно стоял на полу. Похмелицын по нему даже ногой пнул, чтобы только на пол его уронить и поскорее лампочку в патрон вставить.
Под потолком что-то хрустнуло.
Амврозий Богданович поскорее свет включил и видит. Висит под потолком график Манин, у него на шее канат для развески картин, а по штанам мокрое пятно расплывается...
Пока сторож к себе в каморку за тупым ножичком сбегал... Пока суетливыми движениями он этот канат перепилил...
Смотрит :
- А у Манина уже синий язык изо рта вывалился и слюна потекла...
Нет больше Манина... Графика – есть, а Манин не существует...

На третий этаж Амврозий Богданович подниматься не стал и думает :
- Да ну вас всех «на-фиг» !