Полчаса с тенями подземного царства, или ода московскому метро

Кто бы ты ни был, мой дорогой читатель, ты наверняка когда-нибудь видел памятник. Это мог быть Пушкин, Лермонтов или Маяковский, Петр I или Рабочий со своей Колхозницей, или, на худой конец, дедушка Ленин на площади перед местным ДК. А еще ты обязательно видел голубей, столь уютно устроившихся на лысине-плече-руке давно почившего, но воскрешенного в бронзе-мраморе-железе очередного поэта-писателя-ученого-революционера. Значит, ты не мог не заметить остатки жизнедеятельности (в народе просто дерьмо) этих птиц, обильно украсившие пресловутую лысину-руку-плечо-и-так-далее.
Пример этот особой концептуальной нагрузки для дальнейшего повествования не несет, а выбран был мной случайно, чтобы показать, какой след может оставить даже самое маленькое и незначительное на чем-то большом. Какой след оставляет человек в мире.

Луна каждый день свысока смотрит на муравейник, именуемый Землею, смотрит с гримасой полуотвращения-полуизумления от того, что она видит. А мы строим ракеты и летаем к ней, ну точно надоедливые мухи. У неё есть только лицо, чтобы видеть этих мух, кружащих над (или правильнее будет под?) нею, но нет ни рук, чтобы прихлопнуть их или хотя бы отогнать, ни ног, чтобы убежать от них. Луна бессильна, потому что она только отражение Солнца. Знаете, Луна напоминает мне бога.
Я помню её в тот день, когда умер Джордж Харрисон. Огромная, круглая, она сменила – небывалое дело – гримасу ужаса на своем лице на выражение грусти. Она тянула ко мне свои ниточки-лучики  через прозрачность стекла, грозила солнечным ударом на улице и даже в метро сверлила дырку в моей голове.
Интересно, чувствовал ли это кто-нибудь из моих соседей по вагону?

Метро замечательная штука. Не знаю, кто придумал его, но надеюсь, что голубей с памятника этому человеку исправно гоняют. Это одно из немногих мест, где люди действительно, вполне искренне уделяют внимание себе подобным. Где еще я буду столь внимательно изучать человека напротив, стараясь угадать его мысли и его историю? Человечество, обреченное на смерть от одиночества, спасется благодаря метро.
А еще метро заставляет размышлять о России: лучше всего думается о русской национальной почве именно в те минуты, когда несколько метров этой почвы угрожающе нависли над твоей головой. Хотите, я расскажу вам притчу, придуманную в одну из таких минут?

Притча о русском народе
Приходит как-то Вовочка к отцу и спрашивает:
-Папа, а вымрет ли тот народ, треть которого больна хроническим алкоголизмом, а больше половины живет за гранью нищеты?
-Сынок, мы выживем, - отец ударил кулаком по столу, отчего ползавшие там тараканы попрятались в неизвестность, точно нефтедоллары от рядового россиянина. -Мы же сверхдержава.

“Будь верен духу любви к родине,” – говорила женщина в песках. Потому я умолкаю, и позволяю гигантскому удаву, в чьем брюхе нахожусь, нести меня сквозь тьму к свету, который является мне в виде сияния сотни лампочек на потолке станции с жизнеутверждающим названием “Авиамоторная”. Удав выплевывает меня на мраморно-гладкую платформу, и я привычно направляюсь к скопищу людей перед эскалатором. Именно здесь, среди жаждущих пробиться к заветным ступенькам, ты можешь полностью почувствовать себя частью толпы. Рай для конформиста.
Волшебный механизм наконец уносит тебя вверх, отмечая движение тусклыми лампами, проплывающими мимо: 1, 2, 3, 4, 5…
В свете этих ламп люди становятся похожи на тени, непрерывная череда которых обреченно спускается вниз, в царство Аида.
…6, 7, 8, 9…
Тысячи Орфеев, которым суждено вернуться без своей Евридики.
…10, 11, 12,13…
Останутся ли они всю свою жизнь белыми карликами, которые остынут, потеряют жизнь и превратятся в кусок бесполезного космического дерьма, или, быть может, кто-то из них вспыхнет сверхновой? Кто знает.