Глазами сверчка...

Большая серая собака повела правым ухом и внимательно прислушалась. Еле уловимая возня в отдушине слегка усилилась. До тонкого собачьего слуха донесся звук упавшего комочка пыли и горестные охи пострадавшего - старый сверчок опять жаловался на каверзы жизни, отчаянно пытаясь стряхнуть с себя остатки пылевого обвала, случившегося как всегда не во время. Наконец, его силуэт показался в небольшом проеме отдушины. Несчастный владелец мансарды под потолком, озираясь, выглянул в окружающий мир, ограниченный стенами небольшой комнаты. На сверчковьей душе значительно полегчало после встречи глазами с другим обитателем  квартиры - огромной (в представлении сверчка) собакой, томно возлежавшей в отсутствии хозяев на любимом диване. Глаза друга отражали глубокое понимание и сочувствие.
Дело в том, что у несчастного насекомого еще вчера закончились все съестные припасы, а пополнение их новой порцией было неизбежно связано с вылазкой из укромного жилища в открытое пространство квартиры. Кроме того, терзаясь мыслью о предстоящем путешествии и связанными с ним опасностями, всю прошлую ночь Трофимыч (так звали бедолагу) промучался поочередно сменявшими друг друга бессонницей и кошмарами, рисовавшими сверчку картины возможного будущего одну страшнее другой. В одной он видел себя, кубарем летящим с верхней полки кухонного буфета, в другой - застигнутым врасплох неожиданно пришедшими хозяевами, которые были, конечно, очень приятными людьми, но кто знает, кем бы его назвали, неожиданно встретив в буфете или еще хуже, на столе. Самым страшным являлся вариант отождествления Трофимыча с тараканами, от рода которых  владельцы квартиры, расположенной в старом районе, регулярно избавлялись. Последняя битва произошла совсем недавно, поэтому появление хотя бы одного представителя этой породы в доме воспринималось по меньшей мере как приход очередного торнадо в Техасе, а то и еще хуже. Трофимыч же к своему несчастью обладал некоторым сходством с указанным видом насекомых со всеми вытекающими. Красочная зарисовка "всех вытекающих" составляла содержание третьей картины кошмаров сверчка - временами он даже слышал глухие удары различных тяжелых предметов за своей спиной, которую он отчаянно пытался спасти, увертываясь между чашками и сахарницей, рискуя влипнуть в блюдце с вареньем или столкнуться с горячим чайником.
Именно по этой причине Трофимыч всегда несколько раз тщательно проверял, все ли домочадцы ушли из дома. И только после этого решался на отважную вылазку. Конечно, опасные походы можно было перенести на темное время суток. Именно так поступали знакомые тараканы из соседней квартиры, к которым сверчок иногда ходил в гости в отдушину, соединяющую две квартиры. Он даже попробовал однажды последовать их рекомендациям. Но во время вылазки оказалось, что, во-первых, люди ночью, конечно, спали, однако это не мешало им вставать по разным нуждам, не забывая при этом, что они находятся в состоянии войны с некоторыми тварями, на которых так походил Трофимыч. Кроме того, для некоторых из людей время отхода ко сну совпадало с приходом зари, и ждать его приходилось очень долго. В частности, сверчок никак не мог понять логику одной из обитательниц его квартиры, которая почему-то называла себя совой, будучи на нее совсем непохожей (за это Трофимыч отвечал головой - живя в деревне, ему приходилось встречаться с совами, выглядели они при этом совсем по-другому). Однако это давало девушке основание бодрствовать всю ночь, барабаня по клавиатуре компьютера или читая какую-нибудь книгу.
Второе неприятное обстоятельство заключалось в самом сверчке. Оказалось, что, несмотря на одинаковое количество лап со специалистами ночных похождений за едой из соседней квартиры, скорость его перемещений была значительно ниже их. Поэтому когда во время того памятного путешествия вся кухня внезапно залилась ярким светом, а на ее пороге возникла мнимая "сова" с чашкой и книгой в руках, Трофимыч понял, что дело плохо. Ослепленный электрическим светом, он заметался по кухонной плите, с трудом найдя в панике укрытие под сковородой. Его не заметили, но положение насекомого проще от этого не стало. Незнакомый с особенностями ночной жизни на кухне и со спецификой городской кухни в принципе, он не мог даже представить, насколько опасно его убежище. Осознание чего-то страшного пришло в ту секунду, когда соседняя конфорка, на которой возвышался чайник, вспыхнула ярким голубым пламенем. При мысли о том, что первоначально он хотел забраться именно под чайник, лишила Трофимыча чувств. Очнулся он уже в полной темноте, еле живой от страха добрался до любимой отдушины и проспал двое суток глубоким сном.
Проснувшись на третий день и восстановив в памяти все нюансы ночного похода, он дал себе слово никогда больше (даже в период полного отсутствия еды) не поддаваться искушению ночных путешествий.
Прерывистая трель телефонного звонка вернула Трофимыча в реальность. Еще раз тяжело вздохнув, он подождал когда телефон умолкнет и пустился в путь. Дорога же предстояла не близкая: конечный пункт сегодняшнего путешествия представляла именно кухня, от которой сверчок  по иронии судьбы жил в самой дальней комнате.
 При этом нельзя сказать, что еду в доме можно было найти исключительно в этом месте. Напротив, сверчку посчастливилось обитать в той же комнате, где жила псевдосова, от ночных бодрствований которой частенько оставалась самая разная еда: от сосисок и мяса до конфет и печенья. Однажды Трофимычу даже посчастливилось попробовать варёнки - вареного сгущенного молока, также случайно забытого ночью. И, несмотря на то, что произошло это событие больше года назад, сверчок не только не забыл вкус этого вида сластей, но она стала предметом его самых сладких и волнительных снов. Однако, несмотря на все обстоятельства в пользу элементарного обследования комнаты, сегодня принципиально нужна была именно кухня.
Дело в том, в течение всего вчерашнего вечера по квартире распространялся упоительный аромат, приводящий к однозначному выводу - в доме пекли пироги, а судя по характеру запаха, один из них был с яблоками, но второй (и он особенно завладел сознанием сверчка) - с творогом и изюмом.
Именно он представлялся Трофимычу, когда тот спускался из своей подпотолочной каморки на пол, именно его вкус ощущал, когда, дрожа всем существом, шагал по длинному коридору квартиры, за любовь именно к этому пирогу был готов  съесть самого себя, когда до его слуха донесся звук ключа, проворачивающегося в замочной скважине входной двери. Сверчок несколько раз обернулся вокруг своей оси в поисках какого-нибудь предмета, способного сыграть роль убежища несчастному насекомому. Из пустого пространства коридора взгляд выхватил только горшок со странным деревом, которое являлось традиционным предметом разговора Трофимыча и домового Степана. Спрятавшись под свисающую зеленую ветку, насекомое замаскировалось под комочек земли и замерло в ожидании.
Через секунду в квартиру влетела до боли знакомая "псевдосова", которую все остальные кроме Трофимыча называли Аленкой и, не раздеваясь, схватила телефонную трубку.  При этом, набирая номер, она постоянно напевала какую-то веселую песенку и улыбалась, из чего сверчок определил, что настроение у "псевдосовы" Аленки хорошее. Однако оптимистичные выводы из этого делать было еще рано. "Привет! - также улыбаясь, радостно защебетала  в трубку Аленка. - Уже звонила? …Только что. Нет, не буду, уже выхожу. Минут через тридцать. Пока." "К Женьке", - немного успокаиваясь подумал Трофимыч. Тем временем Аленка уже пронеслась вихрем на кухню, судя по доносившимся звукам, налила чаю, достала кусок пирога: "С творогом, наверное", вздохнул Трофимыч, мысли которого вследствие почти миновавшей опасности занимала уже не только Аленкина личность, но и дерево, под которым он спасся. Пользуясь случаем, сверчок продолжил изучение весьма странного растения, с одной стороны так напоминавшего настоящее маленькое деревце, но с другой, не издававшего никаких природных запахов. Даже цветы, гроздьями свисавшие с верхних веток казались засушенным гербарием, судя по отсутствию аромата, и наоборот, привлекавшими к себе внимание необыкновенной красотой и нежностью лепестков. "В том то и дело, что они слишком необычны, - высказывал свои сомнения Степан, - я о такого рода цветах даже не слышал". "Но ты же не будешь возражать, что знаешь все цветы в природе", - возражал Трофимыч. Степан на эти замечания только кряхтел и делал вид, что ему срочно необходимо отхлебнуть чаю (в противном случае тот совсем остынет), а также закусить его овсяной печенинкой, чтобы не в пустую жидкость хлебать, а говорить с набитым ртом, как известно нехорошо. Трофимыч на это только улыбался и тоже брался за чашку с ароматным напитком. Некоторое время оба молчали. А потом разговор как-то сам собой перетекал на другие темы, оставив вопрос о дереве в прихожей неразрешенным. Вот почему, на фоне доносившихся из кухни звуков и еще присутствовавшего в его теле страха, сверчка распирало желание проверить подлинность укрывавшего его под своей кроной растения. Набравшись смелости и вытянувшись во весь рост, Трофимыч лизнул ближайший к нему зеленый лист, - вкуса не ощутилось. Тогда он зажмурился и надкусил, однако лист откусываться не пожелал. Лицо сверчка озарила счастливая улыбка исследователя, - истина была найдена! Вцепившись четырьмя лапами в листик и прочно вкапавшись оставшимися двумя ногами в землю, Трофимыч отчаянно потянул на себя. Лист не поддался. Трофимыч рванул сильнее. Лист по-прежнему гордо свисал со своей ветки. Трофимыч пыхтел, ворчал, всей своей массой повисал на упрямом листочке. Лист, в свою очередь, даже не треснул, оставаясь непоколебимым.
Сверчок настолько увлекся своим занятием, что временно забыл не только про ватрушку, но и про Аленку, ее в это время вкушающую, что было весьма и весьма опрометчиво. Несмотря на полное отсутствие времени, Аленка со свойственной ей внимательностью ко всему происходящему, обязательно заметила бы возьню в цветнике, а вместе с ней открылась бы и личность возмутителя спокойствия, сверх меры увлекшегося проводимым исследованием. И кто знает, чем бы закончилась эпопея, если бы не собака, предотвратившая своим появлением возможную трагедию. Она усиленно виляла хвостом, пытаясь всем видом сказать хозяйке, НАСКОЛЬКО ей хочется разделить вместе с ней второй завтрак. Получив свою порцию, псина, заметно повеселев, проводила Аленку, лизнув ее в знак признательности в щеку и получив ответный знак любви в виде поцелуя в серую морду. После чего большой пес, вполне довольный жизнью, отправился обратно на любимый диван. А сверчок, уже успевший осознать возможные последствия своей рассеянности, из сжавшегося комочка земли, принял нормальные очертания насекомого своего вида, распрямил плечи. "Ну и ладно, - нарочито сердито произнес он, обращаясь к растению, - все равно я теперь все про тебя знаю". Объятый неимоверной гордостью, он спустился на пол и зашагал в направлении кухни. Не страшно, в конце концов, что не удалось сорвать злосчастный лист, он не сомневался, что сумеет убедить Степана в том, что несколько минут назад открыл сам.
Дальнейшее путешествие прошло относительно спокойно и ничуть не испортило хорошее настроение сверчка. Скорее даже наоборот. В буфете его сразу охватил потрясающий, ни с чем несравнимый аромат пирогов, которые за ночь еще не успели подсохнуть. Из хозяев больше никто не возвращался, вследствие чего Трофимыч имел возможность вволю насладиться любимым запахом, выбрать три кусочка пирога, показавшиеся ему наиболее симпатичными: два с творогом и один с яблоками (разумеется, без бортиков) и спокойно отправиться в обратный путь. Более того, на выходе из кухни, радостно волоча за собой драгоценную ношу, тщательно упакованную в полиэтиленовый пакетик, Трофимыч вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд из-за окна. Обернувшись, он встретился взглядом с вороной, расхаживающей по карнизу и с жадностью поглядывающей на драгоценный пакет. Однако бояться было нечего: форточка была плотно закрыта, и в любом случае вороны при всей наглости были весьма осторожными птицами и проникать в помещение квартир никогда себе не позволяли. Трофимыч улыбнулся. Ему было очень приятно доставить несколько огорчительных минут черно-серой птице, бесполезно толкавшейся по ту сторону окна. И основной причиной такому отношению была вовсе не принадлежность Трофимыча к роду насекомых, а вороны к роду птиц. Напротив, многих пернатых сверчок очень уважал, а некоторыми даже восхищался. Но вороны к этому числу не относились. По мнению сверчка, они были слишком жадными, злыми и  жестокими. А такие существа Трофимычу очень не нравились. Поэтому он еще раз повернулся к окну и с чистой совестью показал вороне последовательно язык и кулак, подкрепляя демонстрируемые провокационные жесты активным шевелением усов. По мере его удаления вглубь квартиры, ворона вела себя все активнее, даже хлопала крыльями и стучала о стекло клювом. Она никак не могла смириться с тем, что из под носа уходил приличный полноценный обед, включающий в себя и мясное и сладкое блюдо. А сверчок, продемонстрировав свое отношение к птице, перестал обращать на нее внимание и всецело ушел в проблемы, связанные с дорогой и возможными опасностями на ее пути. Смирившись с поражением и пообещав для приличия страшные возмездия, ворона взмахнула крыльями и полетела в сторону помойки, где в борьбе за относительно лакомые кусочки со своими родственниками собиралась дать выход всей накопившейся у окна обиде.
А Трофимыч тем временем завершал опасное путешествие, выдавшееся на этот раз более чем успешным. На диване все также спала собака. Видимо, на этот раз, она кого-то догоняла во сне, и догоняла кого-то нехорошего, так как не только перебирала лапами, но и обнажала клыки, периодически потявкивая и рыча. "За вороной, наверное, гонится", - вспоминая свои недавние приключения, подумал Трофимыч и начал восхождение на мансарду. В ответ на это собака неожиданно успокоилась, улыбнулась во сне и сладко потянулась. "Точно, за вороной, - решил сверчок, поглядывая на нее, и с удовлетворением добавил: догнала!"
Оставшуюся часть дня Трофимыч провел в работе по ликвидации последствий утреннего пылевого обвала. Наконец, уже под вечер, закончив все дела, он позволил себе расслабиться.
В этот момент в дверь отдушины осторожно постучали. Сверчок подошел к щеколде, внимательно принюхался, пошевелил усами, принюхался еще раз, затем расплылся в улыбке и открыл дверь: сомнений не было, - перед ним стоял (а точнее висел на проводе) домовой Степан, лучший друг Трофимыча со времен его появления в этой квартире. Однако, несмотря на всю привычность такой встречи (посиделки у Трофимыча стали добрым дружеским обычаем за эти годы), вид у Степана сегодня был несколько необычным, начиная со старой фетровой шляпы с чаичьим пером (подарок знакомой чайки и предмет особой гордости Степана) и заканчивая какой-то загадочностью, проявляющуюся во всех действиях домового: улыбке, приветственном жесте, подмигивании, наконец, общем одухотворении, в котором пребывал друг сверчка.
- Я пришел тебя поздравить с Днем рождения! - радостно выпалил Степан, едва переступив порог отдушины. - Желаю тебе солнца в доме, теплого душистого хлеба на столе, счастья и спокойствия на душе. - И он протянул растерянному Трофимычу сверток довольно приличных размеров, упакованный в подарочную бумагу и перевязанный красивой ленточкой.
Совсем обескураженный сверчок принял подарок, мучительно пытаясь понять, почему его поздравляют именно сегодня. В голове проносились самые разные даты, события, планы… "Первого он смотрел телевизионную передачу о способах определения некачественных продуктов, пятого проводил перестановку в собственном жилище, а сегодня было десятое… И на девятое было тоже что-то запланировано, но что? Девятое число марта месяца… Девятое марта…" И только тут сверчка озарило, что девятое марта является Днем его рождения. Более того, оказывается, десятое марта было именно сегодня. При этом нельзя сказать, что Трофимыч страдал отсутствием памяти. Вовсе нет. Весь прошлый месяц он жил в предвкушении этого самого дня, девятого марта. Темными вьюжными вечерами он представлял себе, что в его День рождения, который наступит уже меньше, чем через месяц, все будет по-другому. Придет весна, солнышко будет вставать с каждым днем все раньше, а ложиться позже. А вместе с солнышком начнет просыпаться и вся природа, каждый звук, каждое дуновение ветра проникнутся запахами весны. Во всем будет чувствоваться ее свежее дыхание. Конечно, за городом это чувство в несколько раз сильнее, но и в городе оно также присутствует, особенно если иметь желание увидеть и ощутить все это волшебство. Так, даже поздно вечером, укладываясь в постель и укрываясь теплым одеялом из верблюжьей шерсти, ждать прихода сна уже можно будет не под завывание вьюги, а под убаюкивающий аккомпанемент весенней капели, сны под которую снятся обычно тоже особые, весенние. Даже ветер в отдушине, где жил Трофимыч, зимой и весной пел по-разному. Весенние песни ветра были гораздо более нежными и ласковыми. Поэтому, несмотря на то, что сверчок любил все времена года, прихода весны он ждал с особым чувством, которое подкреплялось собственным Днем рождения Трофимыча, ставшим одним из традиционных символов наступления этого времени года для домового Степана и самого сверчка наряду с весенней капелью и набухающими на деревьях почками. Оттого и отмечался этот день, девятое марта в мансарде под потолком по-особому: с одной стороны, как День рождения Трофимыча, а с другой, как День наступления весны, с которым связывались ожидания прихода чего-то нового, при этом обязательно хорошего и радостного.
В связи со всеми этими обстоятельствами, Трофимыч никогда не забывал о своем празднике и всегда готовился к нему заранее: проводил генеральную уборку своего жилища, помогал Степану в уборке всей квартиры, которую тот считал своей непременной обязанностью. Правда, результаты бурных проявлений домовитости домового были далеко не всегда исключительно положительными. В частности, домочадцы нередко жаловались на пропажу вещей и последующее их нахождение в абсолютно необъяснимых местах, что к удивлению Трофимыча не только не огорчало Степана, но наоборот, представляло предмет его особой гордости. Не исключением была и эта неделя, наполненная самыми разными делами, за которыми друзья нередко вспоминали о предстоящем празднике. Но видимо дел оказалось так много, а дни летели так быстро, что Трофимыч не успел опомниться, как наступило долгожданное девятое марта, до которого, казалось, было еще так далеко.
Сначала сверчок очень огорчился. Еще бы, он так много раз придумывал, как проведет этот день. В его представлениях уже очень давно была прописана каждая минута десятого марта: от восхода солнца и до глубокого вечера. И тут оказывается, что вечер уже наступил, а день был проведен совсем по-другому, начиная с того, что Трофимыч встал сегодня позже обычного, и уж конечно, пропустил рассвет.
- Не расстраивайся, - домовой похлопал друга по плечу, - впереди еще весь вечер, да и день ты, наверное, провел интересно. А то, что он прошел не так, как был запланирован, так еще и лучше. Приятные мероприятия никогда нельзя планировать, - они в этих случаях обязательно срываются или просто не оправдывают ожиданий. За то, когда подробных планов не выстраиваешь, наоборот, все получается очень здорово! Ну что, я прав? Как ты провел сегодняшний день?
Трофимыч на минуту задумался. Перед его глазами предстала картина сегодняшнего путешествия: пылевой обвал, Аленка, искусственное дерево в коридоре, ворона, пироги… Пироги! Достойное завершение такого яркого дня в уютной мансарде наверху в компании такого замечательного друга, как Степан. Сверчка озарила улыбка. Он почувствовал себя необычайно счастливым и праздничным. Ему так много нужно было рассказать другу, он действительно прожил сегодняшний день необычно. На душе стало очень тепло и волнительно.
- Спасибо, - с чувством произнес он, крепко прижимая к груди сверток, врученный Степаном. - Как хорошо, что ты у меня есть!
- Да ладно тебе, - домовой засмущался, - куда я могу деться, я же твой друг, а ты мой. Ты лучше бы делом занялся, чего подарок мнешь, разворачивай скорей, и пойдем чай пить.
Сверчок развернул оберточную бумагу и в первую секунду не поверил своим глазам: его руки сжимали настоящую, новую, еще пахнущую лаком и деревом скрипку. Сколько звуков она таила в себе, сколько тайн скрывала! Трофимыч крепко прижал к груди столь дорогой каждому сверчку музыкальный инструмент. Прошло уже больше года, как он лишился своей старенькой скрипки, приехавшей с ним в эту квартиру. Во время очередной уборки она нечаянно выпала из отдушины, ударилась о буфет, который располагался непосредственно под ней, и соскочила с него на пол. Однако вся беда заключалась в том, что Трофимыч не один проводил в этот день уборку своего жилища. Аленка, вооружившись пылесосом, была занята тем же делом. Маленькая скрипка, принадлежащая нерадивому насекомому, была затянута в железное брюхо пылесоса и вынесена на помойку после уборки вместе со всем мусорным содержимым пылесосного бачка. Трофимыч с тех пор очень страдал. Он не винил в произошедшем ни Аленку, которая радовалась наведенной чистоте и ни о чем не подозревала, ни обстоятельства. Только себя самого. С течением времени на душе легче не становилось. Ну кто такой сверчок без скрипки? Действительно, почти таракан. Сколько чувств остается невыраженными, сколько событий пережитыми не до конца! О том, чтобы где-то достать новую скрипку, речи не велось. Где достать такого умельца, который бы делал скрипки для сверчков? Трофимыч понимал, что негде и от этого грустил еще больше. И вот теперь после полутора лет отчаяния он держит в руках самую настоящую, новую, очень красивую скрипку.
- Откуда? - только и смог выдавить из себя сверчок.
- От верблюда, - скорчил смешную гримасу домовой. - Потом расскажу. Лучше сыграй что-нибудь.
Трофимыч с удовольствием взял скрипку, которая в его руках сразу превратилась в нечто живое, говорящее на своем, очень красивом языке. После небольшой музыкальной части друзья, продолжая пребывать под впечатлением от только что услышанного и прочувствованного, молча накрыли на стол и заговорили только за чаем с упоительными пирогами, которые пекла аленкина мама.
Разговор в отдушине не смолкал до самой ночи. В этот вечер друзья наконец пришли к единому мнению двуличности дерева, растущего в коридоре; вдоволь посмеялись над злобной вороной, оставшейся сегодня с носом; перемыли все до самой мелкой косточки наглецам-тараканам, не смотря на все неприятности, подстерегавшие их в этой квартире, активно строивших планы по ее освоению; продумали программу действий относительно Аленки, которая никак не могла сесть дописывать начатую очень важную для нее работу (Степан обязался регулярно подсовывать девушке разные предметы, связанные с этой работой); раскрыли секрет Степана и его подарка сверчку, который он через своих многочисленных знакомых домовых заказал на фабрике музыкальных инструментов, располагавшейся на соседней улице. Наконец, разработали план встречи очередной посылки от загородных друзей Трофимыча. Сам Трофимыч тоже когда-то жил в пригороде на даче, которая принадлежала аленкиной семье. Однако привычный уклад сверчковьей жизни был в одночасье нарушен одной из тех случайностей, которые с завидной частотой появлялись в жизни Трофимыча. В этот раз сверчку очень захотелось обследовать рюкзак, с которым обычно приезжал на дачу аленкин папа. Рюкзак был очень большим и содержал в себе множество непонятных сверчкам запахов, так несвойственных загородной жизни. Трофимыч, подталкиваемый любопытством и жаждой приключений, отправился исследовать странный предмет и источаемые им тайны. Он уже приступил к изучению дна большой сумки, когда аленкин папа решил собираться в город. Рюкзак быстро заполнился разными вещами, среди которых Трофимычу едва удалось найти укромный уголок между пилой, требовавшей ремонта и шерстяным папиным свитером. Сверчок не очень хорошо понимал, что происходит, и абсолютно не мог предположить, что с ним будет дальше. Так он оказался в городе, в той самой квартире, где проживал сейчас. Выбравшись из рюкзака на следующий день после приезда, он некоторое время прожил под буфетом, пока не встретился с домовым Степаном, предложившим ему в качестве жилья свою отдушину, из которой сам Степан переехал жить за шкаф. Всю зиму того первого года сверчок провел в мечтах о возвращении. А когда настала весна, и аленкина семья вновь стала ездить на дачу, оказалось, что уезжать из этого дома Трофимычу уже совсем не хотелось. Так и прижился сверчок в городской квартире, жизнь в которой казалась ему во многом даже интереснее, чем в домике на даче. Однако со своими друзьями они поддерживали регулярную переписку, посылая друг другу разные весточки и гостинцы все тем же путем - через рюкзак аленкиного папы. А так как завтрашний день был воскресеньем одних из первых весенних выходных, в которые аленкин папа решил съездить на дачу после зимы, загородные приятели Трофимыча, помня о его Дне рождения обязательно должны были прислать письмо или даже посылку.
После того, как был разработан подробный план по ее встрече, друзья обсудили оставшиеся незатронутыми события и проблемы и отправились смотреть телевизор, и любимый ими обоими кинофильм, который включила как по заказу перед сном Аленка. Она тоже сегодня улыбалась и смеялась больше обычного. Кто знает, может быть, и ей передалось чувство счастья двух друзей, сделав аленкин день девятого марта 2002 года особенным и обязательно удачным и счастливым. По крайней мере Трофимычу и Степану этого очень хотелось.