Философский камень. Текст 7. Поиски Начал

С замиранием сердца я ожидал приближения этой ночи. В этот вечер я уже знал, где мне надо быть. Сегодня впервые мне передали приглашение принять участие в очередном заседании Великого Синклита.
И вот я на месте. Бывшая красная комната забита обитателями нашего сумасшедшего дома. Свет не включали. Посередине стол. На полу вокруг него начертаны концентрические круги, всё плотнее сбивающиеся к периферии. От этого находящиеся в центре казались значительными и большими, а отдаленные - какой-то темной массой. На столе массивная зажженная свеча. Вокруг члены суда. Они же подсудимые. Их четверо. Философ, который выглядел Профессором, не представляя при этом никакую из наук, напротив - Убийца, он же Разбойник, Вор, в общем - Преступник, а между ними - по представителю из духовной и материальной сфер. Никто из них не имел фиксированного образа, каждый мог перевоплотиться в любого из апологетов своих ипостасей в зависимости от оттенков вопроса.
Ведение заседания было поручено Философу.
Иногда в разных местах возникал Идиот со своими замечаниями, его безуспешно выгоняли, однако, учитывая, что кроме издевательств, за ним ничего не водилось, терпели, как назойливую муху.
Тени от судей закрывали публику и отовсюду во мраке жаркими угольками светились жадные глаза.
Ждали Президента.  Но он еще не поступил.  Решили начинать без него.

- Дамы и Господа, - обратился к присутствующим Председатель, - не соблаговолите ли ответить согласием освободить умы ваши от призрачных забот суетного дня, чтобы принять участие в заседании Великого Синклита и для этого открыть его.
Присутствие затихло, осмысливая задачу, затем осторожно ответило: "Пусть будет так". Лица судей опустились, приняв это.
- Не будет ли возражений с чьей-либо стороны, если вести протоколы заседания мы попросим единственного потустороннего для нас человека, специально приглашенного сюда для этой цели, - Дворника. И возведем его в ранг Словописца. Прошу Вас, - обратился он ко мне, - обозначьтесь.
Я поднялся и подошел к столу. Философ осветил меня свечой. Свет прошел сквозь меня, как сквозь муху на пинцете,  и я почувствовал себя в эпицентре напряженных глаз.
Возражений не поступило. Только Идиот потребовал, чтобы назначили его, как это было прежде, но ему резонно возразили тем, что уже весь мир свихнулся от чтения его писательской галиматьи и посему пришел к убеждению о полной бессмысленности происходящего. Тогда он потребовал мой паспорт.
Кто-то из окружения дал мне бумагу, перо с чернилами и я сел на пол, невдалеке от стола, готовый к выполнению своих обязанностей. А Идиот уселся рядом. Густая взъерошенная шевелюра и взбитый пестрый бант на шее выявляли натуру артиста. "Паспорта у меня нет", - шепотом сообщил я ему. - "Я знаю, - также шепотом ответил он, - просто я дурак". "Это увлечение?" "Нет, направление. Умные тянутся к дуракам, а я - к умным".
Появление этого субъекта на арене событий на меня произвело удручающее впечатление. Если рассуждают сумасшедшие – не страшно, но если тут же идиоты… Пойму ли я хоть что нибудь?
- Посвятим заседание совершеннейшей задаче познания Смысла всех явлений и выявления вины каждого из нас в его искажении,- обозначил тему Председатель.
Зал заволновался, шум сопровождался восклицаниями, а Идиот зашелся в хохоте:
- Искажения не имеют вины, Светлейший, являясь явлением Смысла!
Поднялся невыразимый гвалт.
Упоминание смысла пробудило память о Блаженном.
Прошло немало времени, как увели его в неведомую тьму. Уже наступила зима. Я по заданию начальства приступил к выполнению своих задач на новом для меня объекте. Дурдом завораживал своей загадочной жизнью. Пациенты, санитары, врачи и даже обслуживающий персонал казались погруженными в общие его проблемы, выявляющие привод самодвижения в поиске способа успокоения кровоточащих ран умов и сердец.
Вспоминая о Блаженном, я полагал, что рано или поздно дорогою изгоя доставлен будет он сюда. В мире нет ему места. Поэтому и носил постоянно в кармане потемневший Философский Камень. Сегодня он вел себя беспокойно и беспорядочно вспыхивал в кармане слабым изумрудным угольком.
Философ жестом унял словопрения.
- Представителем обвинения сегодня выступит Поэт.
Из мрака вышла нескладная долговязая фигура. Рубище, длинные, неряшливые волосы и узкая, редкая бородка. Рука тряслась, глаз подмигивал.
- Прошу Вас, изложите свое дело, - предложил Философ, с опаской посматривая на вериги, свисавшие с худой шеи.
- Господа Великий Синклит! - заблеял Поэт. - Всё меняется, всё движется. Неизменен лишь абсурд. Крайняя необходимость принудила меня обратиться к вам. Помощи ждать неоткуда. Если и вы мне откажите в ней, даже ад не растопит лед. Освободите меня от моего наваждения!
Мальчиком я услышал странную историю, которой поначалу и не придал особого значения. Меня волновали краски музыки и музыка тишины. Я писал сонеты, вирши, стансы, непостижимый мир грёз кружил голову сладким дурманом. Я отдавался музам поэтической гармонии. Но зараза пустила ростки!
Постепенно в облаке озарений стали проявляться позабытые образы незатейливой драмы. Ненавязчивые, как некий подтекст обусловленности искусства, они как бы будили моё пренебрежение к ним и этим сковывали моё воображение. Они приближались, кружились, издевались, никогда не переходя границы осязания. Они стали ненавязчивым навязчивым проклятьем. Я хватал их руками, впивался умом, бился в истерике! Попытки разгадать их незатейливый смысл были безуспешны. Он был мне недоступен. Ходил и спрашивал у незнакомых, стыдясь своих, обращался к врачам, к блестящим умам. Но бесполезно. Все смеялись. Бесился, искал зашиты у бога в церквях. Увы! Наконец, я оказался здесь, рядом с вами, и чувствую - Провиденье мне дало шанс. Вы - моя последняя надежда.
- Мы слушаем Вас, продолжайте.
- Та странная история проста, быть может, до смешного. Но смейтесь, что ж. На всё согласен я. Но дайте, дайте её смысл! И как она могла бы статься!
"У попа была собака, он её любил,
Она съела кусок мяса, - он её убил".
И об этом оповестил всех в надгробной эпитафии!
Руками Поэт сжал голову.
- Бессилен разум мой понять. Как можно осознать любовь? Как можно, будучи состоятельным, содержать в голоде прирученное безгласное животное, наделенное беззащитной душой ребенка, и при этом любить его! Любовь питается страданьем? В любви, что ж, таится злоба? Как мог священнослужитель предпочесть убийство твари божьей в угоду пораженного негодованием жадного чрева своего. Убить противу просьбе бога: "не убий"! И торжеством своим над богом упиваться, цинично надпись написав на скорбном камне. О том, как спровоцированное им, попом, преступление удовлетворило желание кары. Любовь, религия и подлость неразлучны? Беда невидима, не дремлет, она всегда таится рядом и только ждет ей предназначенного часа! Идущие на закланье овцы тоже безмятежно блеют, как равнодушно внемлет наш народ явленью будущей беды, слагая странные иносказанья.
Скажите, для чего бог учредил такую жизнь? Для цинизма и убийств под пеленой любви? Если бог набрасывает духовную тупость на людей, как мешковину, или накладывает её, как повязку на глаза приговоренному, какой знак он указывает нам? Живущие живут во сне, дурманный саван надевая.
В духовной тупости я всех вас обвиняю, в сокрытии её бесчувствием своим.
Безумный Поэт затих и смиренно опустился на пол.
- Убить попа мало, - прошипел Убийца и недобро покосился на Священнослужителя, отчего тот невольно сжался.
- Фольклорный навет, - кисло объяснил он.
- Перестаньте валять ваньку! - возмутился Материалист и швырнул какую-то тряпку в сторону истца. - Утрите свой нос! У нас что? Нет вопросов поважнее? Теперь мы будем разбираться с детской чепухой! Вот ведь беда какая! Какой-то блохоед сожрал кусок говядины и человек прибил скотину! И поделом вору! Причем тут поп - убийца? Вы что, - Поэту, - издеваетесь над Великим Синклитом?
- О, Господи! - выдохнул Убийца, он же Вор. Поднялся над столом и приставил кулак к физиономии Материалиста. Отчего та уменьшилась в размере. - Блохоед не вор, а упрек поганому порядку! – Немного помолчал и засветился внутренним светом. - Действительно, причем здесь Поп? Преступника творят историю, а не попы. О них слагают песни. В  их руках жизни и судьбы.
- Жизни и судьбы в руках бога! - возразил Священник.
- Этим ты всё сказал, - нечестивец засмеялся.
Праведник опешил. В нем начался процесс. Но Философ жестом его остановил.
- Капля отражает океан, - он задумался и продолжил. - Вопросы следует поставить более конкретно: что мы вообще, в массовой культуре, знаем о себе, о мире, где живем? Понимаем ли мы истинные добро и зло, религии, которые так перепутались в нас, что мы уже не понимаем, что делаем, когда мы что-то делаем. Действительно ли мы так глупы, что не сумеем разобраться, как выглядят истоки всех Начал? Понять - откуда и куда ведется жизни нить?
- Я знаю! - заявил Идиот. - От того, что было, - к тому, чтоб оно жило!
- Да чтоб избавиться от идиотов! Потому что - всё от идиотов! - в Священнике всё ещё гуляло безадресное раздражение. Оно требовало удовлетворения.
Тут засветился Поэт:
- А может для рассвета зари дружбы!
- Предоставим слово Схимнику, - поморщился Председатель. - Первый вопрос: с чего жизнь началась? Что скажет нам религия? Говорите, монах.
Оратор поднялся и, умиленно глядя в пространство, словно в вечную книгу, провозгласил:
- Бог создал людей для владения землей, для заполнения её приплодом. Для того, чтобы они любили бога, любили друг друга и наслаждались великой радостью жизни в любви божьей. Трудиться не требовалось. Всего бог дал в достатке.
Вор, потрудившись, сложил фигу и, повернувшись, сунул её монаху.
- Апостол Павел говорил: кто не работает - не ест. Двоечник.
Уголовник явно ёрничал. Как последний провокатор. Схимник благоразумно промолчал. Только фигу отпихнул.
- Стало быть, для того, чтобы они любили бога? - принялся уточнять неприятный Идиот. - Ему, вечному, вдруг однажды стало одиноко и скучно? Почему вдруг? Что там такое давеча случилось? Ведь что-то должно было случиться! Ну не может быть так, чтобы он вдруг ни с того, ни с сего хлопнул себя по лбу: да что это я всё один, да один? Не создать ли мне мир, да и людей!
- Я не знаю, - сдался монах.
- Это я Идиот, - не унимался Идиот, - это не ответ для представителя разума. Но тогда пусть монах скажет, чтоб нам понять намерение бога, какой любви искал он? Что ему надо было получить от человека? Неужели удовлетворения тщеславия от всемогущества своего? Недостойным, кажется, для всесильного учреждение зерцала самого себя для цели самолюбования! Да любования благодатью своей, подаренной людям! Которой, кстати, они и не просили и которой позже пренебрегли. Был бы понятен порыв бога, если б кто его обидел. Но он один и неизменный. Так объясни: что есть любовь по замыслу бога? Только не говори бессмыслицу, что это чувство сердечной привязанности. Бог физическим сердцем не наделен, но он - любовь. И зачем она - любовь? То есть - он.
- Послушайте! - воскликнул Поэт, - а может, любовь - это просьба, вопль мольбы, стремление обнаружить состраданье, чтобы унять своё страдание любви объектом? Ну, как лекарством боль? И бог - это вопль? Да и людей родил для этой цели?
- Я не могу разговаривать с этими идиотами! - наконец не выдержал Схимник. - Я требую аутодафе! Бог не нуждается в осмыслении его! Я протестую! Главное - вера, а ум - приложение к ней, - он даже поморщился, как от неприятности какой.
Идиот, сбившись в бестолковость, завопил:
- Я не могу верить попам, которые верят в непорочное зачатие!
- Профессор! - Схимник преобразовался в Теолога. - Следует ли в данной аудитории объяснять смысл постулатов веры?
- Сделайте любезность, - попросил Философ.
- Есть основополагающие догматы, запрещенные для логического анализа. И непорочное зачатие, и божественность Иисуса Христа, и воскрешение его из мертвых в их ряду. Они определяют рубеж веры. Приняв их беспрекословно, человек сразу оказывается в пространстве отношений с богом, определенных данной религией. До него человек предоставлен самому себе. Догматы ему представятся пустыми и потеряют смысл. Смысла вообще не будет.
- Все имеет смысл, даже если он далек от человека, - заметил Председатель. - Только можете ли Вы определить разумную степень высоты того барьера? Ведь можно было б принять постулаты, доступные для любого рационального ума и абстрактного сознания. Сопоставимые с жизненной мудростью. Зачем нужно было создавать религию, доступную лишь для кучки избранных, способных принимать на веру нереальное? Зачем делать ее содержанием клана, противопоставляя этим одних другим, отрицающим явную для них искусственную ложь. Чем определяется уровень барьера недоступности догматов? Ведь мог бы Бог войти Духом в дитя - Иисуса, прожить так в образе человека и уйти к себе. А не быть полуфизическим отцом. Кто смог бы упрекнуть в неправде? И не обязательно Иисусу вставать из гроба. Мог просто Дух его вернуться. Витать, переселиться. Звезда у вас неестественно гуляет по небу, исполняя роль гида. Почему необходимо было оговаривать непосредственное физическое участие Бога в событиях? Когда возможно управление людьми и теми же событиями посредством Духа. Откуда в вере физические мотивы? Которые спутали идею с физическим материализмом. Или материализм присутствует в идее бога?
- Догматы не люди устанавливают, их дает бог.
- Что-то он много разных надавал для разных религий, - стал рассуждать Идиот. - А он один. Значит, догматы идут не от бога, - он покосился на чиновника от службы, который демонстративно отвернулся.
- Я думаю, чтобы составить силлогизм, - Материалист превратился в Ученого, - Иисус воскрес, потому что он бог, а раз он воскрес, значит, он бог. Был распят, как говорилось в писаниях о боге, а раз так говорилось, то пошел на распятие. Нужно было обозначить физического бога для снятия барьера критики к его словам и пробуждения всеобщего внимания. Чем еще можно было приковать людей, не искушенных в силлогизмах? Не предстань он богом, предстал бы сумасшедшим.
- Он не пошел на распятие сам по себе, его предали!
- Оставьте, уважаемый Теолог! Сын Человеческий четко следовал сценарию, написанному для Мессии. Заметьте, всезнающий Иисус никогда прямо не называл Иуду предателем, послав того с тайной вечери скорее делать своё дело. Это дело им обоим было понятным и трагичным. А из обвинений больше досталось Петру,  что трижды отречется от Иисуса.
- Иуда грешен и удавился, - продолжал настаивать Священник.
- Не думаю, - поддержал Ученого Философ. - В истории нет более драматической фигуры. Он не привел палачей, а пришел с ними, чтобы преисполненным отчаяньем, поцеловать учителя и посмотреть в глаза. Он выполнил, что было нужно. "Друг, зачем ты пришел?", - спросит Иисус, понимая его драму и давая понять этим вопросом, что он благодарен, что не надо истязать себя и что он крепок. Не Иуда ли потом поставил "воскрешение" Христа? Как того требовали писания о Мессии. Правда, не совсем идеально. Воскресший предпочитал держаться поодаль, в сумерках, а увидевшие его, в частности Фома, не могли узнать своего учителя, явившегося в "ином образе". Не могли узнать, несмотря на демонстрацию ран. Но не смели спросить "Кто ты?", дабы не проявить сомнение, что это Господь. А воскресший, действительно, говорил как Христос. Его манеру говорить, известную для учеников, мог освоить только один из них. Кто, как не мошенник Иуда? Лишь потом ушел великий мистификатор вслед за Иисусом. Он должен был убить себя. Чтобы унести в могилу великую тайну создания мифа, жертвенно отдав себя на бесконечное поругание сотнями поколений. Ушел в молчании одиночества, пронзенный бесконечной болью. Это по логике событий, а не по трактовке евангелистов. Но вот любопытный вопрос: если система ценностей имеет разветвленную структуру, то где стоит в ней смерть Христова? То есть, пройди история чуть рядом, мимо смерти, куда бы занесло её?
- Да, было б лучше! - вскипел Материалист. - По крайней мере, мы б тогда узнали побольше об истинном учении Христа. А то всё кормимся от различных толкователей его. Тоже богами себя возомнили! Я просто уверен, что Иисус был глубже и умней, чем свидетельства о нем. Ведь он впервые, если не ошибаюсь, в святых книгах превознес азы бизнеса. «Для чего же ты не отдал  серебра моего в оборот, чтоб я пришед получил его с прибылью?» - так он ругал в одной из притч нерасторопного человека. Люди делятся на вникающих в смысл сказанного и на вникающих в подтекст, мотивы говорящего. Так вот, много веков люди не вникали в подтексты нравственных догматов. Давайте задумаемся о мотивах создателей их. А мотивы одни – прибыль, как учил Христос. Добавлю, прибыль на страхе за неправедную жизнь.
- Он всё врет, животная утроба! Он хочет в ад нас завести, - закричал Священник. - Спасенье только во Христе, Боге, сыне Бога, взявшего все человеческие грехи на себя! Во Христе, служа его ученью! Жизнь - это испытанье богом, чтоб избранных принять в блаженный рай. Рай - место радости в бессмысленной Вселенной.
- Вот ты молишься, и молись, - парировал Материалист и он же бизнесмен, - тебе и рай будет и Царство Божие, а чего за других беспокоишься? Иль в церковь не пойдут и денег не принесут? Как церковь относится к деньгам, то есть к  маммоне? Понимает, что без них нельзя. Вон, из-за моих денег ты и на меня молиться будешь, а куда ты денешься? Тебе ведь тоже не в шалаше жить хочется! Или ты из чистого духа сделан? И не хочешь для себя блаженства? Не ради него ли живешь? Твое добро только для того и нужно, чтобы на том свете, получив своё, о нем и не вспоминать. Лукавый доброхот! Я отличаюсь от тебя немногим. Лишь тем, что не делаю из этого света трамплина в рай, а сам себе его делаю здесь. А вместе мы оба жаждем блаженства. Тебе Иисус для веры твоей в будущее блаженство нужен в качестве бога, как гарант, что оно будет, а мне нужны только руки и голова. В авантюры не играю. Да и что вы всё твердите – Иисус, да Иисус! Бога нашли! А бог ли ваш Иисус? В евангелие от Иоанна Христос говорит ученикам:
"Истинно говорю Вам: о чем ни попросите Отца во имя Моё, даст вам, просите и получите, чтобы радость ваша была совершенна.
Не молю, чтобы Ты  (это он Отцу) взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла".
В результате:
Петр - распят
Андрей - распят
Матвей - убит ударом меча
Иаков, сын Алфея - распят
Филипп - распят
Симеон - распят
Фаддей - убит стрелками
Иаков, брат Иисуса - забит камнями
Фома - вздет на копье
Варфоломей  - распят
Иаков, сын Зеведея - убит ударом меча.
А некоторые распяты даже вверх ногами.
Вот так боженька сохранил их от зла! Давайте рассуждать логично!
- Всё на самом деле нелогично, - задумчиво произнес Философ. - Разве нелогичное не считается логичным лишь только потому, что оно повторяется? Кто знает, почему происходят повторения? А когда защитная маска повторения исчезнет, то нелогичное предстаёт обнаженным. И кажется: зачем оно? Оно ведь бред. Любое здравое зерно содержит бред. Борьба за существование - привычный нам абсурд. А вдруг привычное переместится? А это будет непременно и всё вывернется наоборот. Всё в мире меняет свой знак на противоположенный. Что заменит Вашу драку? Ничто, только религиозная культура. А вот привычный юмор. Он весь - есть нелогичное, как дерзость в объеме воображения возможного. А выйди из него - и станет страшно. И предстанет мистикой или религией, как подтекстом текста жизни. В океане абсурда логичное для нас всего лишь островок. Но поднимается из океана. И сушит прежде мокрые провалы. Мы с этим рождены.
Но мы уходим от вопроса, - спохватился вдруг Философ. - Оставим это. Итак, религия только запутала вопрос. Базис её – пустая вера в чудеса. Ничего в ней не вяжется. А теперь Вы, уважаемый Ученый, расскажите о вашей версии причин и смысла возникновения человека. Послушаем, что говорит наука.
Материалист надел шапочку академика и начал излагать сведения науки:
- Начну с пояснения причины появления биологической жизни вообще. Так вот, причина исключительно проста: комплекс условий на земле. Такой удачный, при котором она не могла не появиться. Может быть, во Вселенной и существует только один шанс такого случайного совпадения всего необходимого для жизни. И вот возможное состоялось и оно перешло в неизбежное.
Идиот занервничал:
- Если есть неизбежное, то откуда взялось возможное? Или возможное - это неизвестное нам неизбежное? Для слепого всё возможно на пути, а для зрячего всё видно неизбежным. Возможное от слепоты. От слепоты случайность. Ребенку самому не осилить вопрос, почему и как он появился, пока не повзрослеет. Случайно, скажет он. Так и ты, Академик, пока не станешь богом, не узнаешь, почему и как появилась жизнь. Все твои знания - от слепого опыта и предположений. Вернее, от веры в них, веры в возможность познанием малого, познать большое. Через опыт понять причину его. А это невозможно. Как невозможно выползая наружу из завала, понять, как он выглядит извне и отчего он появился. Профессор, он не понимает, что никакая дорога никогда не отпустит от начала своего. Как ни петляй! И приведет к своему началу, чтоб перегрызть пуповину. Вот ведь глупец! Он из своих догматов построил здание своей религии науки и религии жизни! Но, может, знаешь для чего создано человечество?
Материалист, почувствовав конкретность истины, заматерел.
- Человечество живет, потому что появилось. Вот и всё. А далее развивалось по законам естественного отбора и генетической наследственности. Не было указаний о предназначении. Никакого бога нет. Смысл стал появляться в битве за выживание. И определился так: выжить, обеспечить продолжение рода и получить удовольствие от жизни и детям накопленное передать. Конечно, если посмотреть со стороны, то для природы человечество не нужно, оно не имеет смысла. Мы и живем, борясь с ней. Мы её терзаем, потому что есть хотим, а она отбивается от нас. Но нам делать нечего. Мы созданы присосками к ней. И отпасть не можем. Она обречена. Мы только можем бережней к ней относиться.  У нас два пути. Осваивать далее окружающее пространство, конечно, с уничтожением его самобытности или скатиться в нишу самонаслаждения с уходом от реальности. И этот  путь уже пробивается, как более оправданный. А почему бы нет? Разве не в счастье наше будущее? И цель - не счастье? А первый путь рискован, ведет по краю пропасти с истреблением ресурсов, сил, здоровья. Нет в нем ни смысла, ни цели. Лишь нарастающая возможность гибели, приближающаяся к неизбежной. Слышите! Гибель неизбежна! Мы упускаем шанс освоения технологий заточения, окружения себя барьером от всего. Я уверен, что человечество скоро признает его необходимость. У нас нет другого пути. Мы должны создать свой изолированный от всего мир. Правильно говорилось: время разбрасывать камни и время их собирать. Так зачем раскручивать центробежный маховик, когда пора идти домой? Там всё есть и еще долго будет, там тепло и радостно. Мы скоро поймем, что рождение людей было природной ошибкой. Бесконечное число цивилизаций в бесконечной и вечной Вселенной прошли путь рождения и умирания. Иначе бы она кишела бы такими же людьми. Почему естественное для одного человека не может быть естественным для всего человечества? Мы состаримся и постепенно перестанем плодиться. Нам бы только обеспечить достойную старость и блаженную смерть.
- Кого же слушать, - вслух задумался Убийца. - И тот искусственный, и этот. Чтоб мне провалиться! Всю жизнь сделали искусственной! И на этом свете и на том. Только одна смерть осталась натуральной.  И не важно, от бога или от природы. Может их обоих убить, Председатель? Смерть примиряет.
Из сумрака зала к столу подошло уродливое существо, злобное, дебильное и агрессивное. Село на пол рядом с Материалистом.
- Нас убить невозможно, как Сатану нельзя убить,- заявило существо.
Председатель попросил представиться.
- Обскурант. Я тот, который не имеет никакого смысла. Вообще никакого. И ни в чем. Ни в жизни, ни в смерти, ни в делах, ни в безделье.
Материалист возмутился:
- Что это за намеки? Попрошу оградить меня от провокаций и оскорблений!
- Напрасно. Я - образ будущего человека. Я рожден идеей личного счастья и обогащения. Замыкающее звено победы материализма. Когда битва за счастье сузится до точки, она сама и станет счастьем. Цель сольется со средством. Как в спорте, например. Я – кокон сам в себе.
Философ в задумчивости остановил урода.
- Итак, в науке тоже полный вздор. Быть может там, где проникают наука и религия друг в друга, найдется лучик истины? Быть может Суть прячется в огне сражений их между собой? Скажите, Ученый, Вы осознаете, что за пределом осознанного бездна необъяснимых вещей? Загадочных, недоступных, нелогичных. Ведь за гранью смерти никому ничто неизвестно. Или Вам известно? Вы опрометчивы душой или благоразумный страх предостерегает против атеизма?
Противно и некстати в углу что-то заскрипело.  Сквозняк прошелся по лицам. Идиот поднялся и небрежно откинул спиральные волосы. Он был красив. Бант на шее придавал вид птицы.
- Блаженство в счастье не смешно, пока нам счастье не дано!
- Я не атеист в абсолютном значении этого слова, - завертелся Материалист. - Раз во мне, как и у всех, есть страх, то лучший способ избавиться от него - отдаться ему. Вот и оказываешься во владеньях бога, но какого? Я плыву в общем русле жизненной, а не надуманной, религии с догматами от реальной жизни. Они органически во мне, я их и осознать не могу. Да и зачем?  Находясь в этом потоке, можно вести любую опасную игру. Для удовольствий, наслаждений. Да, в рамках страха, обусловленного дозволением. Но уже не страха бога, а страха смерти, как нежелательного конца интересной игры. "Жизнь - игра" - так говорят? Пусть церковь ищет общие пределы владений бога, чтобы внутри них я ощущал бы свой комфорт и не думал о нем, заявляя даже, что он умер, или его нет. Я верю, что противное ему он не позволит сотворить. Раз я есть, значит, я нужен ему. Как нужен был ему библейский змей.
Пора взглянуть глазами взрослого на всё. И понять, наконец, что всё случившиеся на земле - разворот бездарного сценария истечения космической ошибки, религией превращенной в фарс. Он не может быть объяснен, поскольку замкнут сам на себя.
Потому и обусловленный бог, олицетворяющий ошибку, замкнут сам на себя, а мы внутри. Он создал, потому что создал, и весь ответ. Я уверен, что единственное, что мы можем извлечь для себя из этой ошибки, - это накопление благ, пока есть силы, чтобы потом уйти вместе с этим богом. Бог жив, пока я жив, потому что он рожден моим сознанием. Я умер и бог умер. Бог есть по эту сторону жизни, а по ту - его нет. По крайней мере, тот бог, которого мы придумали для сшивки лоскутов на теле бытия. Разве есть что-нибудь такое, что на равных могло бы противостоять реальности?
Идиот спросил, глядя в пространство:
- Кого бог оставляет в потемках? Тех, кто тянется к свету?
- Я его наместник. Я несу его свет, - некстати возник Поп.
- Пусть Поп уйдет, - сдержанно предложил Идиот. - Он не понимает своей задачи. Он не наместник, а посредник. И свет не несет, а держит в своем храме. В храм настоящие грешники не идут. "Богу - богово, а дьяволу - дьяволово" надо понимать наоборот. Когда б спросили мужчину, что должно принадлежать ему, он бы указал на женщину. Богу отдайте дьяволово, а дьяволу - богово. Тебе, Попу, отчитываться перед богом о своей работе по грехам людей придется! Нести ему наши грехи на себе. И держать ответ перед ним за нас. Он не понимает своей роли и ответственности перед богом, принятой им на себя! Солдат, служа отечеству, жизнь положит за него. А у Попа отечество серьезней. Но он сидит при нем! А не служит ему! Не в храме ему со светом сидеть, а в самых злачных местах неистово проповедовать! Сгорать в человеческом аду! Разве Христос тебе не пример? Не можешь - сними рясу! Никто в этом страшном мире не может рассчитывать на рай.
Священник недовольно хмыкнул.
- Ну скажи, - съязвил Преступник, - слаб человек, чтоб оправдать себя! Или не так?
- Ответ начинается с вопроса и им предопределяет себя, - сообщил тот.
- Иди ты к черту! - завопил Идиот.
- Прошу призвать к порядку Идиота! Не будет тебе счастья, проклятый!
- А тебе будет.
- Будет всем праведникам.
- А грешникам кукиш с маслом?
- Господа, господа! - изумился Философ. - Нельзя ли выражаться как-нибудь ясней?
- Ваша Честь, ну скажите, ну почему счастье только праведникам? - обиделся грешник. – Праведников и грешников разделяет только закон. А кто знает стоимость закона? Если сорняк укажет на скудность почвы, где он растет, - в чем он виноват? Но он сорняк и в том виновен! Отправь хоть все сорняки в ад, земля не удобрится. Они же, порожденные этой почвой, погибая, облагораживают её! Грешники, а не моралисты, стояли у истоков созидания морали. Да и что такое добродетель, как не видоизмененный грех? Трусость превратилась в «не убий», скряжничество – в «не укради». На самом деле грешники – святые! Ореолы самодовольных праведников светятся душами порицаемых ими изгоев. Несут рабы истории их на своих горбах и получают плетку. А нам бросают ложь о заслуженном своем блаженстве! И нам придумали закон.
- Души едины от бога и божьи законы для всех едины.
- Тогда ответь, что такое душа?
- Это дыхание жизни от бога. Со свойствами в единстве, духовности и бессмертии её, в способности разума, свободы и дара слова.
- Не знает, не знает! - запрыгал Идиот. – Почему же тогда «блаженны нищие духом»? Ведь так Христос сказал? Это что же - полутрупы?
- Это те, кто без гордыни! – завертелся Поп.
- То есть молчащие придурки?
- Душа в эмоциях, психический феномен, - сказал Ученый.
- Тогда она была бы только в психах! – буйствовал Преступник.- Скажи ему, Философ!
Философ вышел из-за стола и медленно через очерченные концентрические круги пошел от него в темноту, наступая на собственную тень. Выйдя на их периферию и превратившись в тень, он не стал большим, как ожидалось, и потому как будто сократился. Постояв там маленьким, затем вернулся к столу и свету. Его лицо показалось просветленным.
- Во мне есть я, - медленно начал он, - да маленькое окошко, через которое я вижу мироздание - всё, включая людей, включая собственную персону, а оно, это мироздание, смотрит на меня через него, образуя со мной единство. Я - это нематериальный орган ощущения и осознания увиденного. Осознания для обогащения самого себя, а, значит, и Вселенной. Душа - это результат осознания, как результата общей работы: моей, земли и Вселенной. Она и принадлежит всем, хотя обозначает меня. Мироздание одно для всех, да окошки разные. И предназначение тут и собственное старание. У кого маленькое, у кого большое, а у кого и не туда направлено. Или направлено только на собственную персону. И орган этот может быть тупым, слепым или напротив - тонким и ранимым. Знаете ли,  что означает, когда душа болит? Это означает, что она чего-то не принимает, потому что не понимает. Нет праведников и грешников, есть одухотворенные и бездушные.
- Перестаньте вы про душу! - вскипел Материалист. - Материя первична!
- Да что Вы? Нет! Нельзя так говорить! - воскликнул Философ. - Вы разве были у истоков? Нет первичности и вторичности. Есть разные отношения к происходящему.
Например, увидевший впервые восход солнца, стоя на земле, сказал бы, что первична земля, а солнце - вторично. А находившийся на солнце, впервые увидевший землю, сказал бы обратное. Для смотрящего вперед - первично прошлое, назад - будущее, кому-то яйцо первично, а другому - курица.
- Почему же люди разведены по разные стороны суждений? И почему их позиции попеременно берут верх?
- Это связано с решением двойственной задачи: стоять на месте и двигаться вперед. Как идет человек? Одна нога стоит на земле, другая перемещается вперед. Так и материализм двигается с идеализмом, при этом, однако, всё время находясь друг с другом в соответствии. Нужно помнить, что хромоногий прямо не одет.
- Куда идет человечество, к свободе?
- Да кто же знает, что она такое? Духовная и физическая независимость. От чего? Человек нуждается в наличие невероятного множества условий бытия. Пища, воздух, дом, работа, признание, любовь - всего не перечислишь. Главная зависимость - в подчинении законам природы, законам Вселенной, в подчинении созданному мировоззрению. Свободу не даёт даже смерть. Несвободу перераспределяют в рамках физического и духовного пространств. Где легче. Свобода - вещь условная. Просто ощущение, когда ты движешься к тому, к чему хочешь. Но сколько в ней граней! Переливающаяся радуга. Свобода может горчить, обвораживать, светиться, загонять в тупик, быть мерзкой, радостной, вести куда-то вдаль. Эта все нюансы зависят от величия цели, от соответствия божественной задаче.
- Свобода - в воздействии на безбожников, - провозгласил Поп.
- Свобода - в достижении желаний, - ответил Материалист.
- Свобода в том, чтобы бить вас всех, - мрачно заверил их Убийца.
- Господа, вынужден вас попросить следовать этикету, - поднялся Председатель. - Сформулирую суть возникшего вопроса. В чем скрыт первоисточник расхождений между духовенством и материалистами? Ведь всё высказанное показало, что мы имеем дело по существу - с противоположенными религиями. У обеих есть свой культ, святыни, принятые, как исходящие от внешних сил, которые сильнее нас, свои доктрины с целевыми ориентирами, обряды, принятые правила жизни, оформление. У обоих цель - блаженство. Эти сходства их роднят. Без этих религий, духовной и материальной развитие прекратится, остановившись на животном уровне. Но где отправной момент их различий? Если прав Убийца в том, что смерть примиряет, так что же, - жизнь их разделяет?
Собрание затихло.
- А как Вы думаете? - спросил Поэт.
Философ задумался и заговорил, жестикулируя руками, обнаруживая этим неуверенность.
- Я не знаю ни одного человека, который бы, осмысливая что-нибудь, не решал бы про себя два вопроса: что мне лично будет от этого и что будет от этого всему окружению, - людям, природе или еще чему-то вне меня. Эти два вопроса показывают наличие двух полюсов: глубокой ямы с центром в "Я" с одной стороны и рассредоточенного пространства, в котором "Я" - есть всё и нет нигде меня, с другой стороны. Во всех людях сплав таких начал. Разница лишь в том, чего в этом сплаве больше. Схожие явления наблюдаются и в природе. Вот вода. Она с одной стороны стремится сжаться в каплю, но с другой - испариться в пространство, как бы пытаясь всё заполнить собой. Гора растет вверх, вобрав в себя избыток минералов, и разносится по плоскости. Какая из двух тенденций - к "Я" или от "Я" естественнее, что правильнее? Золотая середина? Её в природе не бывает. Всё разбегается по полюсам своим.
Приверженцы движения к точке "Я" убеждены в том, что ублажение этого "Я" и есть единственный критерий целесообразности всего сущего. "Я" у них представлено физической границей тела, дома, усадьбы, страны. Поэтому внутри всё моё и мой порядок, за пределами не моё - враги, свалка, поле добычи. За домом можно делать помойку, от соседей отнимать. Границы моего "Я" следует расширять насколько хватает силы и способности. Для этого делается оружие. Пусть победит сильнейший. Их мораль: "От всех - всё мне, что я хочу, а от меня - продукт моей жизнедеятельности. Я - есть мировой порядок, истина и право. Критерий добра - удовлетворение моих желаний, зла - чужих, противоборствующих".
Представителей этого направления отличает эмоциональность, повышенная сексуальность и духовная пустота. Их действие - рефлекс. Для них икона - личность и физическое благополучие. Материя - первична, а сознание потом. Это идеология вышедшего из чрева матери дитя, наделенного только рефлексом хватания. Они хотят расти.
Знаете, чего на самом деле они хотят по всему множеству желаний? Всего лишь одного, найти предельный рубеж или силу для укрощения себя. Поскольку безбрежное желание невыносимо. Груз невероятной силы. Где же конец? Не найдя его, они постепенно трансформируются в собственный антипод.
Сторонники встречного движения отвергают "я хочу", приняв "я должен", и выставляют встречную мораль: "Истина вне меня, она в пространстве.  Я отдаю всё своё пространству, а оно даст мне то, что посчитает нужным". Им важнее моральная устойчивость в ущерб физической. Для них весь мир - божественный храм, в котором "Я" - гость, а бог - хозяин. В чужой храм не идут со своим уставом. Мне ничего не нужно, ничего не жалко, лишь бы храму было хорошо. Сознание первично, материя вторична. Идеология стареющих людей. У них отрешенность вместо эмоциональности, возвышенные чувства вместо ощущений. Хватательный рефлекс отпал. У них реакция на справедливость и покой. Причем, покой не означает неподвижность, наоборот, он есть движение по предотвращению помех другим. Им кажется, что быть неприлично. Непротивлением они предоставляют первым самим осознать свою глупость. Их "Я" - это некая внутренняя точка, которая невероятным, немыслимым образом накладывается на представленную людям Вселенную и соответствует ей, с той лишь разницей, что одна реальна и вовне, а другая - нереальна и во мне, разделенные лишь собственным бытием. Умирая, они полностью реализуют это слияние. Чтобы в небытие, обнаружив рассогласование, снова вернуться дитем на следующий круг жизни для устранения его.
Первые берут силой, вторые - ждут и ни на что не претендуют. Первые апеллируют к законам животного и физического мира, вторые - к законам совести и благородства. Первые воспроизводят материалистические взгляды, вторые - идеалистические или духовные. Материалисты утверждают тело главной ценностью и силу - её средством, идеалисты - ценностью душу и средством - убеждение.
Отсюда вывод: чем примитивней и обездоленней в смысле духовного богатства человек, тем он эгоистичней и более близок к материалистическому мировоззрению. И отсюда его животный страх за себя. Со всеми атрибутами человеконенавистничества, допустимостью убийств во имя "их нравственных" соображений, построенных на убеждении, что их жизнь - нравственная высшая ценность, амбициозности, рабского самомнения и самоутверждения. Их мир выстроен по иерархии холопов, в нем хозяева - только уровень холопства.  Их побудительные мотивы и структура мотивов  вышли из животного мира.  И потому представляется естественными и нормальными. Для них дарвинизм непререкаем.
Таким образом, мы можем предположить, что люди, несмотря на внешнее сходство, в сущности, различные типы существ, между которыми взаимопонимание практически исключено.  Различны их оценки  и реакции.  Бессмысленны переубеждения друг друга.
Бытующее понятие "дурак" не что иное, как отражение непонимания различия человеческих типов, которые и думают и действуют по законам им свойственного типа.
Однако мы должны решить другой вопрос: откуда разделение взялось? Кто знает его начальные истоки?
Убийца почесал свалявшиеся волосы на голове и пробубнил.
- Пожалуй, я знаю.
Он всмотрелся в темноту зала и позвал кого-то жестом руки.
К столу, горбатясь и от этого низко волоча руки, подошел заросший человек.
- Назовитесь.
- Каин. Сын Адама и Евы. Поэт, ремесленник и земледелец. Вот моя печать, - сказал заросший и, откинув гриву волос, показал рог.
- Каин, ответьте, что есть убедительное для вас?
- Не вкусившему от древа познания добра и зла, незачем вкушать от древа жизни.
- Расскажите, Каин, о себе и о своей печати.
- Печальная судьба моя сокрыта в таинстве рождения, - начал своё повествование Каин. - Говорилось, что дьяволом был истинный отец. Но истину никто не знает. В тумане грёз в тиши рассветов я напряженной мыслью в тайну бога проникал. Спал в камышах. От них и имя Каин получил. Мать полагала, что спасителем от первородного греха её я буду ей. "Зачем, - я думал, - сад Эдема был воздвигнут? Да с деревом запрета среди кущ. Чтоб человеку в сонной неге пребывать, в блаженстве есть и нить бессмертья продолжать, всё мучаясь, не понимая суть запрета? Не понимая умысла Всевышнего Отца всё пребывать тупым бараном перед затейливым мечем? Так, может, лучше ввергнуться в пучину, поняв, в чем суть добра и зла? И там, себя подставив жертвой, найти тот корень Смысла, что побудил Отца несоизмеримое создать? Помочь ему хоть как-то, чем-то. В величии жить должен человек! Не должен я к обратному вести, как мать того желала. Рожден я к богу приближаться! Как к своему отцу! Чтобы и грех матери от соития со змеем перед Отцом был мною искуплен! Не может сердца чистого порыв он отвергать!", - так думал я. В задумчивости землю согревал, со зверем диким спал в обнимку. А брат мой Авель, так названный от суеты и плача, дрожащей твари горло резал, а землю нежную, невинную пинал. Но что сильней всего меня ввергало в ярость и унынье, так это то, что тот юнец замаливал пред богом мерзкий грех, к которому душа его тянулась - к кровосмешению с сестрой. Мы с нею долгими ночами под пряные плоды земли, дурман лугов, под звуки пенья малых птах, луною упивались. Я шепот листьев, как истинный отец мой - змей, вплетал в слова свои, венком кружил звезд хоровод. Манил её к невинному блаженству, что было достоянием моим.  И только лишь моим!  Вот богобоязненный юнец со мной пошел на встречу с богом.  Взяв перворожденного агнца. Чтоб страх его, и боль, и кровь его отдать Отцу подобострастно. А я же кровь земли  принес, её плоды, отведав сам, ему их предложил. И что же бог? Он взял агнца юнца, как будто Авеля хотел, а мне моё оставил. Я понял это как намек. А дальше было, как в бреду. Иду я полем, рядом ворон. Летит, кричит, крылами бьет, и камень в руку мне кидает. И вдруг я вижу - рядом тот, кто глупой слепотой своей и помыслом тупым от плоти, и низким раболепством мой страстный ум испепелял. Ударил Авеля я камнем, что рухнул он, и веткой горло поразил, как резал жертвам горло тот, отправив душу его богу. Но не дошла она к нему! Да и земля его не принимала, выталкивая из чистого нутра! "Где брат твой Авель?", - спросит он. "Не знаю!" - в ярости отвечу. "Теперь с проклятьем на челе скитаться будешь по земле". Мой рог на лбу - его печать, чтоб знали все пророчество о том, что, кто убьет меня, "тому отмстится всемеро". Нет, не в порыве страсти, ярости я Авеля убил. Я сделал шаг навстречу богу, чтоб он послал меня туда, где боль его таится, - в ад. А Авель что ж? Потом с Адамовой душой его душа попала в рай. А я ушел на землю Нод, забрав любимую свою. Построил город, вырастил детей, освоил множество ремесел, работал кузнецом. И положил начало роду. Прожил семь сотен лет. И пережил семь тяжких бед. Теперь печать моя на многих людях. Им суждено семь наказаний пережить. Убил меня седьмой потомок брата рода. В лесу рогатого за зверя принял. Его отец тотчас же сына поразил. С тех пор убийцы членов рода моего по семь раз рождаются с рогами под видом жертвенных животных. По семь раз убийц своих им видеть. И невозможно это изменить.
Каин замолчал. Постоял недвижно, глядя в пол. Вдруг вскинул косматую голову и громко спросил, обращаясь к судьям:
- Так в чем вина моя, провозглашенная людьми, помимо бога? Когда я дал им пламенную жизнь! И дал им цель приблизиться к Всевышнему Отцу, чем смысл вдохнул в пустые жизни! Когда я взял безумный труд собой явить несовершенство мира и дал возможность наказать меня, как бы порок его. И дал нимб проклинающим меня. Я вывел нижнюю черту, откуда шаг любой ведет наверх. Любой, лишь только к совершенству. Содрал я с них душевный тлен, лишил извечного покоя. Но цели всё же не достиг. Подобострастие и страх у них остались. Чтоб содержать извечные пороки. И червем души проедать. Убить таких - достойная задача. Ну кто мне скажет, почему убийство грех, когда оно идет на благо людям?
- Скажите, Каин, - проигнорировал вопрос Философ, - это так? Что Вас, убийцу, бог, наказав изгнаньем, взял всё же под свою защиту, наложив свою печать?
- Вы правы, Ваша Честь. Если не считать того, что мне известно: нет большего наказанья, чем наказанье жизнью.
- Как бы то ни было, формально Ваш поступок был отмечен, в общем-то, прощеньем? Он богу был угоден?
- И нет, поскольку он изгнал меня в края чужие, из нереального рая в реальную жизнь, на реальную землю, заставив трудиться в поте лица, и да, пожалуй. По крайней мере, история людей вплела в себя изложенный сюжет. Убийство обозначилось обычным делом, и мир к нему привык. И даже больше - требует и ждет таких же. Но почему? Не знаю я. Может быть для того, чтобы мартышкин ум, лишенный духа, через убийства множества потомков змея, сумел бы вновь вернуться в рай? Встречное убийство, как отмщение, приняло образ искупления. Но есть и продолжатели меня.
Забеспокоился Материалист.
- Где же здесь, господа, исток материального начала? Одна религия!
- Садитесь, Каин. А на Ваш вопрос, Ученый друг, я так отвечу.
Духовное и материальное начала незримо, слившись, были вместе до разделения их. Они были и в божественной святости и в страхе, поразившем всех обитателей Эдема. В страхе за себя, за своё благополучие. За личное блаженство и бессмертие. В страсти по ласки от бога. В божественных запретах. Материя - это ведь границы, страх, запрет, эмоции, эгоцентризм и сила. То есть бог родил с людьми ещё и материальное начало. Правда - неизвестно почему. Каин совершил порочный поступок, но поступок невероятный по своему значению.
Убийством он впервые разделил материю и дух.
С тех пор убийство между ними. Он высветил новую категорию, спрятанную прежде, - материю. Именно он указал путь совершенства человека через противоборство двух начал. Для чего впервые шагнул в бездну бесстрашия, что стало преступлением, подчинив своё "Я" божественной задаче, и раздвинул оба начала для абсолютно нового явления - борьбы с центральной частью - преступление убийством. От него, а не от Сифа, брата его, как говорят теологи, пошли философы и герои духа. Каин перешагнул подобострастие, запрет и страх. И бросил вызов для движения вперёд, а потому был проклят духовенством за материализм и материалистами за духовность. Он дал начало и далее проложил путь трудовой и смертной жизни. Так реальная жизнь стала преступлением с самым большим грехом - началом плотской жизни, с концом, как искуплением его. А нереальная жизнь явилась антиподом реальной. В ней воссоздается божественная справедливость.
Священник поинтересовался:
- Так что же Вы предлагаете? Поставить ему памятник? Пусть и другие убивают, кого вздумают? Страх-то перед богом обветшал!
Я услышал, как в наступившей тишине хрустнули пальцы Идиота, сжавшиеся в кулаки.
Философ тихо ответил.
- Бесстрашные люди не совершают подлых убийств, какие в истории в неисчислимом количестве исходили от никчемных трусов. Убийств от низости духа, пораженного страхом. Доктрина страха, даже страха перед богом, не помешала кошмару крестовых походов, кошмару межрелигиозных боен. И даже побуждала к ним.
- Ваша Честь, - вмешался Материалист, - но всем известно, что страх - это естественная реакция защиты живого организма. Без него всё живое давно бы вымерло.
- Живое и неживое, как грибы и грибница. Срежь все грибы, но не трогай грибницу, так грибы вырастут вновь. Следует ввести новое понятие - объемная жизнь, включающая в себя живое и неживое. Страх - это нежелание материи подчиниться работе духа, инстинкт предохранения от него, названный инстинктом самосохранения, рефлекс на запредельное грядущее. Страх - это функция материи. Почему Вы допускаете, что вымирание произошло бы обязательно? Что не сработали бы иные законы сохранения его? И живое не пошло бы по пути следования логики всеобщего братства, взаимной поддержки, как в едином организме? Как, например, в муравьиной семье. В едином организме никто не борется со всеми.
Потом, бесстрашие не предполагает абсолют. Оно вырисовывает отношение духа к материальному инстинкту. Страх от детства для людей не вечен. Когда жизнь на этом свете предстанет частью объемной жизни, а это будет, тогда материализм сойдет с главенствующих высот и страх потеряет свою опорную базу.
Давайте здесь подведем промежуточный итог. Мы видим, в массовой культуре есть множество изъянов. Основной изъян в том, что нет единой обобщающей модели, вмещающей в себя различные подходы, взгляды. А жизнь одна для всех. Необходимы поиски того, что всех смогло бы примирить. Все наши представления по существу – религии. Необходимо общую найти. Попробуем её представить. Мы выяснили, что жизнью управляют шесть неизвестных категорий: две пары - материя и дух, реальность и нереальность, а в середине ещё одна пара - преступление и искупление. Они, как видно из истории Каина, связаны с любовью. А что она такое, пока нам тоже неизвестно. Но думаю, она сродни с убийством.
Попробуем к нашей задаче ней подобраться через религии добра и зла. Вот где простор для диалектики! Она о многом нам расскажет. Так кто начнет?