ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Идёт человек по жизни от истоков, от начала своего, воспринятого им от других, своих предшественников, или в трудах, размышлениях, мучительных поисках обретенного самим собой. Порой долго и старательно, вкладывая силу духа и энер-гию тела, движется он к некой цели, к своему предназначению.
И вдруг, повинуясь необузданной стихии общественной жизни, происходит то, что выпадает на долю немногим злосчастным из череды веками сменяющих друг друга поколений. Рушатся обретённые устои жизни, поспешно ниспровергаемые людьми, идущими от другого начала в поисках иной цели и смысла существования, от иного предназначения. Совершается бесконечный в пределах истории человече-ства замысловатый и порой трагический круговорот вписанной в природу и ее стихию жизни людей.
Глава первая
Владимир Симчин и представить не мог, что здесь, почти на самом юге страны, в майский день может быть так холодно от настигшего их, пассажиров авиарейса, и здесь пронизывающего северного ветра. Стоя в очереди среди уже знакомых лиц попутчиков на пустынной асфальтированной площади перед небольшим зданием аэропорта в ожидании автобуса, он затянул застёжку-молнию куртки до самого подбородка и после некоторых колебаний достал из сумки и натянул на голову солнцезащитную шапочку. Площадь была открыта голому окружающему пространству степи и всем её ветрам, лишь справа обзор ограничивался высоким и длинным монументальным щитом с огромной надписью красными буквами «ПРЕТВОРИМ РЕШЕНИЯ ХХVІІ СЪЕЗДА КПСС В ЖИЗНЬ», перед которым стояли две помятые машины такси. Водители машин, темнокожие и черноволосые южане c резкими очертаниями лиц, переговаривались между собой, жестикулируя, а затем один из них, взглянув в сторону пассажиров, сел за руль, завёл мотор и, резко взяв старт, с заносом описал дугу и подкатил к очереди, где вышел и стал приглашать ехать с ним, торгуясь и назначая цену, как на базаре, будто не было в машине счётчика. Наконец он уговорил кого-то, посадил, положив вещи в багажник, и, столь же резво тронувшись, уехал прочь.
- Увы! - обратился Владимир к стоявшему в очереди чуть позади него парню пониже его ростом и кивнул в сторону щита с надписью. - Мало что меняется в нашей жизни.
- Да уж! - живо откликнулся и поддержал его тот. - Особенно, видать, здесь, на юге.
Вскоре подъехал показавшийся издали чистенький и просторный автобус, подобрал съёжившихся пассажиров и без промедления, не дожидаясь пока те усядутся, отправился по асфальтированной трассе среди бескрайней равнины вспаханной серо-жёлтой земли. Очень быстро показался городишко, довольно современный и озеленённый, из которого автобус выехал более чем наполовину пустым и, без всяких объявлений, покатил дальше по самой настоящей жёлтой полупустыне. Вла-димир тревожно оглянулся - туда ли едет. Но оставшиеся пассажиры, часть кото-рых, что можно было определить уже по каким-то неуловимым признакам, имела ту же цель, что и он, были спокойны. Ещё он заметил, что тот парень, с которым он заговорил на остановке, здесь, сидит на самом заднем сиденье, глядя в окна с не меньшим любопытством, чем он сам.
Автобус проехал плотину, с которой открывался вид на уходящую вдаль голубую поверхность водохранилища, сделал крюк к оазису на его берегу - вполне подхо-дящему месту для проведения отпуска. Здесь вышли все и направились к небольшо-му административному зданию дома отдыха, несколько уже по иному рассматривая ранее казавшихся случайными попутчиков. А при оформлении стали самостоятельно группироваться, подбирая напарников, и выходило так, что наиболее подходящими для совместного проживания определились для себя Владимир и тот парень, который представился как Борис.
Взяв ключ от выделенной им комнаты в летнем корпусе, они отправились туда, оглядывая по дороге территорию дома отдыха.
- Скука здесь, должно быть! - вздохнул Борис. - Потому что отдыхающих мало и пусто кругом. Не то что в Крыму, где я в прошлом году был осенью.
- Отчего же снова туда не поехал? - спросил его Владимир.
- Что-то новенькое повидать захотелось!
- Спортивные площадки есть, книги тоже, - продолжал Владимир. - Так что найдём себе занятие. А уж если совсем не понравится, то уехать всегда можно.
- Не скажи! - не согласился Борис. - Они в отрывном талоне отметят и проф-союз шиш путёвку больше тебе выделит. Или оплатить её полностью заставит.
- Договориться можно, чтоб не отмечали, - не очень уверенно возразил Вла-димир.
- Придумаем что-нибудь! - сказал Борис.
Они приблизились к деревянному, выкрашенному в голубой цвет одноэтажному корпусу, по стенам и перилам верандочек которого вились, поднимаясь на крышу, корявые стебли дикого винограда. Борис открыл дверь отведённой им комнаты, вы-ходившей наружу, и они вошли в давно не проветриваемое, но уютное помещение с двумя узкими кроватями вдоль стен.
- Отворяй дверь на веранду, - сказал Владимир своему новому другу, вошед-шему первым. - Здесь, похоже, давненько не проветривали.
Они приставили сумки к выбранным кроватям - Борис слева от входа, Владимир справа.
- Переоденемся и на обед? - спросил Борис, для пробы прочности усаживаясь на свою кровать и сминая выцветшее покрывало.
- Пожалуй! - взглянул на ручные часы Владимир.
Они стали неторопливо разгружать свои сумки, расставляя в маленьких тум-бочках предметы туалета, развешивая на хлипкой вешалке у входа одежду; обста-новка комнаты была предельно проста и не всему сразу удавалось найти подходящее место.
- Вот я в нашем аэропорту интересную книгу купил, - показал Владимир на-шумевший роман, который уже наполовину прочитал в самолёте. - Александр Бек, «Новое назначение». Совершенно непонятно почему раньше её запрещали печатать.
- Как почему? Усматривали, должно быть, критику командно-административной системы, которая являлась стержнем всей прежней нашей жиз-ни.
- Ерунда какая! Не критика вовсе, а реальная жизнь. То, что и должно быть в искусстве. Можешь взять почитать, если хочешь.
- Нет, спасибо! Я больше детективами увлекаюсь.
Они надели рубашки с короткими рукавами.
- Не замёрзнем? - засомневался было Борис, поглядывая в сторону открытой на веранду двери, откуда всё ещё тянуло прохладой.
- Потеплело уже, должно быть. Здесь просто тень! - Владимир взглянул на ви-димый сквозь зелень кусочек голубого неба, потом оглядел свою рубашку. - А вот прогладиться, - он потрогал ещё и свои щеки, - да и побриться не мешало бы.
- Приводить себя в порядок надо к вечеру, - засмеялся Борис.
Пообедав в полупустой ещё столовой, они осмотрели ту часть территории дома отдыха, которую не видели раньше - несколько запущенные спортивные площадки, молодой вишнёвый сад, уже созревающий, пустынный песчаный пляж c рядами низких лежаков на берегу довольно широкого водохранилища.
- Дождь, что ли, собирается? - кивнул Владимир в сторону сплошной гряды белых облаков на горизонте.
- Да это же горы! - присмотревшись, воскликнул Борис.
Владимир с удивлением остановился, всматриваясь туда, где за бескрайней и безжизненной, казалоcь, жёлтой равниной, что простиралась по другую сторону водной глади, в бесконечной дали за горизонтом, во всю его ширь вздымались до небес хребты покрытых снегом и очень похожих на воздушные облака величественных гор, потрясавших воображение гигантов, чарующих недоступной красотой.
Вернувшись в комнату, они разделись и легли спать. После утомительного ночного пути, обилия впечатлений и сытного обеда сон их был столь крепок и продолжителен, что они проспали ужин. Раз уж так получилось, то не стали вставать и за-вязали беседу.
- Газеты где-то не мешало бы достать! - сказал Владимир, заложив руки за го-лову. - А то ведь не уследим за всеми событиями в стране. - И спросил, взглянув на товарища: - У вас там как перестройка идёт?
- А почти никак! - ответил тот, лёжа на боку и почёсывая волосатую грудь. - У нас даже говорят - как ветер в тайге: наверху шумит, качается, а внизу тишина. - И добавил: - Где вино брать будем в связи с этой перестройкой и чёртовым сухим за-коном - вот проблема!
- Ничего, проживём и без спиртного! - поспешил внести определённость в своём отношении к этому зелью Владимир. - Из нас каждый уже столько выпил, что на всю оставшуюся жизнь хватит. С лихвой!
- На отдыхе и без спиртного? - удивлённо посмотрел на товарища Борис, и даже привстал.
- А что? Здоровый образ жизни.
Их беседу прервал донесшийся снаружи женский приглушённый визг.
- Пока мы тут с тобой лялякаем, там женщин всех разберут, - заметил Борис.
Визг усилился, и стало ясно, что происходит что-то неладное. Поняв то, они вскочили; Владимир поспешно натянул спортивные брюки и обул, не зашнуровывая, кроссовки, а Борис выскочил вслед за ним как был, в плавках. В темноте они раз-глядели сначала визжавшую женщину в белом платье, а затем и какого-то явно пья-ного мужчину, который пытался тащить её куда-то, вцепившись за руку.
- Отпустите её сейчас же! - подбежал Владимир и стал между ними.
Следом подскочил Борис и, не разобравшись в чём дело, сунул свой кулак в фи-зиономию мужчины; действовал он, как получилось, из-за спины товарища, и удара не получилось, только что-то хлюпнуло. Насильник покачнулся, выпустил женщину и замахнулся на стоявшего перед ним Владимира. И замах, и последовавшее движение руки были по-пьяному замедлены, Владимир успел отклониться, и тот, промахнувшись, качнулся ещё больше и, потеряв равновесие, рухнул куда-то вниз, ниже уровня земли. Послышался плеск воды - мужчина, похоже, угодил в невидимый во тьме арык, откуда довольно резво выскочил, но уже с другой стороны, и напрямик, с хрустом ломая кустарник, бросился бежать прочь.
Владимир оглянулся. Женщины уже не было нигде, лишь Борис нервно и возбуж-дённо подпрыгивал рядом.
***
Следующий день - сразу почувствовалось по тишине, ясному небу и невесть откуда взявшемуся после ночи теплу - обещал быть жарким. Владимир проснулся и сел, опираясь спиной о прохладную деревянную стенку, свесил с кровати ноги и, не вылезая из-под одеяла, взял бумагу и ручку - собрался писать письмо родителям, ко-торое всё откладывал, не решаясь сообщить им, что на сей раз приедет к ним лишь на несколько дней в конце отпуска. В сущности, больше писать пока было нечего, и, подумав, он решил подождать день-два, оглядеться, чтоб можно было сообщить хоть что-то содержательное.
Проснулся Борис, лёгким нажатием ладони помассировал свой кругленький нос, пригладил растрепавшиеся русые волосы и взглянул на Владимира:
- Ты что, не спишь?
- Сколько же можно спать!
Послышался транслируемый по радиосети спортивный марш и много раз повто-ряемое приглашение на зарядку.
- Ты, глядишь, ещё и на зарядку пойдешь? - спросил Борис, усаживаясь на кровати и, не без сарказма добавил: - Здоровый образ жизни...
- Не угадал! - парировал Владимир. - Я зарядку дома делаю, круглый год. Так что здесь воздержусь. А вот ты что дрыхнешь так долго - непонятно. С женщинами кто будет знакомиться? На зарядке это сделать проще.
- Скажешь! Там такие тумбы соберутся... Кто одной зарядкой срочно, в пер-вые же дни отдыха поправить себе фигуры вознамерились. Знаю уже! А хорошень-кие женщины спят ещё. Им за свою внешность беспокоиться нечего.
- Всё ты, я вижу, о женщинах знаешь! - съязвил Владимир и стал одеваться. - Вставай, не то и завтрак проспим, как вчера ужин.
- И билеты на обратный путь надо сегодня взять, - напомнил поднявшийся следом за ним Борис. - Потом позагорать. А вечером - вечер знакомств. Ты не же-нат?
- Нет ещё!
- А я уже был. По глупости! - поморщился он. - Хотя какое это здесь имеет значение кто женат, кто нет.
День тот прошёл почти так, как они его планировали. После завтрака уже в значительно более многолюдной обстановке постояли в очереди и купили билеты у приглашённого сюда кассира аэрофлота. Потом переоделись в майки, спортивные трусы и поспешили на пляж. Они пришли туда, несмотря на потерянное в очереди время, едва ли не самые первые, заняли места на лежаках. С совершенно чистого обесцвеченного неба уже основательно припекало солнце, так что сразу полезли в прохладную на удивление воду. Потом лежали, подставляя солнцу с разных стороны свои бледные после зимы тела.
- Не сгорим? - забеспокоился Владимир, ворочаясь и оглядывая свои слегка покрасневшие плечи, которым солнца досталось больше всего. - Смотри как жарит!
- Пожалуй, на первый раз хватит! - согласился Борис, рассматривая свое ху-дое тело. - Правда, народ только подходить стал, - огляделся он вокруг, - но никого примечательного. Так что пошли, пора на обед собираться. А потом ты как хочешь, а я за вином в городок двинусь.
- Стоит ли?
- Во даёшь! - воскликнул Борис. - А вдруг мы на танцах с кем-нибудь позна-комимся и пригласим к себе в гости? На чай, что ли, приглашать? Зелёный.
- А что, на «зелёного змия»?
- Зато как ускорится процесс сближения!
- И где же ты собираешься найти спиртное? Запрет ведь, особенно в местах отдыха.
- Ха! Запрет означает всего лишь изменение порядка продажи – раньше шло с прилавка, теперь – из-под прилавка. И цен! В б;льшую сторону, конечно.
Они помолчали, размышляя - быть вместе, или оставаться каждый при своём мнении. Оделись, вернулись в палату.
- Вернёшься - меня разбудить не забудь, - сказал, раздеваясь, Владимир.
- Ты что, опять спать собираешься? Вчера же отдавили порядком.
- В первые дни отпуска этим только и надо заниматься. Долго спали, а ещё спать хочется, - подминая подушку, зевнул Владимир.
На вечер они пошли с некоторым опозданием, чтоб не быть в роли нетерпе-ливо жаждущих знакомств курортников, и, тем не менее, оказались там чуть ли не самыми первыми. Однако просторный зал вскоре стал наполняться отдыхающими, и они имели возможность рассмотреть их - людей самых разных возрастов, многие из которых были явно навеселе. И это после строжайшего предупреждения админист-рации о недопустимости употребления алкоголя!
- А ты говорил - нельзя! - с укором заметил Борис и вдруг схватил его за руку. - Смотри, смотри! - зашептал он, взглядом указывая на входную дверь. - Их двое, и нас двое. Лучше не придумаешь. И какие цыпочки!
Владимир уже и сам увидел тех двух особ - одна чёрненькая, повыше рос-том, в открытом розовом платье, другая, которая пониже, в голубом коротком, чуть постарше, кажется.
- Пошли к ним поближе! - схватил Борис за руку Владимира. - Быстрее!
Приятные молодые особы эти привлекли внимание и других мужчин и были при-глашены на танец раньше, чем наши герои успели приблизиться к ним. Так что им пришлось танцевальный тур простоять, глядя по сторонам, чтоб не выдать свой за-мысел. Но зато на следующий танец они оказались первыми.
- Можно пригласить вас? - подойдя сбоку, осторожно прикоснулся к обна-жённому и прохладному локтю черноволосой особы Владимир.
- Да, конечно! - взглянула она на него вскользь и безразлично.
Они прошли на открытое место; следом за ними Борис с её подругой. Вчетве-ром образовали круг и, слегка подогнув в локтях руки, стали двигаться в ритме эст-радной песни, вполне заменявшей танцевальную музыку. Теперь можно было пов-нимательнее рассмотреть партнёрш, которые, казалось, не обращали на них никако-го внимания, сосредоточившись на исполнении танца; впрочем, они были довольны происходившим - как заметил Владимир, женщины переглянулись, и его избранница улыбнулась подруге открытой улыбкой, обнажив ровные белые зубы. От кончиков её губ разбежались оживившие лицо складочки смуглой кожи, и Владимир стал рас-сматривать теперь смелее волнистый профиль её лица, увеличенные макияжем большие и блестящие чёрные глаза, тонко очерченные губы и подбородок. «Кармен! - подумал он. - Настоящая Кармен!» И даже дух у него захватило – от таких лучше бы держаться подальше.
- Давайте познакомимся! - предложил без всякой подготовки Борис. - Меня зовут просто - Боря. Да! А это, - кивнул он на товарища, - мой друг Вовка. Мы в од-ном номере с ним поселились. Вы, как я понял, тоже вместе, да? А как Вас зовут? - обратился он к своей избраннице.
- Марина! - не очень охотно, как показалось, назвалась та, оглядываясь по сторонам.
- Алёна! - представилась её подруга и лишь теперь взглянула на предназна-чавшегося, по всему видать, ей в кавалеры Владимира, задержав на нём взгляд не-сколько дольше допустимого для первого раза. Он то заметил и, хотя уловил, что смелость её объясняется лишь тем, что подружки перед танцами слегка выпили, его пронзила сверху донизу прошедшая волна сладострастного предчувствия.
- А откуда вы? - продолжал расспрашивать Борис; из-за шума Владимир не расслышал ответ, но не стал переспрашивать. - Ого, так вы сибирячки? Я так и знал, - лгал тот и льстил: - Потому что там самые красивые девушки в мире!
Комплимент был принят, и женщины улыбнулись друг другу и им тоже.
После танца они так и остались стоять вчетвером, лишь слегка отступив в сто-рону, и, казалось, все идёт как нельзя лучше - образовалась замкнутая парная ком-пания, в которой посторонним делать нечего, - как вдруг к ним подошёл ещё один мужчина; тут как раз объявили белый танец, Алёна пригласила Владимира, а Мари-на - этого мужчину, довольно серого и даже невзрачного. И, по-видимому, не просто так, чтоб дать отлуп Борису, а с явно выраженной благосклонностью, что хорошо было видно Владимиру со стороны. Бедный Боря мужественно стоял в одиночестве, заложив руки за спину, глядя куда-то в противоположную сторону с показно безразличным видом.
Теперь их компания состояла из пяти человек, так как мужчина после танца и не думал уходить прочь и молча тёрся возле Марины, которой это нравилось непонятно почему, так как известно, что женщины любят броских и говорливых, а никаким из этих качеств тот не обладал. Но о вкусах не спорят! Так что теперь Борису приходилось на танцы приглашать кого-то со стороны, после чего он возвращался в компанию - со знакомствами что-то у него сегодня не получалось, к досаде даже Владимира. Выбора Боря на сей раз так никакого и не сделал, и, когда танцы за-вершились, впятером они вышли из душного, несмотря на отворённые двери и поч-ти все окна, зала.
- Как рано темнеет здесь!
- Юг!
Так, разговаривая о всякой всячине, они все шли неторопливо по освещённой аллее.
- Ой, смотрите что делается! - вдруг воскликнула Марина, показывая на ас-фальтную дорожку, которую перебегали, переползали самые разные неизвестные им насекомые. Она прижалась к своему приятелю.
- Какой гадости здесь только нет! - забежал вперёд Борис, присел и какой-то палочкой стал ворошить живность. - Смотрите, скорпион! Настоящий.
- Ой! - взвизгнули женщины; Алёна прижалась к Владимиру, вызывая у того трепетное чувство влечения к ней.
- А тарантулы здесь водятся? - поинтересовалась Марина.
- А как же! - ответил Борис.
- А что такое тарантул? - спросила и Алёна, слегка повернув голову к Влади-миру, так, что он совсем близко увидел её подкрашенные губы.
- Не что, а кто! - попытался поправить её Борис.
- Паук большой, - пояснил Владимир. - И ядовитый.
- А змеи здесь водятся?
- Обязательно!
- Ой! - испуганно отреагировали женщины. - Пошли быстрее, отсюда подаль-ше.
Осторожно ступая, они пошли по аллее дальше, где увидели лежащего поперек дорожки человека - ноги на асфальте, а тело в траве, кишевшей, должно быть, ядо-витыми насекомыми. По расслабленной позе спящего и донёсшемуся отвратитель-ному запаху спиртного они поняли, что тот пьян, что называется, вдребезги.
- Какой ужас!
- Эй, мужик! - потеребил того за бедро Борис. - Поднимайся! Слышишь что говорят?
- Пошёл ты!... - разразился грубой матерной бранью пьяный, когда все же удалось его расшевелить.
- Ой-ой! - закрыли уши руками Алёна и Марина.
- Во даёт! - встал, отряхивая руки, Борис.
- Экзотика! - выразился, наконец, и кавалер Марины, тесно прижимая её к себе; судя по степени близости, они познакомились где-то раньше, до танцев. Борис просто опоздал.
***
Утром следующего дня Владимир проснулся с чувством лёгкости и невесть от-куда взявшейся радости; впрочем, ему понятно было, хотя и признаваться в том не хотелось, что источником таких эмоций являлось, конечно же, вчерашнее знакомст-во с Алёной. Ничего особенного, казалось бы, и не произошло - обыкновенная почти что история, каких и у него, как у многих, было немало, отличавшаяся, быть может, лишь несколько большей глубиной затронутых чувств, что можно было вполне объ-яснить их расслабленностью на отдыхе. И только впоследствии он, отнюдь не нови-чок в делах сердечных, признался, что сдерживал себя, как подобает мужчине, а с ним произошло то, что называют любовью с первого взгляда. Увы! - он не впал в детство - такое, оказывается, может случиться и с людьми искушёнными и доста-точно осмотрительными.
Нечто подобное произошло, быть может, и с Алёной по отношению к нему. Но об этом он узнал позднее, а первым то заметил Борис, который сказал ему однажды:
- Слушай, да она в тебя втюрилась! Точно.
- С чего ты взял такое! - попытался отмахнуться Владимир от коллективного разбора интимных отношений, касающихся его и Алёны, однако почувствовал при-ятное волнение.
- Да я вижу, как она на тебя смотрит!
Но всё это было потом. А пока они ходили впятером, жарились под палящим солнцем, ездили на экскурсии по окрестностям, ходили в кино и на танцы. Разве что Борис иногда исчезал и, казалось, завёл даму сердца, но он возвращался один. И на некоторое время оставляли их Марина со своим другом, назвавшимся Павлом. Ясно, что они уходили в палату и занимались там любовью, хотя, как понял Владимир из их разговоров между собой, оба были семейными людьми, имели детей.
Однажды, во время их очередного отсутствия, Владимир спросил Алёну - как она относится к такому поведению их друзей; признаться, его больше интересовала не взаимосвязь этих людей, а отношение Алёны к подобному.
- Да, оба женаты. По второму разу, - ответила она. - А в первый раз были же-ной и мужем. Повздорили и разошлись. Теперь вот так встречаются.
- М-да! - только и произнёс Владимир, поняв, почему те ходят чаще всего ка-кие-то грустные и подавленные. Превратности судьбы!
Он посмотрел на Алёну, загоревшую и весёлую, и... такую милую. Хороша она, но привлекательная внешность - лишь повод для того, чтоб заглянуть в глаза, ибо личность человека, конечно же, отражается в них. В её желтоватых глазах было не-что открытое и простое, и очаровывающее, открывающее глубину чистой души.
Проводя б;льшую часть времени в компании, в полном или усечённом её соста-ве, они уединялись где-нибудь в укромном местечке лишь по вечерам. Там можно было обнимать и прижимать к себе её гибкое тело, целовать, сдерживая дыхание и замирая, когда видишь её слегка прикрытые глаза. Её тонкие руки обвивали его шею, прижимая голову к себе, и так они, наговорившись вдосталь за день, молчали и целовались до времени перед закрытием входа в центральный корпус, где Алёна жила с подругой, куда и ей торопиться не хотелось. После её ухода Владимир ещё некоторое время стоял напротив их окна на третьем этаже, дожидаясь когда она войдёт в комнату, где зажигался свет; Алёна выглядывала, некоторое время смотре-ла на него и потом подавала прощальный знак пальчиками руки. Лишь тогда нето-ропливо, под ласкающим её взглядом он поворачивался и нехотя уходил к затеряв-шемуся в темноте своему блоку.
- Ну, как у вас там? - поинтересовался однажды у него Борис. - Вы ещё...
- Знаешь, а я ведь серьёзно к ней отношусь! - перебил его Владимир.
- А что? Женщина она очень приятная во всех отношениях, - отозвался через некоторое время Борис, сделавшись тоже серьёзным. - Спокойная, добрая.
Такая оценка исходила из того, видать, что Алёна покровительствовала одино-кому Боре, временами дружески поглаживая и даже обнимая его; последнее даже слегка задевало Владимира, вызывая необоснованную ревность, никчёмность кото-рой он вполне сознавал.
- Да, так! - согласился Владимир; он мог бы добавить ещё много хорошего о ней, потому что знал сейчас, со слов Алёны, почти всю её жизнь.
И он постепенно рассказал ей всё о себе - о работе, институте и городе, своих родителях... Обо всём, потому что видел, что слушать то ей интересно. Как и ему о ней - с рождения и детства до того, кем стала теперь. Довольно просто и открыто она сообщила ему о том, что была уже замужем, разошлась и имеет дочь пяти лет. И пояснила, не дожидаясь вопроса:
- Бросил нас! - После чего добавила просто, без эмоций: - Сбежал.
- Да? - неопределённо пробормотал Владимир, осмысливая услышанное. Впрочем, он давно понимал, что менее вероятным в жизни красивой женщины к двадцати шести годам как раз было бы другое - незамужество и отсутствие детей, и сказал: - Хотя какое это имеет значение!
- Что имеет? - не поняла она, находясь в некотором напряжении ожидания его реакции; по своему опыту она уже знала, что мужчины не любят чужих детей, особенно девочек.
- Какое имеет значение то, что было с каждым из нас! - пояснил он. - Важно то, кем мы являемся, а не то что было. Так ведь?
- Да! - охотно согласилась она и, уловив в словах и тоне отзвук его прошлых страданий, почувствовала некоторую ревность и осторожно спросила о том, что он в рассказах обо всём прочем, быть может, умалчивал: - А ты... женат?
- Да как-то не получилось! - ответил он, вызвав у неё облегчение. - А как звать твою дочь?
- Оленька! - с нежностью ответила она и через некоторое время всё же спро-сила: - А... почему не получилось?
- Не помню даже! Вспоминать и разбираться не хочется вовсе. Характер у меня такой скверный, видать.
Она внимательно присмотрелась к нему и призналась:
- Я даже немножко ревную тебя к тем, кто был у тебя. Глупо, конечно, но это так.
Он улыбнулся, нежно прикоснулся ладонями к её щекам, рассматривая вблизи устремлённые на него глаза, открытые и сияющие, сдавленные в кружочек губы. Пока они так несколько отвлеченно разговаривали, он осознал, что сказанные им слова о том, что главное в человеке, в действительности не только соответствует его представлению, но и чувствам.
- Алёна, я люблю тебя! - вполне понимая значимость и ответственность своих слов, сказал он, прижимая её голову к себе. - Да, люблю тебя!
- Боже мой! - горячо прошептала она. - Я ведь тоже люблю тебя! Милый! Дав-но люблю! Только боялась в том признаться.
- Всякое, конечно, было у меня в жизни, но никогда никому я такое не гово-рил! - целовал он её. - Тебе первой, потому что так оно и есть на самом деле.
- Милый мой, родной! - целовала и она его. - Как я счастлива!
- Я тоже!
- А вдруг бы мы не приехали сюда? - испугалась она. - Или приехали в разное время? И ты бы встретил другую... И тоже влюбился?
- Такого быть не могло! - успокоил он её. - Мало ли кого встречал я до сих пор?
- Так что, выходит, нас обоих судьба вела сюда, навстречу друг другу?
- Выходит, так!
- Какое счастье! - снова воскликнула она и внезапно снова испугалась: - А сколько нам ещё быть здесь вместе? Двенадцать дней? Ой, как мало осталось!
- Меньше! - сказал он с грустью. - Шесть или семь. Я должен уехать раньше. К родителям на пару дней заглянуть.
- О! - ужаснулась она и крепко обняла его. - Я тебя не отпущу! Нет-нет! Не от-пущу. Так и напиши им.
- Они же могут видеть меня только раз в год. Представляешь, каково им?
- Ты хочешь уехать и оставить меня здесь одну?
- Совсем не хочу уезжать от тебя и отсюда. Но так надо!
- Да, я понимаю их! И тебя. Но мне так будет плохо! - сокрушалась она. И вдруг твердо сказала; - Тогда я тоже уеду отсюда! Сразу же! Мне незачем одной ос-таваться здесь.
Они помолчали, огорчённые.
- А давай вместе поедем! - неожиданно предложил он. - К моим родителям.
- Как, вдвоем и к твоим родителям? - удивилась она. - А что они скажут, уви-дев меня?
- А почему бы и нет! - убеждал он её и себя. - Почему бы мне не познакомить их с моей... невестой.
- Это как понимать - ты мне делаешь предложение? - отклонилась она от него так, чтоб рассмотреть получше.
- Конечно! Зря, что ли, я стал бы в тебя влюбляться?
- Мне кажется, всё это происходит со мной во сне! - закрыла она глаза и по-качала головой. - Я боюсь проснуться.
- Так что, предложение принимается? Поедем вместе?
Алёна всё ещё не могла прийти в себя после стольких приятных неожиданно-стей.
- А билеты? Где мы их сейчас достанем?
- Ерунда какая! Завтра же поедем в аэропорт и достанем. Из-под земли! Что под взлётной полосой, - пошутил он, чтоб снять возникшую напряжённость.
- Так у меня и денег нет на такой вояж...
- Главное - добраться до родителей. Там одолжим.
- Неудобно! Я лучше дам маме телеграмму, чтоб выслала.
- Значит, согласна?
***
Так внезапно и круто менялась, обрывая холостяцкий период, жизнь Владими-ра Симчина. С Алёной он приехал к родителям в тихий и зелёный украинский городок, жители которого, несмотря на отдаленность, казалось, более всего были озабочены последствиями для них происшедшей весной страшной аварии на Чернобыльской атомной станции.
Приняты были они очень гостеприимно, к Лене родители отнеслись весьма уважительно и заботливо, но, как показалось Владимиру, всё же несколько сдержан-но; потому, быть может, что не разделяли его восторженность. Сильно поседевший за минувший год отец был весьма любезен, но внешне почти равнодушен к выбору сына. А мать, хотя как будто удовлетворилась тем, что это, наконец, произошло, но всё же чем-то была недовольна и всё расспрашивала Алёну, почему та развелась, почему оставила дочь и уехала отдыхать без неё; неприятный осадок остался у Владимира от брошенного ему вскользь намёка на курортный роман.
– Не опрометчиво ли? – оставшись наедине с отцом, озабоченно спросила мать.
- Если бы люди не делали таких поступков, то никто бы ни на ком не женился и не выходил замуж, и человечество давно бы вымерло.
- Глупости говоришь!..
С большим трудом, через знакомых и с доплатой достав билеты на обратный путь, Владимир и Алёна прилетели и в её город, где предстали перед её родителями и шаловливой и любопытной светловолосой Оленькой. Там они подали заявление на регистрацию брака.
Глава вторая
После ночного рейса Владимир приехал на работу в институт прямо из аэро-порта, минут за двадцать до начала рабочего времени. Сумку, полегчавшую после того, как значительная часть одежды перекочевала на его тело - ночь была весьма прохладной, он сдал в камеру хранения. Ключа от лаборатории у него с собой не бы-ло, поэтому, сожалея о потерянной возможности посидеть за столом и немного от-дохнуть, пришлось ходить в ожидании, взад-вперёд у двери по коридору, почти до последних минут, когда сотрудники пошли один за другим валом.
- Владимир Александрович, ты ли это? - воскликнул стремительным шагом подошедший первым Шошин. - С приездом! А чего же не заходишь? - Он протянул руку для приветствия.
- Ключа с собой нет! - пояснил Владимир хмуро, недовольный сам собой - не додумался взять. - Я прямо из аэропорта.
- Ого!
Лев Борисович, пошарив в карманах потёртой кожаной куртки, вытащил связку ключей и торопливо открыл дверь. Владимир прошёл и, не раздеваясь, сел за свой голый, как оставил, стол - место начальника лаборатории; год назад его предшественник и учитель, как вполне можно было сказать, Зажогин защитил докторскую диссертацию и перешёл на преподавательскую работу в Политехнический институт; не всем начальникам нравился столь быстрый его рост, они как будто даже избегали общаться с ним, предпочитая решать дела с другими, и он почувствовал себя здесь лишним. По конкурсу на начальника лаборатории прошёл Симчин, вер-нувшийся в лабораторию после двух лет отлучки. В лаборатории мало что измени-лось за все прошедшие годы, разве что появились новые люди.
- С приездом! - один за другим входили сотрудники и здоровались. - Как от-дохнул на юге?
- Прекрасно! А у вас тут как дела? Все живы-здоровы?
- Все! - ответил за всех Шошин, оставленный на время отпуска за начальника. - Вот в Тайсинск формируем бригаду. Наладка линии там начинается.
- Да? А не рано ли? Но молодцы, не ждут. И кого собираетесь туда послать?
- Млевского Родиона, Симакова....
- А где Млевский? - оглядел комнату Владимир. - Опаздывает, как всегда? А Константин Гаврилович?
- Сырцов неделю как в отпуске, - доложил Шошин, пригладив свои слегка по-седевшие волосы. - А Родион... Задерживается где-то, как всегда.
Млевский появился в лаборатории с полгода назад после очередной смены места работы, отличался критическим умом и, как многие творческие натуры, не принимал строгого расписания работы; чаще всего опаздывал с утра, но и задерживался за работой почти каждый день.
- А отчёт как? - ещё спросил Владимир, сняв куртку и направляясь к одёжно-му шкафу. - Отпечатали?
- Да нет ещё!
- Чего так?
Владимир прикрыл ладонями лицо, потер утомлённые глаза - после бессонной ночи при вхождении в дела, забытые на некоторое время настолько, как будто их и не существовало вовсе, слегка закружилось в голове. Теперь замечательные дни прошедшего отпуска, Алёна, солнце отступали на задний план, предстояло вникать в состояние дел и идти представляться начальнику отдела. Который, быть может, сей-час как раз и звонил ему.
- Алло! Симчин у телефона.
Угадал, то был Гришин - речь с большими паузами, тихий надтреснутый голос человека, привыкшего к неспешным кабинетным разговорам.
Вернувшись через полчаса, Владимир подошёл к группе сотрудников лаборато-рии, что-то живо обсуждавшим.
- Посмотрите только, что на свете делается! - размахивала «Литературной га-зетой» Эльвира Бонк, в очередной раз поменявшая прическу и цвет волос, отчего стала женщиной совершенно неопределенного возраста. - Капитан милиции Алиев боролся со взяточниками в Баку. Так его самого арестовали. В Туле достали! В тюрьму посадили. Точно как в фильме «Воры в законе». Смотрели? Впервые показа-ли жизнь как она есть. А то милиционеры - ангелы, а судьи чуть ли не боги...
- Какую жизнь показали? - переспросил Шошин. - Криминальную? И это - жизнь?
- Это что! - вмешался в разговор Симаков, державший развернутой газету «Известия», из-за которой был виден только его лоб с обозначившимися залысинами. - В Узбекистане коррумпированным оказалось всё руководство хлопковой промыш-ленностью. Министра за это даже расстреляли.
- Расстреляли для того только, чтоб нити в Москву не привели, чтоб след оборвать, - сказал Бочкарский с гримасой, сморщившей и обозначившей множество хао-тически, наподобие его спутанных кучерявых волос, бороздок на всем его лице.
- Баку, Ташкент...- вмешался в разговор Малин, поворачиваясь своим ставшим ещё более грузным телом и поправляя очки. - У нас самих, думаете, лучше? Во-ров и взяточников нет? Почти то же самое творится, только писать осмеливаются о тех, кто от нас подальше находится. О нас писать начальство не позволит.
- Что делается!...
- Горбачёв со своей супругой разъезжает повсюду, перестраиваться всех при-зывает, а толку что с того?
- Начитались вы тут за выходные дни, я смотрю! - подошёл к сотрудникам Владимир. - Давайте всё это потом обсудим, а сейчас посмотрим выполнение пла-нов. И в Тайсинск начинать готовиться надо - выезд послезавтра.
- Вот вы, начальники, нас всё время вкалывать заставляете, - не унималась Бонк. - Вы посмотрите, что в стране делается! И это всё - вина вашей партии. Да!
- Вина в чём? - остановился перед ней Владимир. - В том, что ввели гласность и показывать стали жизнь такой, как она есть? Не только белой, а многоцветной? Но вы, как я погляжу, склонны впасть в другую крайность - видеть только чёрные цвета?
- С вами, Владимир Александрович, спорить невозможно! - стушевалась Бонк; после назначения того начальником она стала обращаться к нему на «вы», и он ей отвечал так же. - Всегда вы выходите на какие-то обобщения и всё усложняете.
- Если серьезно разбираться, а не для красного словца что-то говорить, то как же иначе?
- Закон Мейера, - сказал Шошин, - простое кажется сложным, сложное про-стым.
В это время вошёл Млевский, худой и бледный: его чёрная коротко стриженная борода резко контрастировала на белом лице.
- Опять опаздываешь? - опередил его приветствие Владимир. - Смотри! Лишу очередной премии.
- А! Не премия, а одно название, - протянул руку Родион, обращавшийся с Владимиром по-свойски и понимавший, видать, что тот обязан его выговаривать, особенно у всех на виду, но не более. - Я после работы остаюсь и делаю всё, что надо сделать за день. Да и вы все, как я погляжу, к работе ещё и не приступали - языки чешете.
- Новости обсуждаем! - пояснил Симаков.
- Новости? - спросил Млевский, открыв платяной шкаф. - А вы радио слушай-те. Включите! - махнул он рукой в сторону динамика. - Только что в автобусе слы-шал, что «Адмирал Нахимов» на дно пошёл. Вместе с туристами, что были на его бор-ту.
- Как так? - не понимая толком, что же произошло, переспросили его почти все сразу.
- А вот так! При прекрасной погоде и отличной видимости в него врезался су-хогруз. На выходе из бухты Новороссийска.
- Быть не может! - побледнев, подбежала к радиодинамику Бонк. - Мы же только в прошлом году... Круиз по Черному морю...
- Да! - подтвердил трагическую новость Млевский, закрывая шкаф и причё-сываясь. - Одна авария за другой.
- Дурное предзнаменование! - заговорил Малин, протирая носовым платком свои очки. - Рушится прогнившее государство, одним словом. Штукатурка сыпется. Закономерность, а не очередная случайность.
- Почему и перестройка стала столь необходимой! - сказал Шошин.
- Пропагандистская шумиха, а не перестройка! - махнул рукой Млевский, са-дясь за свой рабочий стол у окна и включая аппаратуру, что означало - разговор окончен, обращаться к нему с разговорами на отвлечённые темы бесполезно.
Все разошлись и приступили к работе. Переговорив накоротко с сотрудниками о ходе выполнения порученных им работ, Владимир вновь отправился к Гришину - уточнить задачи на выезд бригады в Тайсинск. Под конец их делового разговора тот огорошил Симчина новостью:
- А тебя тут собираются секретарём партбюро отделения выдвинуть, - взгля-нул он на Владимира через толстенные стёкла своих очков.
- Да? - удивился тот. - Со мной никто об этом не говорил.
Обязанности секретаря партийного бюро являлись хлопотным дополнением к основной работе и найти желающих выполнять их, особенно среди тех, кто не стремился сделать карьеру или быть на виду, у руля руководства, было непросто. Владимир понимал, что с его опытом общественной работы в комсомоле такой участи, в порядке очередности смены партийных лидеров, ему не избежать. Вопрос только в том - когда это произойдёт. Нынешним секретарём Ракицким, начальником одного из отделов, народ был недоволен, так что смена вполне могла произойти.
- Поезжай вместе с бригадой в Тайсинск, - сказал Гришин, которому не очень хотелось, чтоб его сотрудников отвлекали, - а за это время, глядишь, и другого под-берут.
***
Дорога в Тайсинск была весьма непростой; часть пути, самая простая - на са-молёте, на который билет можно было взять на месте заранее, затем на проходящем поезде и ещё на автобусе. Перегрузка всех видов транспорта по мере перемещения в сторону малозаселённых Востока и Севера возрастала вопреки логике - необъяснимо и неимоверно, особенно летом, и нелегко было добраться туда, ещё сложнее выбрать-ся обратно, так что без натренированной командированными изворотливости и пронырливости достичь цели было весьма непросто. Тайсинск представлял собой по-добие вершины, по мере приближения к которой возрастала сложность дальнейшего продвижения. Преодолев особенно трудную вторую часть пути в переполненном и грязном пригородном поезде, который, однако, шёл строго по графику - знамение благоприятных перемен! - затем в едва ползущем и угрожающе раскачивающемся разбитом автобусе по деформированной бетонке, командированный представал пе-ред проблемой устройства в гостинице. Таковых в небольшом городке имелось две, и этого было достаточно для того, чтоб со ссылкой на отсутствие мест из одной от-правляли в другую, и наоборот. В конце концов, на улице ночевать никто не оста-вался, а в небольших, с низкими потолками, номерах однажды появлялись и никогда больше не убирались дополнительные койки и раскладушки, до предела стеснявшие жизненное пространство для проживающих там, в вестибюлях накрывали почти на каждую ночь диваны и даже кресла. Приезжие всё время перемещались с места на место, улучшая со временем пребывания свои условия и относительный комфорт, и всё достигнутое ими обрывалось с отъездом, чтоб возобновляться при следующем прибытии.
Владимир прошёл в выделенный ему номер на три койки, спроектированный как одноместный, развернул чистую постель, лёг на пахнувшую свежестью простынь и провалился в сон - самое приятное состояние после дальней и утомительной доро-ги, её венец, - с тем, чтоб назавтра свежо и энергично заняться делами. Его разбудил Симаков, уже отдохнувший и пришедший проведать, как он устроился.
- Как только кто-то выедет, - кивнул Владимир на кровати отсутствующих со-седей, - сразу переедешь сюда.
- Сходим прогуляемся по городу, - согласившись, предложил Сергей. - Шошин внизу ждёт нас.
Жилой городок, называемый социалистическим, а местными жителями просто, без названия - соцгородком, находился, с учетом розы ветров, в нескольких кило-метрах от воздвигаемого и вводимого сейчас по частям завода. Улицы городка были ровные и широкие, дома все современные, девятиэтажные в основном и совершен-но почти одинаковые, как будто сошедшие с гигантского конвейера. Народ жил здесь приезжий и молодой, поэтому чуть ли не в каждом квартале строились детский комбинат и школа. В таком сочетании строений, дополненных просторными магазинами, городок непрерывно расширялся, наступая на окружающий лес. Здесь всё веяло новью, даже взаимоотношения людей, приветливых и доброжелательных, броско отличались от привычных для других мест, особенно старых городов. Обитатели соцгородка, казалось со стороны, жили будущим, связанным с заводом, и были счастливы, как мечтатели.
- Переехать жить сюда, что ли? - заметил Симаков. - Вслед за нашей аппара-турой, для её эксплуатации.
- Уж больно далеко расположен! - сказал на то Шошин, c трудом поспевавший за своими более длинноногими коллегами.
- От чего далеко? - спросил его Симаков и добавил с поддевкой: - От центра Земли?
- От цивилизации! - без обиды ответил Лев Борисович. - Я бы вот не смог дол-го здесь прожить. Был у меня дома - сын притащил - ёжик одно время. Я кормил его мясом, и он вскоре неожиданно заболел. Оказывается, мясо, прежде чем ему давать, в земле повалять нужно было. Нельзя чистое! Так вот мне как раз городской грязи, что ли, здесь не хватает. Трамвайной давки нет, потолкаться и поругаться не с кем...
От соцгородка к заводу вела бетонка, проложенная среди болот, выбитая и грязная, особенно в дождливые дни. По обе стороны от неё валялся строительный мусор, по которому прыгали идущие на работу пешком, когда автобусы не справлялись за короткое время с перевозкой смен. А дальше, разметав лес и скалы на необо-зримой площади, за брустверами земли открывались огромные котлованы, возвышались вросшие основанием в землю исполинские, с футбольное поле площадью каждый, корпуса цехов создаваемого завода, в которые упирались и эта временная не-устроенная дорога, и множество таких же других, подходивших с разных сторон. При взгляде на этот размах сотворивший его человек воспринимался как титаническая геологическая сила, которая должна иметь пределы своему проявлению, как думал не раз уже бывавший здесь Владимир, глядя на искорёженную землю, повсюду торчавшие брёвна и камни.
Ещё шла стройка, но уже запускались отдельные технологические линии заво-да. Работа шла непрерывно, в любое время суток кто-то разгружал, монтировал и налаживал свою аппаратуру, иногда подолгу не покидая цехов. Те, кто простаивал из-за неполадок у смежников, находились в гостинице и знали, что не только утром, днём или вечером, но даже ночью за ними может приехать дежурный автобус и увезти, вытряхивая на ухабинах остатки сна, на завод, чтоб принять эстафету дел. Москвичи и уральцы, сибиряки и украинцы, Кавказ и Средняя Азия поставили и продолжали направлять самую разнообразную аппаратуру и оборудование, многое из чего появилось впервые и здесь соединялось в единую, как живой организм, сложную систему, не сразу обуздываемую.
Обо всём этом Владимир написал Алёне в отправленном на следующий после приезда день письме. Сообщил также, что находиться здесь будет довольно долго, почти месяц, и ждёт от неё ответных писем с нетерпением. Хорошо, что отписал сразу, потому что вскоре вместе с Шошиным и Симаковым основательно застряли в цехе. Работая, он иногда мысленно просчитывал путь письма по времени, представ-ляя когда Лена его получит, прочитает, напишет ответ, отправит его в такой же об-ратный путь и конверт ляжет в ячейку ящика в нижнем холле гостиницы.
- Писем мне нет? - явно преждевременно, с надеждой на случайное ускорение, спрашивал он у товарищей, которые бывали в гостинице.
Стыковочные испытания их адаптивного регулятора с общей системой автома-тики прошли относительно нормально, что для первого включения было весьма удов-летворительно, и, наконец, они получили некоторую передышку.
- Ещё всё впереди! - предупредил товарищей Шошин. - Универсальная законо-мерность - оставшаяся одна десятая часть пути займёт девять десятых времени.
Целыми днями шел нудный, по-осеннему холодный дождь, так что приходи-лось в ожидании продолжения испытаний все время почти торчать в номере или прохладном холле гостиницы, где можно было полистать малодоступные из-за боль-шого спроса и дефицита газеты в потрепанных подшивках. Вообще их доставляли в ближайший киоск часам к десяти утра, когда многие были на работе, но уже к этому времени возле него выстраивалась длинная очередь. Газеты расходились пачками и исчезали мгновенно - ими зачитывались все. Сенсационные сообщения о самых раз-ных сторонах жизни страны и общества, ранее недопустимые для печати, следовали одно другого хлеще, вызывая у читателей состояние, подобное психологическому шоку. Странная и безуспешная война в Афганистане, которую вела обречённая премудрыми идеологами называться все время «ограниченным контингентом войск» армия, потрясавшая привыкших к мирной жизни соотечественников «черными тюльпанами» и разлагавшаяся нравственно. Гигантские и неоправданные расходы на военно-промышленный комплекс, закрытые отрасли и целые города. Подорванная нерациональным промышленным развитием и устаревшими технологиями экология; обнаруживались один за другим десятки ужасающих эквивалентов по губительному воздействию на природу и человека «чернобылей»... Основными виновни-ками таких бед представлялись руководители государственного хозяйства, которые, по словам нового секретаря столичного комитета партии Ельцина, проявляли «махровое равнодушие и бесхозяйственность» и «отдавали предпочтение не служебным обязанностям, а личным делам».
- Вот это да! - воскликнул Симаков, прочитав вслух последнее; он недавно пе-ребрался в комнату к Владимиру и просматривал, лёжа на неразвёрнутой постели, принесённую кипу газет.
- Это что! - подал голос и потряс газетой третий постоялец, лысоватый и ост-роносый, сидевший зажатым между столиком и окном. – Посмотрите, какие репрессии творились в тридцать седьмом. Читали письмо Раскольникова? Да, Сталин - самый настоящий уголовный преступник! И партия, которая к этому привела, тоже преступна. Суд над ней должен быть, как Нюрнбергский.
Подобные разговоры в обществе появились недавно и уже начинали надоедать своим однообразием; разоблачительные публикации по репрессиям тридцатых годов с некоторых пор всё больше стали выражать не сострадание и боль за народ и стра-ну, а злопыхательство и глумление над всей жизнью тех лет.
- А, как вы думаете, Пётр Первый государственный преступник или гений? - спросил Владимир и продолжил: - Ведь преобразования свои он проводил очень кру-то, население страны даже уменьшилось при нем. Собственноручно казнил полити-ческих противников. А смотрите - памятники до сих пор стоят, и народ его уважает.
- Так это же история!
- А Сталин - не история?
- Да, но сталинская партия жива! Это КПСС.
- А вы что, не видите, какая идеология у этой партии, какие люди? За годы советской власти сменилось три поколения, на смену безграмотным и обозлённым издевательствами царского режима пришли совсем другие, современные люди.
- Сама идеология партии преступна и порождает сталинизм, - шуршал газетой его оппонент.
- Да ею же взята идеология, наиболее близкая вековой идее человечества о справедливости! И мораль, которая является достижением человеческой культуры и была воплощена сначала в религиозной вере, а потом социалистическим учением по-ставлена на научную основу. Не убей, не укради, не чревоугодничай, не прелюбо-действуй, люби ближнего более себя... Что там ещё?
- Это всё слова! - не сдавался сосед. - По делам смотреть надо и оценивать.
- По делам? Тогда давайте оценивать по заводу, который мы здесь с вами строим. По тому, что победили в кровопролитной и разрушительной войне, а потом за три года восстановили хозяйство. Сталин, если хотите, это Пётр Первый двадца-того века! Получить в наследство от царизма соху и довести страну до космоса...
- А ГУЛАГи?
- Где Вы видите их, покажите! - поднялся со стула Владимир. Спор приобре-тал затяжной характер и начинал раздражать. Может быть, потому, что всё ещё не было письма от Алёны. - Да это же трагедия надпартийного происхождения, потому что коммунистов туда отправляли первыми. Вспомните - почти всех делегатов сем-надцатого съезда партии, секретарей обкомов... Их, что ли, вы собираетесь судить? Или тех, кто по приказу «Коммунисты, вперед!» шел в атаку первым и погиб на фронтах Великой Отечественной? Да таких свобод, которые сейчас дала народу партия, не было и нет нигде в мире.
Владимир вышел, решив еще раз проверить почту. Ячейка с буквой его фамилии «C» по-прежнему была пуста, к досаде. Ведь по расчёту письмо уже должно было прийти обязательно. Он взглянул на единственный конверт из соседней ячейки - вдруг ошиблись при раскладке? И - о, радость! - надписанное крупным почерком, с завитушками, превратившими начальную букву его фамилии в подобие буквы «O», лежало пухлое письмо от Алёны.
***
Пребывание в длительной командировке, помимо всего прочего, помогло Вла-димиру восстановить свой бюджет, опустошённый отпускными путешествиями, что перед предстоящей женитьбой было крайне необходимо. Нет, свадьбы с приглашением великого множества гостей и непричастных лиц делать они не собирались; Алёна уже через подобное проходила и знала, что за пышными торжествами и славословием наступало нечто противоположное, серое, будничное и даже в чём-то жестокое, отчего разгульные венчания воспринимались как фальшь, вносить которую в свою новую жизнь она не хотела бы. Владимир тоже полагал, что свадьбы с разма-хом и шиком устраиваются в угоду взрослым, желавшим блеснуть роскошью и раз-махом, и молодожёны в этих случаях выступали всего лишь как некий атрибут по-пойки - наподобие ряженых. Он вспомнил услышанное где-то меткое замечание, что время существования создаваемых семей обратно пропорционально затраченным на подобные мероприятия средствам. Так что они согласились меж собой в письмах - достаточно пригласить одну-другую пары знакомых людей, и ими могли быть только друзья Алёны за неимением таковых в её городе у Владимира.
Владимир оформил полагающийся в таких случаях трёхдневный отпуск и, на-дев выходной костюм, отправился в аэропорт. Садясь в старенький двухмоторный самолёт, он вдруг забеспокоился, вспомнив, что самолеты хоть и редко, но всё же падают, и когда и кому выпадает быть участником такой трагедии, определяется разве что только судьбой. Ему так хотелось, чтоб именно сейчас она была милостива к нему! Он невольно прислушивался к размеренной работе моторов, к пробегающим по корпусу волнам вибрации, глядел всё время на часы, определяя, сколько ещё лететь осталось. Рядом всю дорогу похрапывал пузатенький сосед, совершенно, каза-лось бы, равнодушный к исходу полёта и своей участи - как, впрочем, и Владимир сам всего лишь некоторое время назад. Наконец самолет пошёл вниз, угрожающе проваливаясь в воздушные ямы, колёса его мягко коснулись посадочной полосы; Владимир сначала сжался и потом облегчённо вздохнул, обругав себя за проявлен-ную трусость.
Алёну, стоявшую среди немногочисленных встречающих за металлической из-городью, он увидел в иллюминатор и узнал благодаря её яркому голубому плащу. Он смотрел, как она наблюдает приближение подруливающего к ним самолета, не зная, что он за ней наблюдает, и попытался помахать ей рукой, но понял, что из-за большого расстояния и малых размеров иллюминатора ей вряд ли удастся различить его среди прочих таких же нетерпеливых пассажиров.
Пришлось довольно долго ждать, пока их пригласили к выходу из самолета. Владимир вытащил из сумки и расправил букет цветов в прозрачной целлофановой обёртке и, выйдя на трап, поднял их вверх и помахал Алёне, и обрадовался, что на-конец и она увидела его и заулыбалась, подалась навстречу.
- Я так беспокоилась, - призналась она, когда они обнялись и расцеловались. - Вдруг что-нибудь с самолетом случилось бы? Я бы этого не перенесла!
- Стюардесса в самолете начинающая, вышла к нам и стушевалась. Лететь, говорит, будем с высоты десять тысяч метров. Представляешь, каково было слышать пассажирам такие слова? - умолчав о своём подобном же чувстве опасения, расска-зал он.
Он вручил ей букет и спросил:
- Каковы наши дальнейшие действия?
- Едем к нам домой. Родители на работе, Оля в садике, так что целый день мы пробудем вдвоем, - взглянула она на него сияющими глазами и прижалась к нему. - Я так соскучилась по тебе! Если бы знала, где находится этот твой Тайсинск - приехала бы туда.
- Я тоже очень соскучился! А Тайсинск у чёрта на куличках - добраться туда непросто. Да я же писал тебе об этом! - И спросил: - На автобус пойдем?
- На автобус!
- Давай такси возьмём по такому случаю! - предложил он.
- Может, не стоит зря тратиться? - озабоченно спросила она. - Нам ещё столько предстоит сделать, чтоб быть вместе.
Владимиру приятно было слышать и видеть, что перед ним не любовница, по-ощрявшая расходы на себя, а бережливая женщина-хозяйка.
Они всё же взяли такси. После разлуки очень было приятно сидеть сзади, тесно прижавшись друг к другу, взявшись руками, испытывая прилив нежности.
Осенний город с застывшими вдоль улиц деревьями и кустарниками, окрашенными разноцветьем жёлтых и красных пятен на фоне сохранившейся зелени, был очень не похож на тот летний и зелёный, каким его увидел в свой первый приезд Владимир. Асфальт и почву устилали опавшие листья той же гаммы цветов, отчего исчезла граница между землёй и растительностью, и только освещённые солнцем стены стоявших плотно многоэтажек и выцветшее за лето небо контрастировали с этим колером. Ушло, превратившись в осень, замечательное для них обоих лето.
Владимир не сразу понял в этой изменившейся обстановке, где они останови-лись, когда подъехали к дому её родителей.
- В магазин зайдем? - cпросил он, когда рассчитался и они вышли из маши-ны. - Есть-пить взять.
- Не надо, всего этого в доме моей мамы припасено уже достаточно.
- А к тебе мы тоже сходим? - спросил он ещё, когда они поднимались по лест-нице; он имел в виду её комнату с подселением, находившуюся, как уже знал, неда-леко отсюда.
- Мы туда ночевать пойдём!
- Сегодня? Или завтра, после регистрации? - спросил он её с улыбкой.
- А ты когда хочешь? - обернулась и она с улыбкой.
- Хочу сегодня!
Она остановилась перед дверью, доставая ключи, и он обнял её сзади.
- Сегодня, конечно! Олю оставим у родителей и пойдём.
Они вошли в квартиру, очень чисто прибранную, должно быть, в ожидании гостей. Он помог ей снять плащ, повесил свою куртку.
- - Какой ты нарядный! - оглядела она его, впервые увидев в костюме с гал-стуком. - А я ещё не решила, что мне завтра надеть.
Он обнял её теперь по-настоящему, крепко прижав к себе всем телом, поцеловал её открывшийся рот, мягенькую щёчку, когда она слегка повернулась, и прошептал в ушко, чувствуя, как сильно забилось сердце:
- Я... хочу тебя!
- Да? И никак не можешь дождаться завтрашнего дня?
- Никак!
- Я тоже хочу тебя, мой дорогой! - горячо прошептала она, целуя его лицо. - Я так тебя ждала, любимый мой! Последние дни я даже совершенно спать не могла, тебя дожидаясь, думая о тебе.
- И я всегда перед сном думал о тебе. Как буду целовать тебя от кончика волос до пяточек. После этого всегда снились хорошие сны. О том, что мы вместе!..
Они лежали голенькие на широкой двуспальной кровати, без стеснения рассматривая друг друга.
- У тебя весь загар почти сошёл, - провела она, слегка нажимая, пальцем по его груди. - А помнишь, как было там хорошо? Марина мне фотографии прислала. Показать?
- Потом посмотрим! - не хотел он отпускать её и крепко прижал к себе.
- А где мы жить будем? - через некоторое время озабоченно спросила она. - Нас же теперь трое.
- Я подам заявление на квартиру!
- Ого! Когда ты её получишь? Когда мы состаримся?
Иного пути получения жилья он не знал и добавил:
- На первое время можно будет снять...
- Знаешь, сколько это будет стоить? Моей и твоей зарплаты для нормальной жизни не хватит в таких условиях!
Помолчали, озадаченные.
- Ладно! - постаралась успокоить его и себя Алёна. - Обменяем мою комнату на ваш город, на первое время хватит. Или ты сюда, может, переедешь?
- Мне бы не хотелось! - поразмыслив, честно признался он.
- Почему? - Она приподнялась на локте и внимательно посмотрела на него.
- Уж очень сильно я там прирос!
Он думал, что такой его ответ ей не понравится, но она вдруг мечтательно ска-зала:
- А я с удовольствием отсюда уеду! Коллектив наш сплошь женский и слож-ный. Одна Ядвига, начальница наша, чего стоит!
- Когда мы за Олей пойдём? - спросил он, чтоб прервать трудный разговор.
- Вместе пойдем?
- Да!
- Она знает, что ты должен приехать и каждый день спрашивала - когда же.
- Не забыла меня?
- Что ты! Она же большая у меня. Иной раз сама забудешь о чём-то, так она обязательно напомнит. Давай тогда пойдём и пораньше возьмем её! - обрадовалась она его стремлению быстрее повидаться с дочерью.
Глава третья
Секретарём партийного бюро Владимира всё же избрали. Что ж, ведь должны были те, кто стремился к преобразованиям, которых все так долго ждали - совер-шенствованию политической системы общества, ускорению экономического разви-тия, перестройке работы идеологических учреждений на видение правды жизни, гласность и демократию - своим активным участием способствовать воплощению их в жизнь, где уже происходили дивные изменения. Рушилась застойная структура всеобщей лжи и фальши, вещи и события назывались своими именами, всего выше провозглашался здравый смысл, что позволяло многое поставить, как и должно быть, с головы на ноги, люди обретали свободу и становились сами собой. Наметилось ра-зоружение противостоящих десятилетиями стран и уменьшение бремени огромных военных расходов, что обещало облегчение жизни людей... Можно ли было оставаться в стороне от такого грандиозного общественного движения, называемого пере-стройкой, дорогу которому открыл генсек Горбачёв - относительно молодой руково-дитель государства, что уже означало разрыв с традициями застоя? Конечно, нет!
- Не удалось отвертеться? - посочувствовал было Владимиру Гришин, пытливо взглянув в лицо.
- Не удалось! - открыто взглянул тот на его очки, за толстыми стеклами кото-рых невозможно было рассмотреть глаза; начальник отдела имел в виду людей, а он обстановку, которая действительно не позволяет уклониться от активного участия в жизни партийной организации как ведущей силы проводимых реформ.
Владимир понимал, что взял на себя нелёгкий труд, ответственность за всё то, что было традиционно на организацию возложено - за производство и кадры прежде всего, работу всех их общественных организаций, труд и отчасти жизнь сотрудни-ков, шефство над школой и микрорайоном... И главное, думал Владимир, были люди с их личными и душевными проблемами, до которых за масштабностью других дел руки ни у кого из его предшественников не доходили, и у него, скорее всего, не дой-дут, потому что никто не снимал его служебных обязанностей в лаборатории. В ре-жиме двойных нагрузок можно было эффективно работать года два, не больше, до смены другим членом партии. И даже не два, а три года, потому что вдруг так ре-шили сверху под предлогом исключения чехарды в смене кадров.
- Что, начнём теперь настоящую перестройку в институте? - однажды, вскоре после избрания, остановил Владимира в коридоре инженер Кухов, невысокий и ничем не выделяющийся, с которым он не был лично знаком и никогда вот так, один на один, не разговаривал.
- Постараемся! - ответил тот сдержанно, полагая, что остановили его для серь-ёзного разговора; и очень, к сожалению, некстати, потому что он сильно спешил.
Спешил, потому что предстояло решить много дел, и спешил, выходило так, всегда. Но тут Владимир решил, что нужно всё же дать возможность человеку высказаться, пусть даже он опоздает на совещание, и остановился, расслабившись.
- Надо бы обязательно перестроить наш институт! - сказал ему Кухов под-черкнуто серьёзно.
- Да, конечно! - согласился Владимир, не понимая, к чему тот клонит.
- Желаю успеха!
- Спасибо!
Только и всего? Что ж, неожиданная и приятная моральная поддержка и наде-жда на него, несколько, правда, завышенная. Люди очень надеются на результатив-ность перестройки! А он, как секретарь партбюро, должен быть вот так просто, ми-моходом, доступен каждому, и обязан знать всех сотрудников отделения. Ведь были когда-то в обществе специально выделенные люди духовного звания, к которым мог прийти любой человек и исповедаться, и кто-то же должен был теперь удовлетворять такую потребность. Эх, было бы ещё для этого время, исчезающее незаметно и быст-ро в повседневной организационной суете!
Помимо множества дел, больших и малых, сложных и простых, но очевидных, Владимир стал обнаруживать и скрытные движения людей, попытавшихся исполь-зовать через него силу парторганизации в своих интересах; действовали они осторожно, как бы прощупывая его позицию, и мягко, как бы между прочим, склоняли на свою сторону. Очень скоро ему стало ясно, что в институте имеются неявно выраженные, но вполне определённые сложившиеся группировки руководителей, которые исподволь ведут между собой борьбу за власть: одних, например, вполне устраивал нынешний начальник отделения Арбин, другие по пока неизвестным Влади-миру причинам хотели бы его каким-то образом сместить и вели осмотрительный поиск способов реализации этого замысла. Шла самая настоящая закулисная борьба, потому что никогда и нигде представители последней группировки открыто, даже с самой безобидной критикой против Арбина не выступали. Для Владимира это было неприятным открытием, ибо невольно он становился объектом внимания ведущих интригу людей, которые могли относиться к нему либо как к своему стороннику, ли-бо даже как к врагу.
С Геннадием Тихоновичем Арбиным в непосредственные и ставшие теперь по-стоянными деловые контакты Владимир вступил только сейчас; до того они встреча-лись эпизодически. Сухой в обращении и строгий, не допускавший лишних слов со своей стороны и не терпевший того у других, сутулый и невысокий, совершенно не походивший на большого начальника, зациклившийся на работе человек, он не пользовался авторитетом в коллективе, который, в сущности, его и не знал. Речь его была лишена эпитетов и сравнений, порождающих в технической терминологии, по его мнению, лишь путаницу в головах, он избегал отступлений и повторений, и рабо-тать с ним было весьма непросто, особенно тем, кто постоянно контактировал с ним, а ещё больше тем, кто допускал в своей работе промахи. Среди последних, как обнаружил Владимир, как раз и были его противники, возлагавшие определённые надежды на новые веяния, не смевшие, однако, выступать открыто и пытавшиеся сде-лать то руками секретаря партбюро, молодого и недостаточно опытного.
- Народ не хочет иметь такого авторитарного руководителя, - сказал Влади-миру в конфиденциальной беседе один из начальников отдела, так и не раскрыв данное им определение «народ». - Партийная организация и партбюро не должны это оставлять без внимания.
Такое радение за народ и коллектив со стороны человека, ранее на поприще борьбы за общественное благо не замеченного, его активность выдавали его глубокий личный интерес. Однако основные недостатки Арбина, весьма нежелательные в условиях развития демократии, активного участия людей в управлении, демонтажа командно-административной системы, были отмечены точно и совпадали с фраг-ментом по этому вопросу в подготовленном Владимиром докладе на партийное соб-рание с повесткой о задачах по перестройке.
В порядке предварительного обсуждения доклад был показан членам партбюро и Арбину.
- Владимир Александрович, а нельзя ли исключить критику в мой адрес? - спросил вдруг Геннадий Тихонович, оторвав взгляд от бумаги. - Я впервые вижу критику и - даю слово! - постараюсь исправиться.
Владимир задумался. Изъятие критических замечаний в адрес руководства явно ослабляло остроту доклада, составленного в требовательном духе перестройки, однако главной задачей все же было достижение цели - устранение недостатков, что сейчас и было обещано, а не произведённый им на трибуне эффект, и он согласился.
- Хорошо! Если Вы обещаете.
- Да, обещаю! - подтвердил Арбин твёрдо и вдруг спросил: - Кстати, как от-нёсся к избранию вас секретарем партбюро Гришин?
- Безразлично, я думаю!
- Да? А меня лично он почему-то настойчиво просил содействовать вашему неизбранию.
- Потому, наверное, что в лаборатории работы много, - ответил Владимир так, чтоб не усложнять и без того непростые переплетения интересов разных людей.
- Да нет! Ссылался на вашу неспособность руководить.
- Да? Гм! - Владимир почувствовал себя погружаемым в болото человеческих интриг, в которых он ещё до конца не разобрался и разбираться не хотел, и сказал: - Может, он и прав!
***
Сразу после бракосочетания Владимир стал оформляться в очередь на получение жилья. К заявлению пришлось собирать множество справок, основную часть которых надо было запрашивать у Алёны. Наибольшая сложность возникла с документальным подтверждением состава семьи, которая жила в разных городах и включала теперь Олю. Раньше, когда жильё распределяли через организации, было проще. Чинуши жилищного управления, которые, казалось бы, должны были знать способы решения всевозможных сложных ситуаций, встречавшихся им довольно часто, и подсказывать, что лучше и проще делать, чаще всего издевательски - иначе не скажешь! - разводили руками, отправляя то туда, то сюда, из одной инстанции в другую. Раздражало и то, что сложно было Владимиру отпрашиваться надолго, чтоб разбираться с их некомпетентностью или преодолевать равнодушие или нежелание быстрее решить проблему.
- Слуги народа называются! - ворчал он недовольно.
- Несовершенство системы, где решение почти всех проблем возложено на чиновников, - заметил Млевский. - Вот они и вершат судьбы людей, как то сами по-желают. Социализм - это рай для бюрократии! В капиталистической системе гораздо проще: есть деньги - покупай, никого не спрашивая.
- Вот именно - если есть деньги. А если их нет? У безработных, например, - возразил Владимир.
- В цивилизованных капиталистических странах и с такими решено. Только дают безработным поменьше, чтоб стимул искать работу и работать не пропадал.
- А в нецивилизованных как? Таких ведь больше. Или они не принимаются в расчёт при доказательстве преимуществ капитализма? - спросил его Владимир и, не дождавшись ответа, продолжил: - Да были бы у меня деньги, я и сейчас мог бы ку-пить квартиру - кооперативную. Но такие цены, что только ворам или мошенникам подходят! Уродливый у нас социализм получился, иначе не скажешь, но путь от него к социализму настоящему гораздо короче, чем к твоему цивилизованному капита-лизму. От которого потом снова придётся идти к социализму. Нет, лучше и легче его перестроить. Что сейчас и делается.
- Иной раз лучше дом строить заново!
- Практичные крестьяне, например, новый дом всегда строят рядом со ста-рым, а не на его месте.
Наконец все справки были собраны в необходимом количестве копий, приложены к заявлению, прошли жилищную комиссию, и Владимир был поставлен в очередь, где его порядковый номер определялся трехзначным числом.
- А сколько за год выделяется всего жилья? - поинтересовался он у женщины, выписывающей ему справку о том, что он поставлен в очередь. - Очередь насколько быстро продвигается?
- Сто - сто пятьдесят за год! - взглянув на него - экий, мол, нетерпеливый, - ответила она. - Максимум!
Владимир ужаснулся - простейшее вычисление показывало, что квартиру он сможет получить лишь к глубокой старости. Или к концу века, если реализуется го-сударственная жилищная программа, обещавшая дать каждой семье отдельную квартиру.
Некоторое время спустя Владимир всё же решил проверить продвижение своей очереди и обнаружил, что не только продвинулся вперёд, а оказался отодвинутым ещё дальше в конец.
- На каком основании?! - возмутился он.
- Решением жилищной комиссии несколько человек поставлены в первую очередь, - пояснила женщина, которая некоторое время назад выдавала ему справ-ку.
- Кто поставлен? - Он едва сдержался, чтоб не спросить что-то грубое про блатных.
- Ветераны войны, инвалиды, многосемейные... Согласно «Положению…».
- Да, но выходит, что так я никогда квартиру не получу? Если с каждым ра-зом буду отодвигаться всё дальше и дальше!
- Почему же? - спокойно ответила женщина, привыкшая к подобным - и ещё похлеще! - сценам. - Люди ждут и получают.
Оставался единственный реальный путь - обмен комнаты жены. Он позвонил Лене, огорчил ее, конечно, изложением сложившейся обстановки. Они договорились, что читают, разузнают везде, где только можно, сведения об обмене жилья и выве-шивают свои объявления. Еще решили, что она приедет к нему в гости на Октябрь-ские праздники.
Отныне внимание Владимира привлекала всякая бумажка, наклеенная на столбах, стенах, дверях подъездов, щитах. Он специально ходил пешком, выискивая и находя объявления разного рода повсюду. Пожелтевшие и обесцвеченные, наклеенные вкривь и вкось, чаще писанные от руки и даже с ошибками, порой очень курьёзными, с общипанными бородками - нарезанными по краям полосками с телефонными номерами, они содержали очень нужную многим информацию. Предлагали обмен, продавали вещи и одежду, транспорт и запчасти к нему, животных и птиц, которых иногда и дарили в хорошие руки, сады и огороды, дома и, конечно, квартиры чаще всего - не только местные, а попавшие как-то сюда объявления из самых разных городов страны. Знающие люди подсказали Владимиру, что в городе имеется своеобразная самодеятельная биржа жилья - заинтересованные люди собирались с утра по выходным дням на неизвестно кем и как организованную толкучку на буль-варе у Драматического театра. Нужда направила Владимира на это сборище, где в хаотическом движении, напоминающем броуновское движение, горожане и приез-жие спрашивали друг друга - кто что имеет и чего желает. Водились здесь и своего рода брокеры, незаметные, но уверенные в себе и готовые за приличную оплату вы-полнить любой заказ. Глядя на этих предприимчивых людей, Владимир поражался тому, что государство, те тётушки в жилищном управлении, с которыми он недавно имел дело, не могли взять на себя такую нужную многим его гражданам и даже вы-годную работу. И понимал, что такое происходило по причине ограниченных рамок деятельности государственных служб, из-за неспособности охватить всё многообра-зие жизни и нежелания чиновников обременять себя лишними заботами при зар-плате, совершенно независимой от их умения работать для общества.
- Нет, - шептал он себе, - так жить нельзя!
Время шло, а результатов не было, что напоминало Владимиру о его неприспо-собленности к существующей жизни, и если раньше он мог себе позволить отре-шиться от подобных жизненных проблем, не соприкасаясь с серостью и даже грязью современного бытия, то сейчас за ним стояли жена и... дочь.
Вот с таким грузом нерешённых проблем он встретил приехавшую на празд-ник Алёну.
- Что с тобой? Ты не рад? - испугалась она.
- -Ты что? - поцеловал он ее. - Рад бесконечно! С жильем вот только ничего пока не выходит...
- Не будем портить себе праздничное настроение! - вздохнула она. - Теперь я у тебя в гостях. Куда мы едем?
- В гостиницу!
Они устроились в двухместном номере опустевшей на праздники Центральной гостиницы. Хотя и провели бессонную ночь - она в самолете, он, встречая ее, в аэропорту - спать им не хотелось вовсе.
- Я люблю тебя! - обнимала она его.
- Я тебя люблю! - прижимал он её к себе.
- Когда же мы будем вместе? Навсегда! Чтоб не расставаться больше.
- Скоро!
- Да?
- Конечно!
- А Оля со мной собралась было сюда ехать! - вдруг сказала она. - Еле угово-рила остаться.
Как приятно ему было сознавать Алёну своей женой! Любимую, нежную, краси-вую, сливавшуюся с ним в одно целое. Не зря, видать, говорят, что высшая гармо-ния чувств возможна только в семье.
Истомлённые, они уснули только к полудню и едва не проспали время отправ-ления на праздничный концерт во Дворец спорта. Город, уже заснеженный и укра-шенный иллюминациями, Алёна осматривала уже около полуночи. А на следующий день он повёл ее в общежитие - показать свою многолетнюю обитель.
- А вы - молодцы! - похвалила она, осмотрев прибранную комнату. - Уютно у вас. А где твой товарищ?
- Где-то празднует, должно быть.
Потом они почти целый день ходили по городу, заглядывая в разные магазины и прочие заведения, после чего вернулись в гостиницу, где накрыли праздничный стол, в центр которого, как сюрприз, Алёна выставила бутылку водки.
- Ты где её достала? - удивился Владимир.
- Уметь надо! - ответила довольная Алёна.
- Только ведь, знаешь, пить мне нельзя, - почесал он затылок. - Ведём борьбу за трезвый образ жизни.
- Ну и дураки!
- Не дураки вовсе! - стал он серьёзным. - Ты посмотри насколько чище и спо-койнее стало на улицах, вокзалах, гостиницах. Меньше стали сквернословить, снизи-лись преступность, смертность, повысилась рождаемость. Народ стал отходить от алкогольного угара...
- Мы же с тобой не в угаре? - прервала она его. - Никто и не узнает, что ты выпил чуть-чуть.
- Интересное дело - говорить и призывать к одному, а самому втихаря делать другое!
- Понимаю, что нельзя пьянствовать, - не соглашалась Алёна, - но запрещать совсем... Глупость какая!
- Бывают в истории моменты, когда приходится прибегать к жесткой команде - ни шагу назад! Хотя в другое время это может показаться глупым и жестоким.
Они замолчали, Владимир ножом стал открывать консервную банку.
- А я выпью! - поколебавшись, Алёна сама стала откупоривать бутылку. - Праздник ведь.
***
Избранный в ноябре партийный комитет института собрался в расширенном составе; помимо членов комитета присутствовали секретари партбюро, представители администрации и общественных организаций. Новый секретарь комитета Камельный, ранее более известный как неплохо справляющийся со своими обязанностями ученый секретарь научно-технического совета, в отличие от своих предшественников, от основной работы был освобождён только на половину дня, что должно было сохранить его тесную связь с коллективом и производством и исключить возможность его превращения в партийного бюрократа - партократа, как сейчас стали говорить. Интеллигентный седой человек средних лет, вежливый и взвешенный в поступках. А вот самый молодой участник заседания - комсомольский секретарь Нимов, горбоносый и коротко стриженный, которого Владимир видит впервые; после выхода из комсомола он старался поддерживать связь и заглядывал в комитет комсомола поговорить, посоветовать, но вскоре ему вежливо дали понять, что там и сами с усами, и связь времён как бы оборвалась.
Сизов, Парамонова, Нехристенко, переместившийся с профсоюзной сферы деятельности в партийную Залещ... Знакомые лица наиболее активных сотрудников, которых можно видеть всегда и везде там, где обсуждаются и решаются общественно значимые проблемы.
Из высших руководителей института присутствовали заместитель директора Демачёв, неподступно строгий и здесь, постаревший и осунувшийся главный конструктор Жанин, и другие начальники рангом пониже; рядом с Владимиром, слева, сидел и, не теряя времени, просматривал взятые с собой деловые бумаги Арбин.
- Здравствуйте, товарищи! - неожиданно вошел и бодро поздоровался с при-сутствующими Валков, недавно избранный секретарём райкома партии; одет он был в шикарный серый костюм и, по-видимому, завершал свой визит в институт, который не забывал и посещал довольно часто, подтверждая демократичность и отсутствие кабинетного стиля работы, что соответствовало требованиям к партийному ру-ководителю времён перестройки.
Подойдя к Камельному, Валков слегка наклонился к нему, о чём-то переговорил вполголоса, после чего обратился к собравшимся:
- Я тут к вам по другим делам заскочил и сожалею, что не смогу принять уча-стие в вашем заседании. Готовимся к партконференции, завтра к пяти утра должен быть готов доклад. Да-да! Не удивляйтесь - к пяти утра и ни часом позже...
Изрядно полысевший и слегка пополневший, в очках с роговой оправой, Валков чем-то походил на Горбачёва, тем самым как бы разделяя авторитет всеми ува-жаемого инициатора начавшейся перестройки.
- ...Ускорение, намеченное двадцать седьмым съездом партии, касается не только научно-технического прогресса, чем, конечно, сейчас более всего должны быть заняты ваши головы, но и партийной работы прежде всего. Больше демократизма, гласности, одним словом, больше социализма - вот наш с вами лозунг сего-дня, - продолжал он. - И, знаете, не изжито ещё стремление некоторых наших пар-тийных работников к приукрашиванию действительности. Не могут они набраться смелости называть вещи своими именами, судить обо всём начистоту, как учил нас Ленин. Я с удовольствием вспоминаю ваше последнее партийное собрание, где коммунисты именно так и подошли к вашей работе. В руководящие партийные органы у вас избраны новые, молодые и энергичные люди, - кивнул он в сторону собрав-шихся. - Райком рассматривает вас как надёжную опору тем преобразованиям, которые проводит Центральный Комитет, возглавляемый Михаилом Сергеевичем. Желаю успеха в вашей сегодняшней работе и прошу прощения, - он взглянул на часы. - Мне пора, вынужден вас сейчас покинуть.
Он улыбнулся всем и подошёл к платяному шкафу; последовавший за ним Ка-мельный помог открыть дверцы и подождал, пока тот оденется - набросит пушистый шарф, наденет демисезонное пальто, несмотря на морозную погоду, и меховую шапку - почти точную копию, как заметил Владимир, той, что носил генсек.
- Успехов! - приподнял Валков сжатую в кулак руку и вышел.
Заседание парткома началось бурным натиском секретарей партбюро, энергичных и инициативных. Начал Фёдоров, из теоретического отделения, обстоятельный и настойчивый.
- Не секрет, что традиционно партийная организация охватывает все стороны жизни коллектива - за всеми контроль, со всех спрос с соответствующими орг-выводами. Этот порядок явно вступает в противоречие с нарождающимся принципом самоуправления коллективом. Наш акцент - партийная организация принимает решение и мобилизует коллектив на его выполнение - должен замениться на следующее: партийная организация, как коллективный разум, прорабатывает проблему и предлагает решение, а коллектив обсуждает предложение и принимает его или нет...
Интересно, но очень обобщённо. Теоретик ведь! Зато другие, выступавшие следом, давали конкретные предложения - отменить социалистическое соревнование из-за невозможности или неспособности организовать его как следует, как не оправ-дывающее затрат на него; прекратить бестолковые аттестации кадров и перейти на обоснованные методики объективной оценки специалистов; в связи с нарастающими проблемами с городским транспортом ввести гибкий график работы; вывешивать для всенародного обозрения ведомости зарплаты и премий руководителей...
Дошла очередь и для выступления Владимира.
- Наш институт, как, впрочем, и все, на которых мне пришлось бывать, имеет крайне низкую эффективность работы. Да, это так! - добавил он, когда услышал шумок и бормотание Арбина: «Напрасно! Ой, напрасно!». - Руководители работ ли-шены самостоятельности в принятии организационных и экономических решений. Невозможно расширить работы там, где наметился успех - не получить ни дополни-тельное оборудование, ни помещений, ни людей, ибо все распределяется как было всегда - независимо от результатов работ. Ведущие специалисты лишены необходи-мой управленческой информации. Более того, их часто даже сознательно дезинфор-мируют. Не только отдельные люди, - продолжал он, - но имеются целые коллективы с неопределёнными, а порой даже вредными функциями, отвлекающими других на дела, требующиеся только для оправдания существования.
- Назовите этих людей и коллективы! - перебил кто-то его.
- Называть их и доказывать, кто и чего стоит, незачем...
- Боитесь?
- Незачем заниматься такой неприятной и склочной работой, если перейти на использование экономических рычагов управления! Это значит - ввести элементы хозрасчета. Я не предлагаю ничего нового и рискованного, а только то, что провере-но в институтах, уже перестроивших свою работу. Об этом много написано. Каждое подразделение, каждый исполнитель должен знать, что зарабатывает благодаря его усилиям институт в целом и сам он соответственно. Я понимаю, что ввести такое сразу не удастся - решительности у нас всех не хватит. Так давайте на первое время будем просто считать. Чтоб знать, кто и чего ст;ит на самом деле, и чтоб научиться считать.
Он сел. После него ещё выступали, в том числе и заместитель директора, кото-рый не упустил замечание Владимира по институту.
- Нельзя согласиться с такой оценкой нашей с вами работы! - строго сказал Демачёв. - Мы выполняем все данные нам правительственные заказы в срок и на достаточно хорошем уровне, за что институт награждён орденом. Так что не нужно, непатриотично обливать себя грязью. Что же касается самостоятельности руководи-телей, то боюсь, что не все смогут ею правильно воспользоваться. Потому что жизнь настолько сложна, что ничего общего с тем, чего начитались некоторые наши молодые руководители, не имеет. А развалить институт из-за чьей-то некомпетентности мы не позволим...
Участников заседания было много, все стремились протолкнуть наказы своих организаций или свои идеи, и достаточно настойчиво и энергично, так что Влади-миру не представлялось никакой возможности выступить и второй, и третий раз для того, чтоб возразить и отстоять принципиальной важности предложение.
- Мне кажется, мы немного увлекаемся жаждой преобразований, - выступил и Жанин. - Преобразований ради самих преобразований. Хотя, если присмотреться, в основном они требуются на государственном, а не нашем уровне...
Глава четвертая
Прямо в лабораторию по междугородной связи срочно позвонила Алёна.
- Где ты пропадаешь? Я третий раз уже звоню! - скороговоркой взволнованно выпалила она и, не дожидаясь его ответа, продолжала: - Записывай адрес! Пишешь? Мама нашла объявление - обменивается комната из вашего города на наш. Пиши адрес! Улица Менделеева, дом двадцать семь, квартира восемь. Записал? Съезди по-смотри прямо сейчас. Слышишь? Третий этаж. Это же неплохо?
- Да, но не могу же я сейчас всё бросить...
- Бросай! Нельзя откладывать - перехватят. И сразу позвони мне на работу. Или дай телеграмму. Слышишь? Не откладывай!
- Понял! Сейчас буду отпрашиваться.
- А где эта улица? Мы с тобой были на ней?
- Понятия не имею где!
- Ну, у меня всё! Жду звонка. Целую!
Расспросив сотрудников и обнаружив, что названная улица расположена не так уж и далеко от института, разве только что несколько в стороне от транспортных городских маршрутов, образуя проезд между двумя магистралями, он отправился туда. Средняя школа с просторным двором и большой спортивной площадкой, за которой размещался квартал пятиэтажных домов, именуемых в народе «хрущёвка-ми» в честь руководителя страны, при котором такая архитектура стала массовой. Дом двадцать семь стоял в середине квартала, не был обозначен номером, и Владимир вычислил его методом исключения, после определения всех соседних. Он зашёл в полутёмный и затхлый, изрядно ободранный и исцарапанный надписями крайний подъезд, поднялся на третий этаж, по раскладу номеров установив расположение квартиры. На месте звонка торчали только голые провода, и пришлось стучать в давно не крашенную дверь. Никто не ответил, и он, после некоторой паузы, посту-чал сильнее.
- Сейчас! - раздался слабый женский голос. - Кто там?
- По объявлению!
Громыхнул засов, дверь открылась, и перед ним предстала стоявшая в узком и пустом коридорчике сощурившаяся сухонькая и сгорбленная старушка,
- Добрый день! - поздоровался Владимир. - Я по объявлению на обмен комна-ты. Вы его давали? Я не ошибся адресом?
- А! Заходите! - пропустила она его, проходя следом. - Дочь давала. Хочет, чтоб я к ней переехала поближе. А вы что, оттуда приехали?
- Нет! Я здесь живу. Жена у меня там! Недавно поженились, ищем обмен.
- Ах, вот как! Понятно! А мне дочь всё время говорит, что ко мне сюда не на-ездишься, уже сколько приглашает. Так вот я даже не знаю... Привыкла здесь. Город у них тоже ничего, но я здесь с малолетства. Муж у меня здесь похоронен. Дочь выросла, за военного замуж вышла. Везде они поездили и там осели. Смотреть комнату будете? Она с балконом. А у вас?
Разговаривая со старушкой, Владимир осмотрел квартиру, довольно запущенную, как большинство коммунальных квартир; впрочем, обозрение можно было и не делать, ибо он был согласен на любой вариант, лишь бы быстрее. Две смежные комнаты, небольшая кухня, раздельные туалет и ванная...
- А кто сосед ваш? - для порядка спросил он ещё.
- Павел Иванович! О, господи! - воскликнула старушка, но спохватилась: - Ничего человек... Тихий!
В это время в комнате соседа раздался кашель, и послышались шаркающие шаги. Как-то замедленно отворилась дверь, и не без труда в коридор вышел щуплый невзрачный мужичок лет сорока и, похоже, слегка пьяный. Едва передвигая ноги и придерживаясь за стенку, не обращая ни на кого внимания, он побрёл в туалет.
- О, господи! - вздохнула старушка. - И где же он только её, водку эту окаян-ную, берёт!
Судя по оставшемуся в коридоре запаху, мужичок употреблял какую-то гадость типа химических очистителей, а не водку, на которую в очередной раз повысились цены и для таких выпивох она стала еще менее доступной. Неприятное предстояло соседство, но заставить Павла Ивановича соблюдать приличие, полагал Владимир, ему удастся. Он объявил о согласии на обмен, c чем и побежал, радуясь, звонить Алёне.
После развода Алёна почти не жила в своей комнате, находясь с дочерью почти все время у родителей, и быстро подготовила помещение к переезду старушки; уже к Новому году та могла отмечать новоселье. Теперь очередь была за Владимиром, ко-торый собрался организовать ремонт всей запущенной квартиры, кроме комнаты соседа, и как можно скорее. В принципе места общего пользования они должны были бы отделывать с Павлом Ивановичем вместе, и его прокуренную конуру тоже не мешало бы освежить, но от участия в ремонте тот отказался, ссылаясь на то, что в кухне почти не бывает, а остальное его вполне устраивает. Последнее и следовало ожидать, так как денег у пьянчужки не водилось; он даже попытался занять однаж-ды десятку у Владимира после того, как тот отказался выпить с ним вместе.
- Хочешь, Павел Иванович, травиться - пожалуйста! Запретить не могу, - сра-зу определяя их взаимоотношения, отрезал Владимир. - Но с соблюдением рамок приличия. У меня скоро жена сюда с ребёнком приедет. Чтоб в местах общего поль-зования был образцовый порядок! Договорились?
Так что организацией ремонта Владимиру пришлось заниматься одному. А всё с тем связанное, оказывается, можно было делать только в рабочее время! Вызвать для оценки объёма работ техника-смотрителя жилищного управления, часы рабочего времени коего совпадали с его трудовым распорядком, и встретиться с которым, немало прождав, удалось даже и не с первого раза. После оплаты включили ремонт в план и очередь. Не очень скоро в комнату завезли материалы и инструмент, но к ра-ботам не приступали, используя её помещение как промежуточный склад и сборный пункт или комнату отдыха для всех работающих в окрестности маляров.
- Когда же? - звонила Лена все чаще и с нетерпением.
- Когда же, наконец, они сделают ремонт? - и звонил, и ходил в жилищное управление Владимир. - Там же при нормальной работе бригаде за неделю упра-виться ничего не стоит.
- Не скажите! Вы у нас не одни, - отвечали там. - И с краской у нас сейчас проблема. Нет поступления.
- Выходит из вашего оправдания, что не меня одного, а всех нас так муры-жат? - не сдержался Владимир и заметил: - Видно, как вы здесь перестраиваетесь и ускоряетесь!
«Нет, так жить и работать нельзя!» - размышлял Владимир.
- Зря ты с жилуправлением связался! - сказал на его сетования Шошин. - Сам бы нанял маляров, и не намного дороже обойдется. Лучше и быстрее. Я вот недавно ремонт делал, так даже не всю мебель из комнаты выносить пришлось - настолько аккуратно работали. Умеют ведь, если захотят!
- Так уже эти приступили и что-то там сделали.
- Вот с ними и договорись!
- Чертовщина какая!
Делать было нечего, и, в очередной раз отпросившись с работы, он отправился в ремонтируемую квартиру. Там он никого не застал, не нашёл маляров и в соседних подъездах и домах, хотя грязные следы извести и запахи краски точно указывали места их деятельности. Лишь зайдя в третий или четвертый раз, он застал в комна-те, заляпанной грунтовкой и заставленной грязнющими бачками, деформирован-ными вёдрами, двух отдыхающих, по всему видать, маляров в выпачканной сверху донизу разноцветными красками одежде.
- И когда же вы закончить ремонт собираетесь? - спросил он, сдержанно по-здоровавшись. - Уже прошло две недели, третья пошла, а вы, как погляжу, толком и не приступали к нему.
- Как не приступали? - недовольно отреагировал, повернувшись к нему, си-девший поближе к выходу усатый мужчина в кепке. - Вон уже сколько сделано! - кивнул он на стены.
- Так когда, однако же, закончить планируете?
- Это не к нам вопрос, а к начальству, - нехотя ответил напарник, помоложе, куривший у окна. - Как работать, если то одного нет, то другого?
- Чего нет? - в упор спросил его Владимир.
- Белил... - не сразу нашёлся тот. - Краски...
- Совести у вас, мужики, нет, вот что скорее всего! - бросил Владимир, раз-дражённый вконец. - Вот вам деньги на эти краски, - выложил он на опрокинутое ведро две купюры по двадцать пять рублей, - и, если вы к концу этой недели не за-кончите работу, я все эти бадьи и прочие ваши причиндалы выкину с балкона к чёртовой матери!
Он не был уверен, что поступил правильно, вступив в некоторую конфронтацию с малярами и оставив им деньги без какой-либо предварительной договорённости. Пришёл с проверкой не к концу недели, как грозился, а позже, к вечеру в вы-ходной. И с приятным удивлением увидел чисто выбеленный потолок, свежие обои на стенах. Пахло краской и клеем - уходить даже не хотелось. Но он поспешил, чтоб дать телеграмму о готовности к переезду, а на следующий день ещё и позвонил. Алё-на сказала, что уже рассчитывается по месту работы и что её торопит в дорогу очень нетерпеливая Оленька. А вещи все давно упакованы отцом и будут отправлены по железной дороге контейнером завтра же.
***
Владимир не раз мысленно возвращался к прошедшему заседанию партийного комитета, вспоминая слова, сказанные там руководителями института. Консерватизм Жанина, прежние командно-административные методы руководства Демачёва, ни в какую не согласного делиться властью... И присутствовавшие на заседании люди в большинстве представляли, по существу, тоже администрацию, если смот-реть по должностям. Поэтому приняли множество самых разных предложений по совершенствованию работы института, которые вполне и без стыда можно было представлять как крупномасштабное участие партийной организации в перестройке, но это, к сожалению, были далеко не те действительно эффективные преобразо-вания, которые могли бы сразу и автоматически решить большой ворох мелких про-блем. Добрый старик Жанин и успешно делавший свою карьеру Демачев не знают или не хотят знать, что институт работает так же, как те маляры, по тем же, хотя и несколько видоизменённым спецификой работы правилам и не представляют, что так жить дальше нельзя.
Отсюда следовало заключение, что успех перестройки можно было достичь только сменой такого руководства, подобно тому, как это происходило в высших сферах власти страны, где появлялись новые энергичные люди. Как Ельцин, например, взявшийся ворошить спутанную в клубок московскую бюрократию, создавшую себе невиданные привилегии. И поэтому решение Пленума партии о выборности руководителей вызвало у всех большой резонанс. Начальники как-то сразу сникли и потускнели, тихонько и обеспокоенно шушукались между собой, обмениваясь впе-чатлениями от принятого постановления.
- И это вместо того, чтоб за пошатнувшуюся дисциплину браться? - недоуме-вали они.
У многих же рядовых сотрудников можно было подметить вызванное отнюдь не заботой об общественном благе и родном институте какое-то нервное возбуждение, зловещий блеск в глазах, а иногда и злорадство от нетерпеливого желания сквитаться со своими начальниками. Среди которых были, конечно, такие, кто унижал под-чинённых, не считал их коллегами и не считался с их мнением, но и немало справед-ливых и требовательных, толковых и знающих, однажды чем-то и кому-то из лоды-рей, нерадивых или безграмотных и безответственных лиц не угодившие.
Арбин, похоже, правильно оценивал свои шансы на успех в выборах как близ-кие к нулю. На одном из совещаний начальников отделов он все же спросил присут-ствующих - стоит ли, по их мнению, выставлять свою кандидатуру или лучше добро-вольно уйти с должности. Те единодушно заверили Геннадия Тихоновича в необхо-димости баллотироваться и безусловном успехе; опережая всех, такое мнение выска-зали именно противники Арбина, которых Владимир уже распознавал.
- А как вы думаете? - спросил Геннадий Тихонович у Симчина, попросив его остаться после совещания; похоже, он не очень поверил только что им услышанному мнению. - Стоит ли?
- Обстановка непростая! - ответил Владимир, понимая сложность своего по-ложения - нельзя лгать и, по правде сказать, не очень хочется говорить человеку, которого, в сущности, мало знаешь, откровенные и неприятные вещи. - Надо готовиться и выдвигать хорошую программу, в духе перестройки. Я буду убеждать членов партбюро и партийной организации поддерживать самую лучшую программу из представленных на выборы.
- Спасибо! - сдержанно поблагодарил Арбин.
А вот в парткоме, где чуть позднее Кафельный в конфиденциальном разговоре по вопросу о позиции партбюро на выборах сообщил, что фактически руководство института решило Арбина по какой-то причине «сдать», Владимир повёл себя иначе.
- Я не вижу каких-либо преимуществ над ним другого заявленного кандидата! - сказал он, имея в виду Сулого, старшего научного сотрудника, не имеющего ника-кого опыта руководящей работы. - Да, Геннадий Тихонович имеет недостатки. Не очень приятен в общении, и так далее. Плохо, разумеется, меняться надо. О чем мы ему говорили, и он критику принимает.
- Поздно уже в его возрасте меняться! - не очень уверенно возразил Кафель-ный.
- Всякое бывает! Во всяком случае, при нём мы будем иметь правильную тех-ническую политику.
- Сейчас недопустимо руководить людьми, не имея авторитета, - не соглашал-ся секретарь парткома. - Посмотри на Горбачёва. Авторитет! И все за ним идут.
- Думаете, все его любят? Только сейчас слышал, какие анекдоты про него и Раису Максимовну рассказали.
- На большинство надо смотреть, а не болтунов каких-то...
Отношение партбюро к кандидатам на должность руководителя отделения вы-работать не удалось из-за разногласий его членов. Похоже, многих и здесь очаровала личность Сулого, подвижного и энергичного тридцатипятилетнего мужчины прият-ной наружности, члена многих выборных общественных органов, которые менялись у него с калейдоскопической скоростью - нигде долго он не задерживался и, понятно, сделать ничего не успевал, но стал ориентироваться, хотя и поверхностно, в про-блемах коллектива и нахватался соответствующих фраз; говорить он мог без умолку, неоднократно повторяясь, до тех пор, пока оставался хоть один слушатель.
- У него же нет никакой конкретной программы! - пытался убедить товари-щей Владимир. - Одни пожелания и лозунги.
- Нет опыта! - поддерживали его другие.
- Поработает и наберётся опыта! - возражали те, кто уже был настроен против Арбина.
- Пусть народ сам выбирает!
- Здравствуйте - приехали! - вскочил Гурихин, экспансивный старший инже-нер и пропагандист, а теперь член партбюро, с которым избегали спорить предста-вители вновь появляющихся в изобилии течений мысли, в основном замешанных на антикоммунизме. - Да как же в таком серьёзном деле не только не выработать своей позиции, но и не попытаться отстоять её перед народом? Стыдно должно быть нам! Вы посмотрите, как прошли выборы в наш совет трудового коллектива, к которым партийная организация тоже подошла спустя рукава. Теперь там нет ни одного чле-на партии. Разве это допустимо, товарищи мои дорогие?..
Но договориться так и не удалось, ибо каждый имел свою точку зрения; с неко-торых пор самым важным считалось сохранение плюрализма мнений… И вот настал день выборов. Ни одно собрание коллектива не собиралось столь своевременно и полно - так велик был интерес сотрудников к предстоящему событию, открывающе-му выборную кампанию во всём институте. В зале даже не хватило мест, и ход соб-рания пришлось транслировать по радиосети.
Собрание открыл председатель совета трудового коллектива. Отметив вкратце значимость выборов, он представил кандидатов - Арбина, Сулого и заявившегося в последний момент Кривко, человека со стороны, которого в кулуарах - курилках, толкучках и прочих сборищах - всерьёз даже не обсуждали, ибо чужаков, как из-вестно, недолюбливают везде и поражение ему было обеспечено заранее.
Первым выступал Арбин, что уже было не в его пользу. Почти не отрывая взгляд от бумаги, и вовсе не потому, что не знал её содержание, как могло показать-ся со стороны, а обдумывая ещё раз её содержание, он вяло и скучно изложил анализ существующих недостатков и программу своих действий на избираемый срок - тща-тельно подходить к выбору технических решений теперь уже с учётом экономиче-ских затрат, соблюдать исполнительскую дисциплину, внимательнее относиться к нуждам сотрудников, и тому подобное. Одним словом, старо и ничего привлекатель-ного. Его слушали молча и терпеливо, не задавая никаких вопросов.
Затем слово дали Сулому. Свободно расположившись на трибуне, он обозначил паузу, заставившую всех настроиться на ожидание начала его речи, после чего ска-зал, полностью воспользовавшись преимуществами выступающего вторым:
- С большим интересом мы выслушали программу уважаемого всеми нами Геннадия Тихоновича. Большой опыт работы позволил ему очень скрупулезно проанализировать ситуацию и предложить свой план действий. Но позвольте спросить вас, Геннадий Тихонович, почему вы, будучи руководителем, не сделали то раньше, до настоящего собрания?
Сидя в зале и наблюдая оживлённую реакцию соседей, видя как беспомощно заёрзал Арбин, Владимир отметил, что счёт стал идти в пользу Сулого, и, переживая, не воспринял анекдот оратора, рассмешивший публику. Минут пять затем, распро-страняясь далеко за пределы института, Сулой громил несовершенную действитель-ность, что не имело отношения к делу, но было воспринято одобрительно. Таким об-разом, подспудно убедив собравшихся в идентичности их мышления со своим и тем сняв критический контроль, он двинулся дальше, предварив план своих действий в должности начальника отделения четверостишием Блока. И никто почти уже не за-мечал за многословием и сомнительными, но эффектными сравнениями явных про-тиворечий, непоследовательности и непонимания некоторых явлений, отсутствия действительно дельных и реализуемых предложений.
Коллектив жаждал перемен любой ценой, выбор был сделан задолго до прихода сюда. Выступающего при обсуждении кандидатов Симчина не только не слушали внимательно, но и, как он заметил, подхихикивали - нашёлся, мол, защитничек для начальника.
***
Накануне приезда Алёны с дочерью Владимир рассчитался с общежитием, в котором провел столько лет; с сожалением, сопровождающим всякое расставание с прошлым, и с радостью вступления в новую жизнь. Встречать поехал на железнодорожный вокзал - такой путь был выбран из-за множества взятых ими с собой мелочей. В ту зиму стояли очень сильные морозы, и Оля, от множества одежд превратившаяся в подобие колобка, с некоторой растерянностью озирала окружающих, пока на увидела Владимира и первой бросилась к нему.
- Дядя Вова! - закричала она и, вспомнив наказ бабушки, поправилась: - Папа!
Улыбающаяся Алёна стояла все еще в тамбуре вагона среди множества сумок и картонных коробок, поджидая мужа.
- Нумерация вагонов, оказывается, с хвоста поезда. Так что я не там ждал вас. Не замерзли в пути? - спросил он, принимая вещи и вытаскивая их пока на перрон.
- Нет, не замёрзли! Нам проводница по два одеяла выдала. А вот в соседнем вагоне пассажиры в одежде спали.
- У вас там такая же холодина?
- У нас Павлик - ну, из другой группы - ухо даже отморозил, - сказала Оля, ко-торой тоже хотелось принять участие в разговоре.
- Павлик что - твой друг? - спросил её Владимир.
- Нет! Он очень вредный. И жадный. Я у него попросила фломастер порисо-вать...
- Оля, не мешай папе! - остановила её мама.
Владимир взял самые большие и тяжёлые сумки, через плечо и по две в руки, и пошёл вперёд, скомандовав:
- Оля, держись за мной!
- А у вас тут жвачки продаются? - спросила девочка, забегая вперёд и загля-дывая в лицо папе.
- Да, стали продавать, - ответил он Оле и, оглядываясь на приотставшую Алё-ну, добавил шутливым тоном: - Ходят теперь все и жуют, как верблюды. Приобща-емся к цивилизации!
- А какие продаются? - не унималась девочка.
- Всякие, я думаю!
- Оля, не приставай! - сердилась мать. - Вот приедем домой, тогда будешь ду-мать о жвачке.
- Я не хочу домой! - заявила Оля, остановившись и насупившись. - Я хочу к папе!
- Глупенькая! Здесь теперь и есть наш дом, - засмеялась Алёна. - Здесь, а не у бабушки.
- А где он? - не очень поняла девочка.
- Сейчас приедем - увидишь!
- А контейнеры с мебелью так и не прибыли, - предупредил Владимир. - Как спать будем - не знаю. Как бы куда-нибудь на Камчатку по ошибке их не отправили. Как в газете было про кого-то написано. Беспорядки такие творятся везде! Вроде бы все перестраиваются, а становится все хуже.
- На полу спать придётся первое время.
- Я вчера уже спал. Тепло вроде бы.
- А календарики цветные у вас тоже продаются? - снова принялась расспра-шивать Оля.
- Сейчас остановимся и посмотрим.
- А... Барбу ты сможешь мне купить? - девочка уловила сговорчивость челове-ка, который стал ей папой, и решила извлечь из того максимальную выгоду.
- А что это такое? - не понял Владимир.
- Кукла такая! Красивая.
- Оля, не приставай, я тебе сказала! - ещё раз прикрикнула на нее мать.
На машине нелегального частника, более доступного и услужливого, чем капризные таксисты, они подъехали к подъезду дома, поднялись в почти пустую ком-нату, в углу которой на табуретке стоял телевизор, а у стены была сложена на ока ещё не установленных книжных полках одежда.
- Пока не знаю, что и куда повесить, - в своё оправдание сказал Владимир.
- Найдём куда!
Несколько дней они и спали на полу, раскладывали одежду на сумках и коробках, и пользовались вновь купленной посудой, пока не обнаружился блуждавший где-то по запасным путям контейнер, доставивший большую и маленькую кровати, стол и шкаф. В комнате даже стало тесновато после того, как они всё это расставили.
Так началась их совместная жизнь. Утром Владимир поднимался один и, сделав зарядку в пустом коридоре, завтракал, стоя, за неимением стола, у окна на кухне, после чего отправлялся пешком на работу; последнее занимало всего лишь полчаса с небольшим и было гораздо удобнее, чем ждать и тесниться в переполненном в час пик транспорте.
Идя по городу, он видел, как приближается, меняя облик улиц и дворов, весна. Подобранный дворниками и снегоочистителями снег потемнел и осел в хаотично разбросанных грудах, а вновь выпадающие временами мокрые и липкие его осадки не изменяли общей картины, даже не укрывая накоплявшийся везде мусор. С юж-ной стороны домов на голом асфальте появлялись замерзающие по ночам лужи, ко-торые днём осторожно обходили прохожие. Каждое новое утро приходило заметно раньше, становилось светлее предшествующих, и оттого легко было подниматься с постели, веселее затем идти по городу - как будто навстречу наступающей весне.
Возвратившись с работы домой, он занимался с Олей, которая его ждала, так как одну её на улицу не выпускали, избегая риска - то в одном, то в другом городе объявлялись разного рода сексуальные маньяки, нападавшие и на детей. Худенькая девочка с выступающими из-под вязаной шапочки косичками быстро уловила го-товность Владимира возиться с ней и старалась полностью подчинить его себе, ино-гда капризничая, не позволяя ему даже читать взятые с собой газеты. Проблемы возникали, когда нужно было идти домой. Особенно когда он задерживался на рабо-те или партийных мероприятиях, и они выходили во двор гораздо позднее обычного.
- Ну, ещё немножко! - просила она, разыгравшись, и конца тому не было.
Он терпеливо ждал, после чего снова напоминал:
- Оля, пошли домой! Мама ждёт и будет ругать нас.
- Ну, ещё чуть-чуть!
Владимир терялся и не знал, как совладать с непослушной девочкой; их отно-шения явно отличались от тех, что существовали между настоящими отцами и деть-ми, он находил себя более похожим на тех бабушек и дедушек, которые также безус-пешно пытались справиться со своими балованными внуками.
Проблемы с Олей продолжались и когда нужно было укладывать её спать. Она просматривала коротенькие мультфильмы из телепередачи «Спокойной ночи, малы-ши», потом ещё Владимир читал ей сказку, но спать она не собиралась, отчасти по-тому, что всё ещё был включён телевизор и ей хотелось подсмотреть, что там пока-зывают.
- Давай выключим! - предлагал Владимир, которого телепередачи, кроме но-востей и некоторых спортивных, мало интересовали. А эстрадные концерты с поя-вившимися на экране расхлябанными, волосатыми и непричесанными, полуголыми, подобно дикарям, певцами, дергавшими одну и ту же струну и вопящими одну и ту же фразу просто раздражали.
- Пускай привыкает так спать! - не соглашалась Алёна.
Наконец Оля засыпала, через некоторое время прекращалась и телевизионная трансляция. Ничто не существовало теперь для молодых супругов, кроме их слив-шихся воедино душ и тел. Они обнимали и ласкали друг друга, шептали слова люб-ви, говорили о прекрасном настоящем и счастливом будущем, для чего уже почти не оставалось никаких преград, ибо они были вместе отныне и навсегда. Они доводили себя до изнеможения, и первым сдавался он.
- Мне же завтра на работу! Уже, можно сказать, сегодня.
- Не засыпай! - просила она. - Не оставляй меня.
- Я не сплю, - пытался отогнать дремоту он, чувствуя, как отяжелели и слипа-ются веки. И добавлял, прижимая её к себе: - И, тем более, не оставляю тебя.
- Нет, спишь! - обижалась она.
- Ну мне же рано вставать! - с трудом уже выговаривал он слова. - Не то, что вам - спать можно до обеда.
- Ну, ладно! - соглашалась она и тихонько гладила его тело.
Утраченный мир. Дилогия, книга вторая. Ч. 1, гл. 1
© Copyright: Мякушко, 2003
Свидетельство о публикации №203012200052
Свидетельство о публикации №203012200052
Рецензии