Флорес-пинилья

Утро семейства Флорес-Пинилья в дни летнего отпуска начинается так: первым просыпается самый младший член семьи – пятилетний Марк. Нет, не «Маркос» и даже не «Марко», как поправят меня дотошные испанисты. Именно «Марк» написано в метрике пухлого кареглазого мальчугана, который в этот момент шлёпает босыми ногами на кухню, где служанка уже во всю гремит чайными блюдцами и прочей столовой утварью. Десять утра в воскресенье – час ранний, тем более на побережье в период отпусков, а она гремит, понимаешь...
- Хуанита! Хочу молока! – надув губы говорит маленький Марк, прислоняется к косяку и начинает тереть сонные ещё глаза со вчерашнего дня не отмытыми руками в пятнах гуаши.
- Вот и проснулся наш ангелгчек! – добродушное, с бронзовым отливом лицо Хуаниты расплывается в улыбке, - Сейчас, бебито, сейча-ас...
Несколько зигзагов по кухне, и вот уже в руках у «бэбито» бутылочка с тёплым молоком, искусанной соской и младенческими мотивами на прозрачном пластике.
А утро выдалось пасмурное. Молочная взвесь окутывает набережную, пустынные в этот час пляжи и уходящий в море скалистый  мыс, облепленный псевдо-рыбацкими ресторанчиками и киосками, где вперемешку продаётся «Кока-Кола», изделия местных народных умельцев и сувениры. Всё это едва виднеется сквозь кисею зависшей влаги, которая крупными каплями оседает на балконных перилах и широких глянцевых листьях магнолии внизу, в полисаднике. В такое утро ни малейшее дуновение с моря не колеблет сгустившийся влажный воздух, а бравые тихоокеанские волны, - подарок для дюбителей сэрфинга, - умиротворённо поплёскивают у берега своими потемневшими и отяжелевшими водами.
Но вернёмся к нашим Флоресам-Пинилья. Их организмы, как и природа вокруг, утомлены летней жарой и отпускными переживаниями. Они желают спать, и притом как можно дольше. Так что если Марк и продрал глаза в такую рань...

      ...Кстати, о Марке и его метрике. Всё дело в том, что двоюродный дедушка главы семьи, чей внук, - дядюшка Эдуардо, - и сдал Флоресам-Пинилья свою квартиру в прибрежном городке, а сам уехал на всё лето в Аргентину... так вот, этот самый дедушка звался Марк Оуэн Гарднер и прибыл в Латинскую Америку прямёхонько из Ливерпуля, где отец его был владельцем мясной лавки, а сам Марк Оуэн выбился в мелкие банковские служащие. Сей род занятий, тем не менее, не соответствовал амбициям молодого англосакса. Поэтому  и отправился он с двумя приятелями через Атлантику в Бразилию, на Амазонку, где, по слухам, ещё можно было найти золото. Однако, вместо Бразилии судьба занесла прадедушку Марка в Чили (это долгая история), где и открыл он по отцовскому примеру мясную лавку, остепенился, женился и проч.  Посему неудивительно, что, соблюдая преемственность поколений, двоюродного правнука назвали Марком. Кроме того, родственники по линии Пинилья – кузины матери маленького Марка – были замужем в Канаде. Уж при такой-то англосаксонской наследственности... 

... не обязательно всем сразу вставать. Дети – они вообще мало спят, им бы только играться да изводить окружающих...
      Такие мысли боком втискиваются в сознание спящего Кристиана, когда Марк врубает в комнате телевизор, заваливается рядом со своей бутылкой и капризно требует: «Подвинься!» Кристиан – старший сын Феликса Флореса и Эммы Пинилья. Ему уже почти шестнадцать, у него массивная серебряная серьга в ухе, широкая грудная клетка и собственная комната дома в Сантьяго. Его физическое тело до трёх часов утра плясало на дискотеке, потом испытало два оргазма и теперь требует отдыха. Его ментальное тело изо всех сил сопротивляется пробуждению и сожалеет, что в квартире дяди Эдуардо всего три спальни, и ему, уже совершенно взрослому человеку, приходится спать в одной комнате с малышом Марком и постоянно терпеть попирательство всяких прав...
      Астрал юного Кристиана в такое пасмурное утро не просматривается.

      ... попытаться восстановить прадедушкину фамилию Оуэн. Правда, сыновей у старого Марка не было, а старшая дочь по достижении совершеннолетия вышла замуж за телефониста Флореса... Жаль, конечно. Макарена, тринадцатилетняя правнучка английского эмигранта, часто представляет себе, что в классном журнале написано не «Макарена Флорес», а «Макарена Оуэн». Или, в крайнем случае, «Макарена Флауэрс». У них в классе есть девочка  - Консуэло Камю... Красиво звучит. Есть в такой фамилии что-то... французское. Отец Консуэло – высоченный бледный брюнет – приезжает за ней на «ягуаре». Только Бог знает, как необходим Макарене «ягуар». Именно теперь, когда ещё одна её мечта почти осуществилась!..
      Макарена спит раскинувшись, тёмные волосы разметались на подушке, одеяло сползло на пол... О, какое счастье!.. Как жить дальше под грузом этого счастья!.. Но – всё по-порядку. Вчера Макарена и её подружка Росита со своей старшей сестрой пошли на концерт мексиканской группы «Лос Брухос». Дело не шуточное: сначала надо было добиться разрешения родителей, а для этого уговорить старшую сестру Роситы, чтобы взяла обеих подруг под свою опеку. А ведь  роситина сестра кроме техно никакой музыки знать не желает, и платить за билет из своего кармана  вовсе не собиралась. Вдобавок  родители, несмотря на предварительную «обработку»,  наотрез отказались выкладывать соответствующую сумму за место в партере... Только представьте себе – пойти на концерт и сидеть где-то на галёрке... Там хоть обкричись, со сцены не видно и не слышно.  Семь бед – один ответ: пришлось добавлять из кровных сбережений, что означало полный финансовый крах... Но игра стоила свеч. Билеты были куплены прямо во второй ряд. Теперь дело было за самым главным: Макарена целую неделю ежедневно убиралась у себя в комнате, водила Марка на детскую площадку, плакала у мамы на груди и, наконец, добилась своего – специально для похода на концерт в «Беннеттоне» был куплен комплект одежды... ну не могла же Макарена ударить в грязь лицом. Уж второй-то ряд со сцены просматривается как на ладони. У них с Роситой имелись все альбомы группы, плакаты, где ОН изображался во весь рост, вырезки всех его интервью... Не доставало только быть лично представленными...  Или хотя бы увидеть «Лос Брухос» живьём. И, наконец,  тот час настал.
       В жизни ОН оказался ещё лучше, чем на фотографиях или в клипах – чувственный, озорной... ну просто нет слов! В первые же полчаса Росита с Макареной сорвали себе глотки, и даже скептически настроенная Панча , роситина сестра, забыв, что техно – единственно достойная музыка, самозабвенно скандировала имя Кумира в промежутках между песнями...

      ...И тут происходит нечто необычайное. Точнее, бульканье телефонного аппарата на тумбочке преломляется в сознании спящей Эммы Пинилья, обретая форму гигантской и загадочной химеры, абстрактной головоломки, переливающейся всеми цветами радуги... Она ещё пытается разглядеть это НЕЧТО, смутно подозревая, что...  Но телефон продолжает упрямо булькать, и Эмма, не открывая глаз, снимает трубку. «Здрасте, тётя Эмма, а Маку можно?»
      Таинственное видение испаряется, уступая место досаде и необходимости вникать в смысл слов, долетающих из телефонных глубин. «Это ты, Росита... Она, наверное, ещё спит. Который час?» - «Почти половина одиннадцатого! - радостно кричит трубка, - Тётя Эмма, мама говорит, что Маку вчера показывали в «Новостях» и ещё когда траслировали концерт!»
      Тут Эмма окончательно просыпается и спускает ноги с постели. Макарену показали по телевизору... Ах, ну да, пока они с Феликсом были вчера в гостях, девочки пошли на «Лос Брухос»... Сколько денег ушло на это мероприятие...
      «Так значит вы славно повеселились,» - говорит она, правой ногой нащупывая под кроватью тапочек. – «Да! – Росита просто захлёбывается на том конце провода, - Сам Эль Чифладо вытащил Маку на сцену и они поцеловались..! И ещё он спел «Хочу любить», взяв её за руку, а полицейские придурки потом не пустили нас к нему за кулисы, а моя мама говорит, что нас с Панчей тоже немножко видно было...»
     «Ну, с ума сойти» , - Эмма наконец извлекает на свет божий оба тапочка, всовывает в них ноги и теперь смотрит в окно, отдёрнув занавеску.  «Пасмурное утро какое – ужас... - комментирует она Росите, - Душа моя, позвони через часок, я думаю, Макарена к тому времени уже встанет.» - «Чао, тётя Эмма, спасибо!» - «Чао, дорогая, привет маме с папой».
      Эмма кладёт трубку, и с минуту раздумывает, лечь ли опять в постель, или покориться неизбежности... Феликс крепко спит, как всегда на спине, заложив руки за голову. Из соседней комнаты доносятся писклявые голоса, дублирующие импортные мультфильмы – это значит, что Марк уже проснулся и выпил своё молоко...  Где-то в глубине сознания Эммы еле ощутимо мерцает давешнее интригующее НЕЧТО, кажется, нужно вспомнить... От этого зависело что-то очень важное... Но -  не достать, не дотянуться. Она принимает нейтральное решение: идёт в туалет.

      Туалет (он же ванная) при главной спальне в квартире дядюшки Эдуардо заслуживает того, чтобы остановиться на нём по-подробнее. И всё благодаря покойной тётушке Химене. Сам дядюшка часто рассказывает, как пришли они с тётушкой смотреть эту квартиру в только что отстроенный дом; щадящая рассрочка, европейская отделка, вид на море... в принципе, как во всех новостройках в районе набережной. Ходят, смотрят, и вдруг тётушка возьми да и зайди в ванную при главной спальне!.. А ванная-то с окном. Во всю стену окно с пупырчатым таким непрозрачным стеклом от досужих взглядов с улицы. Это же просто замечательно! Электроэнергию можно сэкономить, макияж делать при дневном свете, проветривать, чтобы штукатурка на потолке не отсырела от влаги... Санузел, правда, совмещённый, но по всему миру так и строят. А потом есть же ещё и гостевая ванная с туалетом. Так что, можно разойтись при желании.
     И квартира была куплена. В щадящую рассрочку. А в ванную, помимо встроенных  шкафчиков под мрамор, тётушка Химена купила деревянные полки с водонепроницаемой полировкой, чтобы складывать полотенца; да ещё стеклянный туалетный столик для всяких бездулушек, типа натюрморта из морских раковин и старинных песочных часов позеленевшей бронзы. И огромное зеркало во всю стену. Сидишь, значит, по нужде и можешь себя тем временем в зеркале созерцать... Но это ещё не всё. Покойная тётушка раскрутила мужа на покупку жакузи. Эмма, правда, считает, что зря. Ведь так подскакивает расход не только воды, но и электричества! Оплачивать счета в этом месяце придётся им, а за детьми не уследишь – говорят, что идут в душ, а сами включают жакузи...

      ... Феликс Флорес тоже просыпается от телефонного звонка, но его сон более крепок, наверное, из-за отсутствия сновидений, и когда он наконец разлепляет веки и садится на постели – телефон молчит, как ни в чём ни бывало, а из гостинной доносится голос Хуаниты, - она уже взяла трубку.
- Хуанита!
Та появляется в дверях, вытирая руки о застиранный передник.
- Доброе утро, сеньор.
- Кто звонил, Хуанита?
- Попросили к телефону сеньориту Макарену, я сказала, что спит она ещё. 
- Спит... Хм... Половина одиннадцатого... Во сколько она вчера пришла, не знаешь?
- Нет, дон Феликс.
- А Кристиан?
- Не знаю, сеньор, я ребёночка в десять уложила, да и сама спать легла.
- Ну, ладно... – Фуликс широко и с удовольствием зевает, - принеси-ка мне сегодняшнюю газету.
- Сию минутку, - покладисто отвечает Хуанита и выходит в корридор, чтобы взять с этажерки у двери ещё пахнущий сыростью с улицы воскресный номер.
     Феликс между тем, не вставая с постели, включает седьмой канал и несколько минут задумчиво смотрит на  экран. Комната наполняется жизнерадостными голосами ведущих утреннего шоу.
- Я просил старшую сестру Роситы Баррос, чтобы привезла Макарену домой сразу же после концерта, - говорит он, приняв от Хуаниты газету, - То есть, самое позднее - в двенадцать.
      Хуанита кивает с пониманием, пока вешает его пиджак на «плечики» и в шкаф. Хуанита, конечно же, не скажет ему, что счастливая, сияющая Макарена заявилась во втором часу, растолкала её, и, то плача, то смеясь от возбуждения, стала рассказывать, как ОН посреди выступления вдруг показал пальцем на неё, Макарену, сидевшую во втором ряду, и под визг зависти женского большинства попросил подняться на сцену... С Хуаниты сон слетел как есть, она ведь тоже обожает «Лос Брухос» и недавно вот купила карманный календарик с Эль Чифладо в костюме мексиканского «марьячи».  Так что они ещё полчаса посидели на кухне, Хуанита поила Макарену горячим какао и всё охала да ахала, заразившись состоянием девочки; ведь надо же – сам Эль Чифладо, и не кого-нибудь, а нашу Макиту, и ведь поцеловал..! «...Вот сюда, сюда!..» - Макарена осторожно касалась ямочки на щеке около губ, словно пытаясь вспомнить кожей этой ямочки мимолётную нежность небрежного прикосновения, когда отзвучали последние аккорды «Хочу любить» - песни, которую и она, и Хуанита знали наизусть – самой романтической песни в репертуаре «Лос Брухос»... Хуанита потом всё-таки пошла спать, а Макарена ещё кружила по квартире, до скольких – не известно.
      Феликс разворачивает газету в разделе «Экономика» и погружается в чтение, но тут на пороге спальни появляется Эмма.
- Доброе утро, милый, - говорит она, прислоняясь к косяку таким образом, чтобы бедро выступало покруче, а голая коленка оказалась прямо в разрезе пеньюара. Её длинные тёмно-каштановые волосы в беспорядке, а под глазами едва заметные разводы от вчерашнего макияжа. «Сука», - с удовлетворением отмечает про себя Феликс, ощущая под пижамой голодное шевеление. В таком виде она ему нравится. Даже и не скажешь, что под сорок. Только бы опять не разжирела. Пусть пьёт дальше свои таблетки. Вчера в мини-юбке – ну, вообще...
Эмма крадучись подходит к постели, потом замирает и вдруг с урчанием кидается на мужа. Газета смята. Дистанционное управление падает на пол. И в этот момент опять звонит телефон. Феликс чертыхнувшись перекатывается на бок и снимает трубку.
- Да... А кто её спрашивает? Бланка?.. Опять Макарену к телефону, - говорит он жене, - Минут десять назад ещё кто-то звонил, Хуанита подходила.
- А до этого – я, - Эмма решительно встаёт с постели, - Пойду разбужу её. Пусть сама отвечает на свои звонки.

     ...Кристиан просыпается от запаха жареной картошки и нестерпимой боли во во всём теле. Со страхом обнаруживает, что подушка мокра не то от пота, не то от слёз, а сам он  трясётся как в ознобе, колени подтянуты к груди, подбородок вжат в колени, на судорожно вцепившихся в край одеяла пальцах побелели костяшки... До него доходит, что ощущение боли вызвано, скорее всего, сильным мышечным напряжением и неудобной позой, поэтому Кристиан медленно переворачивается на спину, потом садится на кровати и затравленно оглядывается. Сквозь зашторенные занавески пробивается мутный свет пасмурного дня. На полу валяется бутылка с соской, а из-за приоткрытой двери доносится голос сестры, радостно тараторящей с кем-то по телефону... Боль действительно отпустила. Но дело тут было не в боли... Вселенская тоска, о сущуствовании которой Кристиан за свои почти шестнадцать лет и не подозревал, душила его, заставляя чувствовать себя маленьким и беззащитным...
- Мама... – зовёт он неожиданно осипшим голосом, и в изнеможении снова валится на постель... ОНО ушло, истаяло, оставило его, Кристиана, наедине с этим ужасным миром... раньше всё казалось нормальным, привычным и даже приятным, но теперь, после того, как он, Кристиан, познал ЭТО – ничто не будет как раньше,  ничто и никогда не сможет сравниться с ЭТИМ...
      Он накрывается одеялом с головой и начинает впадать в забытьё. Его уже не знобит, но печаль и пронзительное ощущение утраты не отступают; сам не замечая как, он опять оказывается в позе зародыша – колени подтянуты к груди, подбородок вжат в колени,  костяшки судорожно сжатых кулаков побелели...
- Крис... Крис... Завяжи мне шнурки, Крис. – Марк трясёт брата за плечо и пытается стащить с него одеяло.
- Хуаните скажи, - глухо доносится из-под одеяла.
- Хуанита сказала, что не может, она курицу разделывает.
- Тогда маме.
- Мамы нету.
- Тогда Маке.
- Мака на меня накричала, она по телефону разговаривает...
- ...
- Крис, завяжи мне шнурки, Крис... – Марку в конце концов удаётся вытащить из-под Кристиана подушку, и тот с трудом садится на постели.
- Ты плакаешь..?
Кристиан смотрит на брата мутным взглядом, и видит (хотя, может быть, это ему только кажется в полумраке), что у маленького Марка меняется выражение лица.
- Ты плакаешь, Крис? – с дрожью в голосе переспрашивает он.
- Нет.
     Марк отводит глаза, потом садится на пол и начинает сосредоточенно отковыривать засохшую болячку на коленке. В квартире стоит тишина – Макарена дала телефону передохнуть, а Хуанита, видимо, спустилась за свежим хлебом к обеду.
- Крис. А я знаю, ч т о  т ы  в и д е л, -  голос маленького Марка звучит неожиданно громко. Кристиан морщится...
- Что ты знаешь?
     Глаза ребёнка загораются странным блеском:
- ...Оно было очень большое и разноцветное, и блестело... и его надо было собрать из маленьких кусочков.
     Подобранная с полу бутылочка с соской падает у Кристиана из рук... Да, точно, - невиданная, сверкающая всеми цветами радуги головоломка, как нелегко было скомпоновать меняющие форму части... И ведь смог же, почти смог, и теперь весь мир, всё в этом мире должно было быть по-другому...
- Ты... тоже... собирал..? – почти шёпотом спрашивает Кристиан.
Марк кивает.
- Только не руками... Я думал про то, где какой кусочек должен быть, а они сами друг к другу пристраивались... Я думал, это навсегда...
     Они помолчали.
- Всё будет хорошо, правда, Крис?
- Конечно, – Кристиан похлопывает малыша по плечу и шаркая вьетнамками выходит из комнаты. Так и не завязав брату шнурков.

                15.06.02, Viña del Mar