Как рождаются облака

Как рождаются облака .

Дождь… Третий день на маршруте этот чёртов дождь. Встаем вместе с ним. Идем под ним. Ложимся спать и слышим, как он барабанит по полиэтиленовым тентам палаток. Дождь кругом, и из-за него не видно гор. Дождь и облака везде.   Все мокрое и холодное: повседневная и сменная одежда, спальники и палатки. Мы устали от этого дождя и холода. Прямо перед нами мокрые бараньи лбы (скалы сглаженные ледником), которые видны только впереди идущему. Мы расталкиваем облака грудью, и они нехотя пропускают нас вперед.
          Оглядываюсь и вижу за собой почти непроницаемую пелену облаков, висящую над только что пройденной  ступенью скалы. В полнейшей тишине слышно тяжёлое, хриплое дыхание и тупое, приглушённое в мерзкой сыряди позвякивание ледоруба о камень.
          Выше трех километров дождь переходит в мокрый снег, и его хлопья ветром начинают забиваться под накидку, лезть в глаза,уши, рот,нос, не давая дышать. На следующей ступени группа останавливается. Привал.
         Достаем тенты с палаток и забиваемся под них. Валимся вповалку на рюкзаки, прижимаемся друг к другу. Все молчат, только слышно, как снег с дождем с новой силой барабанят по полиэтилену. Всех колотит дрожь от холода и физической усталости. Очень скоро тент изнутри запотевает от дыхания и с него начинает капать. Так же молча все встают и начинают надевать рюкзаки. Снова уходим в дождь, ветер и снег.
         Вижу как на подьеме у впереди идущего дрожит нога на камне. Поднимаемся все выше и выше. А перевала все нет и нет. Пройдя две ступени, снова сбиваемся в кучу.
- Ребята ! Стать на ночь негде. Надо идти! -  говорит Михалыч.
          Молча поднимаемся и попеременно бьём тропу в глубоком снегу. И снова впереди час за часом мокрая полиэтиленовая накидка впередиидущего. Со временем притупляется чувство реальности, и глаза фиксируют только увязающие в глубоком снегу ноги с мокрыми бахилами поверх ботинок. Снег хрустит и уминается. 
           Кто первым заметил в белой пелене этот черный камень, не знаю. Самой седловины перевала так и не было видно, как и окрестных гор. Только здоровенный черный камень торчал на фоне белого снега. Тур. Пришли. Замерзшими руками обкопались и сняли камень с верхушки пирамиды. Из старой ржавой консервной банки достали записку от предыдущей группы и кулечек конфет.

От строк пахнуло летом и теплом. "Группа туристов, совершая горный поход...", "вышли на перевал со стороны....", "погода отличная - солнце, легкий ветер, жарко...", "Удачи вам, ребята, хорошей погоды и легких рюкзаков."
          Конфеты пошли по кругу. Снова накрылись тентами. Стало теплее и Михалыч негнущимися пальцами медленно, корявыми буквами начал писать записку следующей группе, которая когда-нибудь окажется возле этого тура: "Группа туристов, совершая горный поход...", "вышли на перевал со стороны....", "погода..."   
          - Что про погоду-то напишем, ребята? - спросил он.
          Мы глянули друг на друга. По лицам было видно, что думает каждый. Наконец, один из нас медленно произнес:
          - А что погода?! Хорошая погода. Идешь себе и идешь.
          Раздался взрыв хохота. Ребята оживились и заговорили планах на вечер. 
         Я смотрел на них и думал о том, как хорошо быть рядом с ними, и как мало нужно человеку для счастья. Покрутил замерзшей шеей. Задубелый на морозе тент ответил шелестящим шёпотом. Михалыч дописал, завернул записку в полиэтилен и засунул в банку. Вложил ее в тур, и мы  завалили ее камнями.
         И снова снег под ногой… Хррр… хррр… хррр... Идем медленно, устало. Начали часто падать. Сколько же здесь этого снега!

По мере спуска с перевала погода стала меняться. Шквальный ветер утих, и теперь уже снег сменился дождем, а потом и моросью. Одев кошки, прошли невысокий, но крутой, пятидесятиметровый ледник. Уже вечерело, когда мы, наконец, спустились к траве в глубокой  долине. Стоящие кольцом горы заслоняли от нас солнце. Зато на противоположном склоне догорал красивейший день.      
          Смотрим на зеленую и блестящую траву. Быстро ставим  палатки и переодеваемся.  Зашумели под котелками примусы. Пока дежурные готовили ужин, все развалились на ковриках вокруг. Гудящее пламя примусов не грело, но было приятно видеть его голубые струи, рвущееся с конфорок и наблюдать, как валит пар из-под крышек котелков. Постепенно в пуховках согрелись, и завязались неторопливые разговоры.
           Кто-то промолвил:
           - Ребята! А ведь на небе ни облачка.
           Все задрали головы. Как со дна глубокого колодца увидели вдруг овал синего-синего, промытого дождем, чистого неба, обрамленного зубцами огромных черных вершин.

После ужина я спустился к реке и лег на большой плоский камень лицом вверх. Вытянул до сих пор устало дрожащие ноги. От пищи по телу разлилось тепло. В еще до конца не отошедших от холода руках и ногах иголочками стучала кровь. Колени и плечи ломило от бесконечного пути и тяжелого рюкзака. Устало закрыл глаза, и в какой-то момент, открыв, замер пораженный. Вдруг, на синем фоне неба появилась легкая перистая дымка. Через некоторое время она свернулась в колечко и стала клубиться, всё больше раздуваясь. Затем стала более плотной и пушистой на краях. Через некоторое время появилось облако. Сорвалось с места и поплыло к перевалу.
         На его месте появилась новая дымка. Поклубившись, она не превратилась ни во что и умерла,  растаяв в синеве.  Затем родилось новое облако. Затем еще и еще.
         Облака рождались и умирали, плыли к перевалу или, приникая к близким вершинам, замирали в виде белых, косматых папах. А потом день окончательно померк,  и появились звезды.