Как я провел лето

Учительский стол всегда производил на нас подавляющее впечатление. Дети вообще очень впечатлительны, поэтому черного цвета учительский компьютер, на боку которого красовалось всевидящее Око, вызывал у нас приступы смятения. Учительский компьютер был единственным предметом черного цвета во всей комнате и в рядах изукрашенных юными талантами во все цвета радуги школьных ученических машин смотрелся как пятно на солнце. Школа была самая обычная – среднего образования, время обучения - семнадцать семестров, а находилась она чуть севернее центрального парка – последнего квадратного кусочка зелени на планете, вы, конечно же, не можете не знать где это. Нас было немного – всего сорок учеников всех курсов. Нам было от семи до семнадцати лет от роду, и единственный взрослый человек во всей школе –  старик лет шестидесяти, который следил за работой учительских машин и обожал, когда его называли старинным и громоздким названием его профессии – системный администратор. Хотя он и выглядел на двадцать пять, но глаза выдавали его старость.
Мы очень послушные дети, да что и говорить – разве могут столь совершенные продукты многолетних экспериментов генетики быть непослушными и вздорными? Нет, мы очень умненькие и конструктивно воспринимаем любую критику, никогда не обижаемся по пустякам. Не подумайте, что мы бездушные автоматы в человеческом обличье, не впадайте в заблуждение – мы очень человечные и, наверное, гораздо больше, чем «среднестатистический гражданин» современного мира. Все дело в том, что мы – таланты и гении от рождения. В современном обществе лишь одна из двухсот миллионов пар может получить разрешение на продолжение рода, и эта пара, естественно, хотела бы, чтобы их ребенок был близок к совершенству. И мы действительно близки к совершенству. Духовному и физическому. Мы – идеальные дети. И наши родители очень рады этому. Видели бы вы их глаза, когда они встречают нас, чтобы увезти на летние каникулы куда-нибудь подальше от серых коридоров-улиц и тронутых ржавчиной лестничных и лифтовых шахт перенаселенной Земли.
Они целый год работают в поте лица, чтобы отправиться в круиз по планетам Системы на лайнере, или забраться вместе на исполинскую гору Олимпус Монс на Марсе, или на батискафе пройти по экватору Сатурна.
В этот год каникулы начались как обычно. Седьмого июля восемь утра у дверей школы радостно смеялись дети человечества, обнимая своих ненаглядных родителей, а родители с упоением разглядывали своих детей, отмечая, как те подросли и окрепли за год. Я пришел туда только чтобы проводить своих друзей. Четвертого июля, вернувшись с занятий по физическому развитию, я обнаружил на личном терминале в моей комнате коротенькое послание, отправителем которой являлась администрация транснациональной корпорации, где работали мои родители. Они были учеными, исследовавшими черные дыры. Они много рассказывали о своей работе, мне было очень интересно слушать их, хотя я не всегда понимал смысла «выворачивать» дыры «наизнанку», мне всегда казалось, что последствия могут быть губительными для вселенной, но родители были убеждены в правильности своих теорий. Они хотели подарить человечеству бесконечный источник энергии. Второго июля они погибли на испытаниях экспериментальной установки. В одно мгновение их тела слились с бешеным вихрем элементарных частиц, бушующим там, где только что высилась громада исследовательского центра. Причина взрыва пока не была установлена, установка отработала по графику и была выключена, родители уже отправлялись систематизировать данные, когда это случилось. Руководство корпорации выражало искренние соболезнования и сердечно обещало мне позаботиться о моем будущем, перевести все средства со счетов родителей на мой личный счет и назначить мне опекуна из совета директоров кампании. Понять их было нетрудно – на полтора миллиарда служащих корпорации детей приходилось всего пятеро. В постскриптуме председатель совета директоров выразил свои личные соболезнования и пожелал мне крепости духа в столь тяжелое для меня время.
Я долго смотрел на стены комнаты, увешанные картинами. Девять картин. Девять каникул. Странные джунгли Венеры, полные причудливых форм неуглеродной жизни. Руины Сидонии, Пирамиды и Лицо, подавляющие своим величием. Лунные кратеры, Море Спокойствия, Полярная шапка Луны, плита, исписанная словами давно забытого языка, отпечаток ботинка в лунной пыли. Сатурн и его Кольца, какими их можно увидеть сквозь плотную атмосферу. Луны Юпитера, Европа и Ганимед, законсервированные станции двухсотлетней давности. Комета Галлея, ледяная скала, где я впервые увидел и смог говорить с одним из Живых Камней, ему очень нравится его место жительства. Нептун, населенный полупрозрачными Призраками, воюющими между собой дубинками из борно-магниевого сплава. Пояс Койпера – далеко за орбитой Плутона, удивительное скопище осколков эволюции Системы. Кусочек города на астероиде Фаэтон, часть огромной планеты, взорванной в незапамятные времена ее обитателями. Девять фонов для Их улыбок. В углу комнаты, под потолком, Око наблюдения взирает на меня свои безразличным взглядом. Я время от времени отвечаю ему тем же. Так прошли три дня и начались каникулы.
Часа полтора родители обычно проводили с детьми в их комнатах, общались с Учителем и другими родителями, дети спешили поделиться планами на каникулы со своими друзьями, а к вечеру счастливцы отправлялись в путешествие. Только я сегодня никуда не поеду. Мне предлагали поехать с ними друзья и подруги, я отказался. Неожиданно они все оказались мне чуточку чужими. Я понял, что мне не понравится видеть не Их улыбки, пусть они даже будут не менее добрыми. Я не хочу забывать Их.
Вечером уехали последние ученики. Астарта, девушка с предпоследего курса, она предлагала ехать с ней и ее родителями поплавать в марсианских каналах и посетить самую большую пещеру древних марсиан. Она влюблена в красную планету. В Сидонии пять лет назад мы побывали двумя семьями. Она уехала последней, пообещав привезти мне какой-нибудь сувенир. С ней на Марс отправились двое моих лучших друзей, Сет и Тор, извечные заводилы, очень активные. Они пожали мне руку на прощание и пожелали не скучать без них. Их родители очень с ними схожи. Если вы подумали, что Астарта испытывает ко мне какую-то особую привязанность – вы ошибаетесь. Конечно мы друзья, но мне иногда кажется, что она каждый год зовет с собой на Марс, только из-за моего имени. Родители выбрали мне имя древнегреческого бога войны. У всех нас особенные имена. Хотя я ненавижу войну, а наш Зевс – тихий и спокойный мальчишка, впрочем, Венера свое имя оправдывает.
Первую неделю я бродил по опустевшей школе, помогал Администратору с настройкой системы Учителя, подолгу просиживал за терминалом, иногда выбираясь в спортзал. Мне быстро наскучила такая жизнь. Я пытался узнать больше о причине смерти моих родителей, но комиссия держала в тайне информацию до тех пор, пока расследование не будет закончено. Время превратилось в тягучую пленку, обволакивающую меня.
Наверное, бедные психологи по ту сторону Ока извели много нервов и кофе, пытаясь придумать, как помочь мне. Я не думал о них. Часы и минуты сминались в дни и недели, растягиваясь в ощущение вечности.
На восьмой день каникул я нарисовал картину. Наверное, это и есть вдохновение, когда тебя пронзает насквозь что-то едва различимое, потрясающе огромное, и ты не можешь остановиться, пока не закончишь, думая лишь о том, чтобы нанести еще один штрих, добавить полутон, скорее овеществить то, что коснулось тебя. На картине в смертельной схватке замерли двое – меченосец в латах и крепко сжимающий сеть и трезубец полуголый мальчишка. А на трибунах, позади арены уходящих к небу, бушевала толпа. Нет, на самом деле он не был ребенком, но рядом с закаленным опытным латником смотрелся беспомощно. Администратор долго рассматривал картину. А потом сказал, что у мальчика недетский взгляд. Мы долго говорили на эту тему. Я так и не понял, почему Администратор так решил.
За всю следующую неделю мне пришло очень много стереописем от моих друзей. Я все просмотрел и стер. Унылая череда дней потянулась дальше. К концу июля у меня не осталось ни одного не наскучившего занятия. С профилактикой Учителя вдвоем мы справились на месяц раньше, чем обычно. А через день я нарисовал вторую картину. Бескрайняя пустыня и крошечный оазис. Палящее, убийственное солнце. Оазис медленно умирал под этим солнцем. Я долго искал Администратора по всей школе, я нашел его в его комнате. Было трудно отыскать ее, никто из нас никогда не задумывался о том, где и  как живет Администратор. Она была гораздо больше наших комнат. Полкомнаты занимали мониторы и главный терминал Учителя. На одном из мониторов я разглядел девять картин. Стройными рядами маленькие мраморные скульптуры выстроились на пластиковых полках, приклеенных к стальным стенам. Администратор недвижимо покоился в кресле. Его мутные синие глаза сквозь потолок силились разглядеть небо. Пульс не прощупывался. Я нес его к медкомплексу в необычном состоянии, мои ощущения притупились, и я перестал отмечать детали своего пути. Я надеялся, что медицинский комплекс поможет, но автоматика не смогла противостоять смерти. Вернувшись в комнату администратора, я еще раз взглянул на длинные ряды богов и богинь, запечатленных в мраморе. Вгляделся в их лица и увидел, что все они как две капли воды похожи на моих друзей. Но моей фигурки среди них не было. Я нашел ее на полу у терминала, моя копия взирала на меня недетским взглядом, сжимая в руках сеть и трезубец. На подлокотнике кресла Администратора я нашел еще две фигурки. Одна из них протягивала мне факел. «Прометей» - решил я и, взглянув на лицо скульптуры, увидел знакомую поощряющую полуулыбку Администратора. Другая фигурка прижимала к подлокотнику голо-диск, на каких обычно хранятся стерео изображения. Фигурка изображала девушку-лучника, на чистом лице которой жила своей жизнью счастливая улыбка. Девушка метилась стрелой в чье-то сердце. Так мне показалось. Терминал глотнул голо-диск и я уставился на монитор. Я увидел бескрайнюю равнину, горизонт невозможно было разглядеть, очевидно, планета была огромной. Несколько секунд камера снимала равнину, затем поверхность пришла в движение, барханы кипящей материи задвигались, потом в кадре показалась девушка. Только лука и стрел не было в руках. Она улыбнулась и начала говорить. Я слушал ее голос, она говорила, обращаясь к отцу, рассказывала о том, как прекрасно лето на Солнце. Послание длилось три минуты. На прощание девушка пообещала вернуться двадцать восьмого августа. Датировано оно было вчерашним днем.
Прошло уже три дня. Новый Администратор прибудет в школу первого сентября. Я каждый день пересматриваю то послание, адресованное Прометею. Что мне сказать ей, когда она вернется? Что я вообще могу сказать ей? Я слишком хорошо понимаю. Но, может быть, я смогу помочь ей лучше, чем все психологи с той стороны Ока вместе взятые? Я хочу помочь. Мне очень нравится ее улыбка. Я боюсь увидеть ее слезы. Мне интересно – какое имя у дочери Прометея?
Я потерял счет дням, каждый день я провожу на коленях перед терминалами Учителя, сжимая в руках кисть и палитру, над каждым Оком я рисую Прометея, протягивающего нам факел. Сегодня утром я разрисовал последний терминал – в комнате Администратора. Только что заработали механизмы входной двери. Значит сегодня двадцать восьмое. Я сижу на полу возле кресла спиной к мониторам, смотрю не фигурку в моей руке. Сейчас девушка войдет в эту комнату, и я смогу оторвать взгляд от мрамора.