Создавая судьбу

СОЗДАВАЯ СУДЬБУ.


I


Огонек свечи мерцал на сквозняке, дыхание которого проникало сквозь щели в оконных рамах. Причудливые блики придавали маленькой комнатке атмосферу мистического таинства. Жора Осенев, похмельное тело которого валялось на диванчике, любил полумрак. Романтично, завораживающе, страшновато.
Сегодняшний вечер наконец-то наступил. Жора еле дождался его. Двухдневная пьянка закончилась. «Можно дать организму право на заслуженный предпраздничный отдых», - наслаждался своими грезами и вертолетами в голове этот толстый, поросший густой, явно не трехдневной щетиной человек.
Жора любил комфорт и уют, но его у него никогда не было, ни в жизни, ни тем более в доме.  Именно из-за этого ему казалось он, и полысел, и обрюзг, и вообще, катился по наклонной вниз.
Апликатор Кузнецова бесстрашно впивался в жировые отложения  создавая ощущение… да никаких ощущений в общем-то и не было. Но Жора верил, наивно верил, что это ему поможет. Была ещё куча прибамбасов: люстра Чижевского, ионизирующая воздух с утра до ночи (подумать только, этот заспиртованный, провонявшийся Жориными носками и потом воздух должен был ещё и ионизироваться?!). Потом настойки Зубицких, которые Жора постоянно путал с каплями Зеленина; активатор Крылова, на котором вся вода начисто лишалась осадка; пирамиды-кирпичики Холода, создающие Жоре и его квартире благополучную магнетическую ауру; различные фильтры безымянных изобретателей, и, конечно же «Настойка на спирту» Грачевского. Борис Грачевский, кстати, был его ещё «закадычным» школьным товарищем. Он делал эту настойку в 70° круглый год, потребляя «за здравие» и «за упокой», по поводу и без, по его мнению, она лечила мысль и душу. В общем, Жоре казалось, что он заботился о своём здоровье.
Мысли в голове никак не могли образоваться в логическую цепочку, сбиваясь в кучу и исчезая в туманном сознании. Вот уже два месяца как его уволили с работы. Он попался на мелочи, на продуктовом пакете (большом), который он «взял» на очередной «сеанс лечения» к Грачевскому. И его – завскладом с пятилетним стажем выгнали…  Жора не ожидал такой бесцеремонности, подумаешь… могли бы и не заметить, но… новое руководство – новые взгляды.
- Надо что-то предпринимать, - с этой мыслью он и улетел, куда-то вдаль, в мир снов, неспокойных, тяжелых и хмельных.



II


Жора сидел под ёлкой, в руках была бутылка портвейна «Ай-Петри», тихое брынчание Егора Летова гармонично вписывалось в настроение, которое, прямо скажем было не новогодним. Один, совсем один на Новый год, ему казалось это и жутким и, естественным. А чего он ещё хотел? Кто его друзья? И вообще, есть ли таковые в его жизни? Ответ был очевиден – НЕТ, разве что легкие приятели, которым Жора был чем-то нужен.
Ёлка была единственной отдушиной в этот вечер. Большая и пушистая. Жора не пожалел денег, отдав за неё почти всё, осталось лишь на две бутылки портвейна, хлеб, шпроты и картошку. Вот такой получался праздник.
Маленький черно-белый телевизор освещал комнату, обдавая   помещение больной синевой. «Ирония судьбы, или с легким паром» шла уже четвертый раз за день. У Жоры снова навернулись слезы, в сантиментах и  чувствительности ему было не отказать.
- Любовь, - пробурчал он, - это ж бывает…
Мысли хаотически закружились в голове. Институт, курс где-то третий, девушка, как же её? Имя чудное, либо Агрипина, либо Ангилина.  Ассоциации возникали с болезнями, либо грипп, либо ангина, или что-то в этом роде… Красивая такая, худенькая, фигурка ничего, короткая стрижка,  рыженькая и носик с горбинкой. Жаль, что фотографий не осталось, сгорели вместе со старой квартирой. Они расстались примерно через месяц. Она обозвала его «жирным отморозком». А чего она ещё хотела: болтливого и тощего?! Человека должно быть много, и мужик вообще много не говорит, размышлял Жора.
- Вечная весна, - взвыл Егор Летов. Жора нажал на стоп.
Было десять вечера – пора провожать старый год.


- Вечность пахнет нефтью, - проорал Летов.
    С чего бы это? подумал Осенев. Было без десяти двенадцать. Президент лукаво улыбнулся на телеэкране.
- Чего скажешь? – бросил Жора
Неожиданный стук в дверь заставил вздрогнуть. Звонок давно уже барахлил.
- Мы люди не местные… помоги милый, детям праздник нужен, - сказала цыганка, окруженная четырьмя детьми.
Жора порылся в карманах. 4 гривны 45 копеек, - вот все что осталось. Цыганка взяла деньги и ласково блеснула глазами, заставив лицо толстяка расплыться в улыбке.
- Всё у тебя получится. Вижу. Любовь найдешь свою. Скоро, очень скоро, - цыганка резко развернулась и начала быстро спускаться вниз, дети пробежали за ней.
Только он вошел в комнату и налил стакан портвейна, как пробило двенадцать.
- С Новым годом тебя Георгий, - сказал себе Жора и осушил стакан до дна.
- VIVA! – взвизжал  голос Киркорова с голубого телеэкрана.
- Ходит дурачок… - тихо, словно издеваясь, вторил Егор Летов.
Жора выключил телевизор в без двадцати час, смертельно хотелось спать, да и некачественный портвейн ударил в голову.
- Праздник кончился добрые люди, - оборвался голос Летова.
- Всех с Новым годом… Вот так вот… - тяжело вздохнул Осенев и включил люстру Чижевского.
Ионизированный воздух опал, словно иней на тяжелые веки Жоры, он начал засыпать. В темноте поблескивала лишь серебряная гирлянда на ёлке, она тоже была одинока.







III


Воздух не  двигался, ему мешал зловонный запах чего-то протухшего. С мокрых потолков капали мерзко-холодные липкие капли. Жора пробирался куда-то вглубь заброшенного дома. Комната, другая, коридор – длинный с серо-желтым потолком и тусклой лампочкой в конце. Дверь. Красивая деревянная дверь. Жора оглянулся, какое-то волнение преследовало его, словно свирепый волк жестоко играл с полуживой, одурманенной кровопотерей, загнанной жертвой. Он жертва… Дверь казалась спасением. Он схватился за золоченую ручку…
- Аааааааааа! – заорал Жора.
- Дзззззззззззззз… - всё назойливее жужжал звонок, запав кнопкой.
Жору подорвало с диванчика. Пот градом катился по лицу и спине, сердце стучало с частотой взмахов крыльев колибри, и, казалось, выдалбливало дыру в левом виске.
Это сон… Жутко. – Кого это та несет нелегкое, - подумал толстяк.
- С Новым годом! С Новым счастьем! – влетело в тяжело открывшуюся дверь. Точнее это было сказано с трудом и невнятно, но зато громко.
- У тебя Георгий спички есть?
- Твою дивизию, - тихим «незлобным» словом поприветствовал Жора своего соседа снизу Федора Ивановича, слесаря местного ЖЭКа, и пошел на кухню за спичками.
Тем временем тот  прошмыгнул в комнату, уселся за стол, достав начатую бутылку водки. Жена частенько выгоняла его шваброй из дому, но такого «хамства» в новогоднюю ночь слесарь явно не ожидал. Можно даже было сказать, что Иваныч был разозлен.
Завидев недовольно недоумевающее лицо Жоры, сосед поспешил «загладить» ситуацию:
- А я вот тут решил к тебе заглянуть, потешить холостяцкую душу так сказать, обитель твою оживить. Ну так по 50?!
И понеслось. Жора особо не пил, а Иваныч вливал и вливал… и как в  этого маленького, жалкого ханурика столько влазит? Зато жена большая! – подумал он и улыбнулся.
- Невыносимая лёгкость бытия! – разрыдался Егор Летов.
- Интереснейшая мысль! Правду-матку вещает! – с умным видом проворнякал Иваныч, сопровождая речь уверенным движением указательного пальца и жмуря глаза.
- Да… - грустно поддакнул хозяин квартиры и вспомнил цыганку. – Скоро? Иваныч, когда это «скоро»?
Вопрос расстворился в пустынных глазах слесаря и не найдя там живительной силы ударился о стенку за ним.
Бух, выбило пробки в коридоре, и свет в последнюю секунду осветил гирлянду на ёлке.



IV


Поломка была улажена слесарем в мгновение ока. Свет не включили специально, не хотелось выходить из лирической, новогодней атмосферы.
Было около четырёх. Глаза Жоры уныло вглядывались в потолок, неровно вдыхая блики свечи. Они были далеко, где-то в дебрях сумбурных хаотических мыслей. Фёдор Иванович навалился на стол. Зрение его тупо остановилось на стакане, который он вертел в руке.
Говорят, люди не думают, смотря на огонь или воду. Взглянув  же в лицо слесаря можно было бы сразу понять ошибочность данного утверждения.
По сложившейся, по-видимому, в эту ночь традиции, из состояния ступора присутствующих вывел звонок в дверь.
Сердце Жоры дало перебой, оборвавшись на миг куда-то вниз, и вновь вернувшись к заданному природой и собственной физиологией ритму.  Чувствовалась какая-то боязнь открыть. Непонятная задняя мысль казалось, хотела помешать этому.
- Ты чё… совсем не здесь? Звонили, - буркнул слесарь.
Мягкие тапочки понесли грузное тело к дверям.
- Здравствуй Жора. Жора я не знаю чего я хочу. Что делать?
Толстяку хотелось сказать, что этот риторический вопрос стоит задать Чернышевскому, но обречённый вид очкарика в дверном проёме изменил форму ответа.
- Сейчас поговорим. Обсудим.
Лёня Брухт учился с ним вместе в институте. Маленький, в очках и с взъерошенными волосами он находил проблемы везде, даже там где их и не могло быть. Всегда тихий, почти отличник, считавшийся среди одногрупников скучным и «недоделанным», Лёня находил в Жоре защитника и советчика, тот был его ореолом, чуть ли не отцом-наставником.
Впоследствии, Брухт стал преподавателем философии. В недалёком будущем ему предстояла докторская. Философия была для него отдушиной. Он даже вбил себе в голову, что фамилия его идеально вписывается в круг великих философов-современников. Вот уже третий год рождалось колоссальное произведение «Старая новая жизнь», эдакая эпопея обо всём и про всё. Надо сказать, роды был ну очень тяжелы и мучительны.
Физиономия Брухта вырисовалась в комнате.
- Я ищу таких, как я, сумасшедших и смешных…- словно не выдержал Егор Летов.
- Здрасте! – возрадовался Иваныч. – Продолжаем банкет!?
     Продолжать было нечем. Ещё полчаса троица сидела в полном молчании. На этот раз все смотрели на гирлянду, которая красиво одиноко переливалась под порывисто-нежными прикосновениями мерцающей свечи.
- Непрерывный суицид, - никак не мог успокоиться Летов.



V


- Что такое любовь? – неожиданно спросил Осенев
- Чего? – непонял слесарь.
- Жора, ты о чём? – недоумённо откликнулся философ, углубив пальцы в и без того взъерошенную шевелюру.
- Ребята, что, по-вашему, любовь? – уже разгорячено бросил Осенев.
- Ты чё? – тупо взглянул Иваныч.
- По мнению Фрейда…
- Лёня, без Фрейда!
- Ну другие…
- Без «других», ваше мнение!? – неожиданно горячо, даже для себя рявкнул Жора. – Я хочу, хочу определиться. И ты Лёня поймёшь тоже. И тебе Иваныч полезно.

Тут толстяка поднесло к тумбочке, быстро, очень быстро оттуда достались три белых листа  бумаги столько же ручек. И Жора предложил как бы игру,  написать три основных характеристики понятия «любовь», а потом обсудить. До слесаря дошло с третьего раза, но как ни странно заинтересовало куда более чем совсем поникшего Брухта.
- Итак: что для вас любовь?
Описание продолжалось минут пятнадцать. Первым справился Иваныч, дольше всех думал хозяин квартиры.
Первым, как самого «умного», прочли философа. Вот, что он изобразил:


Любовь это:
1. Взаимное либидо,
2. Общность интересов и взглядов,
3. Гармония мысли.


- Ну, я право не знаю… я не профессионал… - начал было Брухт.
- Нормально Лёня, отлично! Едем дальше! – перебил его повеселевший Жора.

Следующим был листок слесаря:


1. Встречи под луной,
2. Поцелуи и объятия,
3. Секс

… и ещё снизу была пометка: свадьба => семья


Иваныч был красный как рак. Он пыхтел и барабанил пальцем по столу.
- Третье… я так.
- Фёдор Иваныч! Прекрасно! Молодец! – подбодрил его Жора, реально отметив про себя неожиданно открывшуюся романтичность слесаря. «Да, всё гениальное – просто!», улыбка играла на его лице.

- Прочти Лёня, остался я.


1. Любовь - это когда не можешь друг без друга и минуты.
2. Когда сердце вырывается наружу.
3. Когда готов на всё ради неё.
4. Когда ты ощущаешь «нужность», «используемость».
5. Когда ты «принадлежишь» ей.
6. Когда ты дурак.
7. Когда ревнуешь.
8. Когда думаешь о будущем. Для неё, для нас, для семьи.
9. Когда ты и она – единый механизм чувств, эмоций, мыслей, идей, интересов.
10.Когда на других уже не смотришь.

В комнате воцарилось молчание. На какое-то время все погрузились в собственные мысли, и, казалось, что свеча была единственным проявлением жизни в помещении, некий шаман-волшебник, творящий своё таинственное действо среди громадных изваяний-теней, изображённых им же на стенах.
  Лишь Егор Летов перебирал струны на гитаре. Но его давно уже никто не слышал.
- Мы договаривались по три!… - нарушил тишину слесарь. Все рассмеялись.
- Ну не ожидал Жора! Серьёзно ж ты напряг мОзги. – смеялся Брухт.
- Да-ы! – поддакнул икая Иваныч.
- Всю жизнь знал, но тебе не говорил Жора. Идеалист ты двинутый. И вообще романтик. Но твой оптимизм приятен, чёрт возьми! – продолжал радоваться Лёня. – Сложно тебе будет, сложно.
- А кому легко? Скоро всё наладится. Я не знаю, что такое «сложно»! – оспорил, улыбаясь, толстяк, хотя знал и ощущал, как бывает тяжело.



VI


4:47, троица уселась на кухне. Жора приготовил замечательный чай. Во всяком случае, гости его оценили. Конечно хозяин не сказал от чего такой замечательный привкус, так как он не раз портил аппетит открывая свой «фирменный» секрет. Просто, как человек постоянно заботящийся о своём здоровье, к чаю добавлялся «желудочный сбор», содержащий такие травы как: зверобой, заткны-гузно, ромашка и другие растительные компоненты.
- Хорошо. Согревает, – восхитился слесарь.
- Вы не против, если мы продолжим нашу игру? – спросил Жора.
- Тащи бумагу жирный! – поддержал Иваныч.
Жора не обиделся, он давно привык к соседу, без него было бы даже скучновато, не так интересно.
- Зацвела в саду сирень. Ло-о-о-ботомия. – пели в унисон голоса слесаря и Летова.
- Ну что, предлагаю характеризовать «идеальную женщину». На этот раз в пять пунктов, – изложил задание Жора.
- Не… я так не буду, – неожиданно запротестовал Фёдор Иваныч.
- Что-то не так Иваныч? – поинтересовался Брухт.
- Вы холостяки… не понять вам. Я человек женатый.
- Так ты разве не можешь иметь свой идеал женщины? – не унимался Лёня.
- Успокойтесь. Федя тебе ещё проще, опиши жену свою, Танюху, она ж твой идеал!? – предложил Осенев.
- А то как!!! – воскликнул радостно слесарь.
Брухт нервно жевал ручку, и всё время копошился в волосах, не замечая снегопада перхоти сыпавшегося на брюки.
Иваныч с воодушевлением ребёнка и самодовольной улыбкой уже заканчивал.
Хозяин квартиры тоже почти написал, но у него как-то не выходило. Жора  не знал, чего он хочет от своего идеала, не знал что ему нужно. Женщина его мечты. Кто она? В мыслях опять возникла цыганка. В голове стучало лишь «скоро», «скоро».
Читали по мере написания. Первым был Иваныч, вторым Жора, последним цитировали Брухта.


1. Чтоб была такой же красивой и прекрасной, как моя   Татьяна.
2. Чтоб была доброй, как моя Татьяна.
3. Чтоб была хозяйственной, как моя Татьяна.
4. Чтоб детей и меня любила, как моя Таня.
5. Чтоб была строгой и справедливой, как моя Танюшка.


Жора прыснул. От смеха глаза налились слезами. Просто представил эту «идеальную» женщину Таню. Это что-то. Сразу представлялась такая картина: ор на весь подъезд, Иваныч летит по лестнице вниз, а за ним бежит ОНА: халат в крупный розовый «цветочек», ярко крашеные бело-блондинистые волосы с кучей бегудей, лицо намазано так, что цвет буряка «отдыхает», и что-нибудь поувесистей в руке.
- Зашибись! – выдавил Осенев.
- А чё ты? – полуобиженно спросил слесарь.
- Да ты в телевизор глянь! – технично спихнул на Петросяна Жора.
Звук в телевизоре был выключен.
- У войны не женское лицо… - прорвало Летова, заставив хозяина квартиры уйти в истерику.
Смех прекратился лишь после того, как он осознал, что сам не написал и такого. То, что он написал, показалось ему полной чушью. Ерунда.


1. Хорошая,
2. Скромная и спокойная,
3. Чтоб я её любил,
4. Симпатичная,


«Примитивно» - мелькнуло в голове.
- Пятого нет? – спросил слесарь.
- Нет, - вздохнул Жора.
- Тебя не поймёшь.


Очередь дошла до Лёни.  Как заметил потом Иваныч, звучало «умнО».


1. В первую очередь, должна быть умной, (но всё равно я – голова, она же шея)
2. Симпатичная,
3. Имеющая разносторонние интересы,
4. Которая строит взаимоотношения на взаимоуважении и конечно же любви.
5. Деловая, но не озабоченная карьерой, имеющая своё хобби, внимательная к семье.
6. Хозяйственная, любящая природу, животных и детей.



- Ну, ты и дал! – восхитился Жора.
- Старался, – ответил философ.
- У меня появились идеи расширить это в своей книге, - потирал он руки. Жора! – Ты мой спаситель!
- Ну! Стараюсь! – иронизировал толстяк.
- Ферум фарум, фарум зибцех!

Жора и Брухт тупо уставились на слесаря.
- Древненанайский. – с умным видом произнёс слесарь и рассмеялся.



VII


- Оно чего-нибудь даёт? – спросил слесарь.
- Конечно, - уверенно ответил Жора взгромождая своё тело на апликатор Кузнецова.
Было без десяти шесть. За окнами березжало подобие рассвета.   
Сквозь дремоту пробивалось речевое жужжание Брухта с Иванычем. Сны пытались завладеть усталым сознанием человека. Жора ненавидел это состояние. Предстояло «убитое» 1-е января. Где-то вдалеке возникла цыганка и произнесла «Вот-вот…» , заставив толстяка вздрогнуть.
- Жирный не пугай, - донеслось откуда-то. Жора наугад кинул тапок в это куда-то в надежде попасть в слесаря.
- Пуля-дура научи меня жить, - где-то пел Летов.

Сон победил.

- Вот Жора, он молодец. Всю жизнь находит то, что нужно в любой ситуации. Помню, мы с ним ещё не сдружились, в институте, мне «четыре» ставили, по педагогике, идиотка старая у нас вела. Так он у неё «пять» для меня выпросил. Он сказал: «Посмотрите! Он - будущее научной мысли. «Четыре» никак нельзя!». А она ему: «А за вас потом просить не придется?»,«Никак нет», уверенно ответил он. И что в итоге, мне пять, а ему 3. А он рад, улыбается. Спрашивается, что…
- Жениться вам надо обоим, вот что! – оборвал слесарь. - Вот ты описал, и что? Леонид, тебе кто-нибудь нравится?
- Я даже не знаю… ну есть. Только я не знаю, как начать…
- Смелее начать! Вот. Давай рассказывай.
- Ну… её зовут Мила. Она у нас на кафедре совсем недавно появилась… где-то месяц. Маленькая рыженькая, глаза – ясные словно маленькие луны… красивые очень. У неё, кстати, тоже очки. Она всё время читает что-нибудь.
- По-моему, ты уже убит амуром, - резюмировал Иваныч и поразился столь красивой фразе из своих же уст.
- Ты действуй, действуй!
- Постараюсь.
- Что значит «постараюсь», давай, любовь не ждёт! Она лишь дремлет,  – пошутил слесарь и взглянул на Жору.
- Кстати, ты, когда шёл сюда, видел девушку в парадной?
- Да, такая чёрненькая, симпатичная, сидела на подоконнике. Наверное, нехорошо в новогоднюю ночь одной. Интересно откуда она.
- Надо бы подъезд под замок!
- Скучная такая… - вздохнул Лёня.



VIII


Жору аж подкинуло на диванчике. С криком: «Ктооооооо?», - он подскочил к Лёне и схватил его за воротник рубашки.
- Кто? – взволнованно повторил он.
- Девушка… в подъезде.
- Опиши её.
- Ну, я не разглядел. Маленькая, брюнетка, вроде ничего. Расстроенная, – лепетал Брухт.
- И вы молчали… молчали… - горячился толстяк.
- Успокойся Жора, зачем… - начал Иваныч.
- Ууууууууу, - прорычал тот и махнув рукой выбежал в прихожую.
- Чё с ним? – переглянулись гости.
Жора быстро обулся, схватил пальто и выбежал в двери, даже не закрыв их.
- Странный… - произнёс Лёня.
- Я понял Леонид, понял, пойдём пить чай, – улыбнулся слесарь.
- Отряд не заметил потери бойца, - последнее, что успел пропеть Летов. Его прервал Брухт нажав на стоп.
- Надоел уже. Хватит.

Жора нёсся вниз.

- Ба, какие люди! Деда Мороза вызывали?! – это был Борис Грачевский, который в 6 утра вспомнил о друге.
Осенев пролетел мимо, сквозь проспиртованный воздух, слегка задев его обладателя плечом.
- Я с настойкой… - крикнул тот.
Где-то снизу донеслось:
- Иди… заходи, там тебя ждут.

Жора Осенев стоял уже внизу и смотрел на девушку, сидящую на подоконнике. Она была прекрасна. Сердце вырывалось наружу. «Хорошо, что в подъезде тепло», - подумал он.
Девушка смотрела на лист бумаги, лежащий у неё на коленях. Жора увидел надпись: «Люся, всё будет хорошо!»
Затем была встреча двух глаз… чёрные с большими ресницами… Толстяк был заворожён… Они смотрели друг на друга и, неожиданно осознали, что улыбаются.
- Люся, - прошептал он.
- С новым годом, - ответила она.
- С новым счастьем! – сказал он.

Дверь подъезда хлопнула, скрыв за собой двух людей, держащихся за руки. Мягкие шаловливые снежинки, кружась успели залететь внутрь.

- Пускай их будет две, - сказал Фёдор Иваныч, разорвав пополам длинную гирлянду на ёлке.



Январь 2002, Адаменко С.А.