Узгюр В Каппадокии зимой

Мы сидели в кафе маленького турецкого городка Ургюпа. Мой спутник –  Вели Кыяр и я – Александра Иваненкова. Говорили на интернациональном английском, которым, надо заметить, мой гид владел в совершенстве.
Неожиданно двери распахнулись – в кафе быстрой походкой вошел невысокий молодой человек в белом пальто в черную клетку. Полы пальто раздувались, а его  черные кудрявые волосы лежали на голове в полном беспорядке, как будто перед тем, как войти в двери, молодой человек успел попасть в жестокую бурю. Я машинально взглянула в окно – на улице было безветренно и немного пасмурно. Он резко остановился, прищурил глаза и осмотрелся. Вели поднял руку:
 
- Узгюр!

Посетитель нашел Вели глазами, - и считанные доли секунды спустя уже громко двигал стул и усаживался рядом с нами. Он похлопал моего спутника по плечу и поздоровался со мной.
Я дождалась, когда Узгюр отвернется, и, наклонившись к Вели, шепнула:

- Кто это?
- Мой друг детства.

Узгюр не обратил внимание на наш шепот и начал говорить по-турецки.
Вели перебил его, сказал что-то – Узгюр, не меняя интонацию, переключился на английский.
У приятеля Вели обнаружилась очень интересная манера говорить: он произносил слова отрывисто, очень быстро, почти не открывая рта – казалось, он скоро-скоро цедит их сквозь зубы.  К его речи надо было привыкнуть. Я ровным счетом еще ничего не понимала.

- Узгюр. Как зовут тебя?
- …Александра.
- Очень приятно. Откуда ты? – процедил Узгюр. Тон был недружелюбный, глаза - веселыми.
Я не поняла.
- Откуда ты, откуда ты? – нетерпеливо повторил он, прикрывая подрагивающие веки.
- Я из России. Я русская.
- М-м. Ты из Москвы?
- Н-нет, я из N.
- Никогда не слышал о таком городе, - Узгюр сжал свои тонкие губы и категорично покачал головой.

Я совершенно неоправданно почувствовала себя лгуньей.

- Есть такой город… - пробормотала я.
- Не знаю, -  строго процедил Узгюр, опять помотал своей растрепанной головой и улыбнулся.

Ага, поняла: он просто не знает такого города, а не сомневаетя в моей правдивости. Забавная у него манера говорить.

- Здесь что делаешь, отдыхаешь? – продолжил допрос мой новый знакомый.
- Пишу статью… О Каппадокии…
- А! Добро пожаловать в Турцию.
- А тебя сюда каким ветром занесло, Узгюр? – вступил в разговор Вели.

Узгюр вздохнул, огляделся, как будто не хотел, чтобы его услышали посторонние. И, понизя голос, быстро сообщил:

- Я приехал к дяде. Мой двоюродный брат вернулся. Мы собираемся всей семьей. Хотя мне это ни к чему. Планировал ехать во Францию…
- А откуда вернулся твой двоюродный брат? – я уже привыкла к скоро скачущим словам Узгюра.
- Из России.
- Да-а?! – я обрадовалась. – А из какого города?
- Не помню, тоже какой-то странный город – не Москва.
- Хм. А как зовут брата?
- Умут.
- Что это имя означает на вашем языке?
- Умут? Умут значит – «надежда». Надежда семьи. Единственный сын у дяди. Оболтус. Я намного умнее его.
Узгюр произнес это тоном, не допускающим возражений, и с вызовом посмотрел на нас с Вели.
- И чему же он учится в России? – спросила я, чтобы сменить тему.
- Чему? – Узгюр усмехнулся. В его глазах  запрыгали веселые огоньки:
-  Он должен был стать архитектором,  мастером, на худой конец –строителем. Но насколько мне известно, в России он учился – пить, курить и спать с женщинами… Оказался очень способным. В этом. Вот уже седьмой год учится… на третьем курсе…

«Ну,- подумала я, - это не предел: у нас и не такое бывало».
Узгюр позвал официанта, заказал чай и  продолжил:

- И вот из-за таких, как он, лентяев и оболтусов мы сидим в такой дыре.
- Кто это мы?
- Мы - Турция! – Узгюр ударил плашмя  ладонью по столу.

«Надо же, а ведь у него очень красивые руки». Руки Узгюра были небольшими, даже  слишком аккуратными для мужчины, тонкими и холеными. Не фермер. Я вспомнила огромные черные лапы парнишки-официанта из нашего отеля. Наверное, Узгюр из Анкары, как и Вели.

- Ну почему же, «в дыре»? – я искренне изумилась: все вокруг свидетельствовало о довольстве и процветании. Если сравнивать, например, с Россией. Разрухи, под стать нашей замызганной, оставленной безо всякого присмотра провинции,  в Турции не наблюдалось.
- Что ты знаешь! В стране – инфляция! Мировое сообщество вытирает о нас ноги! Наша экономика  целиком зависит от Европы. А  какими когда-то мы были сильными!…
- Когда? – не поняла я. Вопросы политики всегда оставались для меня туманными и  скучными.  Я не вдумывалась в их содержание – меня хватало лишь на  вежливое поддакивание.
 
Узгюр, которого, очевидно, очень глубоко волновала проблема политического положения Турции в рамках Мирового сообщества, сжал руки в кулаки, так что побелели костяшки, и заговорил еще быстрее:

- Как когда!? Ты думаешь мы никогда не были сильными и великими? А Османская империя!? Ты даже представить себе не можешь, какая могущественная она была!

Он схватил салфетку и отнятым у официанта карандашом начал быстрыми, отрывистыми движениями что-то рисовать на ней. Несколько раз выругался словом “fuck”, смял ее, бросил, выдернул из салфетницы другую. На третий раз он, наконец, удовлетворился результатом и, хлопнув по рисунку ладонью, придвинул его ко мне.

Это была какая-то странная загогулина, напоминающая  фантастического зверя в прыжке.  Я не могла сообразить, что же в ней указывает на былое могущество Османской империи.

- Это карта, - пояснил Узгюр, - Вот, смотри…

Как извержение Везувия… ах, нет, Арджияса! полилась его речь. Слова летели вскачь,        прыгали, настигали друг друга, неслись, сломя голову. Он страстно и красочно живописал мне вкратце всю историю Турции от взятия Константинополя Фатихом Мехметом  –  до славной деятельности Мустафы Кемаля Ататюрка. Турки были сильны, умны, находчивы и милосердны. Ко мнению Порты прислушивался весь мир. Арабы, персы, греки, армяне, грузины и балканские славяне – все они склонились перед Османами! А Европа – трепетала в немом страхе перед дикой янычарской конницей!
Я заворожено слушала его, представляя: то богатые караваны с мерно шагающими по пустыне верблюдами, то свист и блеск кривых турецких сабель.  Пестроту одежд, гомон и шум городов, развернутые на полнеба знамена. И во главе всего этого великолепия – турецкий султан – почему-то с лицом Вели, в черной окладистой бороде. Картины ослепляли, пленяли, восхищали… пожалуй, даже слишком… Со слов Узгюра выходило, что Османская империя была эдаким Городом Солнца: все цвело и пахло… но как-то подозрительно приторно…

- Некоторые говорят: мы были жестокими, запрещали христианам исповедывать свою религию. Это неправда. Мы никого никогда не заставляли становиться мусульманами. Это было дело добровольного выбора. Зато, если человек вступал в мусульманскую общину никто не глядел на то, кто он – турок, нетурок. Ему давалась земля, его уважали. Грек, армянин, болгарин – это было неважно.
- А ты знаешь, что греки, армяне и болгары вас терпеть не могут?
- А мы их тоже терпеть не можем, - высокомерно процедил Узгюр и подмигнул мне.
- Ты не догадываешься, почему они вас так не любят? Кто их убивал? Кто вырезал целые селения? Я слышала, ваши солдаты бросали на копья живых младенцев.

Узгюр помрачнел, под его скулами задвигались желваки.
- Кто тебе об этом сказал?
- Один армянин.
Его лицо выразило презрение.
- И ты поверила?!! Эти армяне!… Он попросту наврал!
- Он же не один так говорит.

Я видела, что Узгюр разгорячился. Мне было неловко, и в тоже время я ощущала тот азарт, с которым дрессировщик дразнит опасного хищника – льва, например. Узгюр тоже напоминал хищника. Лохматая грива, раздувающиеся ноздри. Миниатюрный хищник, благородный…  Красивые руки слегка подрагивали, он вертел зажигалку Вели. Вели сидел с ясным лицом. Скрывал улыбку и пил кофе. Ему, по всей видимости, не хотелось участвовать в споре.

- Я это слышала от многих людей.

Это натяжение-напряжение, как струна. А я чувствую себя абсолютно спокойной, только адреналин выбрасывается в кровь. Словно прыгаешь над пропастью – по развалинам каппадокийского монастыря. Я мягко высвободила зажигалку из пальцев Узгюра, отняла. Клацанье металла, синее  пламя.

- Ты думаешь, что они так не поступали с нами? Я не знаю насчет            младенцев. Но были целые кладбища турков, которых армяне вырезали за одну ночь. Можешь мне поверить…
- Кому мне верить? Вы все говорите друг про друга одни и те же гадости.
- Верь мне – я лучше знаю! – яростно и совершенно безапелляционно бросил мой собеседник и ударил кулаком по столу.

Я вздрогнула и взглянула на него… Представила – такой, как он, в жестокой ссоре, наверное, мог бы ударить ножом или… кривой турецкой саблей. Холодная ярость. Горячая кровь. Сгустившаяся в зрачках. Его могут держать только правила приличия… А если дать такому в руки ружье? Я мысленно увидела, как Узгюр всаживает пулю одну за другой в противника… тень… Холодно целясь, с горящим взглядом – спонтанно, одним движением нажимая на курок. Как будто разряжая свою душу. Но нет, без ненависти. Злобы в нем нет… Есть что-то другое… Какая-то жажда? Может быть, та же жажда, что гнала орды Чингисхана, Хромого Тимура и османов, про которых только что он так жарко рассказывал? Какой-то огонь внутри… Не жажда наживы и не жажда власти – какой-то огонь внутри. А он хорошо знает историю… С ним интересно…

- Мы на днях были в Аваносе и ходили к Ибрагиму, - медленно начал Вели. Он, наконец, решил сменить тему.
- А-а! К этому греку… Старик еще не выжил из ума?
- А он что, разве не турок? Он грек!? – удивилась я.
- Ха-ха! Странно, что его еще не зарезали, да? – Узгюр весело и задиристо посмотрел на меня. – Живет себе… Да я смотрю, ты только защищать армян да греков умеешь, а даже отличить их от турков не можешь!

Грек-не грек. По-моему, так все одинаково черные. Хм.

- Ты, наверное думаешь, что Вели тоже турок?
- Д-да… А разве нет?
- Нет. У него только мать турчанка, а отец – курд.
- Да? – я почему-то почувствовала себя обманутой. – Вели, это правда?
- Ха-ха! – Узгюр рассмеялся. – Тебе какая разница, ты в этом всё равно ничего не понимаешь! – Он свободно откинулся на спинку стула, задержав на мне пристальный насмешливый взгляд.

И что он из себя строит?

- Вот смотри, - Узгюр наклонил ко мне свою патлатую голову, взял мою руку, -  Потрогай здесь, на затылке.

Я погрузила пальцы в густую гриву узгюровых волос. Они на удивление оказались очень мягкими, как шелк. Так бы и гладила по голове… опасного хищника…

- Чувствуешь?
- Что?
- На затылке, вот здесь…
Я нащупала пальцами маленькую шишечку.
- Шишечка?
- Да, – Узгюр взъерошил свои длинные курчавые волосы. – Шишечка. Она есть только у настоящих потомков османов! Да. У Вели такой нет. В следующий раз, если  захочешь узнать, настоящий турок перед тобой или нет – потрогай его затылок… Только осторожней! Мы же – звери! Головорезы!! Оффффф!! – он комически  завращал глазами… Помолчав с полминуты, вдруг неожиданно повернулся к Вели:
- Ты показывал ей Долину голубятен?
- Нет еще…
- Поехали…  Там красиво…

Узгюр поднялся –  одним движением, и устремился к выходу. Мы с Вели, оставив на столе деньги и чаевые, последовали за ним.

- Дай, я поведу!
- Нет, Узгюр, это не моя машина – ты ведь опять будешь выделывать на дороге всякие фокусы!

Открытое плато… Мы затормозили у обрыва.
Плато и  невысокие горы – вдали. Под нашими ногами была расселина, по левую руку виднелось причудливое сооружение, напоминающее замок. Прямо перед нами – скала, пестреющая мелкими черными прогалами.
- Это одна из самых больших голубятен в мире. Ее построили христианские отшельники.

Краски. Краски были нежны. Удивительно нежны: светло-розовые, переходящие в лимонный. Ярко-желтая охра. Она постепенно угасала до бледного, мертвенно-белого. И зеленый… Как акварельный рисунок. Разлапистые черные кустарники – и устремившиеся вверх тонкие пирамидальные тополя, еще без зелени. Такие же невесомые и воздушные, как звук дудочки-нэя… как легкий перебор струн сааза. Того самого сааза, который я слушала в чайхане, мешая его с ароматом яблочного табака кальяна. И горы-горы-горы… Причудливый сюрреалистический пейзаж.  Полное спокойствие и тишина.

Я посмотрела на часы и машинально поднесла циферблат к уху. Часы молчали. Уже не в первый раз я почувствовала, что времени здесь нет. Или оно движется очень медленно. Попробовать попасть в его ритм? Вздох и остановка, потому что горы, которые обступают вокруг, древние горы – дышат еще медленнее. Ритм – «бом-м-м-м-м-м» – отзвук-отзвук-отзвук, звук глохнет в скалах. Полное молчание. Второго удара нет, третьего тоже. Нет отсчета  времени.
Я испытала сильное желание сесть на этом обрыве и неотрывно смотреть вдаль – час, два, три… день… ночь… вечность…

- Посмотрите! – Узгюр вытянул руку и указал тонкими  пальцами на Запад.
Небо на Западе потемнело.
- В Истанбуле были дожди, теперь они движутся сюда… - Словно в ответ, ветер колыхнул полы его пальто и поднял копну волос на затылке.