IV. Свершение

20. И… данность

     … И придёт дождь с востока, и окрасит землю кровью. И умрут в одночасье все травы, цветы и деревья. Птицы сложат крылья, и упадут с небес. И прольются дождями слёзы людей, и взмолятся люди о пощаде…

     Только не о пощаде надо молить, а о прощении. О Прощении…

21. Молитва

     Отче наш, иже еси на небесах… Дальше не помню. Ладно…
     Отче, помоги седлать то, что мне следует сделать. Направь меня, Господи, покажи путь, которым мне идти следует. Князь явно недоброе замыслил против этой девочки, против МОЕЙ ДОЧЕРИ… В этом у меня больше нет сомнений. Помоги мне, Отче, обрести вновь дочь мою — дитя ноября, как она себя называет. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!

22. Ржавчина

     Князю тоже не спалось в эту беспокойную ночь. До этого он был безоговорочно уверен в своих деяниях, но червем прокралось сомнение в душу его. Сомнение и раскаяние — главные враги и убийцы человечества и, как ни странно, главные катализаторы. А также ржа. Ржавчинно-разъедающее сомнение — спутник бессонной ночи. И противник величия.
     Князь больше не сомневался. Утро — король решений. Утро — исход битвы за сознание. Просто утро…

23. Серые Мыши

     Вольский не знал, что за каждым его шагом следили зоркие глаза Серых Мышей, что каждое его слово было записано ими и проанализировано. И потому не нужно Князю, чтобы Рома пришёл и доложился, нет! Князь и сам уже всё знал, ему лишь было любопытно, чем закончатся метания Вольского.
     А у метаний оказался вполне логичный итог.
     Рина сидела во дворе и читала. Рома подошёл и сел рядом. Так они сидели довольно долго, пока он не решился заговорить. Вольский рассказал девочке всё — начиная с ТОГО памятного ноябрьского вечера, заканчивая поручением Князя и сегодняшней ночью. Рина его внимательно выслушала и сказала:
     — Пойдём. Ты меня защитишь.
     — Как? — заинтересовался Рома.
     — Ты сам знаешь. Идём.

     …Рома и Рина были остановлены инспектором ГАИ на выезде из Москвы. В их машину сели двое Серых Мышей. Вольский обречённо вздохнул. Ноябрина спала, и потому пока ничего не знала. Ей снился голос, грозный и ласковый…

24. Бисер

     …И снился ей голос, грозный и ласковый. Он словно гладил по голове, отдавая тепло и негу. Он успокаивал и баюкал, забирая страх и отчаяние, насмехаясь над препятствиями и чужой злобой. Голос говорил долго, но каждое слово огненным клеймом выжигалось на сердце, оставаясь в нём навсегда…

     Рина проснулась и не удивилась, увидев в машине двух незнакомых людей. Она даже не спросила, куда они едут — Рина догадывалась, куда. Поэтому она просто смотрела в окно, перебирая в голове то, что рассказывал ей во сне голос, нанизывая это новое на нить сознания. Рина, подумав, произнесла вслух новое имя: «Фенечка Судьбы». Серые мыши не шелохнулись. Вольский вздрогнул и побледнел…

25. Огонь волнения

     Беспокойная ночь переродилась в беспокойный день. Пока Рома и Рина ехали в неизвестность, сопровождаемые двумя Серыми Мышами, Князь не мог найти себе места. Волнение рвалось наружу, заставляя бегать по кабинету, бесполезно перекладывая вещи и прикладываясь к металлической фляге. Но у минут свой закон— они крадут радость, пролетая быстрыми вихрями, но растягивают ожидание, делая его невыносимым. Маленькие и незаметные, минуты смеялись и издевались над всесильным Князем, словно говоря: «Ну, и где же твоё величие?» Князь, задыхаясь, рванул ворот рубашки, белая пуговица покатилась под стол. И её стук показался ему стуком молотка, забивающего гвозди в его собственный гроб…
     Но не один Князь не мог найти себе места. Родители метались и искали свою приёмную дочь. Рины (по понятным причинам) нигде не было. В милицию надо было обращаться лишь на следующие сутки, поэтому пока что родители Ноябрины и московская родня бегали по дворам, подворотням, ища девочку своими силами. Пришла соседка — её сын видел Рину с каким-то мужчиной. Мать, охнув, начала оседать на пол. В её сознание пришла спасительная, помогающая забыться, темнота…


26. Встреча
    
     — Ты же уже давно не слышишь ангелов? Не притворяйся — я вижу по твоим глазам. В них лишь безумие и ночь. Нельзя стать чистым, только укрывшись чистой тряпкой. Нельзя прикрывать фантазии Богом…
     Князь подскочил как ужаленный, псалтирь выпал из его рук и, всхлипнув страницами, затих. Гладко выбритое лицо вначале побелело, затем покраснело.
     А Рина с самым невозмутимым видом шла вдоль стен, рассматривая картины на библейскую тему и пару неизвестно как затесавшихся сюда пейзажей. Когда всё было осмотрено, Рина повернулась лицом в Князю. Минут пять они буквально ощупывали друг друга взглядами, после чего Ноябрина уже не поучительным — как вначале, когда её только ввели в кабинет — а капризным тоном, не терпящим возражений, заявила:
     — Хочу есть. Накорми меня и его, — её пальчик указал на Вольского, ставшего уже не бледным, а каким-то серо-зелёным.
     Князь кивнул Серому Мышу, стоявшему за спиной Ромы. Тот исчез. Князь улыбнулся Рине покровительственной улыбкой. Ноябрина не обратила на неё внимания, пытаясь удобнее устроиться в высоком кожаном кресле…

27. За обедом

     Поздний обед прошёл в молчании. Рина хотела попробовать всё, что было на столе, Вольский и Князь вяло жевали, глядя на неё. Наконец, девочка наелась.
     — Спасибо. Только не слишком ли шикарный стол для того, кто посвятил себя служению Богу?
     Князь поперхнулся, но промолчал. Он твёрдо решил не искушаться провокациями. Поэтому, чтобы не особо расстраиваться, налил полную рюмку.
     — Пьянство тоже не богоугодное дело, — раздался всё тот же неугомонный голосок.
     Раздался крик разбитой рюмки. Рина счастливо улыбалась…

28. Ночь

     Князь знал, что ему не уснуть в эту ночь. Он смотрел уставшими глазами на луну. Иногда её закрывали облака, и тогда казалось, что луна подмигивает Князю.
     Вначале он радовался, что нашлась девочка. теперь же в его мозг воткнулась тоненькая иголочка страха.
     Ноябрина перед сном читала какую-то книгу, которая была у неё с собой. Позже Князь, думая, что Рина спит, подошёл и посмотрел на заглавие: И. А. Гончаров «Обрыв».
     — Как тебе нравится?
     — Что? — Князь положил книгу.
     — Ты читал? Понравилось? — уточнила Рина.
     — А… Нет, не читал.
     — Зря. Я была там, где Гончаров это писал. Знаю эти места. Там красиво… — мечтательно промурлыкала девочка. — Тебе обязательно надо приехать и посмотреть…
     За захлопнувшейся дверью Князь уже не мог ничего слышать. А всё же… Всё же голос Ноябрины преследовал его: «Та-ам краси-ива…» Её широко разлитые по словам гласные — такие же широкие, как и тиховодная Волга — врезались, воткнулись той самой иголочкой страха в мозг Князя.
     А ночь только начиналась…