Записки рыболова-любителя Гл. 316-321

На последующие перед ноябрьскими праздниками дни мы с Сашулей перебрались в Сестрорецк, где Бургвицы уже заждались нас и подготовили пышную встречу новоиспечённому доктору наук.
В Ленинграде я пробыл до 5-го ноября, Сашуля уехала раньше. Отойдя от пьянок немного, я занимался документами для ВАК, стенографическим отчётом в первую очередь, да и прорву всяких других бумажек подготовить надо было. Почти всё успел, отвёз расшифрованные материалы стенографистке, а Лариску попросил забрать отчёт, когда будет готов, и отправить все документы с диссертацией в ВАК.
Домой я увозил плёнку с записями Высоцкого на четырёх дорожках, мы с Лариской переписали всё, что у неё было, на ленту из обсерваторских запасов, которую дал мне Шагимуратов.
6-го целый (хотя и укороченный в силу предпраздничности) день я живописал в кирхе перипетии своей защиты, отметив её с явившимися в этот день на работу в кирху, а 8-го у нас дома собрались все так или иначе причастные к моей защите друзья-товарищи с жёнами: Лебле, Кореньковы, Саенки, Клименки, Смертины, Захаровы, Шагимуратовы, Суроткины, Ивановы, ну и отец, разумеется, с Тамарой Сергеевной, и Сашулина мама была - она оставалась с Иринкой и Митей, пока мы с Сашулей были в Ленинграде, а теперь помогала к этому банкету кормёжку готовить.
На правах виновника торжества я объявил особый распорядок сегодняшней встречи: сейчас два-три тоста для разгона произнесём, выпьем за дружбу, за солидарность, за взаимопомощь, за успехи предстоящих защит - вон тут очередников сколько: Саенко, Клименко, Шагимуратов, Захаров, Суроткин, а потом кончаем галдеть и слушаем Высоцкого, каждый пьёт чего и сколько хочет, но без тостов и шуму. Так что пьём и слушаем Высоцкого!
Это было, конечно, насилием над гостями, вполне в моём стиле, но записи были богатые, включая малоизвестные ещё в нашем кругу вещи с комментариями самого Высоцкого, его ответами на вопросы, и гости не противились. Правда, под конец выпитое сказалось, и общий галдёж-таки разгорелся и заглушил Высоцкого, но и послушали его хорошо, больше часу тихо сидели. А я - так чем больше слушал, тем больше нравилось. В общем, хорошо посидели.
А через день или два позвонил мне на работу Саня Шевчук и разобиженнейшим тоном выговорил мне своё "Фэ!" за то, что я его не пригласил защиту отметить. А получилось так, что Саня заскочил ко мне вечером 5-го, когда я только что вернулся из Ленинграда, расспросил, как и что и когда, мол, обмывать это дело будем? Я ответил, что не знаю, не решил ещё, наверное, когда утвердят.
И действительно, собрать всех причастных к моей защите коллег у нас мы с Сашулей решили только 6-го, посоветовавшись с её мамой и ближайшими нашими друзьями, 6-го же и пригласили всех - большинство в кирхе было, кому по телефону позвонили, а Шевчука я и не думал, разумеется, в коллегах числить, хотя по рыбалкам, конечно, он мой соратник. Да и при желании я бы не смог с ним связаться. Короче, Саня всерьёз обиделся и моих оправданий даже слушать не стал.
Сашуля же сочла эти его претензии неправомерными.
- Ну, и жлоб он тогда! - заключила она категорично.
Саня, действительно, как-то неадекватно отреагировал, всерьёз нотации мне читал... Чудак-человек! Я же на него не обиделся, когда он на новоселье к себе не пригласил.

317

Ноябрь 1981 года в Калининграде ознаменовался тремя сильнейшими ураганами, один в начале месяца, а два других - в двадцатых числах с интервалом в два дня между ними (20-21-го и 24-25-го ноября). Порывы ветра достигали сорока метров в секунду. Прегель вышел из берегов, будучи запертым нагоном морской воды в Калининградский залив. В районе вагонзавода и порта затопило мостовые, склады, по области кучу столбов и деревьев повалило. А в Клайпеде потерпел крушение гибралтарский танкер "Глобе Асими", он с запозданием (когда уже оборвались швартовые концы) стал выходить из порта на внешний рейд и на выходе в море его выбросило на мол, где он и разломился пополам. 16,5 тысяч тонн мазута хлынуло в море и в Куршский залив!
Мазутом была залита вся акватория клайпедского порта, но особенно сильно пострадали знаменитые песчаные пляжи Паланги, на которые понесло мазут западными ветрами. Чтобы избавиться от мазута, туда нагнали военную технику, и бульдозерами срезали весь верхний слой песка, который вывозили потом самосвалами. И надо же - через год (в январе 1983 года) ещё более сильный ураган просто смыл с пляжей больше песка, чем тогда - в конце 1981-го вывезли, очищая берег от мазута.
После штормов, 28-го ноября, мы с Саенко и Смертиным по инициативе последнего ездили за янтарём. Доехали на дизеле Калининград-Балтийск до Приморска, оттуда четыре километра до моря, последние два по жуткой грязи через танкодром, и потом топали по песочку вдоль береговой кромки ещё километров восемь до некоего мыса, откуда нас прогнали пограничники. Хорошо хоть на заставу не повели за 12 километров, а отпустили с Богом после нашего канюченья, и мы, протопав ещё километров пять по грязи, выбрались на станцию Русское.
Янтаря, кроме мелкой крошки, мы не нашли, как, впрочем, и многочисленные другие охотники, фундаментально экипированные - в проолифенках или даже в водолазных и аквалангистских костюмах, с огромными сачками на длинных ручках. Я поначалу собирал мелочь и не заметил, как Саенко со Смертиным умчались далеко вперёд, причём Саенко уволок мой сачок, и я вынужден был их догонять. Догнал лишь у самого мыса и был страшно на них зол за то, что не подождали, унеслись чёрт-те знает куда и зачем, и сачок уволокли.
- Вот я бы так на зимней рыбалке твою пешню бы утащил и заставил за ней бегать - тебе понравилось бы? - сердился я на Саенко, а тот недоумевал:
- Ну, чего ты, Саня, как с цепи сорвался? Зачем тебе сачок-то, всё равно ведь мусора не было, мы же за ним и бежали...
Но я никак не мог успокоиться и брюзжал всю оставшуюся дорогу - что я, бегать по песку да грязи сюда ехал, на хрена мне такие прогулки...

Наступил декабрь и, удивительно, с 5-го числа установились сначала слабенькие морозцы (от 0 до минус 2 градуса, утром иногда до минус 6), потом до минус 10 утром (15-го декабря), а 18-го аж до минус 16 градусов, и 19-го декабря мы с Лёнькой Захаровым и Смертиным отправились в Лесное открывать зимний сезон.
Было пасмурно, позёмка, ветер восточный, умеренный, температура минус 13 - минус 6 градусов, давление 744-740 мм. Лёд стоял сплошняком и был вполне уже приличным - сантиметров в 10 толщиной. Ловили справа и в общем неплохо - я поймал 50 средних плотвиц, на мотыля, на сыр плотва почти не брала.
25 декабря я поехал в Лесное один: была пятница, рабочий день, но я не мог дожидаться выходных, уж больно погода была привлекательной накануне - оттепель, тихо, пасмурно, самое то для плотвы, а с отпуска у меня ещё оставались неиспользованные дни как раз на такие случаи. На льду я уже был ещё затемно и место выбрал наугад, практически вслепую. Глубина оказалась на полметра меньше, чем в прошлый раз, даже не удавалось поплавок как следует выставить - мешал узелок на леске, и поплавок просто лежал в лунке. Ладно, думаю, поторчу здесь немного, пока не рассветёт окончательно, а потом пройду подальше на глубину. Постоял минут десять и решил сматываться - поклёвок не видно. Поднимаю удочку со льда и чувствую - плотва сидит. Тут уж я не поленился, отладил поплавок, опускаю снасть в лунку - сразу же поклёвка, опять плотва, и приличная!
И начал я её таскать. С часу дня на мотыля клёв вообще стал без каких-либо перерывов, только опускай. Поймал я больше десяти килограммов (больше 130 штук плотвы, одного крупного окуня и одну маленькую корюшку). Вот что значит - с погодой проинтучил. В тот день было пасмурно, без осадков и безветренно, температура плюс два градуса, давление росло от 738 до 746 мм. Да ещё по перволёдку, считай, было. Лёнька и Смертин жутко мне завидовали.

Декабрь 1981-го года - кульминация событий в Польше. 13-го декабря - введение военного положения, интернирование (попросту аресты) руководителей и активистов "Солидарности", которые сами дотрепались до этого в Радоме. Столь обнадёживающее (особенно Славу и Юру) мероприятие лопнуло как мыльный пузырь из-за безрассудных угроз и нетерпения экстремистов, неверной оценки "Солидарностью" ситуации в целом и прежде всего положения в армии. И это несмотря на действительно всенародную поддержку. Хорошо ещё обошлось без открытого советского вмешательства, на которое Бог его знает как ещё бы отреагировал Рейган.
Совершенно непонятно было стремление части (и значительной!) руководства "Солидарности" к открытой конфронтации с ПОРП, к скорейшему захвату власти. На что надеялись? Неужто на то, что Советский Союз будет спокойно взирать на происходящее, сложа ручки? Или на контрвмешательство Запада? На поддержку народа, готового будто бы уже и кровь за "Солидарность" проливать? Вот уж, действительно, жажда власти жизни дороже. Никакое кровопролитие их не пугает. Чем такие демократы лучше коммунистов?
В сущности Ярузельский спас Польшу от советской интервенции и от гражданской войны, а Европу и мир, быть может, от серьёзнейшего столкновения между Западом и Советским Союзом. Тут уж, конечно, только гадать остаётся, что было бы, но, учитывая жёсткость Рейгана, твердолобость наших вождей и то, что реакция Запада на каждое очередное наше вмешательство (Чехословакия, Афганистан) становится всё острее, ожидать можно было всякого.
А удержись "Солидарность" в рамках соглашений с ПОРП, может, чего и вышло бы... Не сразу, конечно, но шансы были бы на какие-то новые пути, новые эволюционные варианты. Эх, поляки, поляки, испортили песню! И запоздалый шум Рейгана, и отказы шахтёров выходить из шахт, и саботаж уже ничем помочь не могли. Инициативу перехватил Ярузельский.

318

С 8-го по 10-е декабря мы с Саенко участвовали в работе Всесоюзного совещания "Требования к моделям ионосферы при расчётах радиотрасс декаметрового диапазона в интересах проектирования и обслуживания специальных средств связи". Совещание проходило в Москве, в НИИССУ - Научно-Исследовательском Институте Систем Связи и Управления ЦНПО "Каскад" Министерства средств связи. Инициатором и главным организатором этого совещания был Михаил Петрович Кияновский, сотрудник НИИССУ, бывший в своё время (в начале семидесятых годов) завлабом в ИЗМИРАНе, но изгнанный оттуда взбунтовавшимися подчинёнными, которых поддержала дирекция. Так, по крайней мере, мне об этом рассказывал Лобачевский, когда мы затевали свержение Гострема. Случай с Кияновским Лобачевский приводил мне в качестве примера того, как надо бороться с недостойными руководителями.
Михаил Петрович, действительно, производил впечатление жулика, весьма энергичного - в стиле Гострема, но в своём научном деле покомпетентнее последнего. Впрочем, я с ним весьма мало общался, чтобы судить наверняка. Скорее, мнение Лобачевского наложило сильный отпечаток на мои собственные впечатления.
Но Бог с ним. Поселили нас шикарно - в гостинице "Россия", с видом из окна номера, впрочем, во двор, да и сам номер ничем особым не отличался от стандартных двухместных номеров, разве что заметно было, что это часть люкса, который переделали в отдельные номера. Зато телевизор цветной "Рубин" в номере оказался отличнейшего качества, такой я не прочь был бы и дома иметь. И из окон холла, где буфет, в котором мы завтракали, шикарнейший вид на Красную площадь со стороны собора Василия Блаженного. Из впечатлений об этой, тогда одной из фешенебельнейших гостиниц Союза запомнилось ещё лишь изобилие милиционеров, слонявшихся по коридорам (это которые в форме только), да то как я ключ сломал, пытаясь открыть чужой номер - этажом ниже. Пришлось за него трояк отдать.
А само совещание проходило в новом многоэтажном корпусе НИИССУ рядом с метро "Калужская". Оно носило не столько научный, сколько прикладной характер. Разработчики моделей или, точнее, специалисты по ионосферному моделированию встретились с потребителями этих моделей - специалистами по расчётам радиотрасс, выступающими обычно в качестве заказчиков, платящих деньги по договорам за разработку моделей среды распространения радиоволн. Заказчики, возглавляемые Кияновским, формулировали требования к моделям, сводившиеся в сущности к тому, чтобы модели учитывали всё, что происходит в реальной ионосфере, с точностью на уровне естественных шумов (случайных флуктуаций). Модельеры отчаянно отбивались, доказывая, что эти требования не соответствуют сегодняшнему уровню развития физики ионосферы, прежде всего наших экспериментальных знаний о ней, особенно в полярных широтах и в периоды возмущений.
У меня на этом совещании был заказной доклад "Моделирование возмущённой ионосферы", в котором я попытался указать заказчикам единственный, на мой взгляд, путь, на котором можно было бы создать "идеальную" модель ионосферы, удовлетворяющую всем их требованиям, пригодную для любых широт, то есть глобальную, и для любых условий, как спокойных, так и возмущённых.
Я доказывал, что теоретическая база для такой модели уже существует, отдельные её куски в виде частных моделей и конкретных задач уже решены, накоплен опыт использования численных методов, который осталось обобщить и реализовать в единой большой модели, самосогласованно описывающей ионосферу, термосферу и магнитосферу, причём не только распределение частиц в них, но и электрических полей. В этом наиболее общем самосогласовании и состоял бы новый качественный скачок в моделировании по сравнению с тем, что мы делали до сих пор.
Решение такой задачи в настоящее время сдерживается отсутствием соответствующих вычислительных средств - ЭВМ с достаточным быстродействием и объёмом памяти. И отсутствием не вообще в природе - такие ЭВМ уже изготавливаются в Союзе, а на Западе давно распространены очень широко, а отсутствием у специалистов ионосферного моделирования, имеющих опыт численного решения больших систем нелинейных уравнений в частных производных, но не имеющих возможностей реализовать его в полной мере для нужд как потребителей, так и чистой науки.
Я утверждал в своём докладе, что "единственным естественным решением проблемы создания глобальной модели возмущённой ионосферы, предназначенной для расчётов радиотрасс, и её внедрения в практику представляется создание хотя бы одного вычислительного центра ионосферного моделирования, оснащённого мощной ЭВМ, загружаемой исключительно модельными расчётами. Такой центр (или центры) следовало бы создать на базе одной или нескольких из имеющихся лабораторий и групп, занимающихся вопросами глобального моделирования возмущённой ионосферы и обеспеченных кадрами соответствующей квалификации".
Далее перечислялись задачи, которые следовало бы возложить на такой центр, и утверждалось, что "предлагаемый подход сводит к минимуму общие (во всесоюзном масштабе) затраты на вычислительные средства, необходимые для обеспечения всевозможных специальных радиосистем моделями среды распространения радиоволн. В то же время этот минимум затрат на единый мощный специализированный ВЦ безусловно необходим, ибо нет оснований полагать (как это имеет место сейчас), что глобальное описание такой сложной и динамичной среды как возмущённая ионосфера может быть обеспечено в рамках общедоступных вычислительных средств типа используемых в задачах АСУ рядовых предприятий".
Другими словами, смысл этого утверждения в том, что хватит швырять деньги на ветер, разбазаривая их по разным организациям на десятки и сотни частных моделей. Надо делать одну большую, то есть полную модель (а уж на её основе плодить любые частные). Но задёшево её не сделаешь, наивно на это надеяться. Затраты же на единый мощный ВЦ должны себя окупить в силу универсальности модели, которую с его помощью можно было бы создать. Государственную задачу нужно и решать по-государственному, а так дело далеко не продвинется, как не продвинулось оно (в прикладном плане) за последние десятилетия.
Заключал я свой доклад фразой: "Практическая реализация предлагаемого подхода потребует значительных организационных усилий, однако существенно то, что заложены научные основы решения проблемы в виде уже имеющихся и разрабатываемых моделей возмущённой ионосферы".
Выступил я со своим докладом весьма вдохновенно, слушали меня хорошо. Но кому было отвечать на мой призыв?
Антенна Семёновна Беспрозванная ехидничала:
- Ну, Намгаладзе, силён! Дайте, говорит, ему ЭВМ, и он всех удовлетворит, и больше ничего не нужно!
Возбудился моим докладом Лёша Данилов, считающий себя ответственным за все исследования ионосферы в Союзе.
- Ты, Саша, безусловно, прав. Надо выходить с этой идеей наверх, может, даже к Марчуку. Но вот вопрос - где создавать этот ВЦ? Тебе он нужен у вас в Калининграде, но для Гидрометслужбы очевидно, что его нужно создавать при ИПГ вместе с ВЦ прогностического центра!
- Но специалисты-то у нас, - замечал я ему, - и потом я не конкретизировал в докладе место для этого ВЦ. Это отдельный вопрос. Важна сама идея его создания, и разумно было бы создать не один, а несколько таких ВЦ - по числу имеющихся в Союзе коллективов, занимающихся численным моделированием. В конце концов, ВЦ - это всего лишь лаборатория, не институт же требуется.
- Да, вот перетащить бы тебя и твоих ребяток к нам в ИПГ, тогда такой ВЦ можно было бы пробить, - мечтательно заметил Данилов.
- Это нереально,  - отвечал ему я. - Да и неохота мне к вам перебираться. Тесное и склочное место. То ли дело у нас в обсерватории!

319

Так на что же я рассчитывал, выступая с идеей о создании ВЦ моделирования? Конечно, публично высказать здравую идею никогда не вредно. Но только ли этого мне хотелось? Конечно, нет. Мне давно уже стало ясно, что весь дальнейший прогресс нашей группы (а теперь лаборатории) будет зависеть от наших вычислительных возможностей, причём собственных, а не где-то на стороне. В Вильнюс ездить в безвылазные командировки, как раньше, теперь не заставишь защитившихся Коренькова, Смертина или близкого к защите Клименко. Наездились они для своих диссертаций и хватит. Да и нерационально это, малопроизводительно. Нужна своя хорошая машина. Но где её взять?
Обещал "Вектор", но договора пока нет и неясно, будет ли. Тем не менее это был единственный пока потенциальный поставщик ЭВМ. На его представителей, участвовавших в совещании, в первую очередь и был нацелен мой доклад. Ну, а, может, и ещё кто из потребителей заинтересуется универсальной большой моделью и согласится субсидировать её разработку? Таких, однако, не нашлось.
Тем не менее в официальном Решении совещания после формулировки требований к глобальной модели было записано: "Совещание с удовлетворением отмечает, что лаборатория моделирования ионосферных процессов КМИО ИЗМИРАН готова взять на себя разработку такой модели при условии оснащения лаборатории вычислительными средствами типа БЭСМ-6 или ЕС-1050". Тем самым официально на всесоюзном уровне признавалась и протоколировалась правомочность наших претензий на обладание соответствующими вычислительными средствами, поскольку Решение совещания утверждалось Председателем Научного Совета по комплексной проблеме "Распространение радиоволн" при Президиуме АН СССР академиком Щукиным. Так что солидной бумагой мы обзавелись, да плюс письмо с обещанием ЭВМ от "Вектора" - может, и в самом деле чего выгорит?
Но, выгорит - не выгорит, это ещё когда станет ясно, а вот чем сейчас конкретно заниматься? Тем более, что пора уже давно была составлять реальные планы работы на следующий, 1982-й год.
Основная идея в части будущих работ у меня созревала уже давно. Надо, не дожидаясь получения ЭВМ, начинать коллективную разработку большой модели. И делать это максимально технологично, заранее предусмотрев все возможные варианты её реализации, с доскональным ведением документации, то есть с параллельным подробным описанием всех разрабатываемых программ и подпрограмм, чтобы обеспечить возможность разобраться в любой подпрограмме и работать с ней не только её разработчику, но и любому члену команды разработчиков большой модели.
С таким предложением в качестве основы плана на следующие два года я выступил на расширенном семинаре лаборатории, на который были приглашены Саенко со всеми интересующимися из его лаборатории (Коля Нацвалян, Надежда Тепеницина, Галина Якимова и Сашуля) и университетские - Лёнька Захаров и Смертин, последние из могикан, напрямую ещё работавшие с нами. Тогда же я изложил и постановку задачи в самом общем её виде, то есть перечислил все физические процессы и факторы, которые должны быть учтены в модели, а также высказал свои соображения, кому за какой кусок следовало бы отвечать.
И тут с несколько неожиданной для меня инициативой выступила Татьяна Парфёнова, а поддержал её - и весьма энергично - Суроткин. Суть их предложения состояла в том, что уж если браться за такую задачу, то решать её строго в соответствии с принципами структурного подхода к проектированию больших систем и к программированию. Существуют, оказывается, такие принципы, выработанные американцами путём обобщения опыта коллективных разработок очень громоздких программ. Смертин, правда, категорично заявил, что всё это ерунда, интуитивно эти принципы и так обычно соблюдаются, и нечего тут бодягу разводить, какие-то правила новые устанавливать, работать надо, как работали...
Решили, однако, попросить Парфёнову и Суроткина подготовить и сделать специальное подробное сообщение на следующем семинаре об этих самых принципах структурного проектирования и программирования. Ну, а сама идея совместной разработки большой самосогласованной модели в расчёте на собственную в будущем хорошую ЭВМ получила всеобщую поддержку, можно сказать даже - была встречена с энтузиазмом, по крайней мере у части собравшихся.

Так вот и подошёл к концу 1981-й год. Год защиты докторской, год встреч с прошлым - с одноклассниками и однокурсниками, с двоюродными братьями и другими родственниками на похоронах тёти Люси, с Сашкой Шабровым, с кафедрой, с Алтаем и бабушками Феней и Дусей, год, когда Митя пошёл в школу, год начала работы над новой большой моделью. Хотя, пожалуй, собственно начало этой работы следует относить уже к январю следующего, 1982-го года.

320

И, надо сказать, работа, если не закипела, то во всяком случае пошла. Регулярно, каждую неделю стали собираться семинары по большой модели. Разобрались совместными усилиями с пресловутыми принципами структурного программирования и решили им следовать, несмотря на занудные протесты Смертина, которые почему-то стали меня очень раздражать.
Смертин, кстати, вскоре (а точнее через полгода, где-то летом) ушёл в КТИ на должность старшего преподавателя, поскольку в НИСе КГУ кандидатская степень не давала ему существенной прибавки в зарплате, а на преподавательские должности было не пробиться, хотя Никитин и предлагал ему полставки. Конечно, Смертин с радостью пошёл бы в обсерваторию, но на должность не ниже старшего научного сотрудника, а кто ему такую сразу предоставит? Ожидать же в должности эмэнэса, как Кореньков, например, Володя не хотел, ему нужны были гарантии последующего скорого продвижения, которых я ему дать не мог. Вот он и подался в КТИ. Ладно, что хоть к Никитину не ушёл.
Для меня его уход не был неожиданностью, и я не собирался особо печалиться об этом. Володя же, чувствовалось, терзался сомнениями и, как всегда, боялся прогадать. Он понимал, что научные перспективы в ионосферном моделировании у него ясны, а в КТИ их, может, и вообще не окажется. Зато денежные перспективы выглядели прямо противоположным образом, и Володя решил попытаться убить сразу двух зайцев - перейти в КТИ, но продолжать заниматься наукой с нами, с Ваней Карповым, в частности, разрабатывать трёхмерную модель термосферы. Я, конечно, возражать не стал, хотя и сомневался, что Володя долго продержится на двух фронтах.
Поначалу на семинары по большой модели помимо "семёрки" из нашей лаборатории ходили Саенко, Нацвалян, Тепеницина, Якимова, Сашуля, Лёнька со Смертиным - все, кто были на самом первом семинаре. Потом, по мере того как семинары становились всё более рутинными, рабочими, количество участников постепенно сокращалось и сократилось, наконец, до размеров всё той же "семёрки" - Кореньков, Клименко, Карпов, Суроткин, Парфёнова, Наумова и я. Из них Клименко и Суроткин, как диссертанты "на выданье", занятые своими диссертациями, лишь номинально были задействованы в работе над большой моделью, но в обсуждениях участвовали активно. Для остальных эта работа стала основной (Ванина термосфера должна была стать одним из главных блоков большой модели).
Как того требовали принципы структурного программирования, мы начали с составления детальной структурной схемы программы, установления иерархии модулей, расположения их по уровням и тому подобной непривычной для нас работы, в которой абсолютно никакого опыта мы не имели, обучаясь по ходу дела. Собственно программирование и отладка программ отодвигались куда-то на будущее, а мы пока погрязли в интерфейсах - описаниях обмена информацией между модулями, что откуда выходит и куда передаётся.
Считалось, что такой подход к программированию в конечном итоге более экономичен и избавляет от многих переделок в будущем. Но для детального описания всех интерфейсов требовалось чётко и окончательно сформулировать математическую постановку задачи. Этим я и занялся - тщательным выписыванием всех формул, могущих войти в модель на окончательной фазе её создания. Работа эта поглотила меня с головой, ведь многие вопросы мы до сих пор ещё не затрагивали вообще, просто знали, что надо учесть ещё то и то, а как это сделать конкретно - не всегда было ясно.
Параллельно я занимался с Суроткиным его расслоениями экваториальной ионосферы, моделировать которые предложил нам Коломийцев (учёный секретарь ИЗМИРАНа), редактировал куски саенковской диссертации, которую тот решил, наконец, форсировать, да и Володя Клименко начал писать и подносить мне для прочтения свой труд. Короче, темп работы у меня после защиты нисколько не спал, а, возможно, даже и возрос. Как бы в награду за сие усердие я был официально избран по конкурсу на должность завлаба и перестал быть и.о., а стал полноценным завом.
Сдвинулось с мёртвой точки, наконец, заключение договора с "Вектором". В конце января мы ездили с Ивановым в Ленинград и согласовали все условия технического задания. Я особо оговаривал, что в части модели мы начнём работу лишь тогда, когда будет поставлена ЭВМ, ради которой, в сущности, мы только и заключаем этот договор, и настаивал на том, чтобы в пункте "Особые условия" текста договора это было специально отмечено. Компания же представителей "Вектора" - Бубнов, Баранец и Борисова на это не соглашались: руководство, мол, может не подписать, договоримся на джентльменских началах, письмо же есть от нас.
Во всяком  случае стоимость ЭВМ - 800 000 рублей на ЕС-1040 и 200 000 на две мини-ЭВМ для Иванова вошла в смету договора, который заключался на 1982-84-й годы. Однако о получении ЭВМ в этом году речи быть не могло, поскольку все сроки договора сдвигались на год из-за затяжки с его заключением. Ну, так - так так. Столько ждали, ещё подождём. А своей бригаде я объявил, что теперь разработка большой модели является для нас работой по выполнению хоздоговорной спецтемы.

321               
Из дневника погоды

3 января 1982 г. Давление 744-739 мм. Температура +2+4 градуса. Мокрый снег. Ветер юго-восточный, слабый.
Поймали с Митей на Исаковском озере три плотвы и ерша.

8 января 1982 г. Давление 753-758 мм. Температура -7-11 градусов. Ясно. Ветер северо-восточный, очень слабый.
Ездили с Серёжей и Смертиным на заставу. Решили попробовать ловить судака с этой стороны залива (северной), с Приморской бухты. Кондратьев как-то здесь 7 штук поймал, а я ещё не был ни разу. Предубеждение какое-то у меня к этому месту, хотя добираться очень удобно: дизель перед заставой у самого залива останавливается, метрах в двадцати всего от берега.
С дизеля мы вывалились в темноте ещё, спрыгнули куда-то в сугроб и, проваливаясь в снегу, кое-как выбрались на лёд, где снегу было не так много, да и утрамбован ветром он был плотно. Шли сначала в потёмках, но восток уже светлел, а вскоре начал окрашиваться сначала розовым, потом всё более оранжевым цветом, а минут через сорок и край солнца показался, день обещал быть ясным и морозным.
Первые лунки, которые мы пробили, огорчили нас тем, что из них отчётливо шибануло запахом "говнотечки" - обводного канализационного канала, впадающего в Приморскую бухту со стороны Светлого. Прошли ещё с километр, опять пробились, такого явного запаха нет, но, если зачерпнуть воды из лунки и к носу поднести, - чувствуется.
Ещё дальше пошли к острову насыпному с маяком, что у фарватера, километра до него не доходя, опять продолбились. И тут Серёжа почти сразу же выхватил судака килограмма на два и заплясал от радости: - Ну, я своё взял! - А ему нужно было возвращаться на двухчасовом дизеле - занятия у вечерников, и он через часик утопал от нас. Мы же со Смертиным обегали всю бухту, издолбили кучу лунок, но хоть бы поклёвка была! На берегу встретили ещё трёх мужиков, ходивших в сторону Светлого - тоже с одним судачком только.
(продолжение следует)