Шедевр на голодный желудок

Литинституту посвящается

Ммммм… Исполнен желания написать что-нибудь стоящее. Я чувствую, как пространство моего сознания заполняется идеями, воздух вокруг меня колеблется…
Из коридора запах вареного картофеля и, кажется, сосисок. Обычных, которые подают во всех столовых и детских садах… с солянкой…
Сегодня я понял, что во мне очень мало любви…
(Кроме любви к еде… А-ха!)
Недавно прочитал статью об Амстердаме.
Крепкая, с квадратными икрами, белобрысая амстердамка стоит в трамвае, рюкзачок с невинным вязаным кроликом напичкан узаконенной марихуаной. Нижнюю губу теребят заячьи зубы…
Два передних вгрызаются в горькую плоть рыжей моркови. Вегетарианка просит крови мясоедов…
И наша женщина в бесформенном летнем костюме. О, эти подплечики! Пытается протиснуться между амстердамскими телами. За белобрысой полным-полно места, но на просьбу пропустить, она тявкает, как дамская болонка: «Мне здесь удобно!»…
Перед кульминацией утолю хоть малую потребность: растворю в пластмассовой чашке горький пакетик «Липтона». Булка превратилась в сухарь…
Наша мудрая и привыкшая к хамству женщина хочет все же пробраться в свободный салон.
Но пропитанная свободными нравами амстердамка вступает в рукопашный бой.
Я в ярости: ведь это не простое трамвайное хамство, а ИДЕОЛОГИЯ! Она будет стоять, где ей удобно, есть, как ей удобно, курить, де ей удобно и что удобно, потому что это – ее ПРАВО….
Захожу в тупик – от размоченной булки толку мало…
Где христианская добродетель? Где светлое веяние гуманизма? Демократия докатилась до индивидуального идиотизма!…
Я вижу себя спихнутым с трамвайной подножки веснушчатым амстердамским локтем, во мне закипает ненависть, я хочу, чтобы их, наконец, затопило…
Вот и коровы (прощай, голландские сыры и масло!) стоят по горло в воде и жалобно мычат, океанских рыб тревожит подводный колокольчик. Крылья мельниц навек увязли в иле. Пришел конец деревянным башмакам и пышным юбкам. В глубине тлеет неоновая вывеска клуба, где ликовала свободная любовь…
Мочат грустные дожди вязаного кролика, и рваные тапочки несмело ступают по грязным российским дорогам. Наша амстердамка соскребает с лица не остриженные дреды и смотрит вдаль, где вместо мельниц – наши купола, а мычанье коров восполняет вороний крик. Понимает, как мало ей надо: хотя бы пакетик горького «Липтона» и моей засохшей булки…
Преподаватель скажет: у вашего произведения рваный ритм. А я отвечу: зато, сколько доблестного чувства!