Голубое Кафе

вошёл по мощённой серыми плитами дорожке в небольшой садик, где царила прохлада и слышалось пение птиц. Стояло позднее лето.
Сад был самым обыкновенным, как на картинке: деревья не роскошные, но и не чахлые, сухих и сломанных ветвей не видно. И вообще нет ничего, за что бы зацепиться глазу – ровно подстриженная лужайка, тонкие древесные стволы да кусты крыжовника вдоль забора. До забора была только нескончаемая пыльная дорога и клочки сухой травы по обочинам, а за ним – зелёный сад. Краткая остановка, но в то же время продолжение пути. Интуиция подсказывала, что ещё до того, как на дороге появились люди, сад просто был здесь – всегда.
Многие деревья казались молодыми, но плиты дорожки потемнели от времени и кое-где треснули. Трещины были словно начертаны карандашом, а кое-где пробившиеся наверх зелёные ростки выглядели усталыми и безразличными, как и окруживший их серый бетон. В них не чувствовалось отчаяния, которое помогало бы рушить камень. В них не было ни восторга от обретённой свободы, ни упоения солнечным светом. Просто они тоже были здесь всегда.
В глубине сада, тяжело осев в грунт, стояло здание, уставившись на дорогу тусклыми оконными стёклами. Всего два этажа, да одинокая неоновая вывеска на фасаде, молчаливо оповещавшая, что путник достиг цели: перед ним было Голубое Кафе.
Здание и вправду было покрыто свежим слоем светло-синей краски, придававшей его облику легкомысленный и глупый вид. И было такое ощущение, что краска не прилегает к стенам, а держится в воздухе сама по себе. Достаточно просто громко крикнуть, чтобы она рассыпалась на кусочки и открыла… что-то. Может быть, что-то древнее и уродливое. Не объяснить, почему, но дом казался отвратительно, бессмысленно старым.
Но в этом не было ничего удивительного для усталого путника, вошедшего в сад. Он увидел лишь то, что ожидал увидеть. Он прошёл по бетонной дорожке прямо к стеклянной матовой двери, скинул с плеча потрёпанный полупустой рюкзак и вошёл. Его ослепил поток чистого голубого света.

Что это такое – музыка? Что угодно, но не последовательность звуков. Ведь звуки нельзя ценить, они бездушны и одинаковы. Любая гармония – это расчёт. Разве музыка – это только то, что мы слышим?
Наверное, я никогда не смогу объяснить это, но мне кажется, что музыка должна присутствовать в вещах и событиях, в рукотворном и нерукотворном мире, на небе или на земле. Всегда разная, ни на что не похожая, она просто есть.
Музыку нельзя сыграть, но ей можно жить.
Музыка – это стремление, желание, намёк. Это мечта о недостижимом, полёт в никуда. Музыка вечна и беспричинна. Не осознавая этого, мы слышим её везде, потому что музыка – это голос нашей души.
Можно ли представить себе, что такое плотность музыки? Когда она звучит везде, неотступно следует за каждым шагом, отождествляется с существованием? Не станет ли её слишком много?

Лен почувствовал музыку во всей её полноте и бесконечной протяжённости в тот момент, как только свыкся с голубым светом, изливавшимся отовсюду, и шагнул вперёд.
В кафе было только двое посетителей и бармен. Лен сел за один из свободных столиков и принялся разглядывать соседей.
Первый (судя по сгорбленной позе, старик) сидел к нему спиной. Он смотрел в стол, не притрагиваясь к пище, и теребил в руках какую-то маленькую вещицу – не разглядеть, что именно. Он так и не поднял на Лена глаза, как будто для него больше ничего на свете не существовало, и порой Лену казалось, что до него доносится полубезумный шёпот, словно шелест ветра в голой пустыне.
Второй был моложе. Он сидел в напряжённой позе, навалившись на стол, и не спускал с Лена воспалённых глаз, как будто видел перед собой существо из другого мира.
Неслышно подошёл бармен.
– Добрый день, Лен.
Путник поднял глаза.
– Откуда вы знаете моё имя?
– Я помню все имена. Сколько бы времени ни прошло – это не имеет значения. Не могу объяснить, но память не исчезает. Вы уже были здесь однажды… очень давно.
– Но я не помню вас.
– Я знаю. Когда-нибудь я выйду на дорогу и тоже забуду всё, кроме чего-то самого главного. И никогда сюда не вернусь.
Лен попросил красного вина и не заметил, как бармен ушёл. Остались только его слова: «Вы уже были здесь».
«Значит, – думал Лен, – я вернулся». Спустя столько лет, что все воспоминания безвозвратно стёрлись. Но все остановки похожи одна на другую, а дороге нет конца… Когда же он свернул не в ту сторону?
Лен даже не помнил, были ли у дороги повороты. Перед глазами стояла лишь бесконечная полоса жёлтой пыли, которую он проходил все эти годы, шаг за шагом… наступая в собственные следы.
Бармен вернулся с подносом и тихо сказал:
– Видите этого человека? Он подойдёт к вам. Он говорит со всеми, кто приходит оттуда.
Поставив на стол свечу и бокал красного вина, он снова исчез. Лен выпил. Вино не принесло ему никакого особенного удовлетворения, разве что освежило немного. Казалось, оно не могло добраться до крови, испаряясь, как эфир, и не помогало расслабиться.
Можно было остаться на ночь, взять комнату. Лежать всю ночь без сна, без мыслей… А там, снаружи, останется пыльная дорога, голубая в свете окон и луны. Она всю ночь будет пустынна.

Он сидел и отдыхал, потягивая вино. Он закрыл глаза. Вокруг была только музыка.

/Слушайте Blue Cafe/

…Кто-то появился рядом. Лен открыл глаза и, обернувшись, увидел прямо перед собой того самого молодого человека с испуганным взглядом.
– Добро пожаловать в наше пристанище, – заговорил незнакомец. – Долгожданный отдых, не так ли?
Он оглядел внутреннее пространство кафе, словно от вида этих стен ему становилось тепло и весело, а потом бросил быстрый встревоженный взгляд на Лена. Но Лен молчал. Да и что сказать? Быть может, те же слова здесь встречали каждого?
– Все когда-нибудь устают от перемен и от стремлений… – продолжал незваный гость. – А здесь, знаете ли, ничего не меняется. Каждый день похож на предыдущий, а иногда кажется, что один и тот же день длится столетиями. Знаете, сколько мне лет? Думаете, я моложе вас, но я ждал здесь почти миллион дней. Они все стоят передо мной как наяву. Здесь ничего не забывается…
Он вдруг стал печален. Медленно закурил.
– Но вот вас я не помню. Значит, вы ещё старше?
Лен допил свой простывший бокал и отодвинул его в сторону.
– Я давно потерял дням счёт, – хрипло сказал он, сглотнув. – Но я всё равно помню тот, первый, когда вышел на дорогу. И уж конечно я не прожил три тысячи лет. Время сыграло с вами злую шутку.
Вдруг лицо его собеседника исказилось страданием и страхом.
– Здесь ничего не меняется, – снова прошептал он и закрыл глаза ладонями. – Наверное, всего этого нет. И меня нет. Я хочу, чтобы меня не было.
«Миллион лет!» – Лен вздрогнул. «Это бесконечность. Он не живёт, он похож на собственное воспоминание. Ещё немного – и даже воспоминания исчезнут без следа».
– Послушай, завтра я уйду, – проговорил он вслух. – Ты должен пойти за мной – в тот же день. Не ищи меня, не пытайся меня догнать – просто иди, куда поведёт дорога…
– Глупец, она ведёт в никуда! У неё нет ни конца, ни начала, – юноша вскинул голову, его глаза сверкали. – Отсюда нет выхода. Это змея, кусающая себя за хвост…
– Выход в конце дороги, – спокойно отвечал Лен. – Встань и иди, ведь тебе нечего терять.
– Ты не слышишь меня… – глаза, смотревшие на Лена, печально улыбались, но в их глубине затаилось отчаяние. – Ты слышишь только то, что хочешь слышать. Мы все – мёртвые обрывки чьих-то старых мыслей, мы бесплодны, как холодный туман. Мы – ничто. Впереди – вечность.
Казалось, прошли часы, прежде чем Лен ответил.
– Да, но для тех, кто сам выбрал вечность, – раздался его голос. – Для тех, кому дорога несёт смерть.
Юноша сгорбился, снова закрываясь руками.
– Дороги нет. Это ледяная пустыня. Мы мертвы.
– Дорога есть, – прошептал Лен, наклонившись к нему. – Я сбил об неё ноги, я сходил с неё, блуждая между жизнью и смертью, и вновь на неё возвращался, я падал в неё лицом и плакал от безысходности. Я прожил на ней много жизней.
Ответом ему было молчание.
– Ты стоишь между двух зеркал, – проговорил Лен. – Чем дальше ты смотришь, тем меньше от тебя остаётся. Это не твоя вечность. Уходи.
Плечи юноши сотрясали рыдания. Слёзы падали на коричневую гладь стола. Лен смахнул на пол потухшую сигарету и осторожно взял его за руку.
– Чего ты боишься?
Сквозь плач послышался ответ:
– Неизвестности. Ты вернулся оттуда – но ведь многие не возвращаются. Но оставаться здесь… Так больше продолжаться не может… Скажи, что нужно, чтобы пройти дорогу?
Настала очередь Лена улыбнуться.
– Последняя мечта.
– Но у меня их больше не осталось.
Вокруг внезапно появился тёмный голубой дым, он клубами обвивал их столик, сгущаясь. Свет ламп пробивался сквозь него косыми лучами. В этой плывущей полутьме всё тише звучал голос Лена.
– Тогда надейся, что обретёшь её в самом начале. Порой мечты вспоминаются.
– Порой… но не всегда? А что поставлено на карту? Что будет со мной, если я её потеряю? Ты видел тех, которые остались ни с чем? Может, ты видел трупы вдоль дороги?
Лен покачал головой.
– Я не знаю, что случается с ними. Чтобы идти по жизни, нужны силы, и они берутся откуда-то, пока есть мечта. Когда она разбивается о реальность и пропадает, это конец. Нельзя жить без мечты, ведь это цель, это смысл. Это и есть жизнь. Пойми, самое худшее уже позади – и просто выйди на дорогу.
Лен больше не видел собеседника в голубом дыму, хотя легко мог протянуть руку и коснуться его. Кажется, юноша беспокойно поёжился на своём стуле.
– А у тебя какая мечта? – спросил он. – Ты не боишься потерять её?
– Боюсь… наверное. Но пока есть надежда, я буду идти. Моя мечта – найти конец. Что-то там должно быть в конце. Не может быть, чтобы пришлось идти вечно. Если так, то ты прав, и всё не имеет смысла. Ничто не имеет смысла. Тогда это просто кошмарный сон, и только пробуждение выход. Но проснуться нам не суждено, я чувствую это. Если конца действительно нет, то окажется, что я, ты, всё вокруг – лишь бессмысленное стечение обстоятельств, результат маловероятной случайности. Нас могло бы и не быть, и ничего бы не изменилось. Но я не хочу в это верить, и я знаю, что у дороги есть смысл и есть конец. И я найду его.
Слова Леннона повисли в воздухе, никто не ответил и не возразил. И быстро, и одновременно медленно проходило время. Иногда казалось, что оно течёт в обратную сторону, или стоит на месте.
Музыка ворвалась в мир откуда-то сверху и звучала всё громче, голубоватый дым застилал глаза. Из туманного далёка доносился затихающий крик:
– А что, если его нет? Ты думал об этом? Сколько ты ещё сможешь идти со своей надеждой, возвращаясь в начало снова и снова? И где ты будешь искать смысл, если зайдёшь в тупик? Чего будет стоить твоя надежда, и все мечты, когда идти больше некуда?
– Наверное, это было бы слишком страшно, – прошептал Лен. – Но именно поэтому я и должен туда придти.
Музыка сгустилась и сомкнулась над ними. Прошла вечность.

Человек вышел в осенний сад, где деревья облетали, роняя жёлтые листья ему под ноги. Всё изменилось, и вместе с тем осталось неизменным, как отпечаток, оставленный солнечными лучами на древней сланцевой пластине. Он вдохнул полной грудью – но воздух был незнакомый и чужой. Что ж, нужно узнать, что изменилось в этом мире. Ему ещё предстоит много раз устать от перемен… Но сейчас нужно идти. Он вскинул на плечо затёртый рюкзак и сощурившись посмотрел вдаль. Сквозь частые просветы в поредевшей кроне деревьев была видна бесконечная дорога, бежавшая по равнинам и горам, через реки и лес… В никуда.


© the Complete Focus of Balboonism co, 1998
© Mind Games Ltd., 2003