Не время для героев

Интернет-проекту "Бойцовский Клуб" посвящается...

Демьян сморщился, когда тонкие пальцы Лины осторожно провели по рассеченной брови.
- Терпи, - сурово сказала клирик. – Сам виноват.
- Ну, виноват, - неохотно признал Демьян. – Я ж разве знал, что в их племени обычаи такие... дикие!
- А по мне – очень даже романтичные…
Демьян насупился и искоса глянул на Лину. Два часа назад он, как ему самому казалось, спасал плененную принцессу. Солнце светило ярко, лес шелестел, а радостные птицы закатывали настоящие концерты. Пыльная дорога стрелой летела под копытами коня, а Демьян радовался жизни и готов был возлюбить весь мир, когда увидел двух отвратительных, потных и грязных мужиков в звериных шкурах, которые хоть и бережно, но непреклонно несли к крытой повозке верещащую девушку. Еще один, статный и высокий воин монгольской наружности, сидел верхом на тонконогом жеребце, свысока наблюдая за этой картиной. Демьян мигом оценил ситуацию и, выхватив меч, бросился на врага, будоража окрестности боевыми кличами. Однако похитители, отчего-то, не выказали излишней агрессивности и вместо того, что бы принять бой, разбежались в разные стороны, оставив девушку лежать на утоптанной земле. Другое дело монгол, который, едва заметив Демьяна, выхватил кривую саблю и вступил в схватку. Рубились, однако, не долго, так как Демьян, неудачно правя конем, запутался в стременах и свалился оземь, чуть было не испустив дух. Правда, скоро очнулся от выплеснутого на него ведра холодной воды. Голова гудела от удара, а перед глазами все плыло, но он увидел над собой смеющуюся девушку – ту самую, что так самоотверженно спасал – в объятиях монгола. Он то и объяснил, снисходительно щурясь, что Демьян чуть не нарушил старинный обычай, по которому каждый мужчина его племени обязан красть невесту из родительского дома…
- Нет, все-таки воровство невест – это дикость, - убежденно втолковывал Демьян. – Как это без согласия родителей, да без благословения?!
- Дурак, - беззлобно отозвалась Лина.
Демьян не ответил.

* * *

Вокруг шумела гулящая толпа. Рабочие и крестьяне из ближайших селений с удовольствием и не свойственным северянами расточительством тратили заработанные за день деньги. Мед и брага лились рекой, взмыленные мальчишки не успевали подавать наспех зажаренные свиные тушки. В дальнем углу корчмы кому-то били морду, и народ в той стороне подбадривал дерущихся выкриками, щедро комментируя молодецкие удары.
Демьян скромненько сидел в темном уголке, сжимая в руках кружку хмельного меда и вяло пощипывая плохо прожаренного гуся. Есть не хотелось, а настроение упало ниже нулевой отметки. День выдался неудачным – нарвался на “монгольскую свадьбу”, потерял выгодный заказ, опоздал в город к беспошлинному проезду, а вдобавок ко всему наступил на ногу паладину, за что вынужден молчать еще полчаса.
Внезапно входная дверь распахнулась, и в корчму вбежал молодой паренек с топором в руках. Кираса на парне была иссечена, лицо залито кровью, а левая рука висела как плеть.
- Наших бьют! – хрипло прокричал он и упал на заботливо подставленные руки.
Услышав этот, практически магический, клич, все завсегдаты корчмы сорвались с мест и бросились на улицу. Демьян тоже поспешно ринулся за ними, на ходу допивая мед и доставая из ножен меч.
В лицо пахнуло свежим ночным воздухом. Демьян остановился, оценивая обстановку, и кинулся в гущу сражения. Огромная толпа шакалов напала на грузовой дилижанс. Его защищали человек десять воинов, но половина защитников уже полегла, а оставшиеся взобрались на крышу дилижанса и беспрестанно били длинными пиками в копошащуюся снизу толпу. На беду, стычка произошла в одном из самых криминальных районах города, куда даже паладины не рискуют заглядывать поодиночке, а простым жителям и вовсе наплевать на все драки, если они не касаются их самих, поэтому помощи ждать было неоткуда. Шакалы, мелкие и дистрофичного вида существа, не могли так же легко попасть на крышу, и для этой цели вставали друг другу на плечи, но защитники пока не давали им осуществить задуманное.
Наконец, с криками “ура!” в гомонящую толпу врубились радостные и жадные до драки люди. Любой их них был на голову выше самого рослого шакала, а жажда крови подпитывалась хмелем, поэтому люди без труда разметали растерявшихся уродцев, смяли и отбросили от дилижанса. Шакалы, и так не отличавшиеся излишней храбростью, бросились бежать, а бойцы из корчмы преследовали их и без жалости били в спины, отчего скоро вся улица была заполнена трупами. Внезапно с дальней стороны раздался полный боли и ужаса крик. За ним – второй. Демьян, рубившийся в авангарде, оглянулся и увидел огромного, широкого как сарай шакала, в полном стальном доспехе. Этот исполин сжимал в руках массивный боевой молот на длинной рукоятке, уже забрызганный кровью. Несколько смельчаков окружили его и пытались достать мечами и пиками, но монстр вертелся с непостижимой для такой туши скоростью, а молот в его руках взлетал с легкостью самого короткого кинжала. С каждым взмахом нападавших становилось меньше, и вот уже испуганные люди бегут прочь от гиганта, побросав на ходу оружие.
“Вот он, мой шанс” – остервенело подумал Демьян. “Либо пан, либо пропал…”
Он стал не спеша приближаться к великану, меря взглядом ширину плеч и толщину мускулов, которые можно было легко разглядеть даже под сталью брони. Шакал дико заревел, прыгнул на Демьяна, замахнувшись молотом, но тот легко уклонился и полоснул мечом по груди монстра, высекая клинком искры. Исполин вскрикнул, не столько от боли, сколько от удивления, стал бешено размахивать молотом, однако Демьян всякий раз успевал уходить от смертельного удара и скоро доспехи гиганта исполосовали глубокие царапины, из которых тонкими ручейками текла кровь. И вот, когда Демьян уже был готов снести массивную как пивной котел голову, шакал, применив обманный прием, двинул его локтем по лицу. Мир взорвался. Демьян пролетел несколько метров и грохнулся на мостовую, захлебываясь в крови. Попытался встать, но смог подняться лишь на четвереньки. Рот заполнила кровь и крошево выбитых зубов. Демьян отхаркивался кровавой жижей, пытался отползти, но ухмыляющийся исполин надвигался с неотвратимостью неминуемой гибели. Вот уже поднимается  к небу молот и шире становится улыбка… Удивленный вскрик, свист и страшный грохот, от которого задрожала земля. Демьян с трудом поднял взор и увидел своего противника, лежащего на земле, широко раскинув руки. Под огромной ногой виднелась лужица его – Демьяна – крови…

* * *

“Как нелепо, как глупо” – твердил сам себе Демьян. “Победа? Да, но что это за победа… Противник поскользнулся в луже моей же крови и размозжил себе затылок о мостовую. Странное какое-то геройство…”
Паладины, как всегда, прибыли на место битвы, когда все уже закончилось. Подивились обилию жертв, поругались, наслали пару “молчанок” и собрались уже уезжать, когда наткнулись на Демьяна. Узнав, что именно он убил исполинского шакала, подняли, наспех отряхнули и взяли с собой, дабы приставить к награде.
Демьяна привезли к паладинской Цитадели, выгрузили и отвели в просторный, но мрачный кабинет, где за массивным – из мореного дуба – столом вальяжно восседал дородный пузан с солидными знаками отличия. Он повелительным жестом отозвал рядовых паладинов и с интересом уставился на Демьяна.
- Так-с значит это вы, господин, побили в бою Аркана-Молотоборца?
- Если вы о том здоровом шакале с кувалдой, то да, - осторожно ответил Демьян.
- Ну-ну, - паладин окинул его насмешливым взглядом. – Мне сообщили, что вам это удалось… гм… несколько необычным способом, не так ли?
- Да какая, в сущности, разница, как я победил? – стыдясь, выговорил Демьян. – Главное – победил!
- Однако как вы сможете доказать, что именно на ваши… гм… кровь и зубы наступил Аркан? – хитро щурясь, спросил паладин.    
- В… смысле?! – удивленно воскрикнул Демьян. – Зачем мне что-то доказывать? Что я, свои зубы не узнаю?!
- Не горячитесь, - мягко прервал пузан. – Ведь доказательств у вас и вправду нет. Два дня тому на этом же самом месте шайка пьяных студентов избила одного их моих паладинов. Так может, это его кровь?
- Дурость какая-то… Да за два дня кровь успеет запечься хоть сто раз!
- А все же, - в голосе паладина проявились металлические нотки. – Вы погодите с излишне скоропалительными выводами. Давайте так, я, по доброте душевной и оттого, что все же верю вам, выделю пять кредиток. А орден… По сути, зачем вам орден за убийство шакала, пусть и одного из самых опасных? Хлопоты только…
- Погодите-ка, - вскипел Демьян. – Вы хотите сказать, что просто выставите меня вон, будто слугу,  отделавшись мелкими чаевыми?! Нет, меня такое положение дел не устраивает…
- Зато устраивает меня, - жестко оборвал его толстяк. – Вы мне начинаете уже порядком надоедать, юноша.
- Ах, вот как!
Демьян, вне себя от негодования, вскочил со стула, но тут же на него навалились сзади, скрутили и больно ударили по печени.
- В камеру это смутьяна! – услышал он командирский голос наглого паладина.
Зарычал от бессилия, расслабился, повис на руках пленителей, но тут же рванулся вперед, вкладывая все силы. Паладины не ожидали такой прыти от избитого воина и выпустили его, а Демьян в мгновение ока перепрыгнул стол, навалился на жирного начальника и успел отвесить ему пару существенных оплеух. Потом его безбожно скрутили, ударили по голове и потащили куда-то по узким темным коридорам, пиная, куда только попадут.

* * *

Через два дня Демьяна – избитого и обескровленного – выкинули на улицу, отвесив, на прощание, смачный пинок. Несчастный проехался по шершавой мостовой и застыл, не в силах пошевелить даже пальцем. Улица была не из самых оживленных, но рядом постоянно проходили люди, которые старались даже не смотреть на то, что несколько дней назад было полным сил воином. Они обходили Демьяна по широкой дуге, брезгливо морщились и отводили глаза. Одна бродячая собака, тощая как скелет, подумала даже, что перед ней еще теплый труп, мясо и вцепилась Демьяну в пятку, силясь оторвать кусок. Лишь тогда человек слабо зашевелился и, с трудом отогнав псину, на руках пополз в ближайшую подворотню, где распластался словно жаба. Так он провалялся до глубокой ночи…   
Очнулся и долго пытался понять, что происходит. Грубые руки, схватив за плечи и за шею, тащили в темноту. Над головой раздавались хриплые, каркающие голоса, а в нос шибал “аромат” давно не мытых тел.
Потом опять было забытье, и вновь Демьян очухался на холодном земляном полу. Сверху нависла уродливая морщинистая рожа.
- Живой что ли? – прокаркала она.
Демьян хотел ответить, но вместо собственного голоса услышал хрипы и кашель.
- Живой, - удовлетворенно констатировала рожа. – Здорово они тебя! За что же? А, без разницы. Этим паладинам лишь бы морды бить, мед пить, да девок по сеновалам таскать. Законники, мать их!
- Кто… ты? – просипел Демьян, справившись с голосом.
- Я? – удивилась рожа. - Мы! Шакалы мы! А ты в одном из наших подвалов. Три дня уже, кстати, валяешься.
- Три… дня… - обречено вымолвил Демьян. – Шака…лы…
- Ага, - радостно закивала рожа. – И теперь ты один из нас, думается. Так ведь?
Демьян хотел ответить, что он ненавидит шакалов и презирает их, но… перед взором всплыла ухмыляющаяся жирная рожа паладинского командира, его наглый самоуверенный голос. Демьян сглотнул и медленно кивнул.

* * *

“Что за мир? Что за  сумасшедший, бешенный, жестокий мир, где все перевернуто с ног на голову? Что за мир, где паладины – служители закона и света – оказались наглыми и жестокими скотами, а шакалы – которые хоть и распоследние подонки – умудряются выказывать если и не человеколюбие, то нечто, очень на него похожее?”
Демьян сидел в секрете, в кустах не левой стороне дороги. Ожидался богатый дилижанс, везущий выручку гарнизонным солдатам, и его нельзя было пропустить. Кант, тот самый шакал, которого он видел тогда, в подвале, сидел рядом и точил длинный кривой нож.
- Не боись, Демьяха, - успокаивал он. – Дилижанс хоть и богатый, но охраны у него – фьють, нет почти. Эти гарнизонные совсем обнаглели! Самоуверенные-е-е…
Демьян молчал, до рези в глазах всматриваясь в горизонт и боясь пошевелиться, дабы не привлечь внимания.
Через час, когда ноги совсем затекли, вдалеке показалось пыльное облачко, и Кант сразу же оживился.
- О, едут, соколики! Сейчас будут танцы…
Дилижанс был небольшой, гораздо короче пассажирских, но широкий, на четырех парах колес, да к тому же еще и обитый железными листами. Его тащили четыре пары сильных грузовых коней-тяжеловесов, которыми правил молодой воин в кожаном доспехе. Он даже не успел вскрикнуть когда в воздухе просвистела стрела и дрожащее оперение оказалось у него в глазу. Парень кулем свалился с козлов, а на дорогу уже выскакивали верещащие и потрясающие оружием шакалы. С десяток сразу навалились на коней, остановив дилижанс, а остальные стали поспешно ломать дверь. Но та сама распахнулась от удара, и на свет выпрыгнули двое воинов в кирасах. Их мечи засверкали в воздухе, разбрызгивая красные капли. Демьян устремился вперед, сходу сразил одного, не ожидавшего такой молниеносной атаки. Тут же шакалы пришли в себя, навалились на второго и буквально вздернули на копья. А Демьян уже прыгал внутрь дилижанса, откуда то и дело вылетали короткие стальные “болты”, пронзающие его новых друзей. Он увидел арбалетчика, замахнулся мечом и замер в оцепенении. Лина, девушка-клирик не раз спасавшая ему жизнь. Красивая и изящная, всегда милая и добрая, сейчас она выглядела, как рассерженная пантера, и у Демьяна защемило сердце. Мгновенно вспомнилось, сколько раз он пытался сказать ей какие-то очень важные слова, но всякий раз не решался, трусил, боялся ответа. Захотелось сорвать порядком поднадоевший рогатый шлем и, наконец, сказать, выдать, раскрыться…
Боль пронзила его с головы до ног. Демьян, еще ничего не понимая, скосил глаза и увидел торчащий в своей груди “болт”. Разом потяжелевший меч вывалился из ослабевший пальцев.
- Ли…на… - прохрипел Демьян, но вслед за словами изо рта полилась противная вязкая жижа, а потом наступила пронзительная темнота…