Зажигалка
Подхожу к массивной деревянной двери и открываю ее ключом. Сейчас я разденусь и пойду в душ, прохладные струйки воды смоют с меня пыль и пот, проступивший на спине под лучами этого слишком назойливого белесого солнца. Скидываю босоножки и прохожу в большую комнату к компьютеру. Сначала мне нужно проверить почту. Компьютер шуршит, просыпаясь, в тени на персиковой стене умиротворенно тикают кварцевые часы с прозрачным циферблатом. К тиканью часов и шуршанию компьютера примешивается какой-то посторонний звук. Что это? Шум воды? Нет, больше похоже на чье-то тяжелое дыханье. Подхожу к закрытой белой двери и рывком распахиваю ее.
За дверью – наша спальня, в ней непривычно темно, солнце почти не пробивается сквозь задернутые шторы, и я не сразу вижу, верней, не сразу осознаю увиденное. Первое ощущение – запах. Какой-то сладковатый, мускусный и очень знакомый. Приходит чувство, что все не так, не должно быть так сумрачно в этот знойный палящий день, не должно быть этих смятых простыней и этих сидящих на постели на расстоянии вытянутой руки фигур. Слева – мой мужчина, справа – молодая женщина с копной тяжелых густых волос и жестким, почти жестоким ртом. Они сидят скрестив ноги лицом друг к другу и синхронно, как совята в гнезде, поворачивают ко мне головы. Белки их глаз неестественно блестят в темноте, а головы качаются в такт тиканью часов в соседней комнате. Губы на их бледных и спокойных лицах начинают расплываться в улыбке, и мне становится жутко. Мне кажется, когда они обнажат свои зубы, я увижу клыки, как у вапиров.
Я захлопываю дверь и медленно пячусь в ванную комнату. Я боюсь оторвать взгляд от двери в спальню, мне кажется, если повернуться к ней спиной, то они одним прыжком выскочат из спальни и накинутся на меня, разорвут одежду и вцепятся клыками в мою плоть. Только когда дверь в ванну захлопывается за мной, я перевожу дыхание. Поворачиваюсь к зеркалу и не вижу в нем своего отражения. Вместо моего лица, цветных полотенец и черно-белой кафельной плитки на меня смотрит это тусклое назойливое северное солнце, выплескивая свет из зеркала. Какая-то сила начинает засасывать меня внутрь, лишая возможности шевелиться, думать и дышать. «Что со мной?» - немеющими губами спрашиваю я. «Ты умираешь», - отвечает мне чей-то голос, и я растворяюсь в этом ярком свете. Последнее, что я слышу – затихающий стук собственного сердца.
***
Уффффф! Просыпаюсь, простыни подо мной смяты и скомканы, волосы прилипли ко лбу, между грудей стекает струйка пота. Это был всего лишь сон! За окнами уже привычно шумит автострада, слышится громкое тарахтенье проносящихся мимо мотороллеров и мягкое шуршанье машин. Над головой по-прежнему ярко-бирюзовое небо и лимонное южное солнце Сан-Себастьяна. Захожу в душевую кабинку и даю воде смыть с моего тела липкий пот этого кошмара. Чищу зубы, причесываюсь, глядя то на свое отражение в зеркале, то на солнце над башенками замка на зеленом холме неподалеку. Постепенно успокаиваюсь. Все на месте, и мое отражение, и белый кафель, и огромное рыжее полотенце, и пропахший водорослями и солью воздух.
За два дня до моего отъезда сюда я прочитала сообщение на пейджере моего друга. Он был в командировке и, как всегда, взял с собой только мобильный. Девушка. Которая называла себя Лучиком, желала хорошего дня своему самому нежному и заботливому Тигре. Я запомнила номер сообщения – 359 – и рекордное количество смайликов для такого короткого текста. Обычно я спокойно относилась к таким «глупостям». Мало ли делают ошибок операторы пейджинговых компаний. Но в тот день сердце вздрогнуло. Может, потому что сообщение было послано через интернет и практически исключало возможность ошибки, может, потому что слово «заботливый» как нельзя лучше характеризовало моего мужа, так же как и прозвище «Тигра». Тигра – забавный маленький игрушечный зверь из сказки про плюшевого медвежонка Винни-Пуха, ослика, Пятачка и мальчика Кристофера Робина, уменьшенная копия настоящего тигра. И еще эти дурацкие смайлики! Муж, которого я всегда предпочитала называть другом, потому что, не любила слово «муж» и потому что действительно считала его своим лучшим другом, тоже любил ставить много смайликов в сообщениях, видимо, компенсируя свое неумение искренне улыбаться.
Рассудок протестовал против очевидного вывода: у моего неверного благоверного появилась любовница. Я взяла бумажку с карандашом и начала считать. Получалось, что за последних три дня стерто 4 сообщения. Обычно он не стирал сообщения, даже повторы и те, которые показывали, что пришло письмо по e-mail. За 3 дня два повтора, одно напоминание просмотреть почту и эта злополучная записка от Лучика. Я сидела, тупо глядя в окно, курила, смахивала слезы с глаз и думала: «Как хорошо, что через два дня я уезжаю в Сан-Себастьян! Я смогу отвлечься, смогу успокоить эту тупую боль в груди, смогу закрутить роман с каким-нибудь горячим испанским мачо! Я смогу не вернуться, если мне этого захочется!»
***
Я сижу на высоком стуле у барной стойки и ем изумительно вкусный бутерброд. Тонкий пластик багета покрыт смесью из мелко нарубленных креветок, крабовых палочек, яиц и майонеза толщиной в два моих пальца. Это великолепие венчает огромная креветка, нежно-розовая, полностью очищенная, оставлен только хвостовой плавник. Как только эта гора удерживается на пластике хлеба? Через пару минут мне подают кофе в маленькой кружечке, без молока и сахара. Сахар лежит на блюдечке рядом с чашкой. Два пакетика, на упаковке нарисован мужик в кепке с козырьком и с трубкой во рту. Он, наверное, должен изображать Шерлока Холмса, но у него слишком большой и горбатый нос, и он похож на грузина.
Здесь, в Сан-Себастьяне, под прозрачно-ярким испанским небом эти события кажутся сценками из чьей-то чужой жизни. Лихорадочные сборы вещей в дорогу, слезы, страх перед неизвестностью, ненависть, гнев, боль и ярость мелькают как картинки в калейдоскопе. Как будто смотришь со стороны на причудливые сочетания цветов и форм, оставаясь вне этих превращений. Я пью кофе мелкими глотками, расплачиваюсь и выхожу на узкую тенистую улочку в Старом квартале. Как говорит путеводитель «Страна Басков», в Старом квартале самое большое в мире количество баров и ресторанов на один квадратный метр площади. Многие из этих баров и ресторанов открываются только вечером. Почти два часа дня, скоро начнется сиеста, священная для испанцев двухчасовая пауза в работе, и многие молоденькие продавщицы из маленьких магазинчиков сядут на свои оглушительно орущие мотороллеры и покатят на пляж загорать. Я тоже иду вниз, по направлению к порту и океану.
Тень улицы перечеркивает широкая полоса света. Сворачиваю направо, на площадь Конституции, где стоят столики под полосатыми зонтиками, в тени которых баски пьют изумительно вкусный кофе и курят. Здесь курят практически все, женщины ничуть не меньше мужчин. Мне нравятся голоса испанок, низкие, грудные, хрипловатые голоса. А голоса испанцев мне не нравятся - высокие и писклявые, подростковые. У настоящих мачо не должно быть таких голосов. Интересно, если я буду курить так же много, как испанки, у меня будет такой же низкий прокуренный голос? Здесь я курю сигареты «гаванос». Очень крепкие и с отдушкой марихуаны. «Нэгро табако, не бери их», - объясняла мне испанка, которую я попросила показать, как работает автомат в коллехио, где я живу. Но автомат уже проглотил монетку в 500 песет, а никаких других сигарет больше не было. Достаю сигарету, чиркаю зажигалкой и решаю посмотреть на порт сверху, с горы Monte Urgul. Пересекаю площадь по диагонали, огибаю церковь Святого Винсенте и начинаю подниматься вверх по лестнице, которая сменяется тропинкой, ведущей к вершине горы, туда, где стоит видимая из любой точки города фигура Бога.
Сверху открывается изумительный вид на город. Странный, завораживающий город, пестрый, шумный и спокойный одновременно. Город, который как диковинный морской моллюск, отторгает тебя так, что ты воешь в тоске от ощущения своей чужеродности. А потом начинаешь понимать, что город может полюбить тебя, сделать своей, получив небольшую плату. Отдашь всего лишь парочку привычек да несколько устоявшихся воззрений – и станешь другим человеком, пригодным для жизни в Сан-Себастьяне. Мне не жаль того, что забрал у меня город. Мою озабоченность, многолетнее напряжение, переживания о том, что я до сих пор не имею детей и не сделала карьеры. Меня больше не заботит даже то, что мой неверный муж развлекается сейчас в постели с другой, а я не знаю, где, как и с кем буду жить дальше.
Бог взирает на меня с высоты нескольких метров, но кажется, что он стоит рядом. Я смотрю на его лицо и понимаю, что боль мимолетна, что она такая же неотъемлемая часть жизни, как и радость, что боль и радость сменяют друг друга подобно приливам и отливам на морском берегу. По вечерам, когда становится темно, лик бога освещают лучи прожекторов. Светлый лик на темном фоне… Лучи и Лик. Лик и Лика. Лучи и Лучик. Лика Мерцающая и Смеющийся Лучик… Я вдруг понимаю, что это одна и та же женщина.
***
Лика Мерцающая. Таков был ее псевдоним, когда она училась на факультете журналистики и писала для каких-то газет. Она рассказала это, когда мы обедали впятером в одном милом кафе в моем Городе. Я, мой муж, он же директор нашей фирмы, Лика Мерцающая и еще пара наших работников. Она любила рассказывать эпизоды из своей жизни. Ей казалось, что ее жизнь - голливудское кино, а она сама – смесь женщины-вамп и «крепкого орешка» в юбке. «Смеющийся Лучик» - так было подписано сообщение на пейджере. Это она! Она – любовница моего мужа, сон рассказал мне об этом. Сука! И теперь они хотят выкинуть меня из нашей фирмы, из квартиры, из моего Города!
Из Города, в котором я родилась и выросла, в котором есть свой шарм и свое безумие, города невыносимой летней жары и зимнего холода. В дождливые сумрачные осенние дни его улицы похожи на декорации фантастического триллера, а зимой, когда падает мягкий снег, и облака нависают над землей как пуховое одеяло, Город выглядит иллюстрацией к странной и страшноватой сказке Гофмана. Лица жителей унылы, их взгляды обращены в себя, как будто каждый ищет спасения в своей собственной философской системе мира, где не должно быть таких резких перепадов температуры, весенне-летне-осенней непросыхающей грязи, мусора и нищих. Где граждане состоятельны и довольны своей жизнью, почти как здесь, в Сан-Себастьяне.
В Сан-Себастьяне есть океан и горы, парки с прудами, лебедями и уточками. В Сан-Себастьяне живут настоящие мужчины, мачо натуралес, которые смотрят на меня, когда я прохожу мимо, как тореадор на быка. Их взгляды настолько откровенны, что я смущаюсь и не надеваю ни одну из своих любимых полупрозрачных маечек, через ткань которых видно соски. Сан-Себастьян похож на мужчину, красивого и богатого, готового подарить мне свою любовь и счет в банке. Но это не мой мужчина, не тот мужчина, с которым мне бы хотелось прожить всю свою жизнь. Сан-Себастьян – не моя земля. Я возвращаюсь в коллехио, чтобы написать в учебном классе письмо домой.
***
Я бреду по улице, мне жарко и душно, волосы стали жесткими от пыли, а тело липким от пота. Иногда белесые облака скрывают солнце, но оно плавит их своими лучами, и в его свете краски выглядят выцветшими. Захожу в сумрак подъезда, быстро, перешагивая через две ступеньки, поднимаюсь на пятый этаж. Моя тень мелькает в квадратах окон на травянисто-зеленых стенах. Достаю из кармана ключ, отпираю тяжелую дверь, захожу внутрь и снимаю босоножки. Сейчас я разденусь и встану под душ, прохладные струйки будут стекать по моему телу, лицу и волосам, смывая пыль и пот. Но сначала я подхожу к компьютеру, чтобы проверить почту. Шуршит компьютер, тикают часы, и в мои уши вползает посторонний странный звук. Подхожу к двери и прислушиваюсь. Похоже на тяжелое дыханье. Я начинаю догадываться, что ждет меня за дверью, и не спешу это увидеть.
Медленно и осторожно открываю дверь. Полумрак и запах, опять этот запах, сладковато-мускусный, теперь к нему примешивается запах сырой земли и сгнивших листьев. Я знаю, что сейчас увижу их – мужа и его любовницу. Но сегодня они уже стоят у кровати, будто ждали меня. На их голые тела накинуты бесформенные плащи, кажущиеся сотканными из серой предутренней мглы. Из-за штор вырывается луч голубоватого света, света, каким сияет луна в полнолуние, и освещает лицо женщины. Я вижу жесткие складки, которые сбегают от ее носа к уголкам рта и дальше вниз, к подбородку. Белки глаз неестественно яркие, а зрачки огромные, во всю радужку. Она медленно обнажает зубы в улыбке, и я вижу клыки, как у вампира. Начинаю тихонько отступать назад. Смотрю на мужа, ожидая, что он скажет или сделает что-то, чтобы этот кошмар закончился, но вижу только холодное безразличие в его глазах. Он поворачивает голову к любовнице, они смотрят друг на друга, затем на меня, и медленно начинают двигаться вперед.
Мне становится страшно, очень страшно. Продолжаю потихоньку отползать назад, пытаясь сохранить остатки рассудка. Я понимаю, что они собираются сделать со мной что-то ужасное, что-то неописуемо мерзкое, но больше всего меня гнетет то, что он с ней заодно. Это подло! Я любила его, я помогала ему, я принимала его интересы, как свои собственные. Я спала с ним в одной постели! А теперь он заодно с этой волчицей смотрит на меня безразличным взглядом, как на упаковки с замороженным мясом в холодильнике супермаркета. И это его безразличие перевешивает все, жалкие остатки моей смелости испаряются, я поворачиваюсь к ним спиной и бегу.
Сердце бьется как рыба, выброшенная на берег, в глазах темнеет, поле зрения сужается. Коридор вдруг становится бесконечно длинным и темным, как туннель в горах. Ни одной двери. Я чувствую своих преследователей спиной и боюсь оглянуться, боюсь потерять темп, потому что тогда они схватят меня, и произойдет что-то непоправимое. Я знаю, что должна добежать до окна, которое виднеется в конце туннеля, распахнуть его или разбить и взлететь. В воздухе они не смогут меня догнать. Мои силы почти на исходе, но окно уже рядом. Протягиваю руки, распахиваю его, вскакиваю на подоконник и, оттолкнувшись ногами, взлетаю в неуловимо изменившееся небо.
Я лечу, я вроде бы в безопасности, но что-то продолжает тревожить меня. Какие странные сегодня облака, похожие на рисунок пастелью. Поднимаюсь повыше, чтобы разглядеть их, и вдруг по небу проходит рябь, справа и слева от меня появляются темные провалы, а облака над головой резко опускаются. Теперь я лечу вдоль длинного коридора, стены и потолок которого разрисованы под небо. Резко взлетаю вверх, прошибаю потолок головой и просыпаюсь.
***
Я сижу на стуле перед выключенным компьютером, мои влажные волосы прилипли ко лбу, сердце стучит о ребра так громко, что его можно услышать даже из коридора. «Я в Испании», - говорю себе, - «В Сан-Себастьяне». «А они там, в моем Городе, и только от меня зависит, останутся ли они в прошлом или переползут в мое сегодня» - продолжаю я, не веря собственным слова. Черт! Мне нужно прогуляться, подышать свежим воздухом, выпить кофе с «бейлисом», закурить «гаванос». Сегодня пасмурно, накрапывает мелкий дождик, и из окна видно, как горы порождают туманную серую дымку, которая, поднявшись вверх, становится облаками. Из облаков сочится вода, это называется «морось» по-русски и «мряка» по-украински. Сегодня «мрячная» погода, и небо низкое и серое.
Я брожу по берегу, по самой кромке воды босыми ногами. Сегодня океан спокоен, хотя чаще в дождливую погоду здесь бывают сильные волны, и на пляже Суриола серфингисты катаются на этих лошадках Нептуна. Но сегодня тихо, волны накатываются и уходят, унося с собой мои страхи, дурные предчувствия и нерешительность. В движении воды есть ритм, этот ритм – дыхание океана. Я чувствую, как сливаются наши дыхания, и даже кровь в моем теле начинает пульсировать в такт этому ритму. Я брожу по берегу, слушая шорох песка, то уносимого, то приносимого водой, и в моей голове начинают всплывать воспоминания. Они мелькают, как фотографии в альбоме. Смотришь на старые черно-белые фотографии, и сначала появляются чувства, потом некоторые из картинок начинают оживать и приобретают цвет, возникают звуки и запахи. А другие так и остаются всего лишь плоским черно-белым изображением смутно знакомых лиц и мест, и ты сама не уверена, было все это в твоей или чьей-то чужой жизни.
***
Кода-то давно, в другом городе и другой жизни, я побывала в похожей ситуации. Я работала в маленькой конторе, которая стала сейчас Большой и Солидной фирмой, и у меня был головокружительный роман с директором.
В тот день остальные то ли ушли пораньше, то ли их и вовсе не было. Мы тоже собирались домой, я доставала из шкафа свое пальто. Он подошел сзади, неожиданно провел рукой по моим волосам, привлек меня к себе, говоря что-то вроде: «Это, наверное, глупо с моей стороны, я на столько лет тебя старше…». Развернул к себе лицом, прильнул губами к губам, а рукой залез под блузку. Я с удивленьем смотрела, как дрожат его руки, а он продолжал меня целовать в рот, шею, грудь. Отстранилась от него, уехала домой, а вечером, лежа в постели, почувствовала, что хочу его страстно, сильно, жалею, что отказала ему. На следующий день мы с ним были в офисе одни, пришли раньше остальных. Я ему сказала что-то, не помню уже что, и мы сбежали с работы, поехали к нему, трахались полдня, и я не вернулась домой. Позвонила маме, сказала, что ночую у подружки.
Это длилось месяца три-четыре. Я почти перестала бывать дома, мои родители и подруги начали забывать, как я выгляжу. Он был жаден, ему было мало ежедневных минетов в офисе и вечерних и оргазмов дома. Он возмущался, что я не ночую у него постоянно, что не люблю ходить с ним по магазинам и покупаю себе вещи без его совета. Что выходные предпочитаю проводить в обществе подруг, а не у его плиты. Я чувствовала себя беззащитной зверушкой, попавшей в объятия удава. Кольца сжимались все туже, и я начинала задыхаться.
Я перестала приходить к нему, перестала спать с ним, готовить ему ужины и завтраки, и стала видеть его только на работе. Он то обливал меня холодом и презрением, то зазывал обратно. Рассказывал, как ему плохо, как опустел его дом без запаха моих духов, туфель у порога, зубной щетки в стакане, чулок на спинке кровати. «Может, ты заедешь ко мне за своими вещами в выходные?» «Нет, просто выкинь их». «А твой халатик? Мне жалко его выбрасывать!» «Тогда отдай его своей новой женщине». «Нет, это же твой халат. Лучше дай мне ключи от твоей тумбочки, я оставлю его в нижнем ящике». «Хорошо». Конечно, он не привез халат.
Каждый день, приходя на работу, я ловила на себе взгляд, полный ненависти и презрения. «Я хочу уволиться». «Ты уже нашла новую работу?» «Нет». «Тебе ведь здесь хорошо платят. Где тебе еще будут столько платить? Оставайся, я не хочу, чтобы ты уходила из-за меня».
Я старалась не обращать внимания на то, каким раздражительным становится его голос, когда он разговаривает со мной, как тяжелеет и сгущается воздух от его желания растоптать и унизить меня. О, конечно, он вел себя вполне политкорректно, не употреблял никаких оскорбительных эпитетов, но если бы все те слова, произнесенные тоном, что не хуже пощечины, можно было бы превратить в удары, то тем летом я скончалась бы от тяжелых побоев. Ему не удалось окончательно растоптать меня только благодаря одному обстоятельству.
Мне позвонил мой предыдущий мужчина. Я снова начала с ним встречаться. Он относился ко мне бережно и нежно, помогал выйти из того стрессового состояния, в котором я пребывала благодаря Змею с работы. Змей и вовсе взбесился. И новой секретарше не составило труда затащить его в постель. Я надеялась, что он успокоится. Угу, как же! Он начал натравливать на меня еще и секретаршу. Поскольку уволить меня по каким-то своим морально-этическим принципам он не мог, то прилагал усилия к тому, чтобы я ушла сама. Видимо, решил, что выжить меня с работы будет гуманней, чем просто попросить уйти… Он устроил мне увольнение из-за некомпетентности, а я подала на него в суд за сексуальное домогательство. Он побоялся огласки, и предпочел тихо мирно замять это дело. В конце концов, мы расстались, вполне друг друга ненавидя.
***
Это было давно, в другой жизни. Тогда я сдалась, проиграла. Сегодня у них не получится выгнать меня. Я не позволю, я возьму у жизни реванш!
***
Я сижу на зеленой лавочке и курю «гаванос». Сзади меня – дворец Мирамар, впереди – золотисто-охристая полоска пляжей и синева залива. Небо сегодня необычайно высокое и голубое, его яркий цвет подчеркивают редкие серебристо-белые перистые облака. Я пришла сюда с пляжа Конча, где беспечно валялась на солнышке, слушая шелест волн и звуки музыки, нежные и печальные. Эти звуки умеет извлекать из простой деревянной дудочки лохматый парень, который обычно сидит в подземном переходе на правом берегу реки Урумеа, но сегодня он гораздо ближе, и мелодия сначала убаюкивает меня, а потом вдруг начинает настойчиво тормошить, как будто говоря: «Вставай и иди!», подгоняет, подталкивает в спину. Натягиваю футболку с джинсами, подхватываю полотенце и оглядываюсь по сторонам. Слева вдоль берега, трепеща лимонными крылышками, летит бабочка, и я следую за ней сюда, в парк перед дворцом Мирамар.
Я смотрю на дым, который медленно поднимается вверх над зажженной сигаретой. Мутное и нечеткое вначале, расплывчатое как этот дым, во мне рождается решение. Я должна вернуться в свой город и уничтожить демонов страхов и обид, что нашли меня даже здесь, в Сан-Себастьяне. Настигли в моих снах и не оставят, пока я не разберусь со своим прошлым и настоящим, с ролью событий и людей в моей жизни. Через три дня вылетает самолет из Барселоны, и я обрадую мужа своим возвращением. Он ведь говорит, что не хочет терять меня, и я вернусь. Вернусь, и разберусь со всем этим!
***
Я сижу в самолете, сегодня у меня место далеко от окна, и мне остается наблюдать за пассажирами, читать книжку и пить красное вино, наливая его в прозрачный пластиковый стакан из маленькой зеленой бутылочки. Слева от меня сидит супружеская пара, они похожи друг на друга, как родственники, как муж и жена, которые прожили вместе много счастливых лет, и как никогда не будем похожи мы с мужем. Она волнуется, самолет вошел в зону турбулентности и начал вибрировать. Он успокаивающе гладит ее по коленке, я отворачиваюсь и закрываю глаза. Я хочу поспать. Хочу увидеть во сне, что ждет меня дома.
Я снова иду по улице под светлым жарким небом, мечтая о душе, о струйках прохладной воды, что смоет с меня мелкую пыль, которая везде – в волосах, на ногах и руках, на одежде. Захожу в сумрак подъезда и поднимаюсь на пятый этаж. Открываю тяжелую дверь из темного дерева, прохожу внутрь и прислушиваюсь. Тиканье часов и странный шорох. Подхожу к белой двери, за которой находится наша спальня и жду. Стою и жду.
Шорох прекращается. За дверью в спальне выжидающая тишина. Я стою еще целую вечность, ничего не предпринимая, а затем вижу, как медленно начинает поворачиваться дверная ручка. Неслышно отступаю на шаг от двери. Дверь чуть-чуть приоткрывается, но я знаю, что меня не видно из этой узкой щели, и тогда дверь распахивается настежь. За дверью стоит она, Лика Мерцающая, и на ее лице отражается замешательство. «Привет!» - мило здороваюсь с ней. Она нервно скалится, обнажая клыки. «Какие зубки!» - говорю я, - «Давно к стоматологу ходила?» Она неуверенно рычит. «Послушай, дорогуша, это – моя территория, так что брысь отсюда!» - продолжаю я монолог, но она не хочет соглашаться, и предпринимает попытку меня напугать. Ее клыки становятся еще больше, тело начинает деформироваться и обрастать шерстью, превращаясь в оборотня, как в хорошем голливудском фильме, в котором не пожалели денег на спецэффекты. «Ух ты! Какая большая собачка!» - восхищаюсь я. «Собачка» готовится к прыжку. Я делаю отвращающий жест рукой. Когда-то таким образом я пресекла попытки моей кошки взбираться на меня, как на дерево. Оказывается, на оборотней это тоже замечательно действует! Волчица послушно садится у моих ног, я подхожу к ней, протягиваю руку. Она лижет мою ладонь. «А теперь, брысь отсюда!», - и она убегает, виляя задом с задранным вверх роскошным хвостом.
Захожу в спальню. Солнце освещает одинокую фигурку, сидящую на смятой постели. «Послушай, я…», - начинает говорить муж, отбрасывая подушку от живота и делая попытку встать. «Сиди!» - говорю ему и усаживаю на место тем же жестом, что и волчицу. «Слышишь, как часы отмеряют время?» - спрашиваю я, и он прислушивается. Голова его начинает качаться, а зрачки бегать вправо-влево в такт тиканью часов. Туда-сюда, туда- сюда, тик-так, тик-так. Вместо мужчины передо мной сидит на кровати фарфоровый китайский болванчик сантиметров 30 ростом, постепенно переставая качать головой. Беру его в руки, ставлю на комод, улыбаюсь южному лимонно желтому солнцу, которое светит в мое окно, и просыпаюсь.
***
Самолет садится. Быстро прохожу таможню и иду к стоянке такси. Он не знает, что я обменяла билет и прилетаю сегодня, и ждет меня парой дней позже. Такси подвозит меня к дому, где я жила с мужем последние два года, расплачиваюсь, подхватываю дорожную сумку и захожу в подъезд.
Поднимаюсь по лестнице и считаю ступеньки. Никогда не знала, сколько их на самом деле, и теперь опять сбиваюсь со счета. Спускаюсь и начинаю снова. Первая ступенька. Я дома. Я простила его, я приехала к нему, но ждет ли он меня?
Вторая ступенька. И закончил ли он свою интрижку?
Четвертая. Интересно, как он поступит с ней? Уволит ее из фирмы? Или уволит меня? Что значили для него отношения с ней?
Седьмая. Любит ли он меня? И любил ли когда-нибудь вообще?
Восьмая. Он говорил, что подошел ко мне, потому что почувствовал, что он мне нужен.
Десятая. А нужна ли я ему? Нужен ли ему кто-нибудь, кроме его мамочки? Мамочки, которая гладит ему носки, варит целые тонны варенья, говорит, что он всегда прав, потому что он самый умный, и умиляется тому, какие толстые щеки он наел.
Тринадцатая. Я никогда не ощущала, что мы с ним – пара. Просто два человека, которых свел вместе случай для каких-то непонятных мне ранее целей. Теперь, когда я чувствую, что все цели, для которых мы оказались вместе, достигнуты, что ждет меня дальше?
Бросаю счет и почти бегом поднимаюсь наверх, открываю дверь, захожу и прислушиваюсь. Тишина, даже часов не слышно. Снимаю с плеча дорожную сумку и кидаю на пол рядом с босоножками. С чужими босоножками. С ее босоножками. Я стою около открытой входной двери и жду. Меня по-прежнему окружает тишина и безмолвие, как это бывает в недавно покинутых обитателями жилищах. Тишину взрывает посторонний звук, это звонок моего мобильного телефона. «Да?» «Как хорошо, что ты приехала!» - говорит Вадим – парень, которого я считаю самым ценным приобретением мужа за все время существования нашей фирмы. «Твой муж куда-то пропал, он не отвечает на звонки, его мобильный молчит, и дома его, похоже, тоже нет», - продолжает Вадим. «Да?» - повторяю я, заходя в спальню. С комода смотрит на меня китайский болванчик сантиметров 30 ростом. «Дома его действительно нет», - говорю я, гладя болванчика по животу. «Еще Лика», - продолжает Вадим. «Она, похоже, тоже пропала. Знаешь, пока тебя не было, они…» «Сейчас уже знаю. У меня тут какое-то странное письмо. В компьютере», - говорю я, включая компьютер. Сзади слышится цоканье когтей по полу, и в мою опущенную ладонь утыкается мокрый нос. На меня прозрачными голубыми глазами смотрит белая пушистая собака. В голливудских фильмах таких собак обычно снимают в роли волков. «Похоже, они решили устроить себе отпуск. Длинный, незапланированный отпуск. Вадим, я заместитель, я многое знаю, многое могу и умею. Но я считаю, что руководить должен мужчина. Особенно в нашем деле. Ты будешь исполнять директорские обязанности, пока он не вернется? Соглашайся, у тебя хорошо это получится. И потом, мне нужна твоя помощь». «Хорошо», - соглашается он. «Тогда до встречи», - говорю я и поворачиваюсь к собаке.
«Привет, Лика! Пойдем, погуляем. Купим пивка, чипсов и фисташек. Тебе нравятся сырные «читос», не так ли? Значит, я куплю тебе их. Надеюсь, мне не нужно будет надевать на тебя намордник и покупать тебе собачью еду?» Лика виляет хвостом, затем кивает головой, и мы выходим во двор.
***
«Китайский болванчик вернулся домой…
Китайский болванчик вернулся на комод…»
Ступенька. Другая. И снова:
«Китайский болванчик вернулся домой…
Китайский болванчик вернулся на комод…»
Я поднимаюсь по лестнице домой, ноги отсчитывают ступеньки, а в голове вертится этот речитатив. Полы плаща хлопают по лодыжкам, рюкзачок сползает с плеча. Бордовый плащ, зеленые стены, серая лестница. Черный рюкзачок. Я поправляю его машинально и начинаю бормотать: «Китай-ский болван-чик вернул-ся домой. Китай-ский болван-чик вернул-ся на комод». Поднимаю глаза и вижу перед собой массивную темную деревянную дверь. Уже пришла.
Достаю из сумки ключи, вставляю в замочную скважину, поворачиваю, открываю дверь, захожу в квартиру, захлопываю дверь и обессилено наваливаюсь на нее спиной. Выжатой тряпочкой сползаю на пол, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Этого еще не хватало! «Ну-ка встань!» - рассерженно говорю себе вслух, отмечая, как дрожит мой голос. Убираю плащ в шкаф, снимаю ботинки, прохожу в спальню и буквально валюсь на кровать. «Отчего все так плохо?» - накатывает грусть. Смотрю на болванчика, стоящего на комоде. Его блестящие глаза укоризненно двигаются туда-сюда. Он знает ответ, но не хочет мне его сказать. «Ну и пусть!» - думаю я рассерженно, - «Хочешь молчать – молчи. Я и без тебя со всем этим разберусь!»
Прошло чуть больше года с того момента, когда я, вернувшись домой из Сан-Себастьяна, обнаружила этого болванчика вместо своего неверного благоверного и большую белую собаку вместо его любовницы. Я превратила их в это в своем разгневанном сне, и, приехав домой, увидела, что сон оказался реальностью. Кошмаром наяву.
Правда, сначала я не считала произошедшее кошмаром. Я была даже довольна. Нет мужа, нет его любовницы – нет и проблем! Я отвезла собаку к своей бабушке в деревню, а болванчика запихнула в шкаф на антресоль. Но вот уже неделя, как болванчик вернулся на комод. Я не доставала его из шкафа и не переносила в спальню. Он сам вернулся туда. Впрочем, это неудивительно – ведь он не просто фарфоровая статуэтка, он человек, который был моим большим другом, до тех пор, пока не изменил мне, и пока я в отместку не превратила его в китайского болванчика.
Я сижу на кровати, прислушиваясь к тиканью часов в соседней комнате, и думаю о прошедшем годе. Дела в нашем маленьком агентстве становились все хуже и хуже. Сначала было довольно радужно и шоколадно, но затем поток клиентов начал спадать, и вот уже пару месяцев нет ни одного нового заказа. Денег хватает лишь на оплату аренды, коммунальных услуг и еду. Бизнес, который должен был уже окупить первоначальные вложения и начать давать прибыль, все никак не может достичь точки безубыточности.
С личной жизнью тоже полный швах. Любовник, с которым я рассталась месяца три назад, когда поняла, что они никогда не уйдет от жены ко мне, тщательно портит со мной отношения. Первый мужчина, при расставании с которым я решила не сжигать за собой мосты, делает это за меня. Зачем? Почему? И зачем я вообще оказалась с ним в одной кровати?
У меня был стресс, а он меня успокаивал. Он был моим другом. Нет, не так. Он был хорошим приятелем. Другом был муж. Нежная такая дружба, где до постели всего один маленький шажок. Шажок, который никогда не стоит делать. А мы сделали. С мужем. А потом с этим последним моим любовником. И в результате таких шажков я оказалась там, где я есть сейчас. В полной жопе! Ни денег, ни мужчины, ни друзей.
Реванша не получилось…
«Почему все так плохо?» - снова спрашиваю я китайского болванчика. Он хранит многозначительное молчанье. «Не хочешь отвечать?!». Вскакиваю с кровати, хватаю болванчика и несусь с ним в ванну.
Двумя руками поднимаю его до уровня головы, а затем резко кидаю на пол. Зачарованно смотрю, как он рассыпается на тысячу мелких осколков. Стою и жду. Прислушиваюсь. Ничего не происходит. У моих ног на шершавом кафеле по-прежнему валяется куча битого фарфора, а часы так же размеренно тикаю в комнате. Не получилось! Сердце сжимается, на глаза наворачиваются слезы. Не получилось! Слезы уже не скрываются в уголках глаз, а бегут по щекам двумя ручейками. Надо хотя бы смести эти осколки…
Выхожу из ванной, машинально делаю пару шагов в сторону кухни, где стоит метелка и совок для мусора. И тут до меня начинает доходить, что что-то изменилось. Что же именно? Темноту коридора прорезает полоска света из-под двери в ванну. Темнота… Когда я пришла домой, было около половины седьмого. Половины седьмого вечера солнечного и теплого сентябрьского денька, бабье-летнего денька. На стенах спальни еще несколько секунд назад плясали солнечные зайчики. А сейчас темнота. И тишина. Часов не слышно.
Рывком открываю дверь ванны. В изумлении смотрю на пол. Вместо разбитого фарфора пол покрывают маленькие металлические кружочки. Присев на корточки, беру один в руку. Верчу его между двух пальцев правой руки, зачем-то нюхаю. Это монетка с иероглифами и квадратным отверстием посередине. Видимо, старинная китайская монета. Пол в ванной весь усыпан такими монетками. В голове пустота. И тишина. Начинаю горстями сгребать кружочки и запихивать их в рюкзачок, который каким-то образом оказался здесь в ванной. Когда в руке остается одна последняя монета, до меня доносится приглушенный звук шагов. Дверь начинает медленно открываться…
На пороге стоит муж. В сером свитере, серых блестящих джинсах и босиком. Встаю с корточек, протягиваю ему монетку: «Смотри!». Он берет монетку, также как я мгновением раньше обнюхивает ее. «Смотри, как их много! Держи», - говорю я, протягивая ему горсть монет из рюкзачка. Он качает головой в ответ: «Это твое!» - и хочет вернуть мне ту, что находится сейчас у него. «Оставь ее себе», - возражаю я – «Она принесет тебе счастье». Левой рукой он проводит по моему мокрому от слез лицу: «Умойся! А я сварю пока кофе».
Выхожу из ванной, нервно сжимая в руках влажное полотенце. Прохожу на кухню, вешаю полотенце на спинку стула. Муж стоит у плиты. Курит. Достает из стенного шкафчика черные чашечки, разливает в них кофе и садится рядом со мной. Выуживаю сигарету из пачки, что валяется на круглом кухонном столе. Чиркаю зажигалкой раз, другой. Огонь все не появляется. Муж, пристально вглядываясь в мое лицо, подносит мне другую зажигалку. Прикуриваю, затягиваюсь и, закашлявшись, тушу сигарету о дно пепельницы. «Прости!».
Снова светло и солнечные зайчики продолжаю гоняться друг за дружкой на стенах кухни. Муж встает, открывает окно, теплый уличный воздух приносит с собой шуршанье машин и чириканье воробьев. На крыше соседнего дома резко каркает большая ворона: «Кар! Кар!». «Я не был честен с тобой. А ты была несчастна со мной» - говорит муж, мягко улыбаясь. «Я позволила свой злости взять верх», - отвечаю ему. «Никто из нас не ангел», - говорит он, протягивая мне руку. Я пожимаю ее. Мир заключен.
«Вы действительно подходите друг другу. Ты и Лика. Я видела во сне, как тебе хорошо было с ней в постели» - тихим голосом говорю я. Он молча кивает. «Я сейчас уйду», - продолжаю я. «Поживу у мамы или у подружки несколько дней, пока из моей квартиры съедут квартиранты. Потом заберу свои вещи». «Ты можешь пожить здесь» - предлагает он. «Нет, пойду», - отвечаю, чмокая его в щеку, надеваю плащ и ботинки, вешаю на плечо сумку-рюкзак и выхожу из квартиры, оставив на тумбочке ключи. Быстро сбегаю вниз по лестнице, закрываю за собой дверь подъезда, через несколько шагов оборачиваюсь. На балкончике пятого этажа стоит муж, обнимая Лику за плечи. Махаю им рукой и ухожу не оглядываясь.
***
В голове снова пустота и тишина. Я куда-то иду, ничего не замечая вокруг. Уставшая и опустошенная. Меня останавливает резкий звук сверху. Поднимаю голову, стараясь разглядеть, что это такое было. В небе медленно пролетает большая чайка. Оглядываюсь, пытаясь понять, куда меня занесло. Центр города, справа плотина и городской пруд. Прямо передо мной маленький мостик с литыми чугунными перилами. Поднимаюсь на него, останавливаюсь ближе к середине. Хлопаю себя по карманам, ища сигареты и зажигалку. Выуживаю одну тонкую белую сигарету из пачки, затягиваюсь и медленно выпускаю дым. Пока я еще не определилась, куда мне пойти. Постою здесь, подожду, когда ко мне придет решение.
Внизу тихо плещется вода. Она такая же темная и мутная, как в реке Урумея, что протекает в Сан-Себастьяне. Только в Урумее водится рыба. Много рыбы, целые стайки, блестящих серебристыми боками на солнце, крупных рыб. Когда начинается отлив, прилетают толстые и ленивые чайки, садятся на камни сильно обмелевшей реки и неторопливо подхватывают клювами рыбу, как туристы в отеле еду со шведского стола.
Я докуриваю сигарету, затем резким движением бросаю окурок вниз, в воду, где уже покачиваются на волнах несколько других. В моем городе мало урн и много мусора. А в Сан-Себастьяне много собачьего дерьма на улицах. Приходится постоянно смотреть себе под ноги, чтобы не вляпаться. И почему я все время вляпываюсь во всякие дерьмовые ситуации? Сплю не с теми мужчинами, выбираю не те работы, позволяю не тем людям навязывать мне не те взгляды, дела, поступки…Путаю свои и чужие дела, мысли и эмоции…
Это очень легко спутать: свои и чужие чувства. Особенно когда, как у меня, сильно развита эмпатия. Думаешь, что хочешь мужчину, а на самом деле улавливаешь его желание и принимаешь за свое. У меня так было великое множество раз. Меня выбирали, а я соглашалась с этим выбором. И каждый раз, когда отношения заканчивались, спрашивала себя: «А был ли мальчик?». Была ли любовь?
Муж, теперь уже бывший, выбрал меня, и я согласилась. И к чему я пришла?
А были ли вообще в моей жизни мужчины, которых выбрала я?
Снова достаю сигарету.
Да, был один парень. Жених. Я встречалась с ним с 18 до 20 лет. И собиралась выйти за него замуж и когда-нибудь родить ему ребенка. За два года, проведенных с ним, я ни разу не взглянула на другого. Кончилось все это весьма неприятно. Однажды он избил меня, сильно напившись. Сломал нос. Отбил почки. Я пролежала в больнице почти неделю. Затем вышла и простила его. И встречалась с ним после этого примерно месяц, когда увидела тщательно замаскированный синяк под глазом у его мамы. Только тогда до меня дошло, что бить женщин у них вроде семейной традиции. Отец бьет мать. Мой парень бьет меня. Все нормально – такова традиция. Я не хотела этого принимать, и ушла. И начала встречаться с женатыми мужчинами.
Эти воспоминания проносятся в голове мгновенно, пока я чиркаю колесиком зажигалки. Затягиваюсь, опускаю зажигалку в карман и, облокотившись на чугунные перила, смотрю в темную воду реки. Перед глазами возникает другая картинка, другая вода, другая река. Нева. И парень из Питера. Его выбрала я. И была с ним счастлива те несколько майских дней, когда приехала к нему на каникулы. Потом поняла, что он просто тормоз. Вернулась к себе, позвонила ему еще пару раз, да и перестала.
Вот, собственно, и все. Всего два мужчины, которых выбрала я. Сама. А остальные просто навязывали мне свой выбор. И я его принимала. Когда у меня случился этот коротенький роман с питерцем? Лет шесть назад? Получается, что уже шесть лет я ни в кого не влюблялась. Хех… Грустно как-то…
«Девушка!» - вклинивается в мои размышления голос – «У Вас зажигалки не найдется?».
Достаю из кармана зажигалку, чиркаю колесиком. Внезапный порыв ветра задувает маленький огонек. Чиркаю снова. Парень слегка наклоняется ко мне, осторожно касаясь моей руки своими, закрывая от ветра огонь. Прикуривает и не выпускает мою руку чуть дольше, чем это позволено приличиями. Луч солнца поблескивает на сережке в его ухе. Парень поднимает голову, встречается со мной внимательным взглядом, и я вдруг чувствую, как слабеют мои ноги. За слабостью накатывает тепло. «Надеюсь, я не покраснела», - мелькает мысль, и я отворачиваюсь, облокотившись на перила. «Что… Что это такое?» - почти панически думаю я – «Похоже, он мне нравится». Достаю сигаретку изо рта, стряхиваю пепел, и, скосив глаза, наблюдаю за незнакомцем.
Парень тем временем чуть отходит, затем, видимо, подумав о чем-то, встает в шаге от меня, и, облокотившись на перила, вглядывается в воду. В моей голове полный сумбур. Исподтишка наблюдаю за парнем. Невысокий. Темненький. Красивые руки. Опускаю глаза вниз, отмечаю, что на нем симпатичные ботинки. «Что делать? Что делать? Что со мной происходит?». Нервно затягиваюсь, затем, глубоко вдохнув, расслабляюсь и перестаю думать о чем-либо. Парень стоит рядом, курит. Молча и спокойно. Это не отстраненное молчание двух незнакомцев. Это естественное молчание, так можно молчать рядом с другом, которого давно и хорошо знаешь. Каждый сам по себе, и вы оба вместе. Теплая волна снова окатывает мое тело.
Откуда-то прилетает стайка воробьев с кусочком хлеба. Дерутся, громко чирикая и пытаясь отобрать друг у друга добычу. «Да, неплохо бы перекусить», - думаю я. Докурив, снова кидаю окурок в воду. Еще секунду медлю, решая, заговорить ли мне с незнакомцем. Тут он поворачивается ко мне и спрашивает: «Ты уже придумала, где мы перекусим?»
Вопросительно смотрю на него. Его «ты» не похоже на попытку нахального ловеласа сократить дистанцию. Это «ты» звучит мило и мягко, как обращение к хорошему давнему другу. «Ты только что подумала, что неплохо бы перекусить. А еще ты подумала о том, что была бы не против, если бы я составил тебе компанию», - объясняет он. «Так ты решила, куда мы зайдем поужинать?» - повторяет свой вопрос, а затем говорит: «Кстати, меня зовут ….». Я представляюсь в ответ. Потом говорю, что здесь поблизости есть одно приятное местечко. «Пойдем» - кивает он.
Мы сидим за широким темным деревянным столом друг напротив друга. Каждый раз, когда мне кажется, что он этого не замечает, я внимательно разглядываю его. И каждый раз он ловит меня на этом. А я ловлю себя на чувстве, будто знаю его давным-давно. Или знала очень давно, но потом забыла. Забыла даже о его существовании и не вспомнила бы, если бы не встретила сегодня.
«Как ты оказалась сегодня там, на мосту?» - спрашивает он меня. Снова вздыхаю, а затем неожиданно для самой себя рассказываю ему все. О муже, который был сначала хорошим другом, затем стал посредственным любовником. О том, что муж нашел другую. О том, что сегодня я ушла от него. Секунду колеблюсь, и рассказываю все мистические подробности произошедшего. Какое-то время он молчит, прислушиваясь к музыке. Две девушки, пианистка и скрипачка, играют русские мелодии. Удивительно, что темные деревянные панели, которыми обшит зал, не заглушают чистые звуки музыки.
Официантка приносит счет. Я достаю из сумки кошелек. «Оставь, я заплачу», - говорит мой новый знакомый, а затем спрашивает: «Так ты уже решила, к кому сегодня пойдешь, к маме или к подружке?».
Качаю головой, удивляясь. По-моему, я не говорила ему о том, что сейчас думаю, у кого мне жить следующие несколько дней. Он пристально смотрит на меня, ожидая ответа. «Нет», - выдавливаю я. «Я не женат», - говорит парень. «Был женат, но полгода назад разошелся. Живу один. Ты можешь жить у меня». Медленно качаю головой: «И ты так запросто приглашаешь к себе первую попавшуюся девушку?». «Ты не первая попавшаяся», - возражает он. «Но мы же совсем не знаем друг друга!» - пытаюсь уйти от ответа. «Вот и узнаем», - не дает мне это сделать он. «Я не маньяк-убийца, не вор и не насильник», - продолжает он меня убеждать. Улыбаюсь: «Да, на маньяка-убийцу ты действительно не похож. Но ты все равно какой-то странный». «И это говорит мне девушка, которая только что рассказывала все эти в высшей степени странные вещи!» - смеется он. Смущенно улыбаюсь. Затем наши глаза снова встречаются, и на мгновенье все вокруг перестает существовать. Только я и он. «Ты решилась?» - шепотом спрашивает он меня.
Встряхиваю головой, и звуки окружающей действительности снова вползают в мои уши. Я должна проверить кое-что. Достаю сигареты и продолжаю шарить по карманам в поисках зажигалки. «Куда-то зажигалка потерялась», - бормочу растерянно, - «Дай мне твою!» Он подзывает официантку, просит принести зажигалку. «Мой zipo лежит дома, в нем кончился бензин. Купил сегодня заправку», - достает баночку из своего рюкзачка, - «А ты о чем подумала?»
Блин! Как это у него получается? Он будто заранее знает все, что я подумаю или скажу. Зажигалки нет с собой – это хорошо. Это значит, что зажигалка не была поводом для знакомства. Это значит, что моя внезапно нахлынувшая симпатия к нему не была отражением его чувств. Это значит, что он мне действительно нравится.
Он внимательно смотрит на меня: «Ну так?».
«Да!».
Свидетельство о публикации №203020800076