102-я высота

Начало Марта не лучшее время бродить тихими вечерами по одиноким улицам и наслаждаться жизнью. Холодно. Ветер нещадно поддувает под куртку. Приходится идти там, где для него морока. По узеньким переулкам, ближе к домам. Сколько времени хожу сегодня? А черт его знает, хожу и хожу. Сердце болит, как тогда… Но лучше ничего не вспоминать. Хотя, не вспоминать не возможно. Теперь танки в Москве разве что на параде увидишь. Но проедет захудалый тракторенок, лязгнет гусеницами по мостовой -- укол в сердце. Перед глазами перевернутая вверх брюхом «Тридцатьчетверка». Полыхает, ухает плавящейся броней. Того и гляди, стальные пузыри раздуваться начнут. А в пузе «Тэшки» дикие крики, из пекла ада. Поднимешь голову, посмотришь на облака -- белый след от авиалайнера. А память, как нарочно издевается. Язвительно меняет картинку. Раз-два и уже хочешь укрыться -- «Мессер» несется на бреющем. Ощетинился, изломил крылья, воет мотором, плюются свинцовым дождем. Нервы трещат, вот-вот разорвутся.
Старик остановился, посмотрел вперед и закрыл глаза…

Торжественная команда «К присяге!» выполняется только раз в жизни. Вот выходит из строя длинный, как фонарный столб солдатик. Выцветшая пилотка набекрень, рваная шинель, обмотки. Переминается с ноги на ногу и шепчет посиневшими от холода губами:
-- Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Рабоче-крестьянскому Правительству…
Первые фразы слышны четко. Потом постепенно нарастает и внезапно обрывается гул канонады. Снова становится тихо. Звучит новая фраза, которую с нетерпением ждет весь строй. Клятвенные слова еще долго отдаются в висках. Старик открыл глаза и пошел вперед, к свежевыкрашенной скамейке. Рядом со скамейкой в землю врос дуб, с голыми, кривыми, как руки курносой, ветвями. Старик сел и снова закрыл глаза.
«Как жаль, что сейчас нет со мной рядом ребят. -- старик поморщился и поправил шапку, -- Никого, кто увидел бы в эту минуту Землю -- загадочную третью планету. Отыскал бы ее среди тысяч других. Почему третью? Да бог ее знает, но тогда, в конце сорок второго я назвал ее именно третьей. Не четвертой, не пятой -- третьей, самой загадочной из всех.».
-- Сидишь?
Старик вздрогнул, но глаза не открыл.
-- Ну, сиди-сиди. -- кто-то тихонько хихикнул. -- Думаешь, строишь планы на будущее…
Этот голос был старику знаком. Он его впервые услышал в сорок втором, в блиндаже на сто второй высоте.

-- Товарищ генерал, -- вошедший в блиндаж рослый капитан вытянулся по-струнке, -- к вам привели перебежчика.
Генерал обернулся. Нахмурился. Командующий изучающе посмотрел на капитана. Адъютант стоял перед ним молодой, стройный, красивый. Внезапно капитан почувствовал, как по щекам и лбу катятся холодные капли пота и щиплет в глазах -- наворачиваются слезы. Всему виной перебежчик. Не весть, какой, замухрышка. Говорит по-русски. На фашиста не похож -- вологодский диалект не скроешь. Рыжий, с бородкой клинышком. Все время требует, чтобы его доставили к командующему. Доложил, теперь жди от Василия Ивановича нагоняя. А можно и по зубам схлопотать. Командующий из крестьян, не привык церемониться. Ему все равно, солдат ты, капитан или полковник… Ведь и в самом деле, могли бы замухрышку и сами допросить.
-- Веди, -- командующий нервно барабанил пальцами по столу, -- где этот ваш?
-- Есть! -- Капитан быстро удалился.
В блиндаже царствовала полутьма. Деревянные нары в углу, пара табуретов, стол. На карте Сталинграда стоит керосинка -- сплющенная на верхушке стальная болванка. Коптит. Дверь завешена двумя черными бушлатами. Вчера прибыло пополнение -- морская пехота. Разжился. Хотя, какое там разжился? При Никите Сергеевиче -- главном политруковском дворнике особо не разживешься. Поди, уже толстую папку рапортов и докладных записок Главнокомандующему начесал. Василий Иванович налил в кружку спирта и залпом выпил. Может быть еще? Нет, больше не нужно, горькая в одиночку только горче становится. А компания сейчас одна -- изможденные солдатики. Бог их спаси и сохрани.
-- Разрешите?
Василий Иванович вздрогнул. В дверях стоял адъютант.
-- Валяй!
Снаружи ухнул сильный взрыв. Качнулись бушлаты… как от сильного порыва ветра. С потолка посыпался песок. Фитилек керосинки боязливо затрепетал, казалось, вот-вот погаснет. Сделалось невыносимо холодно. Командующий повернулся. Возле капитана стоял не высокого роста человек. Впалые скулы, тонкая шея и тощие-тощие руки. Кошачьи глаза. Большие, с тонкими ниточками зрачков. Отсутствующий взгляд. Не страшный, успокаивающий. Командующий прикусил губу, когда услышал отдаляющимся эхо: «Привет! Что стоишь, пригласи присесть что ли». Удивительно… Василий Иванович внимательно посмотрел на капитана –- он молчит. Перебежчик?
«Гм-м, -- мысли путаются, -- и этот вроде пока не проронил ни слова.»
«Убери к чертовой матери, -- настойчивости загадочного говоруна можно было только позавидовать, -- этого капитана. Липучий, как репей. Нам нужно остаться тэт-а-тэт!»
Василий Иванович замер. Никто из присутствующих до сих пор и рта не раскрыл. А голос? Наваждение какое-то. Видимо, недосып -- профессиональная болезнь фронтовиков.
«Убери же, -- голос повторился, -- сколько можно тебе говорить? Нам нужно переговорить с глаза на глаз!».
Василий Иванович молча посмотрел на капитана и перебежчика. Свет от лампы упадал на лицо командующего армией -- теперь генерал выглядел уставшим. Он поднял руку и провел ею по лбу, медленно опустил веки -- явный признак недовольства. Опустил голову еще ниже. Через секунду генерал прошептал:
-- Капитан, оставь нас одних…
Адъютант неумело улыбнулся и молча удалился прочь из блиндажа.
-- Наконец-то!
Командующий потерял дар речи. Загадочный голос принадлежал перебежчику. Тот, почесав затылок, не спеша, прошел к столу, осмотрелся и сел на табурет.
-- К тебе сюда случайные люди не могут зайти? –- это был самый дурацкий вопрос, который когда-либо слышал генерал.
-- Ч-ч-то?!..
-- Ах, да! Я совсем забыл, ты же теперь командующий шестьдесят второй армией. Какие могут быть посторонние люди в твоем блиндаже? -- перебежчик кивнул в сторону выхода. -- Да еще при такой охране.
Василий Иванович открыл фляжку и сделал два больших глотка. Этот голос был ему знаком. Он его слышал раньше. Много лет назад? Или позавчера, вчера, черт возьми?!.. Когда?
-- Не суетись, -- перебежчик показал рукой на фляжку, -- давно ты этим балуешься?
Генерал сел напротив незнакомца. Глаза… Он не мог понять, почему у него кошачьи глаза. Большие, с тонкими ниточками зрачков. И совершенно отсутствующий взгляд. После окончания военной академии имени Фрунзе генерал был отправлен военным советником в Китай. Китайцы узкоглазые, но люди. Этот тоже узкоглазый, хотя… Нет, не может быть! Вроде бы человек, в то же время…
-- Не ломай голову, -- перебежчик просунул руку в карман, -- и не делай лишних движений!
Василий Иванович сжал кулаки. Ему сейчас больше всего на свете хотелось врезать незнакомцу промеж глаз, в переносицу. Отличный нокаут может получиться. Почему его не обыскали особисты?
-- Гм-м, особисты?!.. Да брось ты, агент-нетронец может любого человека вокруг пальца обвести.
В руках перебежчика появился стеклянный шар.
-- Что это?
Незнакомец впервые за время разговора улыбнулся. Он провел указательным пальцем по шару. Его поверхность мгновенно покрылась тысячами разноцветных искр. На стенах блиндажа заиграли сине-зелено-красные сполохи.   
-- Узнаешь?
-- Нет.
-- Присмотрись. Разбуди память!
Генерал почувствовал озноб и закрыл глаза… Звезды. Тысячи звезд. Холодная сталь гигантских летательных аппаратов. Множество таких же, как перебежчик, кошачеглазых существ. Они кричат! Слышится звук марша. Победа! Да, да, кошачеглазые празднуют победу. Первую, вторую? Третью -- завоевана новая территория. Ему, Василию Ивановичу присваивается очередное звание. На грудь вешают золотую медаль. Но почему она такая тяжелая? Тянет к земле, все ниже и ниже. Ниже и ниже. Под ногами лежит стеклянный шар, рассыпая перед главнокомандующим фейерверком разноцветные огни. Кошачеглазые кричат еще громче. Громче, громче, громче! В ушах звенит долгое эхо оваций. Василия Ивановича поднимают на пьедестал почета. Он победитель! Ему нет равных во всей вселенной. В его руках ключ к счастью, которое он сумел отвоевать у самой смерти. Шар, дарящий любому живому существу то, что он мог себе только представить. А что можно представить кроме бесконечного счастья?
-- Ну, как?
Командующий вздрогнул -- вспомнил свое прошлое. Перебежчик протянул Василию Ивановичу стеклянный шар.
-- Бери, ты выиграл. Отдай его этому народу и отправляйся обратно на Нетрон.
-- Ты хочешь отдать его мне? -- глаза генерала еще не успели привыкнуть к полутьме. -- Зачем?
Агент-нетронец недовольно фыркнул.
-- Ради чего ты покинул Нетрон? Ради счастья этого народа. Так дай им это самое счастье и возвращайся, ты нам нужен больше чем людям.
Василий Иванович вспомнил, как он покидал далекую планету, до которой лететь с Земли чуть больше трех световых лет. Это было давно, лет триста назад. Именно поэтому совсем забыл, как выглядят Нетроняне. Да и сам внешне успел измениться -- мимикрия. Теперь человеком стал. Почему он тогда решил улететь на Землю? Трудный вопрос. Скорее всего, ему надоела скупая Нетронная жизнь. Воевали, воевали -- получили счастье. Но его нельзя спрятать или сохранить. Иногда оно становится невыносимо тяжелым. Тогда Василий Иванович решил поделиться счастьем… хоть с кем-нибудь. Выбрал для этого крохотную планету Земля. Рассказал соратникам о затее. Те его за это -- великого военноначальника едва не признали умалишенным. Бежал, но без шара. На Землю.
-- Так что?
Перебежчик положил шар на стол. Послышались крики солдат. Кто-то матерился, кто-то распевал песни. Звенела гитара. Жизнь шла своим чередом.
-- Ты знаешь, -- Василий Иванович шумно вздохнул, -- им не нужно дармовое счастье. Это же л-ю-д-и!
-- И что?
-- Гм-м, ты не представляешь, какие они. Вот, посмотри.
Генерал достал из кармана несколько тетрадных листов в клетку.
-- Это письмо мне сегодня принес адъютант. Пишет неприятельский солдат. Представь как, мои бойцы: разутые, раздетые, голодные и изможденные, сумели вселить страх в своего врага. Что за враг, спросишь ты? Наглый, хитрый, вооруженный до зубов и злой, как тысячи демонов! Читай! Текст в некоторых местах поврежден. Читай, читай. Ты все поймешь…
Перебежчик развернул листы. Строчки прыгали, изредка терялись на сером клетчатом поле:

«6 января, среда.
Фюрер обещает увеличить количество транспортных «Юнкерсов». Положение очень тяжелое.

7 января четверг.
Получен приказ от командира дивизии на занятие новых позиций. В нашем батальоне осталось всего три лошади. Большую часть снаряжения приходиться нести на себе.

8 января, пятница.
Пьяные русские наступают на наши позиции. Их много. Запрошенные командиром полка «Stukas» не прибыли… Мы должны ________ , требуется продержаться пять дней _______.
Раненый ________.

9 января, суббота.
Новые русские части атакуют наши позиции. В наступающих частях очень много пьяных. Русские создали ночные штурмовые подразделения ________. Они врываются в блиндажи ________ все мертвы. Русские кричали всю ночь. Это кошмар!

10 января, воскресенье.
В 6.00 начинается русский штурм. Очень сильный артиллерийский огонь. Все атаки отражены. Мы потеряли четырнадцать убитыми, одиннадцать ранеными. Вражеские головы ________, деньги ________, блиндаж ________ поднялся в контратаку. Я получил ранение ________. Ферстенберг погиб. Блиндаж больше не может принимать снова ________. Штангель возглавил роту. Лейтенант Вольф должен вести нас в контратаку.

11 января, понедельник.
В 5.00 утра, я иду к пункту медицинской помощи. Медики очень приветливы. В 5.___ я, наконец-то, помылся. Вместе с Шанка _______ к главному медицинскому пункту. Он переполнен _______ . Очень холодно, особенно ночью.

12 января, вторник.
_______ перевязанный и ________. Тогда к ______ . Где я _______ . Несколько дней. Ожесточенный холод невыносим!

13 января, среда.
Все еще _________ . Около ________ . Карповку эвакуировали ________ …

14 января, четверг.
М ________ около 7.00. Мы выезжаем из Главного Военного Госпиталя примерно в 15.00 с оберлейтенантом ________ . Страшная картина. Раненные кричат ________ . Замершие _______ лежат повсюду. В 22.00 прибыли в Гумрак. Ст _______ .

15 января, пятница.
С Шанкер ______ в район аэродрома ________ . 60 (мот) _______ . Очень плохой кров. Непрерывные бомбардировки русских.

16 января, суббота.
На целый день нас разместили в _______ . Воздушные удары русских продолжаются. Аэродром эвакуирован.

17 января, воскресенье.
Сильнейший орудийный огонь ______ и ______ . Массированные атаки с воздуха продолжаются. Танковое наступление должно начаться на Карповку! Мы должны выйти из окружения в начале ________ . В полдень впервые за последнюю неделю отлично поел. Л-т Х _____ из 376 Пехотной дивизии ________ в госпиталь. В Гумраке наблюдал _______ ужасную картину. Полный грузовик трупов на улице ________ .

23 января, суббота.
В центре Сталинграда.

24 января, воскресенье.
К _________ W.V.P. Мой брат получил ранение в Мариновке. Штабс ________ Баутбер _______ -- старый друг моего брата. Мы встретились в нашем _______ . Раненный ___ ___ ___ ___ .

25 января, понедельник.
Гауптман Шмидт ранен в _______ . Его _______ .

26 января, вторник.
Все идет к концу _______ .» 

На этом запись оборвалась… Перебежчик, протянув листы генералу, прошептал:
-- Хочешь остаться с ними? Но ты понимаешь, что обратной дороги на Нетрон у тебя уже нет? Внутренние ресурсы твоего организма истощены. Теперь ты обычный ч-е-л-о-в-е-к! Пройдет каких-то пять, десять, двадцать лет, и ты умрешь. Ты навсегда потерял дар бессмертия.
-- Да, -- в глазах Василия Ивановича появился оттенок грусти, -- понимаю. И хочу остаться с теми, кого всем сердцем люблю.   
-- За что? За что ты их любишь? За это? -- Агент показал на фляжку. -- За босоту и навсегда потерянное чувство собственного достоинства?
Губы генерала задрожали.
-- За что люблю? За глаза. Представляешь, что можно любить просто за глаза. Пустые, но в то же время полные тепла и света. За израненное, но в то же время живое сердце. За потерянное будущее, за истраченное попусту чувство собственного достоинства. Да, да, за истраченное попусту чувство собственного достоинства. -- Командующий армией коснулся рукой груди. -- Нетронцам этого не понять. У них нет души и такой веры, которая есть в сердце каждого человека, с которым я имею честь воевать плечом к плечу.
-- Смешно, -- агент ехидно фыркнул, -- за г-л-а-э-а… Смешно!
-- Ты таких глаз, как у людей, никогда не видел. Н-и-к-о-г-д-а-а! Представляешь, сколько глаз успел я повидать? Рыдающих, с отраженной в них болью, мольбой о помощи, веселых, жестоких, своенравных и боязливых. Вырванных из глазниц, растекшихся по щекам, стеклянных, замерзших и просто ч-е-л-о-в-е-ч-е-с-к-и-х!
Генерал почувствовал боль в сердце. Он встал и прошел к выходу.
-- Кажется, тебе пора.
-- Ты еще не знаешь главного.
Василий Иванович замер.
-- Чего я не знаю?
-- Мы провели расчеты. Армия, которой ты командуешь, даже при самом хорошем раскладе, проиграет решающую битву. Вы все погибните!
-- Это не аргумент. На место погибших придут новые бойцы. И так будет до тех пор, пока враг не отступит. Уходи…
Агент-нетронец улыбнулся, стукнул кулаком по столу и прохрипел:
-- Безумец! Так что, шар тебе не понадобится?
-- Нет, шар -- безделушка. Он людям не нужен. Так и передай на Нетроне. Все, у меня больше нет времени с тобой разговаривать.
Генерал отодвинул край бушлата и громко крикнул:
-- Капитан!

Старик открыл глаза. Рядом с ним на скамеечке сидел не высокого роста человек. Впалые скулы, тонкая шея и тощие-тощие руки. Кошачьи глаза. Большие, с тонкими ниточками зрачков. Отсутствующий взгляд. Не страшный, успокаивающий. Кошачеглазый кутался в демисезонное пальто.
-- А-а-а, -- Василий Иванович скупо улыбнулся, -- это ты. Вижу, одели тебя, как-то легко.
-- Я здесь не официально. По старой дружбе. Ты помнишь, какое сегодня число?
Старик поежился и поднял воротник.
-- А как же не помнить? Помню: 2 марта 1981 года. Я эту дату последнее время все чаще и чаще вспоминаю.
-- Да-а… жалко мне тебя. Человеческий век короток. Родился, женился, состарился, умер. Тяжело быть человеком?
-- Гм-м, тяжело? Тяжелее, чем иметь бесконечное счастье. Намного тяжелее.
В небе сверкнула молния. Начал моросить дождь.
-- Холодновато у вас здесь.
-- Ранняя весна. -- старик повернулся к кошачеглазому. -- Ты привез то, что я отдал тебе в конце сорок второго?
Агент-нетронец что-то прошептал.
-- Да, как договаривались. -- он держал в руке треугольный полевой конверт. -- Это твое.
-- Ты помнишь моего адъютанта?
-- А как же? Он меня сопровождал к кораблю.
-- Хороший Петруха был. Надежный!
-- Как он сейчас? Внуков нянчит?
-- Погиб. Возвращался обратно и погиб. Его подстрелил немецкий снайпер. 
Кошачеглазый вспомнил вечно улыбающегося капитана. Вспомнил, как он всю дорогу шутил, рассказывал анекдоты и пел похабные песни. Вспомнил его удивленный взгляд при виде звездного истребителя. Вспомнил, как Петруха, ничего не говоря, посмотрел на ощетинившийся антеннами космический корабль, потом на звезды. Посмотрел, и ничего не сказал. Только помахал рукой на прощанье…
-- Прости, -- узенькие зрачки Нетронца приняли голубой оттенок, -- я этого не знал. Прости, если можешь.
-- Ничего, просто я тебе напомнил об одном погибшем человеке, которого ты знал. А их тогда полегло… уф-ф, лучше не вспоминать.
-- А враг?
-- Полтора миллиона отправили в Ад. Полтора!
Василий Иванович развернул конверт, достал из кармана ручку и что-то написал.
-- Ты передашь это моей жене?
-- Передам. Хочешь, я расскажу тебе о том, что будет через несколько лет с той землей, за которую ты воевал?
-- Зачем? Я верю в людей. Верю! У них доброе сердце, твердая рука, отличный от нетроновского разум и прекрасные… самые прекрасные в мироздании глаза…
Нетронец кивнул и забрал у старика конверт. Василий Иванович молча попрощался и направился в сторону своего дома. Темнело. Дождь усиливался. Кошачеглазый проводил взглядом своего бывшего сопланетника и прочел написанное им на пожелтевшей от времени бумаге:
«...чувствуя приближение конца жизни, я в полном сознании обращаюсь с просьбой -- после моей смерти прах похороните на Мамаевом кургане в Сталинграде, где был организован мной 12 сентября 1942 года мой командный пункт. С того места слышится рев Волжских вод, залпы орудий и боль Сталинградских руин, там захоронены тысячи бойцов, которыми я командовал. Бойцы Советов, берите пример с Гвардейцев и трудящихся Сталинграда.

Победа будет за нами!

В.Чуйков.»