Совокупности
Холодный йогурт и большая чашка горячего чая - это утро. На губах улыбка. Над чашкой - пар. Удовольствие сакральное и разложенное на традиционные составляющие: приподнять крышку, снять, облизнуть. Серебряной ложечкой подцепить малую толику белой, упругой массы, слизнуть и растопить на языке. Подуть на пар, разглядеть, как его узор распадается на несколько взаимоисключающих сюжетов. Вдохнуть, вдохнуть, вдохнуть. Вобрать в себя жар далекого лета, далекого юга, далеких рук. Жар, который наделил каждую секунду каждого из будущих дней смыслом и перевел стрелки тайных желаний на себя.
Снегокат и полосатый шарф - это зима. Горка обледенела. Ветер свистит в ушах. Мы взлетаем и приземляемся, катимся кубарем - и смех сверкает, искрится. И снег забивается за шиворот, облепляет ресницы, обжигает лицо. Вокруг старой березы - цепочка следов. Воронье перо скользит по насту, зацепляется за бугорки и впадинки, рисует иероглифы, руны, анаграммы. На дне оврага - полынья, застывшая изысканным витражным узором. Воспоминание об осени, обрамленное россыпью рябиновых ягод, занесенных из другой жизни конфетти и иссохших до срока сосновых иголок.
Свекла и чеснок - это обед. На разделочной доске одиноко застыл нож. Палец привычно перетянут пластырем. На сковороде томятся томат и лук, перец и морковь, свекла и фасоль. Тугая струя воды омывает пушистые веточки сельдерея и петрушки. Рисуем радугу: красный перец на столе - полосочками. Оранжевый апельсиновый сок в стаканах - его так весело пить через трубочки. И булькать. Жёлтый соус карри - в фарфоровой пиалке с надколотым краем. Зеленый лук, у которого я люблю луковую часть, а все остальные - зеленую. Голубой ободок на тарелках. Синяя рамочка, а в ней фотография. Фиолетовые мысли о вечере, который безусловно наступит.
Наволочки в оранжевую полоску и урчащий пылесос - это дом. Satisfaction - из колонок, погромче. Вещи разлетаются в испуге и выжидательно поглядывают из-за двери, из-под комода, со спинок всех стульев мира. План операции прост: дотянусь до всего, что не успеет увернуться. Не увернулся красный свитер. Сложен красивым квадратом и отправлен спать на полку. Попались в капкан 24 словаря и одна Нарбикова: удовлетворенно выстроились в ряд на протертой полке и не возражают такому соседству. Выловлены под диваном два носка: один в клубную клетку, второй - с дыркой на пятке. Оба отправлены в ссылку, дожидаться напарников. Запахло порошком. I"m horny. Horny-horny-horny - это не я, это пылесос урчит сыто, набивая брюхо культурным слоем прошедшей недели. Еще одной недели.
Клетчатые пижамы и плюшевый мишка - это дети. Мишку надо зашить по шву. Ему много лет. Столько же - сколько моему материнству. У него один глаз пуговкой, а второй я вышила крестиком. У мишки вид пиратский. А у меня настроение плюшевое. Чёртиками выскочив из душа, дети втряхиваются в пижамы: щёки розовые, волосы мокрые, улыбки белозубо беззаботные. Требуют волшебную сказку и шоколадный пудинг. Шоколадную сказку про Мари и Щелкунчика. Засыпающий воздух отдает марципаном. Мишка уткнулся носом в сгиб маленького локтя и засопел чуть слышно. И ему в такт - еще два сладких носа. Которые еще не знают, что у маминой сказки каждый день новый happy-end.
Клубничная свеча и бокал Chivas - это вечер. Синяя чаша подсвечника мерцает. За её малюсенькими окошками - тёплое, живое пламя. Прочий свет потушен: тягучие минуты перекладываю костяшками справа налево. Между глотками паузы глубокие - прыжком с парапета, с обрыва, со скалы. Испытываю тишину на прочность: кап, - отвечает мне она, - кап... Капают мои мысли на блюдце гадальное. Капают снежинки, перехваченные оттепелью. Капает воск, застывает, сворачивается в клубок. Вечер прячет меня в своей ароматной сердцевине, ограждает от ненужности новостей, ненужности слов, жестов, звуков, букв, запятых, точек, вопросительных знаков. И оставляет мне одно длинное тире, которое я выпиваю последним глотком: самым сладким, самым жгучим, самым долгим и отчаянным своим глотком.
Мой день и моя ночь - это ты. Ты накрываешь рукой будильник: ты сидишь на скамейке в моем зимнем саду и читаешь книгу, толстую книгу с золотистым обрезом. Ты смотришь на меня сквозь лианы, сквозь хитросплетение ветвей и полураспустившихся бутонов, и взгляд твой
зеленый и чуточку синий
как кислая ягода в летней траве.
Потом ты приносишь мне чай и предупреждаешь, что он очень горячий, что ты принёс мне сегодня зелёный, который я давным-давно ссыпала в глиняный горшочек и забыла, а ты нашёл. И вот теперь принёс мне, чтобы согреть моё морозное далёкое утро.
Ты заставляешь меня обернуть полосатый шарф вокруг шеи и завязать аккуратнее, чтоб не простыла, и чтоб горло не разболелось. Напоминаешь, чтобы смотрела под ноги и не поскользнулась невзначай.
Ты кладёшь передо мной головку чеснока и спрашиваешь, не помочь ли. Ты режешь капусту мелко-мелко ловкими ударами ножа и по памяти перечисляешь все полезные свойства лимона, мёда и гранатового сока.
Потом ты помогаешь мне натянуть на подушки наволочки в оранжевую полоску, выбрать угольки из чечевицы, пух из перьев, почистить сто ножей и двести вилок, взбить перины и надраить мастикой пол парадной залы.
Ты подсказываешь мне, шепчешь на ухо слова самой волшебной из сказок и помогаешь перечислить по именам все звёзды, подмигивающие в окошко.
Наливаешь мне бокал до краев. Зажигаешь свечу.
Целуешь.
Желаешь спокойной ночи.
Ночи.
Без тебя.
Свидетельство о публикации №203021000006