Сокрытые в бездне Столкновение

  Тихо потрескивают горящие дрова в камине.  Отблески пламени играют на смотровом стекле старого водолазного шлема, висящего в углу комнаты.
Я смотрю задумчиво на их всполохи. Затягиваюсь ароматным дымом из трубки. За окнами старого дома – ночь, дождь и буря. В такую ночь особенно уютно сидеть перед камином, покуривая трубку и смакуя старое вино. Слышатся тяжелые шаги, появляется дядя Саша, в его руках – темная старая бутыль-трехлитровка.
 – Вот, нашел пойло, для особых случаев, Лешка, – говорит он и ставит бутылку на столик, сам садится в кресло рядом. – С какой-нибудь старой посудины? Со дна Средиземного моря? – интересуюсь я. – А ты посмотри на донышке, – предлагает дядя.  Переворачиваю тяжелую бутылку, на дне красуется штамп-клеймо. Нацистский орел, оседлавший свастику. Возглас изумления невольно вырывается у меня. – То-то и оно, – усмехается дядя в свою густую бороду, – вино с немецкого транспорта второй мировой, потопленного в норвежских фьордах. – Да эта бутылка со своим содержимым стоит не меньше новой яхты класса «Океан», – в сердцах восклицаю я. – Примерно так, – отвечает дядя, набивая трубку, – только яхту нельзя пить, – добавляет он со смешком. Я только качаю головой. Дядя Саша человек, конечно, не бедный, но замашки у него порой самые, что ни на есть миллионерские. Впрочем, именно такие люди как мы и достают немыслимые ценности со дна морей. Это – всего лишь маленькая часть нашей работы. Так что не грех и самим попробовать. Дядя тем временем раскурил трубку, а я поинтересовался, – а как ее открывать-то? Запечатана она на совесть!
Дядя хитро прищурился, – легенду про гордиев узел помнишь, сынок? – А то!
Дядя поставил на стол бутылку и одним ударом тяжелого водолазного ножа ровно снес ей горлышко. Терпкий аромат старого вина распространился по комнате, причудливо сочетаясь с  запахом табачного дыма.
– Эх, яхту теперь уже не купишь, – вздыхаю я с притворным сожалением.
– Зато богатенькие козлы, катающиеся на таких яхтах, вряд ли пьют древнее вино из настоящей нацистской бутылки! – парировал дядя Саша, ловко разливая темную жидкость по стаканам. Подниманием стаканы в молчаливом приветствии. – Эх, хороша! – дядя зажмуривается от удовольствия, попыхивая трубкой. Да, вино в самом деле отличное и очень крепкое.

Я приехал к дяде всего час назад, и настроение у меня было подстать приближающейся буре. Я еще не совсем пришел в себя после мистической трагедии, разыгравшейся месяц назад в Тихом Океане. Да и после морского трибунала, последовавшего за теми событиями. Но всего час, проведенный в компании дядюшки, почти исцелил мою душу. Дядя, конечно, был в курсе произошедшего, но ни разу не заговорил об этом. И я был благодарен ему  от всей души. Хотя до разговора дело еще дойдет. Это как пить дать.
– Лешка, а ты знаешь о желеобразном вине? – с энтузиазмом спрашивает дядя, разливая по новой. – Если честно, то не слышал, – я и впрямь заинтересован. – Салага ты, ни разу не грамотный, – кровожадно смеется дядя, он явно рад моей неосведомленности. Совсем что ли молодежь теперь ничего не знает? – трагически вопрошает он. – Ну, по части общения с зеленым змием – куда уж нам супротив стариков? – я не теряюсь.
– Тут ты меня уел, ничего не скажешь, – дядя с ухмылкой выпускает столб дыма и прихлебывает из стакана. – В общем, если бутылка не запечатана наглухо, то на достаточно больших глубинах пробку вгоняет внутрь, и вино постепенно превращается в желеобразную массу, благодаря тому же давлению.
– Интересно, и что с того?  – А то, что съев один небольшой ломоть этого студня, ты уже пьян, второй – пьян в стельку, а третий – неотложку можно вызывать с полным основанием. – Доводилось пробовать?
– Спрашиваешь! Вкус, конечно, специфический, но эффект – просто жуть, – дядя, мечтательно уставившись в потолок, пускает дым. Я также уделяю внимание своей трубке, совсем уже собравшейся погаснуть.
– Давай, Лешик, выпьем за тех, кто в море, – как-то тоскливо говорит дядя. Мы поднимаем стаканы, выпиваем не чокаясь. Этот жест навевает невеселые мысли, словно пьем за тех, кто навсегда остался в соленой горькой пустыне. Сразу вспоминается Андрей, нашедший свою загадочную смерть в черной глубине.
 – Что делать собираешься в ближайшем будущем, Лешка? – спрашивает дядя, – если хочешь, живи у меня, я только рад буду. – Спасибо дядя Саша, времени у меня сейчас много, мне дали отпуск, аж на целых полгода, ввиду особых обстоятельств, – отвечаю я, рассматривая тлеющее чрево трубки. – Обвинений против тебя не выдвинули? – Нет, командир подтвердил, что все так оно и было, Ник и Джефри тоже, правда, видеозапись оказалась совсем ни к черту, да и банку эту загадочную так и не нашли снова. Так что дело закрыли, вердикт: «от неизбежных на море случайностей». Дядя попыхтел трубкой и изрек, – бывало и хуже Лешка, бывало и хуже. Я, конечно, знаю суть дела, но расскажи мне сам, что там было, – попросил он, подливая вина в стаканы. Я сделал добрый глоток и принялся за рассказ. Коротко, не размениваясь на эмоции, словно на брифинге. Дядя молча слушал. Огонь в камине постепенно сбавлял свой напор. Я завершил свое повествование и залпом допил вино. Дядя не спеша поднялся, подбросил дров в камин, выколотил свою и мою трубки, набил их заново и грузно опустился обратно в кресло.
Весело потрескивали свежие поленья в огне камина. За стенами дома бесновалась буря, не в силах пробраться внутрь. Спокойная атмосфера старого дома. Камень и дерево – надежное и успокаивающее сочетание. Знакомый мне с детства морской стиль обстановки. Так привычно и уютно. Я знал, что здесь меня всегда выслушают и помогут, здесь меня всегда рады видеть. И более того, дядя Саша не просто мой родственник, и самый близкий мне человек, он – мой старший товарищ и коллега, мы – своего рода каста. Пусть он уже в отставке, но он один из самых опытных и уважаемых акванавтов-специалистов мира, к нему до сих пор обращаются за советом. Тем не менее, мог ли я предположить, что за историю я услышу в самом ближайшем будущем.
– Плесни еще вина, Лешка, – дядя нарушил затянувшееся молчание. Я наполнил стаканы. – Эту историю ты еще не слышал, – сказал дядя, – да, впрочем, ее почти никто не знает, – добавил он, раскуривая трубку. Чувство тревожного ожидания захватило меня, чтобы немного отвлечься, я раскурил свою трубку.
А дядя продолжал, – был у меня старый друг, Мишка Соколов, светлая ему память, ты его не знаешь. И у него с напарником приключилась история и похожая, и непохожая на твою. Случилось это давно.
Я замер, не дотянувшись до стакана.
– Возле одного тихоокеанского архипелага нашли тогда старое затонувшее судно, предположительно первой половины двадцатого века. Не особенно крупное, видимо какой-то каботажник, на глубине семидесяти метров. Никаких упоминаний о нем не было, контора Ллойда тоже ничего вразумительного на запрос не ответила. Поэтому решено было его исследовать. Что за судно, чье, груз, причины затопления и тому подобное. Мишка как раз этим и занимался, – дядя с непонятным выражением посмотрел на меня. Я сделал глубокую затяжку, дядя последовал моему примеру. – Он спустился к судну с напарником. Дима, так звали напарника. Вышли они через двадцать минут, и доложили – стоит прочно, с небольшим дифферентом на корму, только ржавый этот корабль и трухлявый, поэтому внутрь проникать не стали. Посовещавшись немного, решили пойти вдвоем, в гидрокомбинезонах и аппаратах замкнутого цикла. Смекаешь – почему, Лешка? – обратился ко мне дядя. – Конечно, – опасно набирать воздушные пузыри под потолком ржавой и старой конструкции – обвалиться может, а аппарат замкнутого цикла пузырей не дает, – отвечаю я, – к тому же с аппаратом можно дольше пробыть на глубине и значительно сократить время декомпрессии.
– То-то и оно, снарядились Мишка с Димой и пошли на объект.  Прозрачность хорошая была, и света хватало. Решили они сразу внутрь идти и начать с рулевой рубки. Внутри, конечно, было темно, и ребята фонарями пользовались. Мишка говорил, в рубке чисто было и никаких следов погрома или крушения. Ничего они там не нашли. Только собирались к кают-отсеку перебираться, как послышался дельфиний крик! – В этом месте дядя прервался, чтобы сделать глоток вина, я ополовинил свой стакан.
– И тут же раздался другой крик, Мишка говорил, разве что в кошмарном сне такой услышишь. Парни тут же фонари погасили и затаились возле иллюминаторов. А дальше… от увиденного у них чуть крыша не поехала, – я слушал, затаив дыхание, схватившись за подлокотники кресла, – навстречу друг другу приближались две группы пловцов. Темная и светлая. На трех уровнях. Примерно по двести пловцов с каждой стороны. Темные, почти что черные, держались за каких-то чудовищ, что-то вроде больших бронированных кальмаров, а те волокли их на манер подводных транспортировщиков навстречу светлым. Светлые же плыли, держась за дельфинов, навстречу темным. У них не было ничего похожего на акваланги. Ребята поняли, что те и другие – это люди, светлые – в серебристой чешуйчатой броне, черные –  в черной панцирной. Только светлые были люди как люди, а когда они увидели черных поближе… Мишка говорил, что лучше бы он был слепым, – дядя перевел дух.
Я пытался осознать услышанное, и мне вспомнился образ морской женщины на обелиске. От этого воспоминания мороз продрал  по коже.
Я одним глотком осушил стакан и нервно запыхтел трубкой.
Дядя продолжал, – Сблизившись метров до тридцати, обе стороны открыли стрельбу, из чего-то вроде гарпунных ружей, как говорил Мишка. Гарпуны разили насмерть, светлые и темные тела опускались на дно, вопли умирающих дельфинов и кальмаров терзали барабанные перепонки. Противники сошлись в рукопашную, потеряв на этапе перестрелки по половине отряда каждый. Две волны – черная и светлая – встретились и перемешались. Дельфины в игольчатых намордниках протыкали кальмаров насквозь, кальмары своими щупальцами с острыми шипами резали дельфинов. Светлые, с двумя клинками в руках убивали темных, темные протыкали острогами светлых. Это была бойня. Багровые облака стелились за опускающимися телами, чернильная кровь расползалась от убитых кальмаров. Мишка с Димой заворожено следили, боясь привлечь внимание и не в силах понять, на чьей же стороне решающий перевес. Невиданная битва перемещалась вдаль от затонувшего судна. Судя по всему, светлые побеждали. Парни не собирались дожидаться победителей и решили удрать под шумок. Но тут Мишка услышал металлический стук и, обернувшись, увидел Диму с разорванным на рукаве комбинезоном и клубящуюся около разрыва кровь. Случайный гарпун пробил стенку рубки и задел Дмитрия. Теперь точно надо было уходить, –  на такой глубине даже несильный порез чреват серьезными последствиями. Они благополучно ушли, оставив сражающихся внизу. Но наверху ничего никому не сказали, – ты понимаешь, Лешка? – Им бы никто не поверил, дядя Саша, – слабым голосом ответил я.
– Конечно, а еще и от работы отстранили бы, – дядя опять наполнил пустые стаканы. – Дима указал в отчете, что сам напоролся на какой-то острый прут в машинном отделении. Они сочинили историю о якобы затопленном без груза и отслужившем свое корабле. И с тех пор про него забыли. Мишка рассказал мне эту историю незадолго до своей смерти. Посиди пока Лешка, перевари, я сейчас вернусь, – с этими словами дядя Саша встал с кресла и отправился куда-то вглубь дома. Я поступил согласно дядюшкиной рекомендации, – переваривал услышанное. Ни один здравомыслящий человек в это не поверит, но я сам видел кое-что, придающее этому рассказу большую достоверность.  Наверное, то место в Тихом океане, где я побывал – город и убежище темных. А кто же такие светлые, в таком случае?
Снова раздались шаги, вернулся дядя. Он нес в руках небольшой ящик из черного дерева. – Открой, Лешик, посмотри, – сказал дядя, передавая мне коробку, – только осторожно, не порежься!
Я открыл коробку. На черной бархатной основе лежал серебристый тонкий стержень, с невероятно острым алмазным острием на конце. На самом стержне ярко-голубым переливающимся огнем выделялась гравировка – вязь неизвестной письменности. Пораженный, я не мог отвести взгляд от гарпуна.
 – Это тот самый гарпун, Лешка, – сказал дядя, раскуривая трубку.