1
Солнце, такое яркое, что не видно неба, такое большое, что не видно солнца.
Кто-то неизвестный чувствовал пропитанную ярким ароматом аниса, нестерпимую, но традиционную в этих местах жажду.
Кто-то неизвестный удивлялся непривычной для его глаз медово-молочной сладостью созерцания восхода ненавистного солнца.
Неизвестно как долго он наблюдал восход.
Неизвестно закрывал ли он вообще глаза под чарующий звон изумрудных звезд.
Неизвестно кто... неизвестно где... неизвестно когда...
2
Прошло две вечности, прежде чем раздался неясный гул мыслей, а может быть, это был гул обычных зеленых мух.
Чем бы оно ни было, но это гудение внесло хоть какую-то определенность в этот натюрморт.
Появилась точка отсчета.
Появилась точка зрения.
В неудобной позе лежал грязный человек.
3
Это была Турция, а именно – местечко, где, по словам лукавых пляжных фотографов, сливаются воедино Средиземное и Эгейское моря.
Близость горной гряды Тавр неизбежно порождало в новоявленном мыслителе здравое суждение, что находится он в Армуталане – в самом чумазом и пыльном районе оранжево-сизого города с мрачным и томным названием Мармарис.
4
Факт зловония, и, вдруг, выплывшие откуда-то на первый план, живописные горы отходов из прибрежных ресторанов и содержимого курортных урн, следующей волной мыслей склеились в более точное определение – помойка, турецкая помойка.
«Жаль, что здесь нет свиней, вон, сколько дармового корма пропадает под натовским ультрафиолетом… сюда бы нашего Борьку.» – пронеслась булькающая мысль в голове сына потомственных кубанских свиноводов. И обнаженной истиной сверкнуло понимание – «узнаю себя - это я!».
Тысячи и миллионы ниточек протянулись из прокисшей головы в прошлое и не вернулись, утонули в чем-то вчерашнем, неприятно липком.
Невод воспоминаний принес только одну строчку – это был Надин приказ: « в 8:00 собираешь туристов в отеле “Мехтаб” и везешь на подводное плавание, показывать им, средиземных рыбок». «Рыбок привезут прямо на судно,» - еще пошутила она. Недосуг было размышлять, почему такой приказ был отдан мне – сисадмину, и не было способа определить, мне ли отдан был этот приказ, но мой политрук всегда учил меня сначала услышанный приказ выполнить и только потом его обдумать.
Я встал, и задвигался в сторону, где не было гор. Это должно было означать, что я иду к берегу моря, моего единственного ориентира в этих местах.
Дойдя до улицы Кенан Эврен Бульвары, я уже вспомнил куда надо идти. И пошел вдоль этой центральной артерии города.
Турки, открывавшие свои самопальные магазины, шарахались от меня как от жареной свинины, что меня весьма веселило, хотя я не понимал суть столь резкой перемены их отношения ко мне, ведь ещё вчера они вякали как попугаи «Как тиля, как тиля…», на что, впрочем, получали вполне развернутый ответ про все мои дела и дела моих друзей и родственников в далекой и снежной России, воспринять который они были не в силах, но глумления упорно не понимали.
Я, наверное, был все же сильно пьян. Но насколько сильно? Вчерашнего дня я не помнил.
Мой путь в апартаменты был долгим. Сила воли влекла меня прямо по курсу, но курс этот постоянно сбивался каким-то тяжелым внутренним маятником Фуко, гонявшим закисшую вязкую кровь моего тусклого тела, отчего меня бросало то вправо, то влево, а иногда и вниз.
5
Дома зачиналось обычное утро.
Сотник – главный гид-дальнобойщик – уже проснулся, проснулось пока только его туловище, а с ним активировался встроенный в него богатый словарь нецензурных выражений всех стран и времен. Это громогласное туловище носилось по комнате в поисках утерянных листков с официальным текстом приветствия от компании Ривьера, который необходимо читать на экскурсиях и который он никогда, впрочем, не находил.
В дверном проеме, как обычно, стояли турки Кенан и Шенол и ухахатывались от созерцания озлобленного сотниковского туловища, что-то говорили друг другу на своем птичьем языке и прыскали ещё громче.
Все было как всегда.
Сотниковская голова заметила меня, этот взгляд проследили турки и замерли, замолчав, сверкая глазами. Все, что я хотел знать сразу, это подробности вчерашнего вечера, но у меня окончания ставились перед приставками, турки этого и не заметили бы, но Сотник проснулся и спросил:
- Ето хто?
Я тщательно все взвесил и парировал:
- Это я, - и упал.
Очнулся я уже в ванной, где Айша – подруга ночей моих турецких( впрочем не могу похвастаться, что "бессонных ночей"), с испуганной гримасой мыла мое лицо, и только теперь я понял, что был весь залит кровью, на которую наклеились какие-то обертки от конфет и прочих презервативов, что, впрочем, меня не очень удивило, учитывая особенности места, где я нашел себя.
- Моя гидская сумка и евривьерская футболка, где она?– вопрошал я у отражения в зеркале, словно Гамлет, - м-м-еня т-т-урики ждут в Мехтабе, я седня везу их к водолазам!
- Тебе нельзя к туристам, – оторвала меня Айша от зеркала, - тебе, Бородец, теперь только спать можно!
Она всегда называла меня “Бородцом”, хотя бороду я никогда не носил и сам по природе плешив, к тому же имею привычку подстригать во время все, что непозволительно свешивается. Но такова уж была её причуда, презрительно называть меня “Бородцом”. Ну да, Бог ей судья.
Все вокруг засуетились, и Сотник, уже проснувшийся на всю катушку, принялся было звонить нашему главному Олегу, с тем чтобы меня сменили.
За такую проделку, я выхватил его джеп-телефон, и резанул громом:
- Я сам хороню своих мертвецов! – и выбросил телефон в окно, прямо в гранатовый сад.
Шенол, ржал как турецкий мул, повторяя как заклинание: “Проблем вар, проблем вар!”
С яростью, и по праву проснувшегося после дружеской попойки на свалке, я, растолкав всех преграждавших мне путь, и тех, кто только помышлял об этом, вышел на жаркую улицу, сорвал в сотниковском саду недозрелую гранату, надкусил её неочищенную, выплюнул эту гадость на пыльный ковер дороги, и криво зашагал в отель Мехтаб.
Вдогонку мне неслось, что Серега пьян и не мудр, что проблем вар, что надо спать, а я шел и смотрел на белесое, как пиратские трусы небо, зная, что с Серёгой все тамамно, что Серега, он хоть и раз в три года, но слово свое держит.
6
Дойдя до Мехтаба, я подумал, что название этого отеля берется, никак иначе, из сокращения от очень мудрого сочетания слов “Механизированное Табу”…Что-то вроде "пояса девственности", не иначе.
Не зная, что это могло бы значить, я стал конструировать гидское лицо.
Оно должно быть очень свежим и благожелательным, немного нервным и харизматическим, но это у меня то ли не получалось, то ли рябь на море была слишком морщинистая, и в отражении проявлялось нечто свинское, с какой-то полосой через все лицо. “От масляного развода на воде,» - решил я, в тысяча двенадцатый раз плюнул в воды Средиземного моря и застегнул сандалии.
Настроения не было совсем. Черный паук охранял воспоминания вчерашнего вечера, делая сегодняшний день очень шатким.
Поднимаясь по ступенькам Мехтаба, я упал. Я и раньше тут падал, ведь ступеньки здесь делали турки и, естественно, одну из них они нарочно сделали на несколько сантиметров выше остальных, отчего выверенный шаг туриста сбивался в этом месте и турист падал под неприличное хихикание персонала отеля.
Это был обычный турецкий трюк, коих в запасе у них было множество.
- Доброе утро дамы и господа! Я гид турфирмы “Ривьера” и уполномочен препроводить вас на яхту посредством которой вы пресуществите свою мечту о подводном погружении в лазурные воды Эгейского моря. Нас ждет автобус, на котором мы доедем до яхты “Левиафан”. Поездка займет сорок минут… примерно.
Далее я увидел, как из тумана моих слов выплыли их лица. Они напряженно молчали, у некоторых застыло выражение нескрываемого страха.
- С чего бы это, - подумал я, – меня обычно первые минуты уважали и восхищались моим косноязычием. А тут …
После небольшой паузы одна девушка спросила первой, видимо, выражая мысли остальных:
- А вы у нас будете инструктором, ну по этому,.. ну по подводному плаванию?
- Нет, что вы! – ответил я. Вздох облегчения пронесся в толпе туристов. Они засобирались на автобус.
Подошла она женщина и подала мне платочек.
- У вас, кровь течет по лицу, товарищ гид, вот возьмите платочек, а то вы детей испугали и под водой белую акулу привлечете вдруг, - сказала она в принципе довольно сочувственно.
Пытаясь галантно поклонится, я ненароком дыхнул на неё несвежим воздухом своих анисовых легких, и она, вздрогнув как от хлыста, улыбаясь резиновой улыбкой поспешно отошла от меня.
Но я-то слышал, как сквозь зубы она процедила: “С таким перегаром, не то что акула, а вся рыба и раки из моря поуплывают, чтоб у тебя клапан заел!”
Хо-хо! Меня такие слова только возбуждают. Я сразу понял, что вести эту группу буду по личному коду “Ц”, если из центра не дадут код “Жи”.
По легкому варианту “Ц” полагалось рассказывать людям; что Мармарис - это своего рода мекка для педерастов всех стран, что название свое берет от арабского Мимар Ас – Город Висельников, что здесь бывают землетрясения, турки живут в сейсмопрочных домах, а туристы в огромных европеоидных отелях с тяжелыми бетонными перекрытиями, что даже от покупной воды тут понос, что детей воруют, а курды могут устроить взрыв, а греки трахнуть вашу жену да и вас самих, что чеченцы… и т. д.
Если бы на небе я увидел хоть одно облачко, я бы, конечно, смягчился и стал добрее, много добрее. Каждый раз, когда я должен был сделать свою гидскую работу, я мечтал о том, что найдется хоть что-нибудь, что тронет мое сердце и я в порыве добротолюбия отпущу этих людей, но никогда не находилось это «что-то».
Никакого облачка, а только, ничего не выражающее, как у кота, лицо водителя-турка, дожидающегося нас в своем минибусе. Интересно, этот водитель в курсе куда именно, и для чего собственно мы едем? Вряд ли. Хозяева мои очень осторожны, они прекрасно знают, что турки болтливы, и очень не хотят навлечь на себя лишнее внимание даже какого-нибудь дешевого Гринписа.
Надо будет выяснить, почему было традицией парковать трансферный минибус около скопления грязных и корявых мусорных баков. Миазмы, исходящие из них, мне сегодня были особенно неприятны. Вонь свалки словно лепила вязкую стену между мной и моими воспоминаниями вчерашнего вечера. За этой стеной я чувствовал копошение страшных событий.
Мне очень плохо, но надо играть свою роль.
- Милые дамы и светлейшие господа, прошу загружаться в автобус, это хороший автобус – вы его будете вспоминать добрым словом.
Лица туристов скривились, словно повинуясь какому-то невидимому кукловоду. Это было и понятно - мой вид их не восхищал. Если бы я не был так опустошен, я бы обязательно обиделся.
Однако, уже следующим кадром эти несчастные, как всегда с руганью и давкой стали продавливаться в салон, занимая какие-то, только им ведомые «лучшие места», позабыв напрочь свое господачество.
Да, жаркое солнце и благосклонность гидов сквашивает мозги простых советских людей, и каждый из них в Турции уже точно понимает, что даже в его самых задних венах течет бриллиантовая, графская кровь. Нет, жадные торговцы стульями, малейший ветерок срывает с вас благородную маску, малейшая роса смывает изящество манер и вы, увидев кусок счастья, забываете про свои мнимые регалии и превращаетесь в шумную толпу сперматозоидов, штурмующих сами знаете что. Молофейные вы големы, господа!
Пока в больной голове проносились эти двойные гиперболы, вторым вниманием я, с удивлением, заметил, что мои-то неугомонные кувшины нефритового молока почему-то пусты и ощутил специфическое, гудящее, немного жгущее онемение своего центрального стебля, что непременно наводило на мысль о приятной и плодотворной ночной работе.
Да что же вчера было-то? Что?
- Базисные рудименты невероятно живучи... – вывалилось у меня наружу из первого мыслетока. Нет, я не профессиональный гид, иногда моя мысль все таки прорывается через языковой блокпост и турист может обидеться. Но сейчас меня никто не слышит. Грузная тетка, облаченная в стеклянные бусы, упала прямо на ступеньки автобуса и пыталась встать, но господам было явно не до нее, и когда я заметил, что она перестала сопротивляться я решил вмешаться, как того требовал мой гидский долг.
- Всем стоять! Не двигаться! - взревел я голосом нашего политрука, и моя голова затрещала, - Поднять, гражданку!
Я знал, что такой голос убивает всякое свободомыслие и подвижность в членах жертвы, но пользовался им только в чрезвычайных обстоятельствах. Все замерли. Такое внушение действует на наших людей всего несколько секунд, поэтому я поспешил.
- Поднять гражданку! – и гражданка была поднята и очищена от окурков, которые, как известно , водятся в большом количестве на автобусных ступеньках Турции, являя предмет особой гордости здешних водителей.
Скоро загрузка закончилась, и я тихо сказал на ухо водителю «гидиерус», что он и сделал.
7
- Эй, гид, а долго ехать-то к водолазам? – спросил рыжеволосый хам.
- Как я отмечал выше, сорок минут...примерно – ответил я.
- А мы поедем прямо в порт или будем заезжать в другие отели за туристами? Прямо в порт?
- Заезжать – рявкнул я, а сам словно терминатор рылся в своей памяти, пытаясь найти хоть какие-то следы воспоминаний.
Мы некоторое время ехали молча. Но я знал, что так долго они не продержатся.
- Гид, а расскажите, пожалуйста, про эту улицу, по которой мы едем. Как она называется? Почему она называется так и почему мы едем именно по этой улице? – спросил кто-то нудный.
Нет им не было скучно, и они прекрасно знали, как называется эта улица, им был нужен я, со своей болью, они хотели дергать мой язык и цапать своими пыльными лапами мой иссохший как арык мозг. Я их игрушка. До поры, товарищи, до поры.
- Да, история этой улицы интересна и увлекательна! – сказал я сосредотачиваясь, что в вашей терминологии бы звучало «расслабляясь», - Эта улица носит имя всемирно известного поэта Кенана Эврена, тайного суфия и турка не по происхождению, а по призванию. Именно он, побывав, когда-то в этих изумительных местах, нашел и отразил высоким слогом своих божественных строк, что очертание побережья этой благостной бухты, волей Аллаха и на радость правоверным повторяет сладкие как изюм изгибы левой ноги самого Сулеймана Великолепного. Султан прослышал, что какой-то поэт глумится над его кривой ногой, и приказал изловить незадачливого златоуста и разрезать его так искусно, чтобы из его мяса можно было сделать мерную ленту и измерить протяженность этой чудной бухточки для нужд придворных топографов.
Поймали поэта и отдали в руки дворцового мясника. Тот справился со своим непростым заданием. Пришло время топографов проявить свое искусство измерения и стали они мерить эту бухту. Надо заметить, что наука в те времена очень почиталась, и топографы делали свое дело очень тщательно, с расчетом на будущее.
Но вот незадача, всякий раз, когда они измеряли протяженность побережья, у них получалась другая цифра, совсем не похожая даже порядком на предыдущую. Стали они тогда бояться, что это от солнца ссыхается «поэт» и мерная веревка из его мощей укорачивается. Позвали они тогда придворного чучельника Мехмета, который был известен на всю империю как непревзойденный мастер увековечивания, и очень увлеченный человек. Историю его выводят из Египта, дескать, именно там он разгадал секрет священной мумификации, который и применял всю свою последующую жизнь.
О нем осталось много воспоминаний в турецком фольклоре, напомню лишь, что именно его именем пугали непослушных чад разгневанные родители, и еще поелику средь нас нет детей скажу, что Мехмет, так говорят, в порыве творчества, мумифицировал, сделал чучело из своего, извиняюсь, причинного места и до сих пор он почитается сектой скопцов Махри как святой пророк...
Сидят как завороженные. Эх, глупы чада твои, Господи! Я продолжал:
- Да я отвлекся. Так вот чучельник долго бился над этой мерной веревкой, но все-таки справился с ней. Стала она, как метал прочная, как ива гибкая. Снова мерят топографы берег. И снова разные цифры. Призвал их к себе султан, посмотрел на рябь цифр, да и казнил их легкой рукой. И знаете, во время Второй Мировой фашисты раскопали в султанских архивах листок с теми измерениями, очень удивились и увезли в Берлин. И только в 90-х годах, когда повторились измерения, но уже норвежского берега – ученые обнаружили, что никакими известными средствами берег точно измерить нельзя, - цифры скачут на порядки, как у дремучих османцев! И герр Кох основал тогда фрактальную геометрию - новую науку - которая является самым последним достижением современной математики и ее важного раздела топологии.
И скажу вам, эта геометрия нашла свое непосредственное применение в ваших мобильных телефонах, так как кодирование сигнала ведется именно по принципам фрактальной криптологии... Вот такая она эта улица, по которой мы едем....
Ну, а что я мог им сказать? Если б не такой бодун и тарковщина в моей башке я бы придумал историю поувлекательней. Но вижу им и этого достаточно. Смотрят уже добрее. И пялятся на обычную улицу так словно пред ними проплывают призраки великого прошлого и себя они мнят великими, так как прикоснулись к нетленному.
Знаю, что пока они врубаются, у меня есть время. Странно, что кровь из брови все течет и течет и мне приходится ее все время смахивать. Не свертывается моя кровь, неужели я, ко всему прочему, оказался болен как цесаревич Алексей? Что же было вчера, с кем это я переспал и почему побит?
- Смотрите! Мы проезжаем статую какую то! Скажите, а кто это? Какой-то робот что ли? – затупил господин в клетчатой рубашке, сшитой, по всей видимости, из бабушкиной скатерти.
Вот ведь как! Сколько раз я ходил по набережной, но никогда не видел там никакой скульптуры! Схватив направление взгляда истца, я действительно увидел там какую-то чудную фигуру, ярко чернеющую на фоне мертвецки неподвижного моря. Ну, что ж опять за дело!
В голове моей, в рабочем порядке, проносились десятки возможных версий, одна причудливее другой, судите сами: это памятник Ататюрку в инициатическом туалете, орудие пыток времен султаната, фигура неверного гяура выполненная в стиле старых османских мастеров, чугунные латы мальтийского рыцаря высокого градуса посвящения – учителя Мустафы, и совсем фантастическое – памятник будущему турецкому космонавту – естественно, потомку Кемаля.
- Это памятник турецкому водолазу Зарифу-эфенди, старшему племяннику Ататюрка, который нашел в этих пиратских местах необычайно богатый подводный клад, на одну жемчужину из которого и был построен, в последствии, современный Мармарис. Однако история этого клада таинственна. Зариф очень скоро погиб при довольно странных обстоятельствах. Его, очевидно, убили грабители, но это были очень необычные грабители, из всего огромного клада они забрали только какую-то медную чашу, оставив целое состояние нетронутым и даже оскверненным. Очень загадочно, не правда ли, господа?
- А что за чашка? - спросил клетчатый.
- Науке это неизвестно, но сей факт будоражит умы неисчислимых конспирологов и коллекционеров до сих пор. Время от времени на том или ином аукционе выставляется какая-нибудь дешевая ваза, спозиционированная как чаша Зарифа. Хотя, что там было на самом деле мне, честно говоря, не интересно, ведь все мы знаем какие они экзальтированные и суеверные эти турки.
- Они очень романтические – пролепетала некрасивая девушка.
Я пристально на нее посмотрел, хотел что-нибудь сострить, но сжалился, вообразив ее скудную судьбинушку на родине.
- Да, они ценят женщин только за глубину, таков у них обычай – все-таки не удержался я.
- А про водолаза-то непонятно! – сказал клетчатый, - почему у него на груди выбито НАСА?
О боги! Какое НАСА?!... Наверно и точно есть там такая надпись раз говорят. Ну ладно, надо выкручиваться.
- Ах, это! Ну, конечно, я забыл, извините! Надпись НАСА на груди турецкого водолаза турков принудили выбить позже. Принудили их американцы. Помимо всего прочего, когда Турция вступала в НАТО, американцы поставили требование провести специальной комиссией инвентаризацию собственности страны претендента на вступление в этот блок. Время тогда было непростое и комиссия нашла, что сей памятник служит памятником советскому космонавту Гагарину, а вы понимаете сколь оскорбительным и кощунственным показалась американцам даже сама мысль, что стоит здесь в столь красивом месте, не памятник Мики Маусу или Санта Клаусу, а какому-то Гагарину. И сколько ни объясняли турки, что это их национальный водолаз - американцы стояли на своем. В результате турки приняли соломоново решение - выбили на груди водолаза «НАСА», что смягчило американские сердца... Вот как оно было.
- Вот так да-а-а... – выдохнул кто-то.
Дальше ехали молча, и я понял, что начинаю трезветь по этим особенно тяжелым, приближающимся шагам бодуна. Мир стал площе - я терял одно измерение за другим. Не блевануть бы. А водитель едет так медленно, что я стал сомневаться что он турок. Ему бы почтенные катафалки водить! Может он все-таки знает куда мы едем...
В ичмелерской гостинице Сан мы взяли в наш печальный автобус еще двух братков и девушку.
Какой необыкновенной красоты была она!
Изящная, с удивительно точным загаром, под легкой одеждой угадывалось сладкое, упругое...
и глаза, эти лазурные глубокие глаза!
Братки были, очевидно, еще пяны со вчерашнего и никак не отреагировали ни на мой вид, ни на мое полное их игнорирование. Я был погружен в мякоть этого ангела, эту лучезарную инкарнацию моих тайных снов. Подозрительно, словно бы отзываясь на ее тонкий фимиам, сладко заныл мой низкий греходел. Я взял из ее рук билет на экскурсию, так нежно, что даже устыдился.
- Приветик, – сказала она улыбаясь жемчугом.
- Утро доброе, Саша – сказала моя сдавленная вопросом гортань. Вот как, мое тело ее оказывается знает, а я нет!
Шкаф упал где-то в центре моего сердца, и целый пласт сладостных воспоминаний вчерашнего вечера всплыл сияющим пузырем прямо в кадр моего сознания. О, какие это были воспоминания! Да это была она, Саша, мой вчерашний негаданный знакомец! Именно с ней я был вчера на берегу. Гладил ее короткие непокорные волосы, впивался зубами в мягкие сочные губы. Дарил ей одну луну за другой. Был ее хищным интервентом и покорным ее рабом. Насквозь пропитался острым ароматом ее будоражащих хвойных мазей. Ел ее всю. А она, боже мой, что делала она... Вот, значит какой вчера был удивительный вечер! И даже сейчас я чувствую, знаю наверняка, что она улыбается мне своей нижней, самой женской улыбкой. Значит, будет продолжение. Как отвратительны мне стали все эти глупые люди в автобусе, я хотел говорить только с ней. И не только говорить.
- Неважно выглядишь, зай. Вон и кровь везде, – сказала она голосом нежного бархата.
Да, но она не испугалась за меня! Это меня насторожило. Вот я весь стою перед ней в крови, с бледным пульсом, может едва спасшийся от чего-то ужасного и всего-то делов: «неважно выгляжу»?! Она что-то знает, или я с ней познакомился уже с разбитым ****ом и она может наивно полагать, что я родился такой вот нерукотворно кровоточащей иконой, или она бессердечна. Мой внутренний «доктор Ватсон» преисполнился подозрений. И он начнет расследование.
- Садись в автобус, солнуш, я все расскажу позже – сказал я немного строго своими низкими октавами , коря себя за то что вот Брюс Уилис бы не сказал в этом месте «солнуш». Точно не сказал бы!
Она деланно робко потянулась ко мне, и вытягивая свою точенную шейку неуловимо неестественно далеко, поцеловала, но не так как ночью ,чтобы я потерял голову и тут же бы ее раздел, а так как целуют дитя. Сверкая магнитами глаз, вся свежая, и, наверно, прохладная даже в эту погоду, она села на самое дальнее сидение и оттуда светилось ясным светом ее хитрое личико. Я потянул носом воздух в надежде на таком расстоянии вновь испить хоть секунду ее тайной можжевеловой амброзии, но она, о бестия, словно, угадав заложила ножку за ножку и ни одна молекула не прилетела от ее райских садов в мой горбатый, страждущий нос, а вместо этого я вдохнул запах каких то гнойников и несвежего пота других туристов, и может даже запах помойной дыры этой грузной тетки в стеклянных до хамства бусах! От этого «букета» мне стало трудно дышать и я почувствовал как стремительной змеёй взметнулась блевота прямо к моему израненному мозгу. Но месяцы тренировок и общения с туристами дали о себе знать, и смердящий, кислый поток я остановил во рту и снова его сглотнул, наверно страшно выпячивая бессмысленные глаза. Настроение моё испортилось – пассия моя смотрела равнодушно в окно на какие-то свалки, медленно проплывающие за окном нашего автобуса. Турок закурил специальные, вонючие сигареты турецкого пролетариата Текель 2000. Их запах мне сейчас показался бы ладаном.
- А почему ваша тугфигма необогудовала этот автобус кондиционегом? Мы газве скот, чтобы нас возили таки как скот? - сказал интеллигентный, надо полагать, «лейбмаркович», – так только скот возят и то когда на убой...
- Из медицинских сугубо соображений и на основании специальных указов здешнего эпидемеднадзора - парировал я, ничуть не смутясь.
- Да возможно ли, чтобы были такие указы? Ведь это вы, молодой человек, вгете!
- Видите ли, перепад температуры между внешним, вы надеюсь не станете спорить, агрессивным климатом и салонным микроклиматом губительно сказывается на здоровье туристов, особенно тех из них кто вознамерился погрузится на дно морское в ближайшие два часа. Не хотите же вы, чтобы у вас отказал какой-нибудь мозговой сосуд в и без того стрессовой для организма ситуации погружения под воду! Знаете, бывали случаи.
- Ах вот как!
- Да, мы заботимся о вашем здоровье, и как врачи доставляем порой некоторые неудобства, строго дозированные но совершенно обоснованные для достижения наибольшего комфорта в самые ответственные моменты экскурсий. Ради которых вы, собственно, и едете на них. Доверяйте нам даже в малом. Мы профессиональные гиды и рассчитываем на то, что вы будете профессиональными туристами, – сказал я.
Надо будет подарить этот экспромт другим гидам страдающих от бесконечных вопросов «кондиционирования» в своей полевой практике.
Саша просто прыскала от смеха в своем далеком уголку. Надо же! Распознала, что я стебусь, единственная в этом стаде! Да она может оказаться и умна! Значит, у меня есть шанс понравиться ей и в трезвомыслящем агрегатном состоянии. Если бы не обруч бодуна стянувший мою размягченную голову, я бы и не так заткнул «лейбмарковича»!
А между тем приехали в порт. Наш турист любит отходить именно с порта, а не с пристани. И гиды им потакают в этой слабости, называя это место, где стоит один деревянный облупленный ботик пристанью, которому служит какая-то коряга портом.
Нас уже ждет подозрительно бодрый экипаж и радостно машет руками.
8
- Осторожнее поднимайтесь по трапу, господа! Бывали случаи! – промегафонил я Сотниковским голосом.
Турист повиновался и стал, раскачивая веревочный трап, подниматься на борт. Сашка прошла первой – легкая как пушинка взлетела. Она не ходит как эти чучела, она, видите ли, летает! Я уже глубоко люблю ее, а это для меня не совсем типично, надо бы поумерить пыл, а то вздернет курносик и запрезирает и будет права. Построже надо с ними, тетки – они обучены любить грубых. Последним шел я, и вдруг увидел, как маленький цветочный космический корабль вылетает из золотого облака и стремительно садится мне на грудь. Размером с котенка! Я нисколько этому не удивился и сказал
- Здравствуй моя принцесса, с мягкой посадкой тебя!
Благоухающий райским ароматом с оттенком незрелого аниса кораблик распахнулся и оттуда вышла маленкая Саня, красивая как украшенный гирляндами диковинных цветов маленький Кришна.
- Здравствуй, милый Цог, на твоей пушистой груди даже аварийная посадка мягка, – сказала принцесса Александра. – Я долго летела к тебе, и много черных и белых дыр осталось позади и только для того чтобы уберечь тебя от беды!
- Нежный мой друг, мне хорошо, что ты рядом, но никакой беды не предвижу я!
- Будь острожен. Нептун в восьмом доме и Уран в девятом...
- Ну что же это ты в небылицы такие веришь, рыбонька моя! Иди, я тебя стану целовать!
- Опасность от воды...
- Иди ко мне, я нектар твой чувствую и теряю голову. Моя жажда... Ты оазис в моей пустыне…
- Неси воды, бля!.
- Что? Ты хочешь пить? – смущенно спросил я сияющую принцессу.
- Воды! – взревела принцесса поганым мужским голосом и померкла. С хлопком исчез и ее маленький космический кораблик... и вместо него в меня вперился бычий глаз братка.
Оказалось, я потерял сознание на трапе, и братки отнесли меня на борт. Позади их я увидел то, от чего непроизвольно улыбнулся – там стояла Саша с кружкой воды, и в глазах ее был настоящий страх.
Боится за меня! Еще один плюсик. Иди на хер тот, кто шепчет мне на внутреннее ухо «она и за жабу бы так испугалась, будь та при смерти».
- Ну чо, братан, ***ва? - спросил бритый.
- Ага.
- Ну ничо, оклемался уже, пойди пивка хряпни, да поспи. Болезнь твоя святая.
- Работа.
- Да какая твоя работа!
- Хотя пойду пивка то, нехорошо мне. Муторно как-то
- Во, кароч, давай если че мы тут.
- Спасибо.
Вот уж не ожидал получить спасение из таких рук. Остальные турики смотрели на меня с недовольством и даже где-то с презрением. А я поднялся и сказал.
- Добро пожаловать на борт «Левиафана», располагайтесь, загорайте, в место погружения мы прибудем через два часа.
Турик стал смешиваться с безмолвной толпой иностранных туристов, давно дожидающихся нас на борту. Для них все было дико. Для них все было шоу. Когда я шел к бару они шарахались от меня как от призрака отца Гамлета, а мне было похрен. Я хотел пива, я хотел узнать что было вчера, я хотел Сашу. Экипаж ничему не удивлялся и не стал ничего спрашивать про мое нездоровье и про кровь, так как давно работает с русским материалом и видали виды и похлеще.
После второго пива я спросил Сашу, довольно возлежащую на шезлонге:
- Золотунь, ты не обижаешься, что я так долго с тобой не общаюсь, а хожу тут как квочка, укладываю туриков, да учу их пользоваться вакуумным туалетом?
- Нет, что ты! Ты ж на работе, я самого утра решила, что не буду обижаться даже если ты за весь день ни разу не подойдешь. А вот если и вечером не придешь, тогда обижусь,– она что-то такое сделала глазами, что я ей поверил.
- Слушай, ведь мы совсем незнакомы, а у меня такое чувство...
- Что знакомы, и очень давно, да?
- Да. Я, знаешь ли, до тебя с людьми сходился долго и трудно…
- А вдруг мы половины?
- Ты мне очень нравишься. Я вот решил с тобой быть строгим, чтобы ты меня не презрела, а что-то не выходит.
- Как это? Строгим чтоб не презрела?
- Ну это моя теория такая.
- Дурацкая теория!
- Да ладно это фигня, это потом.
- Тебе было хорошо вчера со мной?
- Да, а тебе?
- Мне лучше. Ты такой первый.
- А много нас было?
- Зачем тебе это?
- Да так для стихов.
- Пишешь?
- Нет.
- И не пиши. Просто пусть живут они в голове, если они есть.
Я нежно поцеловал ее.
- Ты хорошая.
Она улыбнулась и принялась смотреть в море. Взгляд был ее какой-то всё-таки грустный, словно письмо. С ней было и молчать хорошо, а это, сами знаете, какой важный знак. Я посмотрел вдаль как-то вдохновенно, и увидел, что горит Турунч. Столбы дыма поднимались высоко в небо и старались образовать искусственную тучу, но в результате просто мутили небосклон.
Турики подожгли лес. Однозначно турики. Но как-то неспокойно мне стало от наблюдения этих дымов. Что-то меня связывало с ними. Тени вчерашнего промелькнули как юркие крысы, оставив только неприятность на сердце. Почему-то вспомнился Сердар, это ж с ним мы оставались в баре. СЕРДАР? Еще несколько кадров промелькнуло. Точно был еще Сердар, один из моих начальников. Ну, да! Ведь именно он устроил текиловую пати в Гринхаусе! Вот и вспомнилось.
Да, был весь наш шумный состав гидов нелегалов. Пили текилу, звучал Таркан...
Все начиналось благопристойно? Нет же! Мы приехали в Гринхаус, после чего? Да, мы с Ваней приехали в багажнике сердаровского мерседеса, а за рулем был трезвеннник Олег. Полный салон девчонок. Сердар пришел в Гринхаус пьяный, грязный и мокрый в сопровождение Айши, но в очень дорогом галстуке и очень довольный. Ему, как очень богатому человеку, видимо редко приходилось валяться в пыли и получать от этого свинячий восторг.
Вот, вспомнилось! Мы валялись в пыли с Сердаром после «турецкой ночи», напившись и дурачась. А его высокоблагородные друзья качали головами и, надо полагать, говорили «вот повелся наш стильный Сердар с русскими, стал пить и буянить – стал свиньей».
У меня наверно на лице все отразилось и Саша спросила:
- О чем думаешь?
- Да, так о вчерашнем... Слухай, даже не знаю как спросить...
- Как мы познакомились?
- Да, а как ты догадалась?
- Просто, я не верю, что ты помнишь, как это было, у тебя на бровке вот ранка есть, а лицо такое отмороженное, словно бы его вчера в природе не существовало. Я удивилась, когда ты меня назвал по имени.
- Я разве был так пьян? – осторожно спросил я, боясь, что я был не так уж хорош с ней, как льстит мне моя кусочно-прерывная память.
- Нет, ты был взъерошен и сверкал.
- Да, я хотел спросить, как все было? А то у меня вот тут помню, а тут нет. Главное что помню тебя и все что с тобой, но как мы приблизились хоть убей, не помню. Не знаю, откуда ты...
- Я тебе и не говорила, ты меня увлек как ураган, и я даже не успела пококетничать, поиграть в вопросики.
- Да-а-а я такой. А на самом деле нет. Я вот чувствую, что вчера было что-то ужасное, чего я вспомнить боюсь. Может быть, даже я убил кого. Расскажи сначала, а? Милый, а я тебе потом лапки поглажу.
- Лааапки, за лапки я тебе все расскажу и еще привру.
- Приври.
- Я в Мармарисе уже три дня и до вчерашнего вечера еще ни разу не выходила в клубы. А тут познакомилась с одной девушкой и ее молодым человеком и они уговорили меня пойти с ними в Гринхаус потанцевать, попить мартини. Я очень люблю мартини, да и надоело сидеть вечерами на балконе и читать книжку. Больше без друзей я никуда не поеду - скучно очень даже в самых красивых местах, а новые знакомства у меня как-то не клеятся вот так с бухтыбарахты.
- Не клеятся, говоришь, гм, гм – кольнул я.
- Ну, ты-то особый случай.
- Да, да продолжай, это у меня повадки кловуна хихикнули.
- Ну вот, Пошла я с ними, и вечер наверно был бы скучным, если бы там не праздновала какой-то праздник ваша фирма. Вы там устроили какой-то ужас. Не знаю почему, но заметила тебя я сразу, как только ты вошел с высоким таким парнем...
- Ага, помню мы вошли с Ваней.
- Ну, не знаю, еще до того как вы вошли турки как-то засуетились, забеспокились...
- Да уж, наши фирма нарушитель спокойствия в этом регионе.
- Теперь я это знаю. Так вот просто вошли и стали пить пиво, и как-то злобно хихикать и озираться.
А ведь мы сидели за соседним столиком, и нам все было видно и слышно. Вы уже были пьяны и утверждали, что вы вечно молодые и вечно пьяные... Все время звучала эта фраза.
Потом заявилась и ваша вся толпа, какой-то громогласный паренек, который кривил лицо и призывал есть буржуев.
- Да это наш мудрый геополитик Сотник, в принципе добрый фашист, хотя и отрицает.
- Ну да, такому бы на трибунах звать людей на войну, воинственный, а лицо доброе и открытое. У тебя лицо все-таки лжеца.
- Да это потому, что я не выспался и разбит!
- Угу, обидься еще. Ну, а потом пришел турок, по-видимому, ваш начальник, но был весь в грязи и какой-то помятый. Очень неприятно выглядел. Стали вам носить текилу одну за другой. Пошли танцы. Сотник ваш танцевал какую-то лезгинку что ли, очень картинно со значением. А ты танцевать ваще не умеешь, хотя делал вид, что вот сейчас покажешь настоящие танги. Какой-то рейв танцевал под Таркана. Словом, целая компания клоунов. Потом ваш длинный запустил бутылкой текилы в танцующую толпу иностранцев. И они пугливо разошлись с танцплощадки. Я думала что вас в полицию свезут, но ваш начальник...
- Сердар
- Не знаю, ваш начальник видимо очень уважаемая личность в том баре, и бармены только напряглись и сосредоточились, но не вмешивались. А дальше понеслось. Ты вдруг стал подходить к столикам, тушить там свечу и говорить «Какой светильник разума угаснет, какое сердце биться перестанет», и вид твой был невменяем и тем страшен. Никто не остановил тебя. Но никто и не уходил, должно быть, жалко было буржуям, что заказали они еду, заплатили за нее, а русский баламутит и гонит. Потом длинный ваш, Ваня, завязал драку с немцами, точнее не драку, а побоище: «Это твой дед моего деда убил!». Бедные немцы, они даже не сопротивлялись и стойко терпели удары. А он, как бог войны, метался по всему клубу и искал везде немцев - кого-то тряс. Сотник же принял позу Наполеона и смотрел на все это и только повторял «Даааа, дааа...» и какое то слово типа, что ли «логический гводис». Потом ты дрался с навесом. Шел, бился об столб и думая, что тебя ударили начинал махать ногами и руками, а потом опять бился головой об навес и так довольно долго, пока тебя Сотник не развернул в другую сторону.
- Какой-то отстой. С навесом дрался... все текила, зарекался ее не пить.
В этот момент шкваркнула моя рация. И голос Олега спросил, «Серега, говорят, что ты в баре вчера оставался последний с Сердаром. Не знаешь где он?
- Домой вчера пошел, – соврал я. И что-то подозрительно нездоровое мне померещилось в связи с Сердаром.
- Его дома нету и не было. Говорят, вы подрались.
- Как это подрались? С чего это я буду драться с ним?
- Не знаю, говорят так, и ушли вместе, а ты потом возвращался в бар без него.
- Ну, он домой и пошел.
- Ладно, как там у тебя материал?
- Нормально
- Окей, будь на связи. Жди код.
Код. Я совсем и забыл, что иногда бывает этот дурацкий код. И сразу протрезвел. А что если сейчас будет код «Жи»?! Ведь здесь Саша! Господи, только не это! В голове начался мозговой штурм, а потом и шторм.
- Материал мы значит для вас... – спросила Саша.
- Да это он шутит, так после того, как я рассказал ему про документацию на пулемет, которую я видел в армии: типа, за полчаса боя заканчиватся там какое-то количество патронов, два сменных ствола, три единицы человеческого материала...
- Не люблю военных... ну так вот я к тому времени стала уже следить за тобой, ты мне понравился, чем-то сразу, но было обидно, что ты пьян, и мы не познакомимся.
- Слушай, а почему ты поехала на эту экскурсию? Ты подводным плаванием увлекаешься?
- Нет. Ты вчера пригласил. И билет выписал.
- Я?... Ну да... наверно...
- А что? Мне тут нравится. Хоть попробую как рыбка поплавать может увижу восьминога. Всю жизнь хотела увидеть восьминога
- Это-то да... что же делать-то...
- О чем ты?
- Да так, потом расскажу, как все прояснится.
Это крах. Я могу потерять ее. Думай, думай, думай... Господи, сделай так, чтоб все обошлось, требуй все что хочешь, но сделай...
- Ну вот, потом все ваши стали расходится, м-м-м... точнее расползаться. Сотника унесла, такая восточного типа девочка, Ваню унесли... Остались вы с Сердаром. Ваш разговор нужно было писать. На какой-то смеси языков, вы друг друга понимали и хлопали друг друга по плечу, называя друг друга карандашами. Очень смешно так.
- Кардышимами!
- Один хрен, называли. Потом ты, уже мне рассказывал, что ходил звонить некой К. там у нас в России и она де послала тебя бесповоротно. Вернулся очень грустный. А Средар ваш сказал «рашн бич» и ты долго на него пялился, пялился, а потом набросился и вы стали валятся под столом.
- Ага, вот припомнил, он ее назвал сукой - такого кардешима отвергла де и вообще все они суки, сказал, а я сколь не тужился не смог перевести, что я о нем думаю и что за обзываение Её сукой надо умирать. Было шото.
- Вас разняли. Его увел, какой-то похожий на попугая турок. Он потом пришел.
- Сулик, что ли...? Чистый попугай...
- Турок. Потом ты вышел куда-то и я уже стала зудеть подруге, что надо уходить. А ты вернулся и почему-то сразу подсел к нам. Помнишь это?
- Ну, так... шо-то есть, - соврал я.
- Мы сначала испугались и хотели уйти. Но ты двинул речь. Говорил о печали, о любви.. так красиво говорил и грустно, что я хотела тебя погладить... Когда наши стали уходить, засобиралась и я с ними, а ты взял меня за руку и сказал, что хочешь называть меня по имени и говорить мне «ты», потому что я тебе близка. Попросил остаться. Я и осталась. Потом мы пошли гулять... ну и ... хорошо, что ты меня не отпустил...
- Как мне повезло, что я тебя встретил.
- А что твоя? Ты ее больше не любишь?
- Люблю, но она меня нет...
- Может ты и не ее любил-то, а свою любовь к ней и она это чувствовала и оттолкнула?
Хотя знаешь, даваей не будем о ней, ладно? Я ее боюсь. Я вижу, что она в тебе во всем. Она поработала твое сердце, а мне места не оставила.
- Давай уж тогда не будем. И сейчас я посажу тебя с матросом в шлюпку и ты поплывешь обратно, а?
- Ты что? Что я такого сказала?
- Нет, нет не в этом дело...
- А в чем?
- ...
- Ну ладно, я ведь все равно потом у тебя выклянчу объяснение, а щаз можно я чуток посплю?
- Да, милая, да! А я пока повспоминаю, ведь меня еще и пристукнули потом...
- Я очень испугалась, когда увидела тебя утром...
Я поцеловал этот детский лобик... Как пахнут ее волосы!... Кружится голова... Пахнут морем, свежестью, загадкой...
Мне захотелось обладать ей прямо здесь и при этом дышать ее волосами... Она везде пахнет по-разному, но всегда волнительно, зовуще, пьяняще...
Я пошел брать пиво, а взял водки, гадкой турецкой водки. Ракы мне не дали, а сейчас было не до разборов. Исчез Сердар, надо куда-то деть Сашку. Ко мне подсела туристка из наших. Эдакая ****оокая мадам и сказала:
- Я вот давно занимаюсь мистикой и в Турцию приехала, чтобы найти суфийцев. Не подскажите где их искать здеся.
- Да, зайдите в Керван Сарай и спросите там у танцора, тот что исполняет танец живота. Он точно из них, может и расколется.
- А можно будет пойти с вами, вдруг он станет приставать ко мне, а мне сексом заниматся нельзя – у меня третий глах открыт и кундалини в сушумне, если я потеряю энергию, то могу потерять боддхичитту и родится червяком в следующей жизни...
- Нет, он педик, они, суфии эти, часто педики. Он вас не тронет. А вот мне как раз идти опасно.
- Ну, тогда мы с подругой пойдем.
- Вот, мудрое мистически решение!
- Скажите, а почему у меня в номере полотенце вчера не поменяли?
- Не знаю, я не отельный гид.
- Нет, вы сейчас лицо фирмы так и ответьте...
- Ответить? Ну, что ж, пожалуй и отвечу. Про карму слышали? Вот наша фирма избавляет вас от плохой кармы, немного страдаете у нас, карма улучшается... в следующей жизни уже родитесь падишахом.
- Надо же никогда бы не подумала! Отмазы и вранье!
- Карма вранье?
- Нет карма есть, ваш метод вранье, а куда по-вашему девается плохая карма?
- Переходит к гидам, видите, как я побит... Может быть, как раз из-за вашей кармы, вы скажем должны были бы умереть сегодня, а наша турфирма вас спасла - редуцировала смерть в несвежее полотенце для вас и разбитую морду для меня... Вы должны быть довольны.
- Бред. И я могу доказать. Я тебе сейчас прикажу принести мне два свежих полотенца и ты их принесешь! У меня будут два свежих полотенца, я нисколько от этого не умру, а твоя рана не исчезнет!
- Вы говорите, будущее видите третьим глазом. И что вас ждет сегодня?
- Не увиливай, гид. У меня все будет хорошо. Давай, давай полотенца неси быстро!
- Пошла на ***, дура сермяжная – сказал я спокойно.
- Что!!! Меня? Ну, сука вернешься в Питер, там мой мужик тебя в бетон закатает, он бандит у меня крутой. Я узнаю твой адрес. Все, гид, допрыгался!
- Я похож на гида? – спросил я вкрадчиво.
- Нет, ты не похож на гида, ты гнида. И свое ты получишь сполна!
Да, она была в гневе. Но я видел тысячу раз такой беспомощный гнев. Сколько раз меня обещали убить по возвращению в Питер, ой много. Голова моя была занята совсем другим.
Я молча встал и пошел на камбуз попросил два свежих полотенца. Мне не отказали.
- Итак, я не похож на гида. Я достаточно стар, на неудачника не похож тоже, так что же, по-вашему, я делаю здесь в Турции? Может, я скрываюсь от русского правосудия? А? А что если я маньяк убийца? Не думала? А ты вот здесь в Мармарисе... одна... не будешь бояться ходить ночью?
- Не неси чушь! – сказала она уже более правильным голосом, в глазах сверкнул предвестник страха. Я торжествовал победу. И сказал стальным, спокойным голосом:
- Вот, тебе два свежих полотенца. Теперь на тебе твоя карма в полной мере. И ты погибнешь. Погибнешь сегодня... Извини, молот кармы я уже остановить не могу.
- Дурак! – сказала она не своим голосом и фыркнув ушла. Опять я победил турика. Я всегда побеждаю турика, даже скучно.
Я уже выпил бутылку водки, как хрюкнула рация.
- Серега, проблема вар – сказал голосом цикады Олег.
- Я слушшшаю – сказал я, притворяясь, пьяным.
- Сердара нашли.
- Ну, отлично.
- Мертвым! Ты что пьян?
- Нет.
- Он что же с перепою помер? - тянул я время, - вот повелся бедняга с русистами...
- Нет, его сожженный труп наши в Турунче, кто-то спалил его. Опознали его по кольцу, помнишь у него было необычное разорванное кольцо с надписью на латыни.
- Да он хвалился было.
- Так что скажешь?
- Я должен что-то сказать?
- Так, Серега! Короче, дело серьезное. Не далеко от места, где найден бывший Сердар, на дороге не тронутой огнем найден твой мобильник. Твой мобильник. Не мой, не чей либо, а твой!
- Я..
- Слушай дальше, вы с ним в баре подрались и есть куча свидетелей.
- Было.
- Вот именно, было. Словом, тут в офисе уже полиция. Когда ты вернешься, тебя встретят полицейские. Подвел ты нас всех, а себя больше нас.
- Я не убивал.
- Говорят, ты вернулся в крови. Почему?
- Не знаю.
- Я умываю руки. Извини.
- Это не я.
- Мне уже не важно!
- А как же контракт?
- Контракт аннулирован.
- Блин... так что же ...
- Все, общайся с полицией. Докажешь, что не ты, поздравлю. Не докажешь, пришлю соболезнования.
- Меня подставил Сулик.
- Недоказано.
- Какой код к группе применять?
- Стандратный, - пощебетал Олег. Он никогда не мог правильно выговаривать слово «стандартный», - передай рацию капитану «Левиафана».
Капитан вырастал из деревянного, пошкарябанного мириадами стаканов стола, и выглядел, как всегда, устращающе. Его свита, каждый из которых мог бы сыграть любую роль Гарри Олдмана без грима, живописно сидела полной колодой подле него. Меня всегда волновал вопрос, кто же все таки ведет ботик, когда за столом собирается «вся команда». Воспаленное воображение рисовало порой страшные варианты ответов на этот вопрос, но правды я так никогда и не узнал.
Я принес ему рацию и он, брезгливо взяв ее двумя пальцами сказал «Э». Потрепанная мембрана, этого допотопного аппарата срежетнула и капитан ответил «Тамам», и радостно посмотрел на меня.
К чему бы это?
Слегка качаясь и как обычно не в такт с нашим ботиком, я пришел на свое любимое место.
Пришел подумать. Раньше же приходил сюда лишь помечтать.
Я всегда сидел на баке и предавался привычному, как вывих размышлению о том, как все таки красиво, мудро море! Вот, смотри, как взрезанное жестокими ножами гребного винта, оно быстро находит согласие меж сотнями порубленных волн и вот уже в дальше волны гладкие и вальяжные, а там, в дали, где только что прошел наш «плуг» уже и вовсе все раны зажили и море снова медитативно спокойно. Совсем не как человеческое сердце. Пройдется по нему кораблик твоей возлюбленной, махнет винтом, и потом ты много лет собираешь эти жалкие кусочки, бывшие когда то твоим сердцем. А где тот кораблик-то? Да он уже за тридевять морей, за тридевять сердец... А сегодня мне надо здесь подумать.
Мне выдвинуто обвинение, но я не совершал убийства. Я часто представлял конечно, что я могу убить, кого-то кто был бы обвинен моим личным судом в совершении «абсолютного зла», а именно оскорбление той кого я люблю... Да мало ли какие дрожжи бродят в голове влюбленного...
Мне стало жалко себя. Все верно предсказала мне кофейная гадалка - гадостью назвала кофе, которое я ей принес... Попасть в турецкую тюрьму мне не хотелось. Вряд ли басмачи заценят мой талант исполнения «Мурки», и страшно было подумать, что после тюрьмы, если мне свезет и я выйду когда-нибудь, буду петь на сазе «И вот я проститутка» уже основываясь на опыте.
Я придумывал варианты ораторских этюдов в свою защиту, но сам же их опровергал. Сегодня явно не день ясных мышлений.
- Проснулась уже? Светлый мой... - сказал я своим лучшим голосом, пощекотав ей грязненькую пяточку.
- Ой! - вздрогнула она очень мило, - Да что-то и не спится. Вот пытаюсь отгадать, куда мы сегодня пойдем вечером. Ты наверно знаешь много всяких забавных местечек.
- Никуда, скорей всего. Толи не тому богу помолился, толи своему не докланялся.
- Почему? Я не хочу...
- Беда, за мной охотятся жандармы. Подставили меня. Сулик замочил Сердара и на меня слил.
- Тяжелые у тебя шутки. Вчера был как солнце, а сегодня как .. Да ну тебя.
- Я не шучу. Придется мне, представь себе, доказывать, что я не убивал. Они потребуют алиби. А мое алиби – свалка.
- Ты был со мной. Я так им и скажу этим твоим жандармам.
- Ты не понимаешь – это очень серьезно. Раз они такое дело провернули, то учли и нас с тобой в своей схеме. Найдется какой-нибудь ресептор и скажет, что ты вернулась домой одна, а я ушел в ночь, при том пьяным.
Лучше расскажи мне все, чтобы я мог построить защиту.
Пока мне вот что кажется и помнится: когда мы расстались и я шел к себе я встретил Гюльнару на улице. Она была почему-то одна. Она меня угостила пивом. А банка была открыта. Мы похихикали и разошлись. Я очень удивился. Она была какая-то помятая, может даже у нее был синяк. Я не спросил. Я подумал, наверно, ее Сулик побил. Нравы у них такие. Ну, я выпил.... все, тут больше ничего не помню. Наверно клофелин подсыпали. Потом отобрали мобилу. Замочили Сердара, отвезли в Турунч и подпалили. А мобилу кинули рядом. И что в итоге? Все видели нашу драку...
Короче мне пуп пришел. Надо выбираться из страны. Слышала про турецкие тюрьмы?
- Я слышала что в турецкой тюрьме сидел Жириновский..
- Ты мне не веришь!
- Да, не знаю. Может и верю. Я не знаю твоих врагов.
- Они очень могущественны, иногда продают даже туристов с этого ботика.
- Шутишь? Никто не слышал о том что пропадают люди. Давно было бы известно.
- Они списывают пропажи на авиакатастрофы, которых не было, на что-то еще...
Это большая игра, малыш мой. И теперь они зачем-то разыграли мою карту.
Непонятно вот только зачем.
Она пожала плечами и ничего не сказала. Смотрела вдаль, нахмурив свой лобик.
Я любовался.
А между тем мы прибыли в специальную бухту. Красивое это было место, но в воздухе здесь закрепился тяжелый дух. Хотя туристы здесь видят только лазурную волну, округлость древних валунов, срывы скал. Но сюда иногда слетались, невидимые грифы и око черного ангела сияло порой в вышине. В те дни когда к туристам применяли этот код «Жи». А сегодня, хоть и играем стандартный исход, все же мне было тревожно.
Инструктор дал команду собрать туристов вместе для инструктажа.
Когда народ был собран в довольно большое стадо он начал длинную и пространную речь о том, как сморкаться под водой, как чихать, куда дышать, куда пукать. Как назло он оказался носителем настоящего английского языка и говорил витиевато, как Шекспир, и я ничегошеньки не понимал из его слов. А поскольку я очень редко возил людей на дайвинг, а когда возил – просто спал, то и результатом было, что я понятия не имел, что там, собственно они делают под водой. И помочь нашим туристам ничем не мог.
Время от времени инструктор останавливался, давая мне время на перевод, но я мрачно качаясь молчал, и он недоуменно продолжал... Потом я компактно все перевел одним махом:
- Вот это акваланг вы с ним будете плавать под водой. Идите одевать этот прибор и воздайте должное Жаку Кусто.
Народ с недовольным бурчанием начал спускаться в аппаратную. Я, рискуя выслушать всяческие нападки, спустился с ними.
- А ты будешь погружаться? - спросила меня Саша, вынырнув у меня за спиной так неожиданно, что я вздрогнул.
- Не-а, не охота. Да и гороскоп не велит. Опасность у меня от воды предусмотрена.
- И ты веришь в такие суеверия?
- Нет не верю, да что я там не видел-то?
- Знаешь что не видел? Меня ты не видел! – сказала она.
- Эт точно, тебя под водой я точно не видел!
- Ну так пошли со мной!
- Ну....
- Там будем целоваться. Я всю жизнь мечтала целоваться под водой. Даже фильм видела. И здесь я уже тренировалась – ныряла под воду и целовала сложенные типа в губы пальцы на руке.
- А не обманешь? Там ведь давление и все такое... А то заманишь и потом фигу скрутишь.
- Не-а, не обману. Я еще что-нибудь тебе сделаю приятное. Вон смотри как облегают эти подводные костюмы. В них как голый.
- Ну чертовка! Вот поведешься с такой. Ладно. «Варум нихт» как говорит товарищ Сотник, за что особенно ценим! – сказал я и подошел к инструктору. Спросил могу ли я тоже погрузиться. Он почему-то обрадовался моей просьбе и даже сам соизволил принести мне акваланг, заявляя, что это лучшая модель на этом корабле, и что сам он часто погружается именно в этом костюме. Словно меня это как-то могло обрадовать, что он своими вонючими ляжками касался этого чуда техники. Я известный извр и в жизни было, что я вдыхал амброзию нижнего белья моей "неразделенной" --выкрав их, и затем, надевая их на чумную и воспаленную голову тем самым местечком местечком, вдыхал аромат, многократно усиленный пламенем свечи сверкающий туман ее сокровенных запахов, а если над свечой при этом сжигать гашиш, то из рая тебя вытолкнут лишь через сутки , но тут же совсем другого толка завар, это же не "Она"... Зачем я их сравнил??? О, ужас!
Чем это я ему понравился? Хоть бы не педик оказался, буржуи они такие, что как-то в результате все равно педиками оказываются.
Все оделись в жабьи костюмы и нелепо махая ластами стали валиться в воду. Мне всегда казалось что такие подводные костюмы могли придумать только французы с их извечной мечтой по лягушкам. Вывалился и я.
9
Пестрая цыганская юбка внешнего мира задралась и открыла унылое темноцветье своих глубинных прелестей.
Всплеск, а затем звонкая, подводная тишина, сродни той, которая заполняет благоговейный эфир, после того, как отзвучит главный колокол.
Обтягивающее, словно зимние джинсы, прохладное пространство глубоководья.
Вот он мир, где свободное дыхание, посредством чуда патрубковой пранаямы заново переживается как великое откровение и высший дар! Мир, в котором скудность цветов и неизбежная подглуховатость с лихвой компенсируются той новой свободой, которую он дарует вечному пленнику поверхностей - человеку.
Сейчас этот упругий, но проницаемый, как женщина, мир разлился по моему гротескному телу и сулил неописуемые наслаждения.
Быстро совладав с нехитрой подводной навигацией и, убедившись, что дышать в этом наряде возможно, я огляделся.
Туристов было видно очень хорошо. По фигурке я отыскал Сашу, и рванул к ней, резвее, чем ваш хваленый ихтиандр. Приблизился и ухватил за зеленый ласт.
Она посмотрела на меня сквозь, серебристую паутину стекла и, сверкнув веселыми глазами, видимо от чрезвычайного удовольствия, выпустила своим аквалангом неприличное множество бульб. Затем завертелась как русалка, наслаждаясь реальной трехмеркой и, по-спортивному легко, ушмыгнула в туманец нижних вод.
Я повернулся брюхом вверх и принялся наблюдать воздушный фейерверк, настоящую шампанскую вакханалию.
Самый красивый путь прокладывали пузыри нашего инструктора.
- Вот надо же, - подумал я, - этот нелепый инструктор такой оказался профессионал, что даже пузыри он пускает более красивые и гармоничные чем мы, подводные лохи, земляные червяки.
Одет инструктор был в яркий оранжевый гидрокостюм, который своим цветом, нагло дерзил и нарушал протокол этого строгого убранством подводного бала, но который, между тем, был прекрасно виден в пыльной воде катарактовому глазу среднестатистического туриста.
Я уже хотел было начать свое ритуальное приближение к моей русалочке для занятий более веселых, чем просто зависание в виде булькающих колбас в соусе многостадального Эгейского моря, как тут я увидел такое, что заставило меня забыть об утехах, пусть даже и столь вожделенных...
В глубинных лучах солнца сверкнула длинная паутинка ведущая от инструктора вверх, к поверхности, теряясь в тени днища нашего эрзац-корабля.
Я знал что это было.
Прочной, едва заметной леской инструкторов привязывали к кораблю только тогда, когда гид передавал экипажу, полученный из офиса код «Жи».
Кровь тяжелой ртутью ударила в купол головы и вскипела там азотом жуткого открытия: «Меня решили слить вместе с туристами!!!» Мозг, до гадости услужливо, вытащил из памяти соответствующую картинку где был запечатлен волосатый, как у горилы затылок капитана и ривьеровская рация, сдавившая огромное, мягкое капитанское ухо. Тамам... он говорил «Тамам», тем особым голосом... знакомым мне оттенком.
Работаем по коду «Жи» - вот, что это значило!
Точнее они работают со мной по коду «Жи».
Я попытался отыскать глазами Сашу, но эта непокорная наяда резвилась, очевидно, где-то в ядре аквалангического стада.
Нарушая все правила всплытия, я томагавком метнулся к поверхности, и занял удобную позицию над оранжевым гидрокостюмом.
Инструктор, по-видимому, не заметил моих маневров и продолжал подавать стаду какие-то причудливые знаки, словно герой инфернальной версии фильма «Страна глухих», и стадо ему охотно повиновалось.
Я не знал технические подробности приведения в исполнение этого зловещего кода, но мне казалось что весь процесс, по меньшей мере инициирует сам инструктор.
Тихой медузой я заплыл к нему за спину и собравшись в жекан ярости, столь же бесшумной, теперь уже торпедой устремился к оранжевому палачу. Но не успел.
Весь подводный мир метнулся в глубину так внезапно, что от неожиданности я чуть не откусил своему аквалангу загубник.
Море, обратившись в единый поток, словно обретя желанную цель, устремилось в неясно проступавшую в глубине бездну. Вода безмерно бурлила, и, скручиваясь в тугие струи несла все, что оказалось в ней так стремительно, что заложило уши и стало по-настоящему дурно.
Туристы двигались как куклы, у некоторых сорвало загубники, они открывали и закрывали рты, напоминая каких-то гадких рыб из чьего-то болезненного сна. Их словно засасывало какое-то неведомое чудовище, затаившееся на морском дне!
Неподвижным, в этой новоявленной подводной реке, был только инструктор. Леска держала его на одном месте, и только обходящая его вода, красивыми косами расходилась от его, зловещей оранжевой фигуры.
В глубине я успел рассмотреть огромную пасть трубы, в которой одна за другой исчезали, приговоренные неизвестной силой к коду «Жи» турики.
Не в силах сопротивляться потоку я, с неимоверной силой, налетел прямо на инструктора. Он явно не ожидал, что за его спиной окажется кто-то, но от удара не растерялся. Я вцепился в него как энцефалитный клещ и стал готовить ему погибель.
С трудом удерживаясь ногами и рукой , я другой рукой пытался вырвать его загубник и бил по маске. Он прекрасно пилотировал свой гидрокостюм даже в таком в мощном течении, и эта его уверенность могла быть чреватой для моей судьбы, которая уже ухмылялась мне своим лысым черепом из мутных глубин. Он выхватил прикрепленный к его ноге длинный нож и нанес бы роковой удар, если бы не воля своенравного потока, который рассудил по-своему.
Для удара он неудачно замахнулся, нарушил гидродинамику нашей нелепой, почти порнографически неприличной системы, и нас мощно крутануло. Крутануло удачно для меня. Леска невообразимым образом намоталась вокруг его шеи, зацепилась за вентиль моего акваланга, и, создав идеальную удавку, в мгновение оторвало ему голову. Все это я понял только потом. Тогда же, я просто почувствовал толчок и увидел, что голова инструктора превратилась в багровую струю и густыми космами устремилась в страшную донную пасть. Я еще сильнее прижался к ковульсирующему телу бывшего инструктора и, когда сила потока стала убывать, я понял, что остался жив.
Через несколько минут всякое движение воды прекратилось, и о былом пиршестве напоминал только, поднятый со дна ил, да обезглавленное тело инструктора, теперь похожее на кисть художника, который решил смыть с нее красную краску, видимо с тем, чтобы начать рисовать синей.
Муть быстро рассеивалась, создавая иллюзию рассвета. Снова стали видны косые лучи солнца и грозная тень корабля.
Наверх подниматься нельзя. Надо уходить на острова. Это мне было очевидно.
Стараясь как можно реже дышать, я опустился в царство сумерек, и поплыл в направлении острова Парадайз.
Может прошло четверть часа, может меньше, как я стал чувствовать, что мое сознание, странным образом успокаивается, и временами даже погружается в мягкую перину небытия. Я понял, что стал засыпать прямо под водой. Но самое страшное было то, что я откуда-то знал, что дело было в составе смеси моих баллонов. Усыпляющий газ. «Жи»-туристам в баллоны закачивали особый газ. Где-то я это слышал.
Я, уже почти не дыша этой отравой из трубки, прибавил темп. Но силы неумолимо оставляли меня с каждым новым движением, и вот уже глаза застила белесая пелена. Рискуя быть расстреляным с нашего борта этими дикарями турками, я ринулся к поверхности... это было последнее...
10
- Скотина все-таки этот Серега! – подумал Сотник, - сорвал зачем-то гранат, и даже не стал его есть – выбросил. А он его поливал, спрашивается? Нет, он не пролетарий - барские замашки...
Прищурившись как Клинт Иствуд, Сотник, смотрел, как вихляя и пялясь в небо, уходил в пыльную даль тот самый Серега.
– Кто ж его так контузил? – пронеслась формальная мысль. Сотник, вообще, несмотря на то, что был историком, в своей жизни не был склонен к серьезной ретроспекции и часто задавался именно риторическими, формальными вопросами.
Зевнув так сладко, что свело челюсть, Сотник сел на кирпичную кладку низкой изгороди, окружавшую старый офис, ставший теперь гайд-казармой и тотчас же захотел курить. Рука автоматически сработала, и потянулась к пачке, но, едва прикоснувшись, отдернулась словно наткнулась на оголенный провод. «Надо тренировать революционную волю» - подумал Сотник, - да и Она не любит когда я курю. Бросать надо. Да и пить тоже. Да и вообще.
Автобуса не было и это было довольно странно. Ведь обычно белогривый, словно помазанный сгущенным ракы шофер Осман никогда не опаздывал. Вообще, этот Осман, казалось никогда и не спит, уж больно он свежим бывает с утра и бодрым, хотя и источает перебродивший запах анисовой настойки на многие метры вокруг. А Сотник так и вовсе подозревал, что Осман - тайный суфий и знает правильный рецепт божественного, беспохмельного напитка ракы. Туристы часто рассказывают, что Турция пахнет прокисшими каплями от кашля. А так пахнет один перегарный шофер Осман. Какое же он ракы пьет? Вот давеча он рассказывал всякие милые небылицы про ракы. Да про какое ракы - про «Кулюп»! Любимый напиток Ататюрка, от которого тот и помер, хотя Сотник придерживался другой теории - Ататюрк умер от водки, которую тайно поставлял ему злокозненный Ленин. И что же выходит, по словам Османа, в Турции не пьют этот лучший сорт потому, что якобы он замешан на кровяной сыворотке, отчего ужасно опасен для печени. Осман говорил, что Ататюрк, чуть ли не сам сварил его в своей химической или алхимической лаборатории для каких-то тайный целей, да сам и потравился. Даже книга, говорят, есть где прописан этот рецепт и ингредиенты его поистине ужасны. Знать бы где достать эту инкунабулу. Бред все это. Турки просто суеверны до коликов. Отказывают себе в удовольствии потреблять замечательный ракы «Кулюп». Единственное пугающее свойство, которое я заметил за собой после употребления Кюлюпа это особая понятливость. Выпьешь и начинаешь понимать чужой язык совершенно не зная его, хотя это наверно относится ко всем напиткам. Вон и фильм есть про национальную охоту, так там водка таким свойством наделялась. Фигня все это и пьяный бред. Бросать надо пить. Да и вообще.
Погруженный в этот посталкогольный ток мыслей, Сотник и не заметил, как подъехал микроавтобус и тихонько остановился неподалеку. За ветровым стеклом проглядывала убогая табличка «Ривьера».
Микроавтобус. А вчера говорили, что турика на экскурсию в Памуккале будет много. Впрочем Сотник привык к многочисленным подставам со стороны начальства, поэтому удивился он, опять же формально. Будучи же по-армейски бдительным он, все таки, нажал на, покоцанную когтями девиц, кнопку рации и вызвал Олега в эфир.
- Да, - сказала рация. - Олег на связи.
-Олег, это Сотниченко Александер. Тут вместо Османа и большого буса приехал какой-то долмуш. Мне на нем ехать?
- Там табличка есть? - спросила рация.
- Есть.
- Так, что же ты спрашиваешь?
- Проявляю бдительность.
-... Ясно. Да, ты едешь не в Паммукале, а ведешь экскурсию «Турецкая Деревня».
- Я же исторический гид! У меня в контракте написано! - взвился Сотник.
- Ты гид, Саша. Лучший гид Ривьеры и ты поведешь экскурсию в турецкую деревню. Так надо, Саша. Это бизнес. Это виптуристы.
- Ладно уж. Куда я денусь, - буркнул Сотник, фирменно выгибаясь и вопреки всем законам анатомии заламывая руку за спину ладонью упираясь на правую почку. В такой позе он пребывал в момент нерешительности или поражения, отчего становился похожим на грустный турецкий чайник.
- Там будь вежлив и не рассказывай выдумки про чеченов. Эти туристы бывшие полевые офицеры. Чеченские боевики!
- Блин! Олег! Я же русский нахрен, как я потом в глаза товарищам смотреть стану! Отцу подводнику! Я отказываюсь! Отправляйте меня, нахрен, домой! Чеченцам я никогда не стану вести никаких экскурсий! Кроме экскурсии в колумбарий!
- Хорошо, Саша. Сегодня у Львовой как раз выходной я пошлю ее вместо тебя. Она поедет с этими головорезами...
- Нет!... Нет...Не надо... я поеду. – упавшим голосом сказал Сотник.
- Ну вот и ладушки! Действуй. Пока.
- Яволь, мой хенерал...
Олег прекрасно знал слабое место Сотника и не преминул на него наступить. Сотник готов ради «Нее» на многое.
«Какой из меня революционер», - грустно сказал Сотник еле слышно, и поплелся к микроавтобусу, вяло размышляя на тему – «стал бы Ленин вести экскурсию по Кремлю для буржуев...»
В минибусе его поджидал мрачноватого вида водитель. На приветствие никак не отреагировал, а лишь посмотрел на Сотника тяжелым взглядом и завел мотор.
В отеле «Мухтар» на борт взошли четырех огромных существа.
- Салям, Искандер, сказал один из них, после того как они шумно и неумело расселись в салоне, - Меня зоут Мустафа. Покажи нам старым больным солдатам турецкую дереуню.
- Асалям олейкум, Мустафа, как не показать покажу, – сказал Сотник искусственным голосом, отчетливо ощущая свою радикальную хрупкость перед этими вражьими отродьями. Внутренне собрался и сказал водителю «хайди гиделим».
Интонации голоса Мустафы, и нетронутые цивилизацией черты этих туристов не оставляли сомнений – они чечены. Даже показалось, что от них пахнет окровавленным ножом – запахом, который Сотник с детства любил и которого боялся. Он часто крал у матери, окровавленный после разделки какой-нибудь свежей тушки, нож, и, прячась в своей комнате в полной темноте мог часами его нюхать. И «Она» пахла как-то похоже, но с примесью аромата свежего хлеба.
У Сотника была прекрасная для гида выучка - он мог говорить на автомате. Речь его вещала всяческие милые подробности о Турции и ее жителях, о прошлом и будущем. Единственное неудобство было в том, что сегодня ему приходилось иногда контролировать речь, чтобы не выплыли его настоящие чувства к чеченскому народу и его борцам.
Туристы молчали. Похоже даже не слушали. «Наверно они обкурились дудок», - решил Сотник, - «точно обкурились дудок, вон какой пустой взгляд». И говорил... говорил...
Тем временем они приехали в деревню. Вышли из микроавтобуса, и пошли в специально оборудованный дом. Простейшая стилизация под турецкий уклад, полностью оправдывающая, впрочем, надежды туриста, но совершенно неисторичная.
Сотник просунулся в темный проем приоткрытой двери и гулким голосом позвал, почему-то, не вышедшего навстречу хозяина. Что-то опасно треснуло в голове Сотника, и он погрузился в первородную чернь.
« Ее волосы аки смоль», - подумала гаснущая голова и все.
11
Меня разбудил яркий искусственный свет.
Я лежал на кафельном полу совершенно обнаженный. Было холодно и влажно. Я привстал и обнаружил, что нахожусь в большом стеклянном цилиндре, установленном в просторном помещении с высоким потолком. Точнее самого потолка я не увидел вовсе, он терялся во мраке, а может, и отсутствовал вообще. В зале стояло еще около дюжины таких же цилиндров и в них находились розовые, беспомощные, похожие на червяков люди. Это были наши туристы. Причем только наши, правда далеко не все.
В одном стакане бился со стеклянной стенкой браток, избил себя в кровь – видимо вконец обезумел бедняга. Некоторые еще не проснулись и лежали порой в неприличных позах.
Что это за ужасная фабрика??? Какой-то фарс! Студия Спилберга?
Значит я все-таки не спасся. Поймали меня на поверхности и присовокупили к засосанным туристам...Но ведь не убили!
Где же Саша? Может быть, она не доплыла?. Погибла. Вырвало потоком загубник и загубило молодую жизнь. А может и к лучшему.
Никто ведь не знал, что собственно происходит с туристами, проданными по коду «Жи». Об этом у нас в фирме никто не говорил. Это было не принято. Но за доставку туристов на погружение хорошо платили, и даже такой противник капитала как Сотник пару раз доставлял людей на борт, правда потом плакал всю ночь.
Может, нас порежут на органы... Я пытался остановить мысль, потому что она всякий раз натыкалась на какое-то ужасное издевательство, очевидно, ожидающее нас.
Рядом с моей хрустальной камерой находилась камера некрасивой девушки, она не спала, была недвижима, и сверлила меня такими глазами ненависти, что я невольно потупил взор и отвернулся.
Прошло часа два. Уже проснулись все узники и подняли такой гвалт, что будучи усиленный этим залом, он был, похоже, услышан охраной. В зал легко и пружинисто вошли люди.
Одеты они были необычно, точнее я где-то видел такой наряд, может быть даже в фильме про Гурджиева с его танцующими на энеограммах учениками.
Длинные синие рясы, ловко подхваченный поясом стан, арафатка на египетский маенр на голове и ... закрытые до глаз лица.
Среди них была одна маленькая и очень знакомая фигурка.
Саша!
Она была явно в хорошем настроении и глазами пробегалась по нашим стаканам. Искала меня?... Что она делает среди наших захватчиков?
Она нашла меня и весь этот маскарад подошел. Стекло моего цилиндра стало уезжать под землю.
Когда стеклянная стенка исчезла, меня словно, рвануло изнутри и я, не имея никакого плана, как пещерный человек, ядром бросился на ближайшую фигуру. Однако, фигура сверкнув иглой всадила мне ее в сосок столь невозмутимо и точно, что я опешил и тут же потерял всякое чувство тела.
Обостренное сознание, при этом, продолжало сиять, и я видел как крутанулся перед глазами зал.
Упасть мне не дали. Аккуратно подхватили на руки и усадили у стены. Я не мог пошевелиться, не мог говорить, не мог закрыть глаза. Мне улыбнулась Саша и сказала:
- Привет, Цог, добро пожаловать домой, ты выглядишь, как мешок. Беглец ты наш ненаглядный. Смелый! Я люблю смелых...
В зал величественно вплыл человек, в малиновом платье и плохо растущей бородой. По всему было видно, что именно он верховодит в этом страшном сне. Я очень надеялся, что это был сон и пытался пробудить себя всеми известными мне из книг Лабержа методами. Вот и Цогом меня зовут, как тогда в обмороке. Соединив воедино воспоминание и воспринимаемое, я немного успокоился. Надо ждать пробуждения. А тем временем нелюди пошли рассматривать улов.
Саша осталась со мной. Она погладила меня по голове, но я ничего не почувствовал. Она была мне отвратительна. Я еще не успел понять ее роль в этой истории, но уже сейчас было ясно, что она меня предала и явно она затащила меня сюда, серией каких-то трюков. Но для чего?
- Не бойся, - сказала она. – Сейчас ты будешь свидетелем всего процесса, который поначалу тебе будет неприятным, но потом ты прорвешь мешковину ложной личины, вспомнишь себя, и снова станешь одним из нас.
Без тела я чувствовал себя облаком, но облаком без штанов, к тому же привязанным к какому-то небесному столбу, а точнее к вполне земному мешку с костями и жиром.
Неудачная борода проклокотал что-то на птичьем языке, и открыли первый стакан. Это был браток. Браток выл и был весь в крови. Зал дрожал от его мата. Он было начал борьбу, но тут же сверкнула игла, вонзившись в его качанную сиську. Его, безвольного, потащили к железному серому ящику, стоящему в центре зала. Открыли дверцу. В ящике были какие-то рога из бурого и грязного материала. Его подвесили за подмышки на эти рога. От ужаса я сжался в одну точку. Я не мог отвернуться. Физически не мог.
Тонкое жужжание раздалось из серого ящика. И через минут пять, охранники открыли дверцу.
Там, какой-то весь пожухлый висел бледный, как сметана браток. Его вытащили и положили рядом с ящиком на пол. Он весь был усеян маленькими ранками, из которых ленивыми струйками текла какая-то желтоватая жидкость. Люди в стаканах забились сильнее. Голос «лейбмарковича» парил над залом, срываясь на визг. Слов при таком эхо было не разобрать.
Они высасывают кровь!
Увиденное, превратило меня в атом ужаса, и где-то внутри этот атом кричал, пытаясь криком разогнать, развеять эту жуть.
Открылся второй стакан и дрожащий «лейбмаркович» был выпит страшной машиной. Его и без того тощее тело вытащили из ящика совсем усохшим. Вспомнились жертвы нацизма. Биения в стаканах поутихли. Я видел, как молилась грузная тетка. Ее молящееся голое и складчатое тело, осеняющее себя крестами то слева направо то по-нашему, было особенно гротескным -казалось она молится какому-то своему жабьему богу. Тот, кто был раньше клетчатым, превратился в неудачную статую и только кусал себе губы и дрожал.
Казнили всех. Их печальные, изуродованные тела лежали аккуратно, и сияли белыми куколями на чистом коричневом полу, словно какие-то космические цветы.
Я очень устал и хотел только одного – забыться. Но сознание играло со мной злую шутку и не отключалось.
Чудовища подошли ко мне. Старший что-то сказал и охранник выдернул иглу из моей груди. Тело стало возвращаться, и из ваты анемии выползла игольчатая боль. Иголки пронзали каждую мою клеточку, отекшие члены через нестерпимую боль приходили к чувствительности. Я пока ничего не хотел знать ни о чем. Или меня чудом пронесло, или казнь отложена.
Заговорил старший:
- Пока не стану называть тебя сокровенным именем, ибо ты еще окутан грезами. И лично я пока сомневаюсь, что ты собственно и есть тот самый знаменитый Цог. Конус решит.
Голос его был страшно синтетический, но говорил он по-русски. Голос этот исходил не изо рта, а откуда-то из шеи. Видимо, говорил он через синтезатор.
- Кто вы? – еле ворочая язык, спросил я, - что вам надо?
- Важно, кто ты. Шеб введет тебя в курс дела. В конце концов, это она нашла тебя. Если она ошиблась, ты будешь эссенсирован, как и все твои друзья. Что может оказаться более полезным для дела, чем пустая работа по расколке пустого ореха. Попытки к бегству ты конечно не прекратишь, но знай, если ты совсем распоясаешься, тебя придется обездвижить до того момента когда твоя судьба определится. Тебе будут рассказывать и показывать, но ты не сможешь задать вопрос. А ты, говорят, любишь задавать вопросы. И еще знай, что ты не в каком-то обычном здании. Ты в жерле спящего вулкана, и выбраться отсюда можно только мертвым или другим. А теперь отдыхай.
Он что-то сказал людям с половинчатыми лицами и важно удалился.
Мне помогли встать и повели к двери.
12
Сотник очнулся от того, что его сознание было взрезано вспышкой вони. Липкой, упругой, многомерной вони.
Смрадные миазмы были столь концентрированы, что Сотник, еще ничего не успев понять, стал неистово блевать, хотя блевать ему было совсем нечем. Спазмы были столь сильны и болезненны, что казалось еще секунда, и он вывернется наизнанку как хитрая улитка Клейна. Все в Сотнике, что имело обоняние стремилось зарыться в глубину организма, но туман зловоний нахальным джигитом врывался в легкие, неотвратимо давил на какой-то заповедный клапан и Сотник, словно кукла в руках пьяного кукловода некрасиво извивался, брызгал желчью, кровью, слизью... Бил руками по жирной, ужасной, комковатой поверхности, и от таких пахтаний в воздух взлетали еще более адские пары еще скорее вызывющие спазм. Цепочка рефлексов замкнулась, и Сотник превратился в блевательную машину. Вскоре же мышцы диафрагмы заклинились, и Сотник просто неподвижно сидел и, открыв по-сомьи рот, лишь инстинктивно вращал ослепленными едким мраком глазами.
Это продолжалось вечность. С неба изредка опускалась палка и больно колола ему в шею и плечи.
Слезы лились из глаз Сотника, он выл, то и дело терял сознание, и очень боялся, что в следующий раз когда обморок заберет крохи его сознания в свои ватные и полные видений лапы, он свалится в мерзкую жижу и захлебнется в ней.
Он молил Бога, даровать ему единственно возможное спасение – смерть. Но Бог видимо улыбался чеширской улыбкой на своих небесах, воображая, что даровал своему чаду удивительно оригинальное испытание столь необходимое ему для стяжания Духа Святаго.
Многие часы сидел Сотник в этой черной и высокой яме. Блевать он уже перестал и старался не шевелится, дабы не тронуть ненароком новую струну чудовищной, зловонной чеченской арфы.
Он знал, что новых аккордов он уже не перенесет.
Да, Сотник сидел по грудь погруженный в говно. Прокисшее и булькающее от брожения говно. Человеческое и гадкое.
Время от времени открывалось небольшое отверстие, что-то неясно белесое зависало над ним и с неба летели комки, хлестко падая рядом с Сотником. Он кричал, умолял выпустить его, ругался на всех языках, но в ответ слышал только утробные рваные звуки да бесовское хихикание. Тогда Сотник, в ярости хватал куски дерьма и бросал вверх, пытаясь хоть чем-то отвечать на оскорбления, но куски не долетали и часто возвращались на его собственную голову. Сотник мечтал о пулемете и пел интернационал. От бессилия конечно.
Да, Сотник уже не чувствовал запахов. Природа сжалилась над ним. Он потерял обоняние. Нос навсегда отключился от мозга. Он иногда пытался подняться на отекших ногах, но тут же падал в уже родную жижу. Не было сил. Он выблевал все свои силы. Возможно он потерял дух и к тому же давно не ел. А как он хотел есть. Теперь хотел.
Сотник сидел в сортирной яме уже третьи сутки. Утро он узнавал по более частому использованию отверстия и по более продолжительным струям мочи.
Однажды, когда в яму пробились крохи света, он осмотрелся и увидел, что в жиже плавает распухшее, мертвое, черное лицо и закричал от ужаса. Он понял какой его ждет конец. В другом углу тоже притаился в нелепой позе труп. Труп женщины. Небольшие белые чревяки покрывали ее лицо. Больше всего их было в приоткрытом рту и в уже пустых глазницах.
Стальной холод тогда сковал Сотника. Он понял, что где-то на его теле уже сидят опарыши разведчики и ждут когда он умрет. А, может быть, они уже залезли через кишку внутрь и теперь тихо и методично откусывают Сотника по крошечным кусочкам изнутри. Мелкая дрожь поселилась в его членах. Сознание порвалось и стало вялым как лопнувший шар, и безвольно повисло апатичными лоскутьями на его лице. Стало все равно.
Он больше не кричал. Не вставал. Не плакал. А вот в темноте начал видеть неясные, как туман светящиеся сполохи, разных цветов, разных форм. Формы были похожи на животных, на растения, на людей, на геометрические фигуры...
К вечеру третьего дня, отверстие открылось, в нем мелькнуло бородатое лицо.
- Эй! Саша! Жиу ишо?
- Привет, Серега. Умираю но не сдаюсь.
- Какой Серега мирега? Ти что уже лунатика делаишь?
- Мцад дыр- донеслось из смердящей дыры.
- Совсем сошел с ума парнишка. – сказало бородатое лицо и добавило. – Я корм принес вот лови!
И к Сотнику полетел красный и праздничный коробок с желтой буквой «М» в виде двух арок.
Коробок плюхнулся но не утонул.
- Держися. Решается.
- Пошел вон чичя... – слабым старушечьим голосом сказал Сотник. А может просто подумал так.
И тут же быстро потянулся к передачке. Это был обед из Макдональдса. Сейчас он казался царской пищей. Сотник съел его одним движением, одним глотком, почти не жуя, вместе с бумагами.
Такая внезапная еда болью отозвалась в желудке, но боль эта была приятна. «Хоть опарышей выгоню!» - подумал Сотник.
Сидел он уже пятый день. Три раза в день ему приносили американскую еду и питье, а вечером спускали бытылку ракы и связку бананов.
Сотник уже совсем сломался, свыкся и даже иногда думал, что он всегда и был в этой яме. Родился тут. А внешний мир ему только приснился. Тело сильно чесалось, нащупывались все новые язвы на теле. Выгонял опарышей из волос. Промывал ранки из лужиц. Уже ни о чем не мечтал.
Но, самое интересное, у него появилось трехмерное кино, где главным героем был он! Ведь если он долго смотрел на черную стену, то она начинала шевелится как занавеска от сквозняка и показывать картинки. Какие бы он ни пожелал. Сотник, как учил его когда-то Серега, скосил глаза, чтобы отделить глюк от не-глюка. Поскольку двоились и кочки дерьма и подозрительное изображение на экране, Сотник справедливо решил, что перед ним реальные видения.
Затем он научился входить в экран и так обрел свободу.
Иногда он желал видеть дом. И видел дом. Видел свою маму, словно бы он был призраком. Ходил по комнате. Пугал, сидящую над тетрадями сестру. Но она не пугалась.
Реальность становилась все более яркой, все более настоящей. И вскорости Сотник все время свободное от сна стал посвящать путешествиям. Сколько он увидел. Сколько знакомых посетил и заставал их порой в очень пикантных сюжетах. Но никто не реагировал на его появление. Никто, кроме кошек и ворон и лошадей. Они то видели его. Смотрели ему прямо в глаза и часто убегали.
Видел он и Ее... Сильно ранило его сердце это видение. Он ушел и поклялся к ней больше не приходить никогда.
Поле его сознания уже не было жестко привязано к глазам и голове, а могло порой как бы витать рядом с телом. Такие были удивительные глюки у Сотника начиная с десятого дня.
В один из дней в дыру жизни спустили веревочную лестницу и большую проволочную петлю...
13
Я был поселен в какую-то келью, довольно уютную и богатую. Наличествовал телевизор, со спутниковой антенной и компьютер – как выяснилось работающий и подключенный к интернету. Этот факт меня очень удивил. Ведь я могу попросить помощи! Могу написать куда угодно... и я написал всюду куда только подсказала мне моя фантазия. Из российского посольства пришло письмо полное улыбочек с громадной подборкой ссылок на порносайты. Турецкие власти на мои призывы о помощи прислали фотографию Мустафы Кемаль Ататюрка.
ООН не ответила. Да это, в общем, было и понятно: эти люди умудряются скрывать факт пропажи сотен туристов, и понятно, что они умеют управлять могущественными службами разных стран...
Я написал так же одно письмо "моей единственной и неразделенной любви", чье имя вам знать не зачем, длинное такое письмо. Мне ее не хватало. А эта сучка Саша мне была просто омерзительна, и я боялся ее...
Приносили еду и ракы. Я спрашивал охранника, где Саша-Шеб, он молчал и смотрел так, что у меня начинал колоть сосок левой груди. Так я прожил три дня. Валялся на роскошном диване, шарился по интернету.
Некоторое время меня занимал поиск скрытых камер в моей комнате. Мне казалось, что за мной все время наблюдают. Но потом мне все надоело, и я стал увлекаться порносайтами и, уже не стыдился скрытого наблюдения.
К вечеру третьего дня, со мной стали происходить какие-то подозрительные вещи. Временами темнело в глазах и в голове обжигающим ветром проносились чуждые мысли, звучали клочки иностранной речи. Неоформившиеся видения стали посещать меня. Я понял, что в пищу подмешивали какой-то наркотик. Следующими утром пришла Саша и села на диван.
- Ты злишься на меня? - спросила она. Она теперь показалась мне совсем некрасивой. Обаяние улетучилось, как тройной одеколон, оставив только механическую похожесть этой Шеб, на мою мимолетную Сашу.
- Гадина, ты еще спрашиваешь?!! Имеешь такую наглость! Да ты предала меня! – снежной лавиной прогромыхал я, и усмирившись... – Предала ты меня Сашенька.
- Зови меня Шеб, это мое настоящее имя, - холодным и спокойным голосом сказала она.
- Маскарад какой-то. Имя какое-то дурацкое.
- Твое не лучше. Так, давай серьезно. Ты не можешь изменить ничего, можешь измениться только сам.
- Куда я попал? Кто эти люди? Кто ты?
- Ответ внутри тебя. Вот сам и скажи.
- Так Шеб или как тебя там! Хватит мне китайских загадок! Где я?
- Ты находишься в жерле вулкана, спящего вулкана. Здесь располагается центр нашей организации. Мы называем себя Линги, местные зовут нас Мицраим, враги зовут нас Шахтерами.
- О как! Шахтерами! Очень забавно. У врагов обычно самое точное определение. Так почему шахтеры? Что копаем?
- А тебе не интересно, почему Линги? Твое сопротивление в целом понятно, но ты наш, ты сопротивляешься самому себе. Я тебя долго искала, узнала и привела домой. Ты еще скажешь мне спасибо. А вот любить ты меня перестал.
- Не до любви, знаешь ли! Почему ты говоришь, что ты меня искала и узнала? Как это узнала?
- Есть много знаков принадлежности к Линги, знаки событий, знаки на теле.
- И что такого на теле? Пузо, что ли? Как у попов, без пуза приход не дают?
- Нет две большие симметричные родинки на плечах.
- Господи! Это что, как в Тибете, вы верите, что если две родинки есть на плечах, то носитель этой гадости между рождениями имел четыре руки, там в бардо...? Суеверия какие-то. И что, это всё?
- Нет, есть и другие указания, которые я проверила уже при близости. В детстве у тебя должен был быть фимозис.
- Какой, на хер, фимозис?
- Нераскрытие головки. Тебе сделали операцию. Так и должно быть у наших.
- Не было никакого нераскрытия.
- Тебе не сказали родители, а я губами нащупала шрам.
- Так вот для чего все было! Какой цинизм. А говорила, что любишь меня.
- И это правда. Много сотен лет.
- В гостях у сказки...
- Когда твоя бабка была беременна твоей матерью, однажды она шла по пустынной улице, как вдруг на встречу ей вышел незнакомый человек с двумя огромными и страшными родинкам на мочках ушей. Волосатые и уродливые родинки висели как ужасные украшения. Он поздоровался с твоей бабкой, чего она очень испугалась, так как не знала его. Тогда она еще подумала «почему же он не срежет их». А когда родилась твоя мать у нее на мочках были две точно таких же больших родинки на мочках, ей их отрезали еще в роддоме. Рассказывали у тебя в семье такую историю?
- Да – сказал я, это одна из загадочных историй нашей семьи. Ее бабка рассказывала, когда хотела подчеркнуть, что что-то такое неизвестное нам существует. А я все думал, что там по улице шел мой дед, настоящий дед.
- Ты мне не рассказывал?
- Я много не помню из того вечера. Может и рассказывал, но вроде нет. Я вот и ситуацию со свалкой я не помню, и как Сердара убили...
- Сердар жив и здоров.
- Ах вот как!
- Да нужны были три фактора страх, неведение и любовь, что-то должно было сработать.
- ****уться! И что моя бабка тоже один из знаков?
- Да она встретилась, с Сигсом. Так что, Сигс, твой эфирный дед.
- Кто у нас Сигс?
- Ты его видел, он здесь главный... в малиновом.
- Хо! Хо! Я внук кровососа! А наследство у дедули имеется? Его фамилия Дракула?
- Имеется. Но он пока не верит, что ты его внук. В это верю пока только я.
- И какова моя роль в вашей собачьей свадьбе? Спасти мир, одев ваш халат?
- Что-то типа того.
- Да, почему было просто меня не украсть, не забрать с вонючей свалки! Что-за ерунда с аквалангами этими!
- Видишь ли, здесь у нас самые важные механизмы запускает ритуал. Именно через ритуал, мы правим половиной, а будем править всем миром и всем что за ним... Это наш инструмент. У наших врагов другой метод. Ты закрыт, закрыт сильно, и тебя надо пропустить через полную последовательность куда входит символ трубы.
- О врагах я еще спрошу, но что это за ритуал?
- Каждый, кто приближается к чаше, должен пройти через Левиафанову трубу. Так было в древности, так есть и сейчас...
- Вот это мне нравится! Фанова труба! Кровососы... Почему убили людей, зачем вам кровь?
Грабили бы лучше гемобанки... Убивать то зачем! Сволочи! – я говорил возмущенным голосом, но к удивлению в сердце своем я не нашел никакого отклика. Неужели я действительно с ними заодно! Нет! Просто душа устала и надо было бежать. Притвориться Лингом? Этим самым Цогом? Варум нихт.
- Левиафанова труба, Цог.
- Какое гадкое имя.
- Твое, ты сам его выбрал.
- Не выбирал я. Хотя... Так почему вас зовут шахтерами?
- Мы строим Вавилонскую Шахту.
- Вавилонскую что??? Что это такое?
- Ну ты помнишь эту легенду происхождения языков и разделение народов?
- Да, читал в Занимательной Библии.
- Так вот так оно и было. Только народов вообще не было. Не было понятия «множество людей».
Был только один человек, точнее два «он» и «она», вот они и строили. И были наказаны, заметь! Их расщепили так, что они развалились на сотни пар и у каждой пары была своя индивидуальность и как отражение этой индивидуальности свой язык.
- Ну и мифы! Ну и зачем они строили башню. Блин, чувствую себя как в глубоком детстве, когда папа мне рассказывал сказки, а я спрашивал!... Чума!
- А вот неизвестно зачем. Главное, что это было важное что-то, раз они были наказаны столь радикально.
- Может они хотели просто обозреть окрестности или спасаться от львов.
- Мы верим, что нет.
- Так Шахта. Это значит, что вы делаете обратное нечто?
- Ну да, метафорически так. Многие не понимают и считают что мы роем шахту в инфернальный мир.
- Очень похоже на то! Видишь ли я видел как вы высосали кровь... наверно для покорения сердца своего черного божка людоеда...
- Но это не так. Мы устраняем последствие разделения, индивидуализации, капсуляции. Сливаем человечество обратно в единый организм. Это как если бы тебя сейчас развалить на клетки и каждой клетке дать примитивное сознание – это было бы твое личное Вавилонское Столпотворение, и уничтожение жизни в более высоком системном смысле, а потом нашли бы силы, которые тебя обратно соберут воедино. Для тебя это было бы великим благом, которое и символизирует Вавилонская шахта... А кровь нам нужна для другого, более прозаического приложения.
-Короче глобалисты! Сливаете значит! Ну и назывались бы Сливами, или там Башнефагами...Туроборцами... Господи! Тур-фирмы!..Вот откуда словечко то! Служители Башни!
- Ну, может быть, дело древнее. Однако, эк тебя понесло. Ты еще скажешь, что и Турция это Башнеция... А турникет – башникет...
- Для чего вам кровь?
- Для печени Ататюрка...
- Ну всё!... я пас! Что еще за такое? Печень Ататюрка! Сильная вещь! Ну расскажи, расскажи же...
- Да у Мустафы Кемаля Ататюрка после его кончины вырезали печень и положили в Чашу Грааля...
- Угу, угу... так ... и тамплиеры щаз полезут?
- Нет, тамплиеры - это история для масс-медиа. А Чашу Грааля нашли вот как раз в Мармарисе, она была в одном из подводных кладов...
- Да я придумал эту историю, кто тебе ее рассказал?
- Так и было и ты ее увидишь.
- Ну, теперь то вы ее конечно слепите!
- Ты сам все поймешь
Внутри меня кипела битва. Я уже верил, что я Цог! Что-то хрустело в груди и рвалось как паутина. Я почему-то вспомнил, что я хочу в туалет. Точнее,.. нет, не хочу. Но ведь его и нет, самого туалета то! Я за три дня ни разу не ощутил такой потребности! Это было странно, и я еще раз подумал, что это сон.
- Я хочу в туалет.
- Здесь нет туалетов. И ты не хочешь, - сказала Саша – я, по крайней мере, очень на это надеюсь.
- Да, а почему я не хочу?
- Потому, что я была права и не ошиблась в тебе, Цог. – сказала она радостно.
- Все это странно. Но ведь я ем!
- Да тебе нужна энергия вот и ешь. А отходов у Лингов не бывает. Когда они пробудились как Линги.
- Ну срать я и в детстве просто ненавидел... сразу переставал уважать себя.
- Ну теперь будешь собой гордиться.
И вот очень странное было в ее словах... в оттенках. В ЗВУЧАНИИ!
- Что это за язык, на котором ты говоришь???
- Турецкий, – сказала Шеб, и хитро посмотрела на меня. – Только заметил, а ведь я говорю на нем весь наш разговор.
Да она говорила на турецком. Но я понимал ее на русском! Я не знаю турецкого языка!...
Полдня я только иногда на периферии сознания ловил себя на полумысли, что губы ее не соответствуют произносимым словам, но косность отметала, видимо, это наблюдение.
В такую минуту и Микки Маус может свободно зайти в комнату, и ты просто подашь ему руку...
- Как это может быть?
- Вот потому и Линги, что мы говорим физически на любом языке, а нас понимают и даже не замечают, что произносятся чужие слова... Вот одна из основ слияния наций планеты.
- Но это же телепатия какая то! – да точно она говорила как заправская турчанка, а в голове у меня звучал русский.
- Пока не телепатия. Вот когда будет телепатия и единение эмоций, тогда и начнется серьезная работа над планетой. Но для этого надо вырастить большую Печень.
- Хрен с ней с печенью! Почему я это могу?
- Ты пил ракы «Кюлюп» которое тебе приносили. В ней эссенция печени Ататюрка. Он ведь был великий наш магистр. И вот его печень теперь растет в русской крови, от нее отрезают кусочки вываривают и добавляют в ракы. Такое ракы открывает, полилингию в человеке и язык остается ниже уровня осознания – люди начинают не замечать разность в языках. Просто говорят и понимают друг друга. А вот с тобой как раз связана задача вообще общаться без каких либо слов. Нам нужно сущностное слияние...
- И что я должен сделать?
- Это знаешь только ты и еще Сигс. Это ваша теория. Вам ее и воплощать. Завтра с тобой будет говорить твой дед. Что тебе еще рассказать. Может, хватит на первый раз то?
- Нет. Почему именно русская кровь?
- Там какой-то фермент. Видишь ли Ататюрк много пил и печень его повредилась, но чтобы она росла как на дрожжах и не гнила нужно хранить ее в русской крови. Скажу больше. В голубой крови.
- Эти туристы что же, графья были?
-Да, все потомки, так или иначе. Они не знают, порой этого своего происхождения. Но мы долго их подбираем и собираем вместе. Все очень сложно. Но все ради человечества...
- Мда... Вопросов много. Так, что у вас за враги?
- Скелетисты.
- Даже боюсь спросить, что это значит... Кормят скелет Чингиз-хана и добавляют его в соль?
- Мы зовем их так же Шахтерами.
- Как, тоже??? Они вас шахтерами и вы их, и вы враги?
- Конкуренты. Да мы работаем в одном направлении. Они тоже строят Вавилонскую Шахту. Но людей хотят соединить техническим образом. С помощью внешних технических средств. Объединить всех, совершенно, механически. Как соединены кости скелета. Вот это и будет новый голем. Мы считаем этот путь дьявольским, ибо увеличивает на самом деле число креатур в мире, а не уменьшает.
- Ага, но видишь ли им для того чтобы создавать тот же интернет не нужны жертвы.
- Вот такая отчужденность от живого человека и пугает. Наш путь чудесный, магический, традиционный, а их научный, рациональный, мертвый. В итоге они, сами того не понимая, создадут отдельное кремниевое существо которое, да, будет единым, но это будет искусственный организм – пародия на тварь. Тварь сотворенная тварью. Тварь в квадрате.
А люди как были отдельными атомами так и останутся ими. Да еще их скорей всего отлучат от терминалов в итоге. И что будет в сухом остатке? По прежнему все живут в своих ячейках и еще на планете распластался спрут со своими неясными задачами.
А в нашем методе, как видишь нет внешних частей и не получится никакого побочного голема. Человек будет возвращен к истоку. К добашенному состоянию. И будет один. Или два это уже тонкости. Вот такая получается дорога в Эдем.
- В Эдем...Насколько я понимаю в колбасных обрезках теологии именно Бог разбрызгал человечество, и я так понимаю попытки его решение обжаловать идут к кой-кому другому. Ну да хрен с ним, все равно вы больны. Хочу видеть эту вашу печень Кемаля. И Чашу...
- Это все завтра. А теперь мне пора, – по-прежнему по-турецки попрощалась Саша и вышла, рискнув поцеловать меня на прощание. А она и не так уж и некрасива... поймал я себя на такой мысли. Шеб.
Остаток дня я провел в каком-то смешанном состоянии. Какие-то новые мысли, сначала робко, словно первые тяжелые капли дождя, а затем сплошным ливневым потоком рождались в моей голове, смывая гуашь моей прежней личности. Теперь уже многое я узнавал просто задавая вопрос сам себе. И к вечеру я понял, что пленка, отделяющая меня от принципиально нового бытия истончилась до крайности. Теперь не страх был единственным движителем, но любопытство. Я не стану пытаться бежать, пока не узнаю как можно больше о этой странной секте. Потом я погрузился в интернет и по достоинству оценил свое новое качество понимать языки. Я стал понимать и письменный язык. И тотчас же принялся разыскивать всевозможные книги на разных языках и читать их. Все работало. Мне это очень нравилось. Очень, очень нравилось.
14
- Надевай петлю на тело. Ми будем тянуть, а ты как можешь лезь по лестнице вверх – сказал голос из дыры.
- Я тут хочу подохнуть! Никуда я не полезу. – сказал Сотник прежним, сильным голосом.
- Дура! Вылазь! Кончилось заточение. Сам спасибо говорить будешь. Не вылезешь щаз позвоним в Питер и там пришьют твою сестру.
- Гады. – сказал Сотник и понял, что наверно лучше вылезти. Очень хотелось помыться.
Надел петлю так что она захватила ему грудь и, не попадая на перекладины лестницы, осыпая землю непослушными, скользкими ногами стал подниматься к дыре.
В полуметре от дыры его прекратили тянуть. Щит с дырой был резко поднят и под Сотника протолкнули огромных размеров сачок и отпустили петлю. Сотник грузно упал в этот великанский подсак как большая вонючая бабочка.
В подъеме Сотника из ада участвовало три человека. Один из них был высок и бородат как Бен Ладен и отличался добрыми проницательными глазами. Густые сумерки не позволяли разглядеть цвет его глаз, но казалось они были бесцветными значит голубыми или серыми.
- Извини, Искандер, но руку твою я пожму когда ты вернешься из бани.- сказал бородатый и добавил
- меня зовут Федор. Федор Валентинович.
- Не очень приятно, - буркнул Сотник. – Уж лучше бы ты был Абдулой. Ты русский и ты с этими собаками заодно! – Сотник кивнул на две молчаливые тени, которые даже осанкой своей и обезьяньей посадкой головы однозначно распознавались как чечены, - в другие времена я бы тебя р расстрелял. И если подвернется случай я это сделаю, собака.
- Ну ладно, ладно. Успокойся. Сейчас ты пойдешь в баньку. У нас прекрасная турецкая банька. Там тебя помоют, попарят прекрасные гурии. Для тебя начинается рай. Торжествуй!
- Где я? И кто эти люди и ты?
- Ты далеко в горах в лесу. Бежать бесполезно. Как только ты исчезнешь на Яхтенной появится злобный чечен и ... ну мне не приятно говорить такие вещи... сам пойми, ты же историк, у нас такой стиль работы. А мы, да кто мы. Кто были и всегда – суфии, так ты нас назвал бы.
- Зачем я вам?
- Ты искал нас. Не так ли, Искандер?
- Я искал не вас, а суфиев. Настоящих суфиев, которые кружатся и живут в любви к Аллаху.
- Ну кружится может каждый. Так ты хотел встретить фольклорный ансамбль Мевляна, что ли?
- Нет. Настоящих суфиев и поэтов. Не убийц, и уж точно не чеченов.
- Вот вот, мы поэты поверь. Разве не поэтично было посадить великого тебя в говно? Очень поэтично! Только наши стихи складываются из красных гипербол и тротиловых букв! – сказал Федор и отчего-то рассмеялся.
Сотник шел рядом с Федором и краем глаза наблюдал, запоминал все, что могло понадобиться для бегства. Он уже взвешивал на весах, имеет ли он право рисковать жизнью сестры ради спасения, например, человечества. Весы колебались, ой как колебались.
Шли по довольно чистом сосновом лесу. Повсюду, вдалеке виднелись блики костров. Похоже на разбойничий стан. В тени сумерек, словно призраки ходили люди. Слышалась речь, на турецком, английском и русском языках. Было чувство, что людей тут довольно много и не надо было быть Кашпировским, чтобы понять, что их объединял терроризм.
- Так, что вам надо от меня? - спросил Сотник, мечтая о бане, пугаясь мысли о том, что и баня может стать какой-то изощренной пыткой.
- Ну скажем так. Ты стал на путь суфия. Нам надо чтобы ты полюбил Аллаха и кружился, скажем, под стук молоточков. Может быть даже начал писать стихи. Так что я поздравляю тебя.
- А что конкретно я должен...
- Все потом, Саш. Все потом. – сказал Федор. Они уже пришли к небольшому сооружению сложенному из крупных белых камней с небольшим куполом вместо крыши. Классическая небольшая турецкая баня – мечеть без минарета.
Они вошли, и на Сотника навалился приятный чистый влажный воздух. Он понюхал воздух, но нос по прежнему не работал и ему пришлось довольствоваться лишь воспоминаниями банного запаха.
Федор и двое его спутников велел раздеться и пройти в центральный зал для помывки. Сотник снял свою липкую, одноцветную одежду и прошел внутрь, с трудом открыв тяжелую деревянную дверь.
Было приятно тепло. В зале сидели три полностью голые девушки и мило, и где-то даже застенчиво улыбались потупив глаза. Сотник громко поздоровался на турецком языке. Они вежливо ответили. Потом, видимо, главная из них попросила его лечь на большой мраморный стол – обычный атрибут турецких бань. Сотник не решался. Тогда его сзади слегка толкнул дубиной вошедший следом чечен. Сотник лег на теплый и уютный стол и стиснул зубы. Чечен-охранник стал у двери и замер как статуя.
«О чем интересно думают чечены когда вот так стоят?» - подумал Сотник, –« их язык ведь так убог, что его едва хватает для общения, а уж для мыслей не хватает точно. Зомби. Они типичные зомби...»
Старшая баба стала мылить Сотника так и норовя пройтись по местечкам, которые Сотник героически закрывал руками. Процедура была приятна – пир во время чумы так сладостен.
Сотник попытался заговорить с мойщицами, но они молчали и излучали добро. И вот когда он повернулся на живот его что-то сильно кольнуло в шею. Сотник хотел было вскочить, но не мог. Члены отнялись в один миг. Он все чувствовал, но двигаться сам не мог. Внутри он орал и ругался, но наружу этот звук не выходил. Девицы оживились и стали его поворачивать и что называется «хорошенько мыть», то по очереди, то вместе. Особенно было приятно когда они мочалкой касаются язвочек. Они ужасно приятно чесались. Сотник устыдился этой приятности и стал думать о революционерах.
Потом к нему подошел чечен и сделал ему укол в руку. В вену. По телу разлился такой мед, что Сотник совсем позабыл о том, что он в плену и что двигаться не может, просто купался в этом так осязаемомо струящемся кайфе. Мир стал большим, приятным и добрым. Вокруг него ходили гурии и доставляли Сотнику такое блаженство, какое наверно и не снилось небожителям. Тело было чувствительно как нежная камера Вильсона, все чувство обострены, повернуты на получение удовольствия, чувства регистрировали каждый атом кайфа. Это удовольствие было тысячекратным. Приятно было все. Когда тебя поворачивают с бока на бок. Когда тебя чешут. Когда тебя целуют. Царапают. Кусают. Гладят. Дуют на тебя. Обливают водой. Обтирают волосами. Когда тебя... особенно это. Он такого чудесного ощущения было очень просто сойти с ума. Гурии старались и применили на нем все тысячелетнее искусство гарема. Кормили Сотника сладостями. Медом с орехами. Дондурмой. Какими-то необычайно вкусными фруктами.
Два раз в день его колол чечен. Прошло между тем дня три, а он все валялся голый в этой сладко- турецкой бане.
Но и к чувству удовольствия Сотник притерся. Тело погрузилось в не менее приятную ватную нечувствительность, и Сотник снова стал видеть далекие места. Бродить по пустыням и городам. Очень не хотелось ему возвращаться в плен, но иногда его притягивала какая-то сила и засасывала обратно в тело, лежащее на мраморном теплом столе в окружении спящих голых красавиц.Словно в теле был магнит. Этот магнит Сотник уже ненавидел. Он хотел путешествовать без тела. Без этой нелепой гири.
Через неделю чечен вколол ему огромную дозу и Сотник потерял и иллюзию и реальность...
15
Меня разбудили рано. Судя по времени утром. В комнату вошла Шеб, одетая в серый балахон. Она была не одна, с ней был высокий охранник, который на этот раз поздоровался со мной и даже слегка поклонился, однако, не сводя с меня черные звезды глаз. Совершенно физически я почувствовал этот взгляд . Этим взглядом он прощупывал мое сердце.
- Привет, Цог! Сегодня Великий Сигс хочет видеть тебя. Сейчас мы пойдем к нему. Трепещи, это большой день для тебя! - сказала Шеб, но я не понял, иронизирует она или говорит серьезно.
Я вжикнул молнией ширинки, что на моем языке имело два значения - «оделся и готов» и «разделся и готов». Мы вышли, и мы пошли по длинному узкому коридору. Охранник шел сзади.
Я рассматривал стены коридора, примечательны они были мозаикой. На стенах были изображены сюжеты из какой-то неизвестной мифологии. Они были выполнены в очень необычной манере. Состояли, лепестков пастельных расцветок. Присмотревшись я понял, что это слегка окрашенные человеческие ногти. Их было наверно и миллион. Я надеялся, что это все-таки пластик, но что-то выдавало в них натуральный материал.
- Ты с охраной сегодня? Я сегодня более опасен чем вчера? – спросил я у подозрительно молчаливой Шеб.
- Кто знает как тебя перекособочило после вчерашнего. Ты сегодня чертовски опасен! – ответила она. И я опять не понял, шутит она или нет.
- Спасибо за откровенность, - только и сказал я. Она была явно напряжена.
Шли долго. По лестницам и коридорам. Могли бы и лифт сделать, коль так уж могущественны. Но понял, что лифт это дитя скелетистов. Механические ноги.
- Далековато. И как вы тут ходите! Полдня теряешь.
- Это ты теряешь. Просто ты еще не можешь ходить быстрее.
- А ты можешь?
- Да я могу.
- Покажи.
- «Покажи» мог бы и оставить в детском саду.
- Злая ты какая-то, – сказал я и немного обиделся. Чтобы хоть чуть рассеять волнение мне сейчас очень помогла бы беседа. Но на нее явно рассчитывать не приходилось.
Становилось все светлее. И вот мы остановились перед массивной дверью. Дверь открылась. Точнее, ее открыло я не знаю что. Это был полупрозрачный как целлофан человек. Довольно скажу вам, необычное в природе явление. Он поклонился. И мы вошли. В какую-то....
очень маленькую комнату, которая была просто не соразмерна двери. Я не понял, как это получается, что огромная дверь открывает большой проем, за которым таится такая каморка. За небольшим столом сидел тот самый старик с плохо растущей бородой.
Я оглянулся в поисках Шеб, но, как оказалось, я вошел один.
Старик молча встал из своего плетеного кресла. А я терялся надо ли говорить или спрашивать что-то. Мне казалось, что вот сейчас и решается моя судьба. Скрипят где-то на небе шестеренки, шумят шкивы – взводится механизм возмездия.
- Здравствуй, самозванец, – сказал спокойно старик, – хотя здравствовать тебе осталось недолго.
- Долгих лет и тебе, Высокий Сигс. Я Цог, твой эфирный внук, – сказал я. Какой-то другой я.
Я страшно волновался, но это было какой-то фантомный мандраж, сродни тому, который испытывает актер тысячный раз выходя на сцену. Внутри меня появился курс, и твердая рука взяла штурвал. Слюна обрела вкус выдроченной до блеска меди. Крейсер «Аврора» взял курс на Петроград.
- Дальше, - сказал Сигс и сделал жест, который означал «дальше». Жест плавный, но тяжеловесно опасный.
- Я хочу видеть Печень Кемаля. После чего развею твои обоснованные подозрения.
- Хорошо, – сказал Сигс. – Прошу…
Мы вышли через неприметную дверь, и вот теперь оказались в огромном и красивом зале.
Зал бы похож на огромную бриллиантовую шкатулку. Пахло жженым керосином и табаком. Именно так пахло у нас в станичных ангарах, где мы ремонтировали комбайны «Колос» и «Нива». И точно так же, как в тех ангарах все здесь сияло и веяло какой-то невообразимой древностью, величием и безвременьем. Мне даже на миг показалось, что сейчас выйдет Великий Колоб, наш учитель по механизаторскому делу, вооруженный, по обыкновению, тросиком от мотоцикла «Урал», и двинет привычную, но поэтическую речь «о комбайнах, как кораблях, которые бороздят просторы кубанских полей, жатки которых, видите ли, ему напоминают, своей изящностью, тугие паруса имперских каравелл». Он был когда-то моряком. Или хотел стать моряком – я не помню. Хотя с чего бы я помнил -эти воспоминания ведь ко мне не имели никакого отношения. Зал был великолепен и выдержан в коричневых, как буряцкие дацаны, тонах. Зал был не пуст.
Здесь находилось около сотни человек. Они стояли недвижимы, как манекены и образовывали лучи исходящие из пустого центра. Все в одинаковой позе. Правая рука согнутая под прямым углом смотрела вверх, левая, тоже согнутая – вниз. Лицо повернуто до предела влево. В целом создавалось ощущение, недоделанной свастики. Одеты люди были в платья, цвета которых не повторялись, но оттенки образовывали какой-то чудной узор. Длинные и широкие тряпичные пояса свешивались справа и почти касались одним концом земли. Все босиком и в шароварах.
Они явно были созваны ради меня. Мне показалось, что я стал выше ростом.
По знаку Сигса из круга вышли двое адептов одетые в охру и кобальт.
- Эти будут читать тебя, – сказал Сигс, обращаясь ко мне.
- Охру заменить на сажу. И чтение потом. Сначала я хочу видеть Чашу. И сорвать последнюю маску, которая защищала меня и делала неузнаваемым в стане врага.
- Хорошо, будь по твоему, - сказал Сигс и указал рукой в средоточие людей.
Ударил гонг. Люди с закрытыми лицами расступились и я, имитируя поступь Сигса, пошел вперед.
Старался идти могущественно, именно так, как идешь когда знаешь, что пусть даже и незнакомая девушка, но смотрит на тебя.
Уже подойдя достаточно близко я смог разглядеть какой-то постамент. На постаменте стоял действительно огромный сосуд, эдакий исполинский таз, который чудом равновесия был установлен поверх небольшой чаши похожей на футбольный кубок. Чаша была видимо сделана из меди, но выдерживала огромную нагрузку. В тазу лежало огромное и коричневое с зеленоватым отсветом нечто органическое. Мутировавшая Печень. Она медленно, очень медленно и зловеще шевелилась и морщилась, словно пила темную жидкость в которую была погружена наполовину.
Вот она, настоящая печень Ататюрка! Местами она была покрыта язвами, надо полагать, это циррозные бляшки. Не берег себя Ататюрк.
- Мне нужен кусок с ладонь прежде, чем мы порвем меня, - сказал я.
- Будь по-твоему, - сказал Сигс, не сводя с меня настороженных глаз. Он снова сделал знак рукой.
И человек в зеленом платье взошел на постамент и, сверкнув саблей, очень ловко срезал кусок печени. И словно ангела в руке поднес ко мне. Я взял, скользкий, теплый кусок и немного брезгливо заметил что мясник срезал мне пару циррозных бляшек, стало быть выказывая тем самым сомнение во мне. Впрочем это было общим настроением в зале. Покладистость этих людей могла в секунду обернутся для меня большой трагедией. Ничего не оставалось, как довериться моему внутреннему капитану.
Я, медленно пережевывая непокорную гадость, словно гетеродин ловил в себе тонкие изменения. И они не заставили себя ждать. В зале раздался ужасный крик. По толпе прошлась волна. Участники церемонии расступились. На полу лежал мертвый человек одетый в одежду цвета охры. Я знал, что его убил я. Цог.
- Я готов, – сказал я Сигсу.
Вошли люди с факелами, приблизились ко мне и подпалили мои одежды. Я горел, но не обжигающим, спиртовым огнем. Пламя шумно погасло, и все увидели, что одежда моя цела. Он не увидили, что я остался без ресниц. Я с гордостью посмотрел на Сигса. Он был неприступен. Через мгновенье он выхватил из рукава стилет и вонзил мне в горло. В глазах у меня слегка помутилось, но новая сила справилась и с этим. В голове вывалилось меню и я микродвижением глаза выбрал пункт «Condenser le sang».
Я вынул стилет из горла. Крови не было.
- Я готов к передаче, но сначала, я должен кое с кем расправится. Я натужился изо всех сил, мой живот разорвался и из него вывалился мокрый и скользкий карлик, который, едва коснувшись пола, бросился бежать. Но я был резвее, и хотя живот еще был распахнут, а кожа по всему телу висела как у бульдога, я схватил мерзавца карла за ногу и вонзил ему стилет прямо в копчик. Он затрепыхался и испустил дух.
- Вот он классический шпион Третьих, сказал я шипя через дырку в горле.
- Третьих? Они существуют? - впервые проявил себя равным Сигс.
- Да и вот их шпион. Мне нужна была помощь Печени, чтобы извергнуть его. Я долго боролся с ним, – сказал я.
Живот постепенно срастался и я наконец почувствовал себя снова стройным и легким. Пузо исчезло.
- Я, Цог, вернулся, чтобы рассказать Конусу о Третьей Силе, и угрозу со стороны ее, в которую мало кто верил прежде. И сегодня я вам расскажу все что выяснил за полтора века исследования этих тварей. Да, Скелетисты наши враги, но перед лицом этой нечеловеческой угрозы, они могут быть нашими союзниками. Если чтецы готовы читать, я готов писать.
- Мобиле! - сказал Сигс. И я вышел в круг и начал свой ораторский танец, такой сложности и значения, что мне позавидовали бы все хормейстеры мира, все балерины, все танцоры Ирландии и Индии. В этом танце я передавал все, что узнал о новой угрозе, показывал нашу возможную политику в будущем. Все-таки я был внуком Высшего Магистра Сигса, а если бы не вмешательство врагов, я был бы его сыном. Я танцевал три часа, и три часа мои братья внимали мне. Внимал и Сигс, и краем глаза я видел, в чем он со мной согласен, а в чем нет. Но было ясно, что он принял меня. Признал во мне Цога, своего внука. Когда силы кончились, я рухнул и тотчас уснул...
16
Сотник проснулся и свежий воздух дал ему понять, что он больше не в бане, а где-то на открытом воздухе.
Голова была накрыта черным мешком, а тело что-то сковывало.
Мешок с его головы сняли. И первым делом он посмотрел на свое тело. В свете гаснущего костра он увидел, что он сидит в позе будды, а тело его залито в гипс. Он был похож на дешевое изваяние, олицетворяющее, должно быть, йога и только его живая голова торчала из этой белой статуи, резко дисгармонируя материалами. Перед ним стоял Федор и улыбался.
- Ах, красив! Может и голову в гипс закатать да продать будёныша в какой-нибудь завалящий буддийский монастырь? – шутливо сказал он. Шутливо.
- Что вы со мной сделали! Зачем все это. Убейте. Лучше просто убейте.
- Нет убить-то просто, но зачем тебя убивать. Ты ведь уже почти суфий. Смотри, вон и испытание адом прошел и не умер. Рай с ума не свел. Научился бродить по округе в тонком теле. Ты уже хороший суфий, Искандер, – сказал Федор и добавил: - Налейте в него ракы.
- Не надо ракы!
- Не в глотку же, дурында! А в кувшин, в котором ты сидишь, символизируя тем самым союз кувшина небесного и айрана души. Тебе надо привыкать. Пропитываться этим божественным напитком. Он из тебя поэта сделает. Сначала мы тебя настоим снаружи. Потом изнутри. И будешь ты у нас как новый.
- Продукт только переводите! Я хотел бы объяснений. Кто вы на самом деле. И как этнограф я желаю знать, что у вас за секта и откуда корни. А после всех мучений...
- Только ли мучения у тебя были? – хитро спросил Федор и подмигнул.
- Да только мучения. Эти ваши бабищи... Так вот после всех мытарств я имею на это право. Раз вы меня не убили значит я вам нужен. Вот и рассказывайте все как есть.
- Да ты имеешь право. Тебе все расскажут наши учителя Хасан и Зафира.
В этот момент темнота зашевелилась и в круг кострового света вступили два человека, обнявшиеся как родные братья. Точнее как брат и сестра, поскольку это были мужчина и женщина.
- Рад познакомиться с тобой Искандер. Похоже мои люди не ошиблись когда купили тебя.
- Купили все-таки!
- Да купили. Как же тебя еще можно было достать. Ты иначе бы испугался нас. А так у тебя нет выбора. И нам обоюдная польза.
- Вам двоим?
- Нет мне и тебе.
Хасан начал садится и синхронно с ним стала садится на землю и Зафира. И тут пламя костра немного усилилось, очевидно добравшись до еще недогоревшей древесины, и Сотник с ужасом увидел, что Хасан и Зафира единое существо!... Они были сросшиеся. Одно широкое тело и из него торчат две головы. Очевидно его испуг был замечен. И Зариф сказала:
- Да, Искандер. Мы похожи на сиамских близнецов. Но мы не близнецы. У нас были разные отец и мать.
- Не понимаю как возможно? – спросил Сотник, и если бы он что-либо мог чувствовать, то он бы почувствовал, как волосы на его теле стали дыбом.
- Мы срослись позже, - сказал улыбаясь Хасан. – уж больно любили друг друга.
Ужасный гибрид засмеялся в два голоса. Смеялся и Федор. И кто-то в темноте.
- Ладно Зариф расскажи ему все. Ему полезно знать, чтобы не сопротивляться и не делать глупости.
Ошеломленный Сотник обратился во внимание.
- Это было давно. Наши предки состояли в одном суфийском ордене многие века и передавали секреты своим детям. Мы были обычными турецкими детишками и когда выросли получили все необходимые посвящения.
- Вас в дерьмо тоже погружали? - ядовито спросил Сотник.
- Нет. У нас были другие испытания, ничем не лучше твоих. Так вот, конкретно наш орден занимался созданием единого человека. Методами слияния душ в одном теле. Ты знаешь, что почти всякий орден так или иначе погружен в задачу устранения последствий Вавилонского столпотворения и разделения душ. Именно так видится суфиям путь к Богу.
- Да, я слышал об этом. И где-то даже согласен. Но это не суфизм.
- Просто в твоей энциклопедии, в статье про суфизм, такого не написано. Человечество по-прежнему продолжает размножатся и каждое следующее поколение в себе носит все меньше и меньше духовных первичных потенций, поскольку как оказалось на практике дух делим, хотя и тверже алмаза. И вот теперь мы видим миллионы людей, разделивших поровну меж собой великий дух первочеловека.
И чем больше проходит времени тем все более скупая искра божья ютится в убогих телах людей. В каждом из них живет одна пятимиллиардная часть настоящего человека. Кому это на руку, спрашивается?
- Но так захотел Господь! Именно он расщепил людей!
- Заблуждение... типичное заблуждение. Это сделал другой. Тот кому на руку мельчание человека..
Разве нужно это Богу? Разве он до сих пор творит души и, словно маньяк, опускает их в этот адский и греховный мир? Откуда они берутся? С других планет слетаются? Нет, души делятся.
Так вот мы с Хасаном работали в одной, так сказать, лаборатории, и по древним книгам пытались реализовать идеи суфийских алхимиков. Наткнулись и на корневую роль ракы Кулюп. Это вещество, действительно, было способно слить души двух конкретно взятых людей. И мы с Хасаном, еще молодые и дерзкие...
- Глупые! - перебил Хасан.
- Да, и глупые со всей молодой энергией взялись за практики. Но не совершенны были формулы и слияние произошло самым ужасным образом. Мы слились не душами, а телами. И вот перед тобой результат. Много лет мы находились в депресии, много пили... но продолжали эксперименты с еще большим неистовством, и все таки выбили у небес секрет! Нашли ошибку древних суфиев. И теперь нами выработана настоящая методика слияния душ. Которой ты скоро в полной мере насладишься.
- Как вы так живете! - неизвестно почему воскликнул Сотник.
- Да уже привыкли. Только трахаться трудно – как ни крути всегда групповуха выходит.
- Да-а-а-а-а.... Меня тоже срастите с кем нибудь? - спросил Сотник. Про «трахаться» ему совсем не понравился оборот в его-то беспомощном состоянии.
- Нет теперь все проще. Твое тело будет отдельным элементом, а душа будет соединена и интегрирована в душу, уже и без тебя великую. Отделим так сказать мух от котлет. Ты же хотел настоящих практик? Вот и получишь.
- Я не хотел практик, я православный. Все, что хотел, так это просто узнать все о суфиях. Но то, что тут у вас делается, это какой-то нечеловеческий ужас!
- Истина ужасна, мой друг. Нуминозна.
- И куда вы вместите мою душу?
- А вот в этого прекрасного человека, – сказал двухголовый, – выйди, Кемаль!
Из темноты вынырнул высокий, красивый человек с очень светлым лицом, тонкими чертами и глубокими как космос глазами.
- Здравствуй, Искандер-эфенди! Жду с нетерпением твоего вливания в нашу дружную семью! Меня зовут Кемаль.
- Кемаль... Так ты и есть сверхчеловек? - спросил Сотник, по-прежнему думая только о побеге.
- Да как сказать, и да, и нет. - ответил Кемаль, – скоро сам все поймешь. И тебе привет от Курехина и Цоя... Они все уже интегрированы и живут в этом теле. Да много кто тут живет.
- Но это же шизофрения!!! – воскликнул Сотник.
- Нет это полифрения а точнее многогранность. Пройдет еще лет двадцать и все человечество будет жить в этом теле единой семьей... единым духом и тогда мы увидим Бога, он не посмеет не появиться перед Одним человеком.
- Вот как!
- Да, Искандер именно так, - сказал близнец, - мы с Зафир присоединимся последними. Вот это будет человек! Он будет видеть Бога прямо глазами- потому что у него будет десять миллиардов глаз и океанская душа. Разве не восхитительно?
- Да уж, сказал Сотник, - Но я не верю. Это какая-то глупая шутка. Глобализация какая-то.
- Нет, скорый путь домой. На сегодня хватит, - сказал Хасан-Зафира. И неумело поднялся: – Чистых видений тебе!
И скрылся в темноте. Ушел и Федор. Кемаль улыбнулся и на прощание сказал только «Ничего не бойся!»
Сотник остался сидеть у догоревшего костра. Глаза его сверкали, потому что слезились, то ли от дыма, то ли от дум.
17
- Ну, сказывай почему ты решил, что ты мне эфирный внук, - спросил Сигс на следующий день. Теперь он пришел сам в мою келью.
- Так мы договорились в прошлом сечении конуса, – сказал я, похрустывая пальцами, – и вчера я тебе убедительно это доказал.
- Да, ты знаешь протокол, это действительно весомый факт, но вижу в тебе опасность. Объясни почему.
- Не лукавь, ты видел опасность вчера, когда во мне таился шпион. Говоря, что ты сейчас меня опасаешься, ты меня оскорбляешь. А я напомню тебе, что равен с тобой в правах. Оба мы стояли у истоков нашего общества.
- Да, Цог, это так, но почему ты не родился в 1952 году, а только 1969? Когда я передал твой эфирный якорь лично. Ты сам знаешь, что мой вопрос обоснован, учитывая, что наше дело в опасности.
- Ты говоришь об опасности от Скелетистов? Или Третьих?
- Нет, это новая опасность, ты о ней не знаешь, так как тебя давно не было.
- Так что это?
- Ответь на мой вопрос сначала.
- Да ты передал якорь моей человеческой бабке, и должен был родится я, но вмешались Третьи, они откуда-то прознали о том, что я инкарнирусь и изменили мне пол. И еще всунули жучка, замаскировав его в виде жировых отложений. Сам понимаешь, что в женском обличии я бы ничего не узнал о Третьей Силе и ее членах, разве что смог бы узнать только длину их членов.
- Понимаю, хотя бывали прецеденты...
- Бывали, но я принял решение выждать. И 17 лет я был своей собственной матерью, достаточно легкомысленной такой особой. И только в 69-м году я смог родить сам себя уже в прежнем обличии.
- Да похоже на то. Тогда все понятно. Ты вчера много натанцевал, и у меня родились вопросы. Третья Сила, они люди?
- Да, они люди, но их босс другое. Это довольно молодая гвардия. Корни ее человеческой части надо искать в секретных институтах третьего рейха. Они избежали Нюрнберг и прекрасно взросли на глинах дикого запада. У них есть один видимый центр – корабль постоянно курсирующий в нейтральных водах планеты. Корабль тот даже чинят на плаву. Они верят, что человек в своем нынешнем состоянии похож гусеницу – это их главная метафора – а они могут развить его до следующего уровня. Себя они зовут Девелоперы.
- В чем их сила?
- Вот, например, мы локальны. Мы можем воздействовать на реальность только поблизости к объекту. Эти же ребята, глобальны – они могут на расстоянии устраивать дела. Нам нужна кровь, все эти замаскированные газопроводы, чтобы наловить критическую массу эссенции для Печени. Все очень не просто. Они же нет. Они могут ускорить эволюцию человека на расстоянии без участия его воли. Слышали об экспериментах в Инсбруке? Это их рук дело. Они только разминаются. Все очень серьезно. Они могут перемещаться во времени заменяя временную координату на пространственную. Просто идешь по прямой, а попадаешь в прошлое или будущее. Только далеко зайти нельзя так как увеличивается размер тела в каком либо направлении. Но почему я пришел сейчас. Они решили и эту проблему и могут восстанавливать размер после путешествия по времени глубиной всего в семь дней.
- Они могут читать мысли?
- Нет, пока нет, ты видел карлика. Они используют пока только классические методы добычи информации. А в чем суть наших проблем?
- Видишь ли Печень погибает. Ей нужно в сотни, в тысячи раз больше крови. Турфирмы такого количества людей предоставить не могут. Нужен промышленный подход. Нужен прямой провод в Россию. Или Печень надо доставить туда.
- Может проще химически получить фермент?
- Нет это путь Скелетистов.
- Согласен.
- И вот если через два года такой провод не удастся найти. Печень умрет. Причем очень быстро. Сейчас это наша главная задача. Найти такой путь.
- И вот самое главное. Третья Сила была инспирирована кем-то очень могущественным, заточенным в этом вулкане. Их босс здесь под нами.
- У нас здесь?
- Да, ниже нас находится их центр силы. Дух это, или существо неизвестно, но он заточен в наш вулкан в столь давние времена, что нам и не понять, и волею судеб ли, небес ли, но именно мы являемся его тюремщиками. Наша Печень, а до этого мириады других органов наших Магистров служили затворами этому первобытному разрушительному духу. Так что Третьи нацелены прямо на нас.
Если Печень погибнет он выйдет из вулкана и возглавит новую церковь и они продолжат, по их словам, незаконченную эволюцию человека. Что будет в итоге, думаю, догадываешься. Миллиарды сверхсуществ заполнят Вселенную и грозная воля Креатора исполнит угрозы высказанные в Эсхатологическом Гнозисе.
- Под нами Майтрейя?
- Нет, под нами провокатор Пралайи. Его зовут Ксену. Мы последний оплот и защита Мира.
- А Скелетисты?
- Их я уничтожу после.
- Есть способ?
- У меня есть способ заставить агонизировать всю сеть в считанные часы. Сам понимаешь – робота убить просто. Но нужно пробраться к Билли. Это займет год.
- Мы успеем достроить провод. А ты займешься Скелетистами. Этими погаными Админами.
- Так и будет.
- Я хотел бы прямо сейчас отбыть во внешний мир.
- Это невозможно. Никто из нас не может выйти. Таково общее постановление. Не могу ни я ни кто другой. Более того мы замурованы и есть вход только через трубу, но акваланги мы тотчас взрываем, чтобы никто не смог выйти отсюда и унести информацию.
- Да что за бред ты говоришь! Сигс! Опомнись! Это я, Цог, прошу тебя! Я требую.
- Нет, код, разблокирующий выход, мы получим извне и только после того, как в полную мощность заработает провод в Россию. Никто не должен выйти до этого. Код не знаю и я.
- Это немыслимо!
- Смирись Цог, сам понимаешь, как важен нам этот проект, а в свете твоих сообщений, ошибка может обернуться Концом.
- Ясно, - сказал я в бешенстве. – Я хотел бы остаться один. На много дней.
- Хорошо, – сказал Сигс и вышел.
18
Утро мягкими кошачьими лапами разбудило Сотника, и тут же выпустило острые когти солнечных лучей прямо ему в глаза. Свет был нестерпимо болезненным, и только сейчас он понял, что уже много дней он не видел солнечного света. Его выводили только ночью или в сумерки.
Сотник закрыл глаза, но свет не исчез. Он сильно зажмурился – свет стал еще сильнее и ядовитее.
Мучениям казалось не будет конца - в глаза словно сыпали песок электросварки. И тогда Сотник начал кричать. Он кричал все громче и громче, но это был не крик боли, это был крик рождения новой звезды. Казалось весь мир вошел в резонанс с этим криком и тронулся.
Пространство стало сворачиваться или если точнее это Сотник начал разворачиваться, словно огромная надувная кукла. Таким он себе тогда казался. Только в детстве он ощущал что-то подобное когда он болел ангиной и ночью у него поднималась температура, тогда он тоже увеличивался в размерах и комната становилась для него тесной домовиной.
Сотник слышал страшный треск, словно рвутся какие-то стальные тросики в голове, во всем теле. Звук был пугающими, и вкупе с ослепительным светом он казался очень опасным. «Наверное, у меня от моего крика рвутся барабанные перепонки», - пронеслось где-то рядом с головой Сотника.
И в этот момент лавина вибраций вырвала, как кривой гвоздь, из тела сознание Сотника и вынесла его словно комету на метров сто от тела.
Это состояние было похоже на его «трехмерное кино», но только идеей. Ощущалось же оно совершенно иначе. Оно было радикальным и бесповоротным. Сотник оказался словно бы на свободе, и увидел свое бедное тело закованное по шею в гипс с зажмуренными глазами и визжащее словно баба на мышь.
Созерцание своего тела в таком униженном положении смутило Сотника, и было омерзительно.
Сотник закрыл свой «рот» и тело перестало визжать. Он управлял им на расстоянии, словно радиоуправляемой моделью самолетика, которую он всегда хотел иметь в детстве, и который Слива, лучший друг детства, иногда давал ему запускать. Он подвигал головой и тело послушалось. И тогда он открыл глаза. Свет уже не слепил, но то что он почувствовал или увидел, трудно сказать, его ввело в шок. Он мог видеть четырьмя глазами без всякого двоения! Была объемность в каком-то новом смысле. Мир сиял серебром. Ближайшее дерево предстало ему в странной красоте, оно было словно затянуто в сверкающую паутинку, и было травматически объемным. Это чувство захватило его. Оно было очень похоже на то, как человек ощущает любое свое внутреннее чувство, скажем оргазм. Он столь же объемен, многомерен и человек его как бы «видит» нервами сразу со всех сторон.
Только теперь Сотник точно так же «чувствует» предмет на расстоянии – глазами.
То ли на его крик, то ли на треск вышел Федор с Кемалем. Кемаль смотрел прямо на ту точку, в которой Сотник себя осозновал и хитро улыбался, Федор же смотрел на Сотниковское тело и был предельно серьезен.
Сотник выразил желание удалится от своего тела дальше и немного «отошел», но почувствовал, что все-таки привязан к телу невидимыми резинками. Не мог он и подойти. Он был словно был пришит на какой-то стометровой орбите, и сам этот факт не предвещал ничего хорошего.
Зычным голосом Федор позвал Шевкета и из сарая вышел «молчаливый».
- Принеси ксилофон, - сказал Федор Шевкету и тот скрылся обратно с сарае.
Федор был сегодня одет в офицерские хромовые сапоги и темную тунику, несмотря на очевидную невозможность носить такую форму в этом смертельно жарком регионе. На лбу его Сотник рассмотрел рой капелек пота и на расстоянии ощутил запах колоньи. Восприятие у Сотника теперь было безупречным, к нему вернулось тончайшее обоняние. Откуда-то взялось знание, что в таком расщепленном виде он может проникать даже в души людей. Хотелось проверить это немедленно, и он уже молитвенно торопил, чтобы его мучители довели уже до конца этот неведомый процесс. А ведь, похоже, именно этим его выделением из тела они и занимались, столь неприглядным, но, как оказалось, эффективным способом. Ему хотелось поскорей сорваться с «орбиты» и убежать в своем «легком» и как он понял невидимом теле.
19
Я могу покинуть это место, все, что надо я сделал. Но Линги забьют тревогу если неизвестным науке способом исчезнет сам Цог, станут искать запасные варианты, и для меня прозвучит приговор трибунала.
Вечером пришла Шеб. Необычайно красивая. Она владела искусством красоты. И я молча, лишь сопя, овладел ей. Много раз. Силы иссякли. Она долго лежала в дурмане неги, а потом сказала:
- Ты действительно похож на Цога.
- Я и есть Цог.
- Нет, я не знаю кто ты. Но ты не Цог. После того как из тебя вывалился, неизвестным нам образом, карлик, ты перестал быть Цогом.
- Ты хочешь сказать, что Сигс глупее тебя?
- Сигс доверяет доказательствам и знакам. Он поглощен своим умом.
- А ведь опасные диалоги ведешь, дорогая Шеб. Я Цог, один из Высших Иерархов перевоплощенцев! Я могу наказать тебя за такие слова и даже развоплотить. Но я сегодня добр, ведь ты была сегодня очень вкусна. Не смей ставить себя на один уровень по чутью с Сигсом.
-Ну да, ну да... но ты не Цог. Я не выдам тебя, потому что люблю тебя. Никогда не любила Цога....
Это был неожиданный поворот событий. У меня созрел план. Время жатвы. Насколько она продвинулась в чтении мыслей? Вот в чем вопрос.
- Я так должен поступить с тобой? – спросил я осторожно.
- Как?
Нет, не продвинулась, плохо занималась. Здесь никто не владеет такой техникой. Как, впрочем, и нигде в мире. Пока.
- Поцеловать тебя снизу.
- Да. Я хочу.
И мы увлеклись друг другом так, что не нужны стали даже ласковые слова. Вот она телепатия. Телесимпатия. Сладкая как рахат-лукум. И снова, специально для меня ее смазка пахла хвоей. Я пил ее можжевеловый эликсир, она же, как пчела высасывала нектар моего блаженства.
- Ты пахнешь елкой. Сейчас бы мандаринов и устроили бы новый год.
- А ты пахнешь погребом.
- Каким погребом? Я разве так воняю как ваш погреб? Что за погреб?
- Нижние уровни. Я нарушила запрет и однажды спустилась туда. Там кто-то есть. Кто-то чужой. Там пахнет погибелью и я сразу убежала. И еще там, в голове у меня звучал голос... Он заставил меня...
- Что заставил? Девочка моя, да я просто обязан доставить тебя на совет! Ты была в нижних чертогах! Никому нельзя там бывать! Там все сходят с ума. Там даже я и Сигс не бывал! Как ты нашла туда путь?
- Неважно как, но путь есть. И вот ты пахнешь как тот голос...
- Что он заставил сделать тебя?
- Подсыпать купорос в Печень.
- И ты это сделала?
- Да.
- Ты арестована! – я резко встал. – Я вызову охрану.
- Ты не можешь! Ты не Цог. И я знаю как доказать Сигсу. Только Цог и Сигс знают хитроумный спуск в нижний чертог, туда где уже очень жарко. Цог мне рассказал. И сегодня я спросила у Сигса, рассказывал ли тебе он как спускаться вниз. Он сказал нет. И завтра устроит тебе, по его словам последнюю проверку. Ты не знаешь этот ход. Так, что тебе не стоит звать охрану.
- Я знаю ход.
- Врешь. Тот карлик, которого ты так эффектно убил в зале и отвел всем глаза. Он жил еще три часа и я говорила с ним пока он не умер.
- Ты говорила с ним?... Ну и что он сказал?
- Он и был настоящий Цог, именно его лучения я и приняла за твои, ведь он сидел в твоем былом брюхе. Очень хитро ничего не скажешь.
Ты подавил его неизвестным образом и заточил в себе. Он и был Цог. А ты... ты видимо наш враг. Скелетист.
- И почему ты пришла к врагу без охраны? Во-первых после вкушения Печени тебя не просто взять под охрану. Но это не главное. Я хочу уйти с тобой. Я больше не могу видеть кровь.
Я хочу детей... от тебя, кто бы ты ни был… Теперь, когда из тебя вышел весь Цог, ты просто прекрасен! Спаси меня и уведи отсюда. Ты ведь пришел со способом... ты знаешь выход!
- Да, знаю и этот выход любовь... – сказал я и стал целовать ее шею... она задышала чаще, соски снова налились соком, я не мог отказаться от такого блаженства... с ароматом расставания... смерти... В самый острый момент я вцепился зубами в ее горло и резким рывком вырвал пучок вен и артерий... она вскричала.... то ли от боли то ли от наслаждения... Фонтан крови ударил в низкий потолок и залил меня.. сделав еще несколько качков я оставил ее. Моя любовь мертва.
Последние токи еще ходили по этому прекрасному до последнего момента телу и мелкая рябь проходила по моей возлюбленной Шеб-Саши... Река жизни ушла оставив белеющее, с каждой секундой, русло. Мне было грустно. Она знала, что я не возьму ее с собой. Она спасла меня и отдалась вся. Это была настоящая любовь.
20
Между тем Шевкет из сарая вынес деревянную раму, на которой в несколько рядов висели бубенцы и бутылки, частично наполненные жидкостью и поставил перед Федором.
Федор завыл страшным голосом и искусно застучал на ксилофоне , неведомо откуда взявшимися у него в руках молоточками. Сотника качнуло и он медленно стал описывать круг центром которого было его собственное тело. Федор ускорял темп своего мракобесия отчего и Сотника грубо ускоряло и вскоре мир перед ним превратился в мутный цветной серпантин и такая центрифуга поднимала со дна раскоряченной души ужасную дурноту.
Единственно, что Сотник по прежнему видел четко, так это свое тело, только из-за вращения оно казалось многолицым, как у злобных индийских божков типа Брамы. Далее от увидел как Шевкет и Кемаль подняли его загипсованное тело и бережно положили на растянутую на манер гамака брезентовую ткань с прорезью, как оказалось впоследствии, для головы. Теперь Сотник вращался словно бы в сумерках. Ясно было, что он теперь описывает круги в вертикальной плоскости и время от времени погружается в мрак недр, отчего мир стал серым.
Его положили в гамак лицом вниз, просунув голову в прорезь. Зубилом пробили дыру в груди его гипсового саркафага и оттуда полился ракы. Полился прямо на землю. Видеть это было Сотнику трудно. Затем ловким ударом по гипсу в райне ягодиц пробили еще одну брешь. Сотнику были безразличны эти странные приготовления, ему хотелось, чтобы уже скорее остановили это его вращение. Но когда в районе спины пробили еще два отверстия, тело не вынесло и стало блевать на землю, чем-то вчерашним.
Кемаль, говорил, что-то утешительное обращаясь в пространство в котором был размазан Сотник. А Сотник повторял про себя «Только бы быстрее, только бы быстрее...»... Шевкет сорвал с «ксилофона» самую тонкую бутылку – видимо из под Кока-Колы и огромным штык-ножом отбил у нее дно. Вставил бутылку в рот Сотника горлышком наружу. Затем воткнул провода в дырки на спине, подключил их к магнето и в такт бутылочной музыке Федора стал вращать его ручку. Тело затряслось и заблевало кровью и желчью. Кемаль воткнул в анус Сотника инжектор кружки Эйсмарха и открыл кран. Дух Сотника с ужасом наблюдал, за этими опытами, однако мог включить ощущения, идущие от тела, а мог и выключить из своего похожего на кольца Сатурна сознания. Электричество, по-видимому, отключило сфинктеры в кишечнике и желудке и скоро изо рта стала литься сначала грязная, но, со временем, все более прозрачная жидкость. Это было, безусловно ракы, прошедшее столь необычный путь по внутренними рекам Сотника. Когда из горлышка полилась совсем чистая ракы, Кемаль подставил под струйку медную чашу, украшенную, бриллиантами.
Федор вышел на чрезвычайно высокую ноту, и этот ультразвук, которому бы позавидовали все кастраты Италии, стал сжимать Сотниковскую орбиту. Сотника словно в воронку стало неумолимо засасывать в свой собственный зад. Некоторое время Сотник находился в какой-то моркой темноте, а потом вновь увидел свет чрез горлышко бутылки и оказался в медной чаше. Странное это было чувство, но Сотник устал удивляться.
Кемаль бодро сказал: «Готово!», и Федор перестал пищать и бить по бутылкам и бубенцам.
Мир перестал вращаться, и Сотник почувствовал долгожданный покой.
Потом он обратил внимание на тело, боясь, что его попросту убили током, но тело жило и часто шевелило ноздрями, хотя взгляд был бессмыслен.
Сотник попытался увидеть себя в чаше глазами тела, но понял, что больше с этим мясом он никак не связан и даже почувствовал к нему отвращение. Однако легкость его нового состояния ушла, обратившись скорее в ... вязкость и влажность.
Кемаль поднял чашу с экстрактом Сотниковской души и бережно понес к небольшому белому домику, что стоял на опушке. Сотника распирал смех - он вспоминал сказки про джинов и алладинов. Ракы от его смеха стало выплескиваться из чаши. Тогда Кемаль накрыл чашу феской и попросил Сотника успокоиться если он не хочет растерять последние капли души. Сотник отнесся довольно серьезно к этой, как он прежде считал, метафоре.
21
И последний трюк. Я, собрав весь луч моего духа, трансформировал тело Шеб в свое и видоизменил раны. Теперь на кровати лежал я с перерезанным горлом и в руке моей был нож.
Все очень правдоподобно. Цог покончил с собой. Великий Магистр окутанный миазмами нижних уровней сошел с ума и умер... Или его убила Шеб и скрылась неизвестным науке способом.
22
В белом чистом домике Сотника перелили из чаши в бутылку из ракы «Кулюп». Удивительное это чувство, когда тебя переливают, да еще через удобную лейку с фильтром из промокательной бумаги. Приятное чувство. Бутылку закрыли пробкой и поставили на полку, рядом с другими такими же бутылками.
«Много нас, таких Кулюпов», - подумал Сотник, явно наслаждаясь эстетикой момента, а потом, как водится, пришла охлаждающая мысль, - «А, ну как выпьют меня, да потом бесстыдно выссут куда-нибудь в осоку...» Но о плохом думать не хотелось. И он стал изучать новые возможности.
Оказалось, он по-прежнему может путешествовать вне тела, точнее вне своей бутылки. И он вышел во двор. Тело его уже куда-то унесли, и только гамак, да неприятные для глаза жидкости, разбрызганные вокруг него, напоминали о столь грубом переселении души, которое выпало на долю Сотника.
Он сконцентрировал шар своего внимания и оказался около своего тела. Оно лежало уже избавленное от гипса, на раскладушке в сарае и рядом с ним сидел Севкет и жег кедровую смолу в какой-то импровизированной лампадке. Сотник посмотрел на свое тело и понял, что оно ему неинтересно.
Почему-то вспомнился Серега. И Сотник пожелал оказаться там где сейчас, наверняка, бухает этот негодяй. Он предвкушал, как станет его пугать, ведь именно Серега, очень верил во всевозможных приведений и барабашек, вот и пришло ему время столкнутся вплотную с миром столь им любимым.
В ту же секунду Сотник оказался в какой-то келье, довольно современно обставленной, на кровати которой он увидел Серегу с перезанным горлом. В руке покоился окровавленный нож.
«Неужто убили!»- подумал Сотник, но отнесся к этому как-то не фатально, а по новому, спокойно и даже торжественно, так, как велел ему его новый статус. Однако, что-то было не так. Он префокусировался и перед ним появился еще один Серега, стоявший прямо здесь в комнате и скрученный, словно, небезызвестный Айенгар в своей самой крутой асане. Этот второй Серега лучился совсем не как живой человек, а как нечто очень чуждое подлунному миру и это настораживало.
Сотник «сказал»:
- Здоров, Серега. Тебя тоже расщепили?
Серега не ответил. Он, похоже, вовсе не видел Сотника.
- Где ж твой третий глаз, мать твою! – радостно сказал Сотник и ринулся прямо ему в голову...
Там он все узнал. И про трубу, и про Сашу, про Лингов и повелителя «Ксену»... Шумным роем, пронеслись перед Сотником пережитые Серегой события. И отвратительно стало на душе, ведь и Серегу и его самого продал чудовище Олег, каким-то маньякам. Сотник уже задумал великую и ужасную месть.
Он чуял в себе новые и ужасные силы.
23
Запахло ракы и я ощутил в комнате, чье-то присутствие. Присутствие вполне дружественное, и если бы не странный спектр я бы решил, что это Сотник.
Собравшись в сушумне я прикоснулся к внутреннему оверту и разузнал, что это был действительно Сотник, точнее, то что из него сделали эти недотёпы - чечены. Я знал их дремучие методы, ведь это была самая эволюционно отсталая организация линии Шахтеров, ни один из серьезных орденов их в своих планах никогда не учитывал. Как никто, готовя войну не учитывает возможность угрозы со стороны какого-нибудь канибальского племени Полинезии. Жалко было паренька, хорошо пел бывало, душевно так... а теперь его выпьет какая-нибудь ****ь и будет он болтаться в ней до самого утра где она выссыт его вместе с лохмотьями спермы своего ночного гостя. И не сольется Сотник с ней душами, как верят чечены, а станет бездомным канализационным духом. Хотя вроде его собираются слить с братской могилой, которую они называют Кемалем... Дикари. А что еще можно ожидать от чеченских суфиев, кроме фатальной ошибки. Крутили бы лучше свой зикр, да ленились больше. Только лень удерживает человека от совершения роковых ошибок.
Помочь Сотнику я не имел времени, да и неизвестно было можно ли вообще ему помочь. Потом разыщу.
Так думал я скрываясь от Сотниковского сканирования, делая вид что его не замечаю.
Потом я синим лучом повернул четырехвектор координат, и время стало пространством . Комната изменилась. Левый угол стал расти с каждой секундой, я сделал пять шагов назад и мое тело вытянулось метра на четыре и продолжало расти соразмерно с комнатой. Красным лучом я вернул координатные оси обратно....
24
Сотника резануло синим сполохом и вышибло из кельи как пробку.
Он был насильственно возвращен в бутылку. В этот самый момент его бутылку открывал Хасан-Зарифа приговаривая:
-Ай какой хороший ракы получился из Искандера! Ароматный, понюхай, Зарифа!
-Т ам Серега в плену у Лингов. Ему помочь надо. Перерезать газопровод! - громко попытался сказать Сотник, но только тонкие игривые пузыречки воздуха пробежались по ракы, а звука не было.
В комнате стоял круглый стол над которым свешивался, словно коварный шпион, лопоухий конус допотопной лампы.
За окном было темно.
За столом сидел Кемаль и Шевкет. Шевкет был пьян до неустойчивости и все норовил заснуть за столом, но его локтем недовольно будил Кемаль.
Хасан-Зариф взял изящную пипетку и втянул в нее капельку Сотниковской ракы. Сотнику эта процедура не понравилась больше всего. Он понял, что его на самом деле очень мало и могли бы его поберечь.
Даже когда у Сотника брали когда-то кровь ему было не так жалко – все таки новая нарастет, а тут ракы... Как Сотник знал из опыта, просто так новое ракы в бутылках никогда не нарастает, а только убывает, даже где-то испарятся!... «Вот они кошмары нового бытия...» - подумал Сотник.
А тем временем, Хасан-Зарифа влил пипеточную каплю «Кулюпа» Шевкету в рот, тот недовольно, что-то замычал, выпрямился и стал осанкой походить на Сотника, даже попытался изобразить известную Сотниковкую позу «мудрый полководец изучает местность, перед тем как повести полки на неприятеля». И вдруг произнес:
-Та мсер егавпле нуули нгов емупом очьнадо пер е резатьгазопров од!
Потом щелкнул челюстью и повторил:
- Там Серега в плену у Лингов. Ему помочь надо. Перерезать газопровод
- Да в каком там в плену. Он просто потерялся в мире фантастических грез вот и все дела! - сказал Кемаль, - и его очень поэтому жаль. Он был бы с нами, если бы оказался сильнее.
- Да я самолично его видел! Там такой заговор, что вам и не снилось! - сказал Сотник вновь пуская пузыри по своей бутылке, а Шевкет, словно кукла, повторил за ним, озвучивая его даже чем-то похожим голосом.
- Что и сказать, Искандер, - произнесла Зарифа, - Линги существуют и они наши враги, бесспорно, и да, известно, что они по трубам воруют людей и забирают у них кровь для своих вселенских планов.
Знаем мы, что они и в Мармарисе проводят свои эксперименты. Отрабатывают поставку людей по трубам в промышленных масштабах. Но живут они глубоко под землей и никто их пока просто поубивать не может. Это же, в конце концов, натовский проект. Защищенный Штатами. Если бы ты знал сколько людей они губят! Помнишь вонь в Даламане? Это воняют их жертвы. Там есть специальное кислотное озеро, куда скидывают обескровленные трупы убитых ими. Потом растворенную органику они пускают для производства бумаги, а кто-то говорит, что и на Биг-Маки. Трудно проследить, даже имея возможности перемещатся без тела. Нелюди они и фашисты. Более, того мы их теперь остановим и ты узнаешь как. Потом узнаешь, когда сольешься с Кемалем.
- Но ваши методы... наши методы разве не столь кровавы? Где мое тело, например? Скормили в туристических ресторанах ? – сказал Сотник.
- Нет, твое тело будет жить и вернется домой. Мы уже добавили в него другую душу, не такую богатую, как твоя, но жить можно. Никто дома и не заметит. Воспоминания, знания – все это осталось в мозгу. Хотя, если ты не против, оно может послужить и более интересным образом. Тебе оно не нужно, а вот шахиды, для борьбы с теми же Лингами, нам нужны. Так, что как хочешь.
- Я хочу, чтобы мое тело погибло в борьбе со Штатами. Не хер ему шляться без меня! Да и революционное оно, в конце концов. Так, что давай в шахиды его бери...
- Вот и хорошо! – сказал Хасан, - жаль только Серегу не удастся спросить. Тоже ведь для шахида теперь он только и пригоден.
- Ну-ка расскажите, что с Серегой?
- Да, Серега... Серега, он вовсе не у Лингов, а у нас. В соседнем сарае лежит. Давно лежит, но ни разу не пришел в сознание, как только нигредо тронуло его, он испустил дух. И где он теперь – неизвестно. Только вот тело не умирает. Так, что ему тоже дадим душевной ракы и он тоже проснется с чужой душой. А жаль, большие надежды на него возлагались. Вы бы в паре добавили, много очень хороших качеств нашему Кемалю.
- Так его дух убежал? - спросил Сотник.
- Нет, просто схемка, в которой дух держался, была хлипка... сорвались крепления и дух вышел. Поскольку ты его друг, то у тебя просим разрешения сделать из него шахида для борьбы с ненавистной сектой Лингов.
- Из Сереги? Зомби?
- Не зомби, нет. Он будет прекрасно знать для чего и что он делает. Это будет его сознательный выбор... ну скажем так... на материалах имплантированных нами воспоминаний. Эти воспоминания, они как звезды в астрологии, будут не принуждать, а лишь слегка склонять. Но последнее слово будет за ним. За его новым разумом!
- Хм... Нет! Я не могу... Я хочу его увидеть сначала! - сказал Сотник и сосредоточился для перемещения к Сереге. Но ничего не вышло, он остался в бутылке.
- Почему я больше не могу выходить из бутылки? – спросил Сотник с подозрением.
- Потому что бутылка открыта. Как только бутылку открывают дух запечатанный в ней прилетает из любого места, в каком бы он не оказался. Таково устройство. Ты теперь у нас как джин, - сказал Хасан и рассмеялся. Давай мы тебя к нему отнесем.
- Несите меня к нему! - сказал Сотник-Шевкет.
Бутылку взял близнец и они вышли из дому. Вышел и Кемаль, и протрезвевший Шевкет.
На улице была такая благодать, что Сотник хотел, чтобы поскорее закрыли бутылку, чтобы он мог полетать по теплому воздуху в лучах полной луны. Было столько идей!... Интересно, когда его засунут в Кемаля, можно ли будет из него свободно вылетать?... или только в полнолуние.
- Я из Кемаля смогу вылетать? - спросил Сотник.
- Да легко, - ответил Кемаль, - я ведь как улей, во мне уже тысячи душ, некоторые совсем интегрировались в одну, другие просто живут в одном теле и могут вылетать. Часто вылетают в кабак.
- Как это они пьют интересно,-спросил Сотник, - я вот тоже хочу напиться после всего, но я щаз сам напиток...
- Они вселяются в пьяные головы и пьют. Имеют девушек. Да что хотят делают. Потом утром вылетают, а хозяин тела утром остается с разбитой головой, а потом разыскивает свои воспоминания. И часто не может понять, как это он мог такого натворить по пьяни. Увидишь, такого – знай, наши пчелки побухали в нем. Испили из его кубка, так сказать.
- Бесовщина... хотя, мне ли говорить. Кто-то чорта видит в бутылке, а я сам себя.
Зашли в сарай. Кемаль нашел фонарь и зажег яркий, густой, белый луч. Осветили топчан. Там лежал Серега. Похоже, все что он мог, так это вращать своими пустыми глазами. Рот был приоткрыт, и из него тянулась длинная сверкающая в лучах фонаря нитка слюны. Он что-то бормотал, непрестанно гримасничал и чесал окровавленный пах.
-Вы что оскопили его? - грозно спросил Сотник.
-Нет, он сам, - сказал Хасан, - вырвал себе зачем-то яйца и съел их. Ничего не поделаешь.
- Вы его и погубили. Не кормили - сказал грустно Сотник.
- Ну так ты даешь добро на использование? - спросил Хасан.
- Да, - ответил Сотник и добавил, - Эх Серега, Серега, не слушал ты мои призывы, все спорил и доказывал, а вот теперь я тебя переспорил. Да, в шахиды отдаю. Вместе пойдем. Унесите меня отсюда.
Сотник представил, что и его тело вот так же точно, где-то корчится и зовет душу. Нет, он смотреть на свое тело не хочет. Люди без души - не лучшая картина, особенно для возгнанного до состояния «Кулюп» духа.
Уже на пути обратно, в доме, Сотник спросил:
- А что, во всяком ли ракы «Кюлюп» заточен какой-нибудь человек?
- А ты считаешь себя человеком? - прыснула Зафира, чем смертельно обидела Сотника.
- Ну по крайней мере у меня не одна сиська как у тебя, - злобно прошипел Сотник через Шевкета.
- Вот вылью щаз тебя в Шевкета! - сказала Зафира, впрочем дружелюбно.
Шевкет все таки не вынес напряжения дня и упал мертвецки пьяным и усталым. Сотник остался без связи, да и Кемаль, и двухголовый андрогин скоро ушли. Закрыв бутылку с Сотником и погасив свет.
25
Солнце, такое яркое, что не видно неба, такое большое, что не видно солнца....
Кто-то неизвестный чувствовал, пропитанную ярким ароматом аниса, нестерпимую, традиционную в этих местах жажду и непривычную для его глаз медово-молочную сладость созерцания восхода ненавистного солнца. Неизвестно долго ли он наблюдал восход, неизвестно закрывал ли он вообще глаза под чарующий звон изумрудных звезд, неизвестно были ли у него глаза, у этих мест солнце, у ночного неба звезды. Не у кого было спросить, да и некому....
Я пришел домой весь в крови и с разбитой бровью. Отменил предстоящую экскурсию, сославшись на недуг. Олег был взбешен. А я был спокоен. Я спросил, где Сердар, мне грубо ответили, что спит пьяный на столе в офисе. Мне было приятно это слышать.
Сотник проспал двое суток беспробудным сном. Никто не мог его разбудить. Он забил на все экскурсии. Проснувшись, он стал чудить. Покупал порой бутылку ракы «Кюлюп», делал ксилофон из пустой посуды и стучал, наблюдая за поведением ракы. По его словам, оно под музыку может закружиться в вихре зикра прямо в бутылке. Стал заговаривать с бутылками, танцевать. Но самое забавное было то, что если кто-то брался настукивать на его ксилофоне, то он бросал все и начинал крутиться как волчок, подняв одну руку к небу. Турки его очень уважали за этот невольный танец, но часто издевались над ним, стуча по бутылкам за столом до тех пор, пока Сотник не падал без сил на землю. Изводили порой до блевоты. Он сильно осунулся, замкнулся и вскоре вовсе исчез. Его искали повсюду. Но тщетно. Гид-переводчик Игорь Котин, побывав однажды в Конье, говорил, что, дескать видел там танцующих дервишей, и вот, дескать среди них он видел кого-то очень похожего на Сотника, но точно не мог сказать из-за слабого зрения, да и из-за особой недоступности танцоров Мевляны.
Никто не придал его подозрениям никакого значения. А я знал, что это был именно Сотник. Настоящий суфий, чеченского разлива только с русскою душой. Чьей-то душой.
Через полмесяца я вернулся в Россию полный воспоминаний. Меня, то и дело, приглашали в гости, где я рассказывал кучу небылиц про Турцию и работу в ней... Так проходили месяцы.
Однажды ночью раздался звонок и приятный женский голос сказал, что мне было бы хорошо прибыть на новое место работы в одну очень крупную компьютерную фирму. Я понял это как приказ, да и деньги мне бы не помешали.
Работал я усердно. Это была работа среди элиты компьютерного мира. Тогда то я и стал настоящим Сисадмином. Большого. Планетарного масштаба.
И подготовил все, как и задумал.
Самую крупную туристическую фирму отправляющую туристов в Мармарис закрыли, обвинив начальство и гидов в растлении малолетних и глумлении над историей Турции.
Сулейман – начальник турецкого отдела нашей турфирмы и «шептун» - наш штатный психотерапевт азейбарджанец-Сарухан, (которого мы назвали «шептуном», за особо вкрадчивую манеру вести психокоррекцию провинившимся гидам), были застрелены в Мармарисе. Сообщалось также, что в кабинете Сарухана был найден тайник со многими килограммами особо сильного психотропного средства. Ясно, что полиция списала это убийство на разборки между турецкими наркокланами. И закрыла дело.
Потом на Ленте.Ру сообщили, что открылся газопровод между Турцией и Россией. Газеты радостно шумели по этому поводу. И меня очень умилило его название «Голубой Поток».
Вечером я набрал на телефоне 8 гудок 8712 + номер абонента и сказал:
- Привет Саид, это Аслан. Ну что все готово по проекту «Золотая Эра»?
- Да, слюши, давно ждем сигнал.
- «Ксену-2»
- Принято.
- Когда приедешь?
- Завтра прилечу. Там шлюзы проработаны?
- Да там наши.
- Хорошо, встречайте в Краснодаре в 16.
- Принято.
- Давай.
На следующее утро, я в своей компьютерной системе запустил дивергеционный код и после плотного обеда вылетел в Краснодар.
Там меня встретили и отвезли на военную базу газопроводных войск, контролируемую нашими людьми.
Провели последний инструктаж, и я, облаченный в прекрасный космический скафандр, с большой самоходной тележкой, полной тротила вошел в шлюз газопровода. Я старался думать о своем далеком будущем, так как о ближайшем было думать немного страшновато. Но все же меня грела и вела вера в то, что, моя давняя подруга, которую тут хамовито называют «Ксену», выйдя из заточения, поможет мне, как я помогаю сейчас ей.
Утром следующего дня газеты сообщили о двойном взрыве на газопроводе «Голубой Поток», один ближе к русской границе, другой к турецкой. В турецкую прессу просочились слухи, что один из взрывавших был танцор Мевляны. Его дескать засняли камеры слежения, когда он одетый в скафандр кружился подняв руку вверх и только потом вошел в шлюз. Однако, турецкая полиция никак не прореагировала на эти слухи и масс-медиа остановились на том, что трубопровод взорвала иракская подводная лодка в паре с корейской.
Мировая общественность озаботилась наличием у Ирака и Кореи, столь мощных вооружений и стала применять к этим странам свои адекватные меры.
Через пять дней, на удивление всем, близ Мармариса проснулся вулкан и потопил город и окресты в лаве и пепле. Все говорили о Вторых Помпеях. Уж больно много людей погибло в ту ночь.
26
Через год в Кракове родился мальчик с двумя большими родинками на плечах, а в Праге в монастырский приют подкинули девочку с прекрасными темными глазами, которую, монахини назвали Ксения...
27
Через три года президентом Турции стал, неизвестный прежде в политических кругах, Кемаль Юзбаши, который и вывел впоследствии эту страну из НАТО. Чем и был роковым образом нарушен баланс сил на мировой арене...
28
Началась Золотая Эра Аксеноитской Церкви, собравшей вокруг своего алтаря патриархов всех религий и руководителей сект...
29
Во время визита в Сербию, сумашедшим фанатиком фундаменталистской ветви Церкви, был убит президент Соединенных Штатов Америки...
30
Языки и народы перестали существовать, стало быть последствия Вавилонского Столпотворения были устранены...
9 февраля 2003. Санкт-Петербург.
Вавилонская шахта
© Copyright: Сергей Чайка, 2003
Свидетельство о публикации №203021100072
Свидетельство о публикации №203021100072
Рецензии
Прочел, наконец, «Вавилонскую шахту». С литературной точки зрения повесть прекрасна, а вот с идеологической…
Все-таки, куда в конечном итоги попадают души героев, прошедшие очищение столь суровой инициацией? На Рай такое болтание между индивидом – «братской могилой», бутылкой алкоголя, кабаками чужих душ, чьими-то заговорами и разборками не очень-то и похоже, уж про достижение Богоединства я и не говорю. Насколько я понял, такое «болтание подобное говну в прорубе» будет продолжаться до самого Апокалипсиса? Значит, это очередная модель ада, наряду с ледяным арийским адом, огненным семитским, «круговым» христианским…
Все-таки, Сергей, я бы поостерегся в таком произведении присваивать главному герою свое имя. Все-таки, быть может, имя с душой как-то связано, и что не говори, а по-моему не очень приятно свою душу отправлять туда, где ей быть не следует, пусть даже и в литературном произведении!
Товарищ Хальген 18.10.2005 03:33 • Заявить о нарушении
Все-таки, куда в конечном итоги попадают души героев, прошедшие очищение столь суровой инициацией? На Рай такое болтание между индивидом – «братской могилой», бутылкой алкоголя, кабаками чужих душ, чьими-то заговорами и разборками не очень-то и похоже, уж про достижение Богоединства я и не говорю. Насколько я понял, такое «болтание подобное говну в прорубе» будет продолжаться до самого Апокалипсиса? Значит, это очередная модель ада, наряду с ледяным арийским адом, огненным семитским, «круговым» христианским…
Все-таки, Сергей, я бы поостерегся в таком произведении присваивать главному герою свое имя. Все-таки, быть может, имя с душой как-то связано, и что не говори, а по-моему не очень приятно свою душу отправлять туда, где ей быть не следует, пусть даже и в литературном произведении!
Товарищ Хальген 18.10.2005 03:33 • Заявить о нарушении
На это произведение написано 9 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.