Егор

 На улице вечер. Темно. Тысячи огней пролетающих автомобилей, фонарных
столбов, обреченных вечно стоять на одном месте. Горящие глаза окон, за
которыми находятся тысячи людей. Поглощая пускай не солнечный, не
живой, выдуманный, холодный, бездушный, пустой свет, люди рады. Они живы.
Больше им не нужно.
 

 - Ты дома? Так рано? Что случилось?... - проговорила Валентина Петровна,
проходя на кухню, нервным голосом.
 - Я? Да просто отпустили пораньше. Сломался станок у Вовки, вот и я...
Думал ты радоваться будешь, а ты... Я в ящике газету забрал, и хлеба купил.
 - Пил? - тихо сказала Валентиа Петровна, и принюхиваясь, медленно начала
наклонять голову, к лицу Егора.
 - Да не пил я. Ты што... Мне же врачь сказал, что нельзя. Что я -  враг
своему здоровью? - отводя голову и затягиваясь папиросой, произнес Егор.
 - А почему спиртом пахнет?
 - Так мы Женьку сегодня прожигали... Его жена бросила...
 - Ах да. А я и забыла напрычь. Пойду позвоню, поздравлю. А как он тебя
прожег - то... Помнишь? Чем прожигал то он тебя? Так и не сказал? - ставя сетки
 рядом с консервной банкой, которую Егор использовал, как пепельницу сказала Валентина Петровна.
 - Нет... Это тайна его. Говорит, что дед ему рассказал как раствор делать.
А он пообещал, что только сыну, расскажет. А у него дочка родилась, вот ведь
 как бывает. - Произнес Егор, отодвигая медленно сетки, от которых пахло хлебом,
и копченной колбасой.
 - Да он еще с Машкой- то настрогает десяток. - Рассмеялась своей шутке
Валентина Петровна, и отправилась мыть руки. - А я хлеба тоже купила. Теперь
засохнет. Ну да ладно. Ты пока сосиски достань. Ты ел?
 - Нет, не успел. С какой Машкой? Кинула она его, говорю. - Жмурясь от дыма,
который попал в левый глаз сказал Егор.
 - Тогда в кострюльку, красную воды налей, и на плиту поставь. А я в туалет
пойду. - проговорила Валентина Петровна, и нажав на выключатель хлопнула
туалетной дверью.
 - Ставлю, ставлю... - себе под нос бубнил Егор, наливая в кострюлю воду из под
крана.
 Поставив воду на плиту, Егор неспеша достал новую папиросу из пачки. Закурил.
 Положил молоко с кефиром и палку копченой колбасы в холодильник,
 хлеб в хлебницу, полиэтиленовый пакетик печенья и маленький бумажный сверток, в
котором находились конфеты, убрал в шкаф над плитой, туда, где хранятся крупы.
 Через несколько минут появилась Валентина Петровна уже в домашнем халате.
 - Ну. Поставил, молодец, вот только столько курить нельзя. Вообще курить нельзя.
 - Да, я знаю.
 - Зачем тогда куришь? Вредно... Сам говоришь, что не враг своему здоровью. А куришь.
Да еще столько. Какую уже по счету куришь? Пятую? - сказаля Валентина Петровна, и
принялась протирать тряпкой стол. От тряпки пахло гнилью.
 - Вторую.
 - Нельзя так. Можно раком заболеть. - Серьезным голосом, который был скорее поучительным,
чем строгим, проговорила Валентина Петровна.
 - Можно и лежа заболеть. - Сказал Егор и бросив недокуренную папиросу, в так
называемую, пепельницу, вышел из кухни.
 - Я же как лучше хочу. - Тихо сказала Валентина, и начала резать хлеб, купленный Егором.
 Тихо играло радио. Очень тихо. Свет горел во всей квартире. Валентина Петровна жила с Егором
уже десять лет. Она работала в магазине, в мясном отделе. Егор работал на заводе "Станокъ",
 механиком.
 Двухкомнатная квартира. В самом обячном доме, в самом обычном районе, в небольшом городе.
В целой вселенной под названием СССР.
 Радио продолжало бубнить. Егор лежал в комнате с закрытыми глазами, и вспоминал молодость.
Валентина Петровна, варила сосиски.
 - Егор... Иди кушать. - Пропела Валентина Петровна, и закашлялась.
 - Я не хочу есть. - Сухо, жестко, правильно, разборчиво, раздельно, кидаясь, немного с хитрецой,
беззаботно, умно, сурово, прямолинейно, откровенно, без иронии, замкнуто, счастливо, громко,
хрипло, назойливо, чисто, закашлявшись, отхаркнувши, неслушая, призывая, немо, повествовательно,
душераздирающе, лежа, прыщаво, без озорства, с задоринкой, сытно, несомненно,
уверенно, трусливо, с выбоенкой, с люфтом, с тоской по звездам, с разбором, щелкая, рвано,
нормально, вычурно, торжественно, вышесказанно, прыгнув, стеклянно, прощаясь, черно, кидаясь,
вновь щелкая, пытаясь, неуверенно, дрожаще, бумажно, телевизионно, по-дикторски, красиво,
немного заманчиво, раскрывая свою сущность, передвигая грани, вытирая ноги, подбрасывая жизнь,
 превращаясь в чувство одиночества, пропитываясь непонятным, властно, надзирательно, тошнотворно,
 гармониально, пытаясь утвердиться, разоблачая,прописывая лекарсво, ровнодушно отозвался Егор.
 - Как хочешь... Это все от твоих сигарет. Может заболел уже чем?... - Произнесла довольно громко,
 прямо, откровенно, думая, прорывая тишину голосом, просто так, сурово, робея перед космосом,
белоснежно, пытаясь вцепиться зубами, просто от того, что нечего больше, кисло, с аппетитом, с
мыслями о обильное еде, с привкусом горечи на губах, с оскалом древнегреческого демона, с золотыми
глазами, противно, недоверчиво, нарочито, выдуманно, не от чистого сердца, кинув, проползая под
гнетом, боясь сильно затронуть, волнуясь перед первой встречей, думая, что он не придет, надеясь,
так как он не красив, но выхода нет, последний шанс, странное, обячное имя, перхотно, потно,
болезнетворно, расплываясь в улыбке, лживо, горячо, пропито, деревянно, хладнокровно, плавно,
спиралевидно, довольно банально, сонно, железобетонно, начитанно, прокуренно, и с ненависью,
с отвращением к никотину, прохладно, холодно, треща, вышеупомянуто, по-Стахановски, как ребенок,
с волосами на губах, пластмассово, зимующе, тоскливо Валентина Петровна.
 Егор лежал, и думал... скорее всего даже не думал, а вспоминал, что хорошего с ним произошло за
всю его жизнь. Задремал, и снились ему маленькие дети, синие коробки, плащи, пластмасса...
 
 Егор упал в пропасть, вздрогнул и проснулся. На часах, которые стояли на столе, рядомс диваном,
сидела муха.
 Пора на работу, подумал Егор, и отправился умываться. Последнее время он не смотрел на себя в
зеркала, ему было противно. Почему, он и сам не знал. Это похоже на то, когда девушке приходится
наблюдать крысу. Отвращение. Злость и ненависть, неприязнь, мороз по коже, страх, визг, молот страха,
наковальня разума, просто неприязнь, переросшая все грани возможного, отвращение испытывает девушкка,
а крыса просто хочет есть, хочет жить. Она - крыса. Крыса не бьётся в панике, от созерцания муравья.
Именно по этой причине, Егор перестал смотреть в зеркала.
 На кухне щквырчала яичница... Егор съел. Молча. Не проронив ни единого слова, хотя Валентина
Петровна неоднократно пыталась заговрить. Оделся, взял сумку, и отправился на работу.
 
 - Егор... - У проходной окликнул его Женька. У женьки виднелись на лице пятна сажи, и волдыри.
 - Ну как, как отошел? - Поинтересовался Егор.
 - Да нормально, правда слабовало, но ничего... Хорошо.
 - Ты можешь меня прожечь, прямо сейчас? - Голос Егора дрогнул, и лицо разделилось на три части слезами.
 - Да что ты... Что случилось? Так утро же... Нельзя... - скороговоркой выпалил Женька, и прикурил две
 папиросы, одну отдал Егору. - Ты что?? Нельзя...
 - Мне все равно ты будешь делать или кто другой. Ты согласен?. - Сурово, снисходительно, навязчиво,
с разбором, прямо, вертикально, планомерно, выгнуто, пропорционально, тихо, жестоко, с горечью произнес
Егор.
 - Ну... Пошли.
 Они вышли из очереди, и отправились к Женьке домой. Квартира находилась не далеко от завода. Пройдя по
 тенистым дворикам, завернув подъезд, они все таки вошли в квартиру.
 - Ты садьсь на кухне, а я пойде принесу прожигателя. У меня бутылка настаивается, в кладовке.
 Егор сел, и закурил. Через несколько минут, появился Женька, вид у него был уставший. В руках он держал
бутылку с мутной жидкостью.
 - Приступим?    
 - Да.
 - Я сейчас найду чашку. ТОлько ты осторожно. Маленькими глотками, и смотри, чтоб на одежде не попало.
А то я... ну... ты понимаешь. - Усмехнулся Женька.
 - Хорошо. - Тихо сказал Егор,и запрокинул голову, выдувая тонкую струйку дыма.
 Женька налил тягучей жидкости в чашку. И протянул тресущейся рукой Егору.
 - Ты в ванной лучше... А то...
 - Хорошо. - Тихо сказал Егор, и медленно отправился в ванную комнату. Сел на унитаз.
 - Ну, ты сам захотел.
 - А я и не говорю, ничего. - Вымолвил Егор.
 - Начинай. - Скомандывал Женька. Егор приоткрыл рот, и маленькими глотками выпил содержимое чашки.
Сел, выпрямился. Левый глаз начал дергаться. Налился кровью, и стал увеличиваться.
 - Закрывай.- Прохрипел Егор, и слюни потекли струйкой с уголка нижней губы. Коже побагровела. Женька
стоял, подбоченевшись, и смеялся во весь голос. Егора затресло, глаза стали блуждать. Левый независимо
от правого. Затресло сильнее. Егора вырвало. Сильно. Коже побагровела на столько, что начала дымиться.
Женька, громко смеясь, закрыл дверь со стороны коридора, услышал взрыв. Открыл дверь, вошел, кое как,
нашел наручные часы и обручальное кольцо в горах огненной плоти, выпил чая, и отправился на завод.

 На следующий день, вновь рожденного Егора, нашли у станка №165 завода "Станокъ"... Валентина Петровна,
пришла его забирать... Плакала и смеялась...