Метро

  Он бежал вниз по пустому эскалатору, и его ноги, казалось, не касались ступенек. В теле чувствовалась такая необыкновенная легкость, как будто он не вкалывал сегодня весь день, как заведенный. Душа пела и плясала, как целый цыганский хор на свадьбе. День прошел великолепно и к приходу ее «предков» она уже была женщиной. Потом долго пили на кухне чай вчетвером. Он гладил под столом ее круглое колено, она отчаянно краснела, а «предки» подкладывали варенье и заливались весенними соловьями: «А что, Арсен, по-вашему профессия психолога действительно имеет будущее? А то наша Марианночка… А что вы скажите о...? А то наша Марианночка...»
  А потом, когда он засобирался уходить, «их Марианночка» почти что силком затащила его к себе в комнату «посмотреть фотографии» и заставила его повторить укороченный вариант того, чем они занимались весь день. (Правда, без диких криков и стонов, замененных счастливым мычанием в подушку). И переться бы ему через весь город пешком, если бы не случайно подошедший трамвай и его на удивление человечный водитель.
  Почти слетев с эскалатора и чуть не скатившись кувырком по лестнице, он вылетел на платформу. Успел! На перроне стояли люди, а значит, последнего поезда еще не было. Десять - двенадцать пассажиров-полуночников неловко переминались на платформе в ожидании последнего шанса добраться домой. Пожилая, грузная дама успокаивала своего, не в меру расшалившегося, спаниеля в вычурном, украшенном бисером ошейнике. Несколько парней в сине-белых шарфиках пили пиво и периодически ржали так, что тряслись хрустальные люстры на лепном потолке. Пожилая интеллигентного вида пара неодобрительно на них посматривала и возмущенно перешептывалась. Сонный и очень толстый мент старательно не замечал двух «в дупель бухих синяков», которые в свою очередь прикидывались ярыми борцами за трезвый образ жизни, для устойчивости обняв друг друга за плечи. В общем, обычная питерская ночная публика, торопящаяся поскорее добраться домой и залечь там до утра.
  Раздался нарастающий гул и народ оживился. Из туннеля вынырнул поезд… Но что это был за поезд! Построенный, наверно, еще в пятидесятых, поезд был пуст и девственно чист. Казалось, сотня уборщиков-трудоголиков только что угрохали на него пару сотен кубометров воды и вагон какого-нибудь «Комета» (который еще и микробов убивает).
  Входить в такое сверкающее великолепие было слегка боязно. Из всех пассажиров сесть на новенькие кожаные сидения решились только дружки - «синяки». Вернее упасть…
 Остальные так и остались стоять, боязливо держась за чуть не светящиеся поручни. В повисшей тишине мягко захлопнулись двери и поезд, набирая ход, скрылся в тоннеле. Следующую остановку почему-то не объявили…

  … Народ дружно выдохнул и двери, наконец, закрылись. Поезд беременной гусеницей пополз в тоннель, а маленькие электронные часы на стене станции «Пионерская» перещёлкнулись с 04:32 на 00:00 и начали отсчет заново. Карина горестно вздохнула: они с Ивашкой опять опаздывали к завтраку в детский сад. Воспитательница будет ругаться и уличать "некоторых молодых мам" в   
пренебрежении к "несчастным детишкам", неуважении к чужому труду и вообще...
И в итоге она снова опоздает на работу. И "Господин-Менеджер-По-Кадрам " Г.Г.Заров опять вызовет её на ковёр. И опять намекнёт Карине на её плохую работу и хорошую фигуру. Она опять мягко откажет и он отпустит её напомнив о не бесконечности своего терпения и обязательности выполнения рабочего расписания. Настроение будет испорчено на весь день и опять всё будет валиться из рук, и опять она не сможет уснуть, и опять проспит... Замкнутый круг, безвыходный квадрат, Бермудский треугольник... «Может таки переспать с этим Заровым» - внезапно подумалось Карине и тут же передёрнуло от отвращения - «Нет, нельзя же так... уж лучше на панель... или с Дворцового об лёд!». Ивашка внимательно посмотрел на мать и она (почти через силу) ободряюще ему улыбнулась: «Ничего, в следующий влезем! Следующий наш!»
  Сын радостно улыбнулся ей в ответ и крепче сжал её руку. Для своих пяти с половиной лет Иван был на редкость понимающим молодым человеком и чувствовал, когда мама огорчается, а когда "Просто В Отчаянии". И если в первом случае ещё можно было попытаться развеселить или успокоить её, то второй предполагал лишь понимающие глаза и полное невмешательство. А то Отчаяние могло перелиться в Гнев, а потом в Раскаяние, которое пугало Ивашку больше всего. Он оглянулся вокруг в поисках того за кем можно было бы Понаблюдать. А Понаблюдав Сделать Выводы. За неимением дома другой литературы Карина учила сына читать по простеньким детективам, смысл которых он понимал с трудом, но с некоторых пор любил воображать себя Детективом. Однажды в детском саду он даже нашёл, кто украл апельсин со стола у воспитательницы. Маму потом очень хвалили за такого наблюдательного сына и она купила ему шоколадку.
  Они стояли в конце платформы, у самого жерла тоннеля. Внимание Ивашки привлекли два молодых милиционера, стоящие рядом. Он зачарованно рассматривал наручники и дубинки, висящие у них на поясах. Потом стал прикидывать: похож ли пистолет на бедре у одного из милиционеров на тот, что лежит у него в рюкзаке. Он уже решил достать и сравнить, но тут его внимание отвлекла другая тема:
- Мама, смотри, собачка на рельсах!
- Где?
- Да вот же! - Ивашка подался к краю платформы, чтобы показать маме чудесную рыжую собачку, выбежавшую из тоннеля. Он был очень наблюдательным мальчиком и очень любил шоколад. Нельзя сказать, что Карина что-то увидела или поняла, но резкое чувство опасности хлестнуло её по нервам, и она успела дернуть сына на себя. Что-то пронеслось у неё перед лицом, обдав запахом затхлой воды и гниения. В следующий момент она увидела как один из милиционеров падает на пол, пытаясь оторвать от своего горла воющий и визжащий комок рыжей шерсти.
  Толпа в ужасе расступилась. Все опешили. Никто из окружающих не пошевелился, что бы помочь мечущемуся человеку. И лишь через несколько секунд второй милиционер, опомнившись, пнул собаку так, что она перекувырнувшись в воздухе, ударилась об стенку и сползла на пол бесформенной окровавленной массой. Казалось невероятным, но затем пёс как ни бывало вскочил и ощерился на окружающую ее толпу. Это был маленький рыжий спаниель. Глаза его покрывала белая пленка, а с необычайно выросших клыков обильно капала серо-зелёная слюна. Собака (хотя собака ли?) издала низкий шипящий звук, напоминающий сдавленное рычание пополам со звуком сдувающейся велосипедной шины. Никто не увидел момента, когда "пёс", взлетев в высоту чуть ли не на два метра, кинулся на толпу. Раздался выстрел. В замкнутом пространстве метро он прозвучал раскатом грома, и на некоторое время у всех окружающих заложило уши. Существо резко остановилось в воздухе, как будто, натолкнувшись на что-то, и рухнуло на пол. Следующие два выстрела прозвучали для Карины на много тише (а Ивашка, как выяснилось потом, вообще их не слышал). Милиционер подошёл к "собаке" почти вплотную и выстрелил ещё и лишь затем повернулся к раненому товарищу.
Прижимая вырывающегося Ивашку к груди, Карина заворожёно рассматривала ужасную картину. Позже, в кошмарных снах, ей почему-то будут видеться не раненый милиционер, пытающийся пережать хлещущую из горла кровь, и не безголовый труп бешеной собаки, почти размазанный по стене. Ей будет сниться лежащий в луже крови вычурный ошейник с бисерным узором по краям. И она будет просыпаться с затравленным воплем, что сдержала тогда в метро, пугая Ивашку, а иногда и Зарова Г.Г.