Как я прикасалась к великому

               
                *  *  *

Долго думала я, а стоит ли вообще обнародовать эти факты из истории нашей страны. И, в конце концов, решила, что не имею никакого морального и этического права скрывать от общественности эти свои драгоценные воспоминания.

                *  *  *
Часть первая   

Минутко

Мне тогда не было и десяти лет. К нам в школу приехал очень известный детский писатель и киносценарист. Его фамилия была – Минутко. Мне, как активистке библиотечного клуба, поручили ответственейшее задание – принести из библиотеки нетленные произведения маститого писателя и сложить их аккуратной стопочкой на столе перед его сиятельным взором.
С заданием я справилась замечательно хорошо. Взяла все четыре книжечки и мужественно, преодолевая скромность и неуверенность в завтрашнем дне, донесла до указанного места. Наверное, на этом бы закончилось моё прикосновение к прекрасному, если бы я то ли от волнения, то ли просто засмотревшись, не споткнулась о ногу живого классика. В  попытке не упасть, я схватилась за лацкан его пиджака… ЕГО! ПИДЖАКА! И оторвала маленький значок… Совершенно нечаянно… На память.

Это было моё первое в жизни прикосновение к великому.

Хотя, нет… Вдруг вспомнила, что примерно в годовалом возрасте сидела я на руках у Королёва. Спешу вас успокоить – не описала! Ну, в смысле – не подмочила его репутацию. И свою удержала при себе.

                *  *  *

Часть вторая 

Макаревич

Мой оперативный отряд обеспечивал сохранность дорогих всей стране индивидуев на концерте в клубе завода «Серп и молот». Я носилась по закоулкам, проверяя посты и расставляя людей по местам возможного проникновения безбилетного противника. Враг был хитёр, умён и изворотлив, и бороться с ним приходилось яростно и активно. Они пытались прорваться с заднего хода, через буфет, пролезть  сквозь окна, сквозь щели и щёлки, они прикидывались аборигенами, работниками сцены, поварами, они делали вид, что их не видно и пытались просачиваться сквозняками, тонким сигаретным дымом…
Нам сказали: «Если вы допустите проникновение в зал безбилетного элемента, то вас самих в зал не пустят». Нас самих было около ста человек и нам самим ужас как хотелось увидеть и услышать вблизи ансамбль «Машина времени»! И мы старались, как могли.

И вот, в очередной раз бегу я по коридору клуба, со всей скоростью вылетаю на перекрёсток и сталкиваюсь с кем-то, не успевшим даже вскрикнуть. Уж очень быстро я тогда бегала… Приложилась я головой об пол и в себя пришла не сразу. А, когда всё-таки, очнулась, то увидела, что почти на мне почти лежит почти безжизненное тело… Макаревича… О, господи! Макаревич! Сам! Убила! Макаревича! Не передать словами, что я испытала в тот момент. Тело зашевелилось. Тело сдвинулось и сползло с меня. Тело приподняло голову, потрясло ею, видимо, чтобы убедиться в её сохранности и сказало: «Вот это да!»
Потом он меня поднял. Сама я этого сделать не могла никак. Да, что там говорить, при виде Макаревича – кумира, героя, красавца мужчины – я впала в неприличный столбняк и не то, что подняться с пола, я и пошевелиться-то в тот момент не сумела бы…
Я стояла, как полная дура, на перекрёстке всех дорог, под весёлое хихиканье откуда-то набежавшего люда и, выпучив глаза, наблюдала, как будто со стороны, за действиями легендарной личности. Личность, нахмурившись, оглядела меня со всех сторон, личность потрогала мою поцарапанную щёку и принялась счищать с меня всякую там грязьку. Видимо, её было много, потому что Макаревич, как истинный джентльмен, трудился довольно долго и даже, как мне показалось, вошёл в раж. Я очнулась только тогда, когда он принялся стряхивать пылинки с моего…э-э-э… с моей…,  ну, в общем, с того, на чём обычно сидят. Я очнулась и отстранилась. Но не подумайте, что во мне взыграла ложная скромность или смольненское воспитание. Чего уж врать-то… Да так вот стоять и чувствовать на себе его руки я могла бы, кажется, вечно, но кто-то рядом вдруг сказал с большой насмешкой в голосе: «Ну, Андрюша, ну ты уж, в самом деле, увлёкся! Нельзя так! А то, как благородному человеку, тебе, пожалуй, теперь придётся жениться!» Естественно, мне пришлось среагировать, чтобы не поставить любимого певца в неудобное положение. Хотя лично я была не против проявления того самого - столь редкого в наше время - благородства.
Я собрала волю в кулак и  отодвинулась. На всю жизнь! Ах! Как же тяжело было мне в ту незабываемую минуту! Но я сделала это, потому что понимала – он не принадлежит мне, он принадлежит всем, он принадлежит народу, он принадлежит вечности! И он – мой герой – уходя, всё оглядывался и слал мне последние воздушные поцелуи… И такая тоска была в его ускользающем взгляде… И скупая слеза всё катилась и катилась по плохо выбритой левой щеке… Или мне это только показалось? Разве можно забыть О ТАКОМ?!!

Конечно,  то платье я сохранила… Ведь его касалась великая рука! И на нём, наверняка, ещё можно найти отпечатки ЕГО пальцев. Эх, ну почему я Настя, а не Моника?
Кстати, ничего себе было платьице. Беленькое такое, из джерси, в обтяжечку. Короткое снизу и вырезанное фигурно сверху. А на тонкой талии широченный ярко-красный пояс. Одним словом – 105-70-100. Было на что глянуть и на чём полежать…

                *  *  *

Часть третья

Леонтьев

Следующее столкновение с гениями нашего времени произошло не по моей вине. Честное слово! Сашка достал билеты на концерт Валерия Леонтьева. По блату. С жуткой переплатой. Из-под полы. Тайно.
Вообще-то, я к Леонтьеву относилась в тот период почти равнодушно, признавая, конечно, его несомненный талант и прекрасные голосовые данные, но не более того, но Сашка затратил на приобретение билетов столько сил, что отказать ему я не могла просто никак.

Микрофоны тогда были не такими продвинутыми, как сейчас – палочка с набалдашником и усё. Тогда к каждому микрофону был приделан длинный, толстый, чёрный кабель.
И вот именно с таким микрофоном в руке Леонтьев и принялся носиться по залу. Резво так, прям, как дикий козлик… Наши места располагались в первом ряду сразу за широким проходом и во время исполнения третьей песни, Валерик побежал к нам. Не знаю, что уж там приключилось, то ли кабель в чем-то там запутался, то мальчик, придерживающий его сзади, упал, но только Леонтьева вдруг резко повело в сторону. В мою сторону. Он взмахнул свободной рукой и аккуратно уселся на мои коленки. И вот ведь… Не на Сашкины – жёсткие и угловатые, не на соседкины – худые и масластые, а именно на мои! Сказать, что я растерялась, значит, ничего не сказать!  Видите ли, так уж сложилась, что моя предыдущая жизнь была довольно-таки скудна на приключения… Во всяком случае до этого знаменательного события ни один мужчина ещё не сиживал на моих коленках. Сама не знаю почему.

Леонтьев вскочил и побежал дальше, оставив меня в глубоком ступоре, проистекавшим скорее от удивления и неожиданности происшедшего, чем от чего-то другого.

Я не успела ещё придти в себя, как Леонтьев бросился обратно. Пробегая мимо меня, он остановился, немного покрутил одновременно всеми частями тела и, дождавшись паузы в музыке, отчетливо произнёс:  «Простите, я больше не буду!» и поскакал дальше… А потом… Это было ужасно. Сразу по окончании концерта сотни странных человеков посчитали нужным проявить ко мне участие. Некоторые по-дружески хлопали меня по спине, некоторые – совсем по-родственному трепали по щеке, кто-то хватал за руку, а один так и вообще – дёрнул за волосы. И все почему ужасно радовались моему счастью и, по-моему, завидовали… Странный у нас народ.
В общем звездить мне совершенно не понравилось. В связи с чем я тогда окончательно решила в актрисы не ходить. Талан талантом, но вот не моё! Не моё и всё тут.
Люди! Слава – это ужасно!
 И КПСС, и Зайцев – тоже…

                *  *  *

Часть четвёртая

Ельцин

В конце прошлого века, году примерно в 1987 первым секретарём компартии города Москвы был Ельцин. Он тогда как раз завоёвывал сердца и умы электората и в этом многотрудном занятии не забыл и о молодёжи. И решил он встретиться с архитекторами комсомольского возраста. Заодно обсудить с ними перспективы строительства Парка Победы и услышать их мнение о современной  архитектуре вообще и о московской в частности.
Встреча была назначена в крохотном музее градостроительства рядом с ГлавАПУ – Главным Архитектурно Планировочным Управлением Москвы. Музейчик совсем небольшой, но в его недрах располагается совсем немаленький зрительный зал – амфитеатр. Там-то и была назначена встреча.
Ах, как он был хорош! Правда, если говорить честно, то, глядя на его праведный гнев, на его мощный кулак, то и дело внушительно стукающий по крышке хлипкого стола, мне всё время казалось, что чего-то в этом антураже не хватает. И уже несколько лет спустя я поняла, чего именно. Башмака! Именно башмака не доставало на той сцене. Того, которым можно было бы стучать, выкрикивая при этом священнодействии: «Я вам покажу кузькину мать!» Нет, поймите меня правильно – это же моё чисто субъективное ощущение. Вполне возможно, что жезл регулировщика подошёл бы ещё больше…
 Самое для меня интересное произошло потом.

Нас выстроили коридором от дверей зала к выходу из здания, и я оказалась в первом ряду этого самого коридора. Архитекторы народ не буйный, но в тот самый момент, когда Б. Н. находился в нескольких метрах, кто-то за спиной поднажал, и меня выпихнуло прямо под ноги одного из его охранников. Тот среагировал молниеносно, нанеся мне в живот хук правой. Я никогда не участвовала в боксёрских спаррингах и после этого случая окончательно решила даже и не пытаться! Ни за что не догадаетесь, что произошло дальше.
Б. Н. вдруг остановился, что-то рыкнул и на глазах у удивлённой публики врезал громиле хук слева. Наступила жуткая, просто жуткая тишина и в этой тишине Ельцин подал мне руку, поднял с пола, громко сказал: «Извините!» и пошёл дальше. Как будто, так и надо…
Господа! Вы не осудите меня, если я скажу крамольное – с тех самых пор я его зауважала. Вне зависимости от моих политических пристрастий. Просто, как человека и настоящего мужика.
А разгибали меня тогда всем коллективом…

*  *  *

Теперь вот жду встречи с Путиным. Очень хочется, чтобы и он передо мной извинился… А за что  - всегда найдётся!

*  *  *
Часть пятая 

Ничего не значащая.
Самая главная


Однажды задержалась я на Таганке. Мы там практику проходили на телефонной станции. На троллейбусной остановке никого не было, и я уже предвкушала, как сейчас рассядусь вольготно на диванчике, закрою глазки и поеду к дому.  Фигвам!
Захожу в поданный к коленкам транспорт и вижу - народу – тьма. И вся эта тьма состоит из музыкантов военного оркестра. То есть все молодые, все в форме и все с музыкальными инструментами. Вхожу я, значит, а они хором ка-а-а-ак встанут, я аж испугалась, честное слово. Потому что дело было поздним, тёмным вечером и оказалась я одна, вся такая скромная, юная и прекрасная в окружении здоровых, красивых мужиков. Растерялась, естественно. И пока выбирала, куда садиться, троллейбус взял, да и притормозил. Резко так, знаете ли, притормозил, и стала я падать назад, инстинктивно хватаясь за воздух, а заодно за всё,  до чего только могла дотянуться. И дотянулась в последнем рывке до погона близ сидящего курсанта. Дотянулась и оторвала его ко всем чертям… С корнем! Курсант бедный сидит и провожает взглядом погон, зажатый в моей руке, а его товарищи в это время ловят моё тело. Слава Богу, поймали. Обошлось без травм. Тело не пострадало ни чуточки. Только самолюбие.
Смеху было… Двое только и не смеялись. Я и он. Он и я.  Усадили меня рядом с ним, столпились вокруг и ржут, как ненормальные. Я ему: «Извините, пожалуйста!» и чувствую, что лицо горит, и вижу, как отражается оно красным пятном на его воротничке. А он смотрит на мятую тряпочку в моей руке и молчит. Проглотила я слёзы, к окошку отвернулась и так до своей остановки и доехала – в тоске и печали… И что потом было с тем курсантом и с тем погоном не знаю…

Но думается мне, что это прикосновение тоже не могло быть случайным и, наверное, из того красивого курсанта получился кто-нибудь великий. Даже наверняка!

Потому что я приношу людям счастье. Не верите? И какие же у вас есть для этого основания? Я вас, что ли уже раньше обманывала? Я, между прочим, никогда не вру.  Честно-честно.