ДВВ. Горячая эльфийская девчонка. Грейсвандир

…И вообще она - вся такая-растакая!
   Парнишка вздрагивал всем телом, словно кто колол его из-под скамьи в мягкое место. Линии рта ослабели, глаза… Солдаты, его сослуживцы, битком набившиеся сегодня в таверну "Яичница", сроду не видели таких безумных глаз, хоть среди них и попадались ветераны всяких сражений. Множество лиц выступило перед ним в тумане - и вполне искренне озабоченных, и попросту любопытных.
- Припадочный?
   Десятник парня, вполне объяснимым образом оказавшийся здесь же, сделал отрицательный жест, подкрепив его словами:
- Да не замечен вроде…
   Остальные потеснились, давая ему возможность подойти к своему солдатику. Десятник помахал перед его глазами пятерней, затем, изловчившись, ухватил пальцами его веко и приподнял, предъявив тем, кто стоял ближе, закаченный кверху синеватый белок.
   Обычный конопатый мальчишка, крестьянской наружности, вчерашний рекрут, пушечное мясо, из тех, кто не знает, куда его ведут, и который вскоре забудет, откуда он вышел. Народ вокруг переглядывался и недовольно гудел. Мало того, что им нарушили отдых, солдаты ко всему еще и суеверны.
- Что? - десятник присел на корточки, заглядывая пацану в лицо. - Что это было?
- Во-во, - услыхал он над своим плечом. - И на всех ли оно кидается?
   Слово было произнесено вслух, как бы ни хотелось десятнику, чтобы его замолчали. И тишина, наступившая после этого слова, наглядно подсказала ему, чего хотят столпившиеся вокруг люди. Он был солдат, он умел сражаться в бою и ему приходилось драться одному против всех в местечках, подобных этому. Но он дожил до своих лет и надеялся прожить еще подольше, а намерение это, помимо везения, требовало еще и ума. И было бы чрезвычайно умно не наживать себе врагов среди своих, тех, к кому ты по сто раз на дню поворачиваешься спиной. Потому он, мысленно перекрестившись, встряхнул своего солдатика за грудки и даже похлопал его по щекам.
- Ну? - требовательно спросил он. - Говори! Чего с тобой?.. Кого ты повстречал?
   И где? Щенок был у него на глазах, или с другими все время… исключая то, что проводил в ночном дозоре. А все, что приключилось с ним в дозоре, уже никак нельзя было счесть его личным делом.
- Девка… - выдохнул тот, сгибаясь, словно ему под дых вдарил.
   Над головой десятника засмеялись, грозовая туча будто разошлась. "Девка" - означала всего лишь гауптвахту в сарае и розги, поскольку ничего дурного за время его вахты на опушке леса, у ручейка, не случилось, враг не прорвался, народ во сне не порезал и планов секретных не покрал. Да и до самого врага им было еще топать и топать в далекие чужие земли. "Девка" - это было так по-человечески, по-мужски понятно… Любому, кроме десятника, по понятиям которого парню подобало бы ходить гоголем, и либо хвастать, либо сидеть со значительным лицом, но вовсе не скулить, обхватив себя руками и света вокруг не видя.
- Что за девка? - сурово вопросил он. - Чья? Откуда взялась?
- Не знаю, не знаю, - забормотала жертва. - Волосы у ней - как река в ночи, и лунная дорожка на них… - он огладил руками воздух, бессознательно ваяя из него формы, мигом вернувшие ему внимание зрителей, пусть даже его лепет был никому не понятен.
- Говорила она что?
- Зачем? - изумленный взгляд на мгновение сфокусировался на лице десятника, ведшего допрос. - Музыка… была, коли прислушаться, будто звезды пели. И она пахла… Вот! - он понюхал свою ладонь и ткнул ее начальнику в лицо, так что тот даже отшатнулся с испуга. - Я ж не впервой, я с Лизетт в стогу чего только не вытворял, а только Лизетт против нее - тесто сырое… Белая, словно молоко, и светится изнутри… и как будто течет сквозь пальцы… А обхватить ее я мог… пальцами!
- А вот уши? - спросил кто-то. - Уши ты ейные видел? Не острые?
   Молчание стало гробовым, разве кто в уме намотал на ус насчет ветреной Лизетт. Если и исходил от замурзанной ладони какой аромат, то здесь, в месте, переполненном смесью индивидуальных запахов тел, даже приблизительно незнакомых с гигиеной, а также угля и горелого жира, десятник не уловил ни серы, ни неземных цветов.
   Впрочем, теперь уж не он тут командовал. Нашелся доброхот, сбегавший за начальством другого рода, и неприятно трезвеющая толпа уже расступалась перед лицом полкового капеллана в сопровождении двух служек. При виде них жертва, тоненько взвизгнув, попыталась нырнуть под скамью, а там - под стол, и скрыться таким манером, но народ оказался настороже, его схватили за ноги и вытянули по заплеванному полу пред строгие очи господнего полномочного представителя. Десятник пожалел молча, что самого его в награду за праведную службу одни только зеленые черти посещали, а зеленый черт, как известно, для экзорцизма не повод.
- Да! - сказал капеллан, принимая власть. - Изгонять будем, без ложной жалости. А вам, - узловатый властный палец уткнулся в грудь тому, кто приказывал уже самому десятнику, - пока след горяч еще, надобно бесовку изловить и доставить. Пошлите людей с факелами, да предупредите особенно, чтоб ни в разговоры с ней не вступали, ни в иные… сношения. Ибо враг она роду человеческому.
   Белобрысый паренек, скорчившись у ног капеллана, в отчаянии тихонько заскулил, явно выражая намерение остаться наедине со своим демоном или хотя бы с памятью о нем. Что, разумеется, только подтверждало жестокую правоту знающего человека и не оставляло ему никакой надежды. Рядом капало со стола кем-то пролитое пиво.
***
   В кои-то веки ночной лес приобрел неожиданное сходство с ночным небом. Десятки огней наполнили его, но, в отличие от звезд, эти огни перемещались и перекликались меж собой грубыми мужскими голосами. Солдаты, комично поднимая ноги, брели в высокой траве, подлеске и буреломе, шевеля копьями кусты и осторожно заглядывая за деревья. Из-под ног у них вспархивали испуганные, уже уснувшие было птицы, каждая из которых занимала поисковиков надолго. На лицах любопытство мешалось с ожиданием чего-то жуткого и верещащего, что нежданно кинется на них с окутанных тьмой верхушек деревьев. И еще - глуповатая надежда быть отмеченным так же, и убежденность, что вот уж с ними-то такое не пройдет, и что любой настоящий мужик, буде приключится с ним подобное, возьмет чужое, а своим не поступится и на шаг.
   Огни разбрелись по лесу, перекликающиеся голоса удалялись, поднимавшийся от воды туман причудливо играл со звуками. Там, где только что прошла поисковая партия, из густой тени деревьев, оглядевшись, шагнуло существо. У него были две руки и две ноги, а волосы, завязанные на затылке в хвост, могли равно принадлежать как мужчине, так и женщине. Тьма скрывала остальное и искажала пропорции, но слабый звездный свет блестел на одежде из кожи: обтягивающих лосинах и туго подпоясанной куртке, украшенной шитьем и заклепками. Некоторое время существо стояло неподвижно, но не как немой холодный камень, а скорее будучи частью леса вокруг себя, дышащей, изменчивой, вплетающей свое присутствие в шумы и вздохи ночной жизни, невидимой, как мазок нефти на черном шелке. Так оно глядело вслед удаляющейся партии, а потом, словно очнувшись от дремы, ладонью стерло с себя играющие блики и легким шагом - всего лишь шелестом ветра в траве - кануло во тьму. И вдесятеро большее количество поднятого по тревоге народу не обнаружило бы его, пройди они даже на расстоянии вытянутой руки. С такой же легкостью, кажется, оно проскользнуло бы меж пальцев сжимаемого кулака или сквозь ячейки сети.
***
   Шелест травы, похожий на тот, что вызывает ветер, сменился гулом камня, а следом - и отзвуком дерева под ногами. Стало больше света, просочившегося в проемы резных, увитых зеленью арок. Удивительное сочетание музыки и тишины, словно музыка была поверх этой тишины нарисована. Плывущий над ночью аромат, которому непостижимым образом пристало слово "серебряный". Чувство прохладного и необъятного простора над низко нависшими ветвями.
   Существо, вынырнувшее из леса, остановилось, переводя дух. Двигалось оно, по-видимому, очень быстро, но помедлило, прежде чем пересечь скудно освещенную террасу. Отблеск на коже одеяния вернулся, но сейчас соблюдение тайны уже не так заботило ночную тварь, либо она ничего не могла поделать с ним… здесь. Производя не больше шума, чем кошка, существо спустилось к фонтану посреди двора и, зачерпнув воды из его поющей и шепчущей чаши, умыло лицо. Оно, как видно, не спешило под крышу, как будто и здесь чувствовало себя чужим.
- Алиена?! Ваши матушка с батюшкой давно ждут вас. Извольте проследовать за мной.
   Существо у фонтана неохотно повернулось и вышло на свет. Подняв руки, оно отпустило длинные, смоляного цвета волосы скользить по плечам и спине. И оказалось девушкой.
   Высокомерно, словно подобное было в порядке вещей, Алиена прошла мимо торопившей ее служанки. Та склонилась в церемонном поклоне и, оставаясь согнутой, пропустила принцессу мимо себя. Мягкий теплый свет вестибюля сделал видимыми глазу дротики в футляре, пристегнутом к плечу, и длинный кинжал на бедре. Алиена, по-видимому, способна была за себя постоять.
   Мать ждала ее на верхней ступени лестницы, ведшей из вестибюля в частную гостиную королевской семьи, и не сделала ни единого жеста, чтобы поторопить ее. Очевидно, кисло подумала принцесса, достаточно одного ее присутствия здесь. Беспокойство и нетерпение - чувства не для эльфийских лиц. Мать пропустила Алиену мимо себя, и как всегда ту опахнуло мягким успокаивающим ароматом. Как всегда, Алиена осталась в недоумении относительно составляющих его компонентов, хотя одна или две нотки показались ей знакомыми.
   Впереди, в кресле у камина сидел отец, напряженный и прямой, как стальной меч. И такой же тонкий. Алиена давно готовила подходящее выражение лица, чтобы спросить, как он ухитряется не разрезать под собой деревянное кресло, только все случая не находилось. Да и родители были настороже последние лет восемьсот.
   Мать стояла сзади, загородив собой дверь. Это только кажется, что вся она - духи и туманы, дочь давно уже подозревала, что там, под туманами, скрывается непреклонный стальной конструкт. Ощущение было такое, будто ловушка захлопнулась.
   Хуже всего было то, что предки играли в команде, перебрасывая ее от одного к другому одним умолчанием, единым движением брови. Другая бы решила, что они сговорились, а может, даже отрепетировали "сцену воздействия", но Алиена знала, что за пять тысяч лет у них и мысли стали одинаковые, или, скорее сказать, одни на двоих. Алиена предполагала, что - мамины.
- Ну? - спросил отец. В голосе его слышалась усталость. - И чем ты занималась сегодня?
- Трахалась, - жизнерадостно объявила невинная дева.
   Дерзость была не лучшим оружием. В сущности, она и вовсе оружием не была, поскольку никогда не приносила плодов, но по крайности принцесса увидела, как предки сморщили свои лица, совершенные, как будто с течением времени с них отшелушилось все лишнее.
- Наследница… - вздохнул король, сквозь Алиену адресуясь ее матери. - Подумать только, кому придется доверить Скрывающую Завесу.
   Этого снести она, разумеется, не могла.
- Да бросьте. Можно подумать, в обозримом будущем мне светит вступить в права. И… эээ… принять на себя тяготы.
- А слова "честь" и "достоинство семьи" для тебя ничего не значат? - отец для разнообразия решил побыть ироничным, но для Алиены упомянутые слова, и другие, вроде них, казались пыльными и тяжелыми, словно могильные камни. Она вовсе не собиралась тянуть их на себе все неизмеримые века бессмертной жизни.
- Сперва был этот твой телохранитель, крутой, спору нет, и искренне уважаемый. Уверяю тебя, от него могло быть намного больше пользы, когда бы не пришлось так спешно командировать его на горячие рубежи, где он нашел на свою голову скорую и героическую гибель.
   Алиена фыркнула и передернула плечами. Голова, по ее мнению, была наиболее слабым местом этого… как бишь его? Бессмертная память так избирательна.
- …потом пришлось отослать на Заокраинный Запад твою наперсницу, девицу из хорошей семьи…
- …эту шпионку, которую вы приставили ко мне, чтобы она доносила!
- …измыслив достойный повод для ее родителей. Тогда мы еще по наивности полагали, что ты - жертва.
   Алиена внезапно успокоилась и незаметно перевела дух. Судя по этим двум приснопамятным примерам, предкам остались неизвестны, пожалуй, девяносто девять сотых ее похождений.
- А теперь ты балуешься со смертными, - заключила из-за спины мать. - И это не лезет ни в какие рамки.
- Почему же?! - вскинулась Алиена. - Скрещиваясь, мы даем способное к размножению потомство, следовательно, к различным биологическим видам не принадлежим. Прецеденты в роду были! Перечислить?
- Не надо, - голос матери обратился в лед. Этакий невидимый, но тем не менее чрезвычайно весомый лед, способный как пригнуть к земле, так и заморозить. - Каждая из тех семейных историй - это история прекрасной любви и самопожертвования, а также - летопись подвигов, коими оплачен этот наиценнейший из призов. Вспоминать о них в подобном тоне мы не будем.
- А почему, собственно, именно сейчас вам надоело хоронить мои проделки?
- Потому, что нашелся некто настолько… - Алиена упоенно ожидала, какое прилагательное в частном разговоре употребит папаша, но тот недаром вот уже пару тысяч лет пользовался репутацией лучшего дипломата современности, - …неосведомленный, что решился просить твоей руки для своего наследника.
- И вы немедленно ухватились за возможность сбагрить меня с рук, - закончила принцесса.
- И это совершенно естественно, - с улыбкой в голосе согласилась ее мать.
- Мой старый друг… - вымолвил отец с интонацией воспоминания. - Товарищ по оружию. Сына его зовут Куни.
- Из себя-то он как, ничего?
- Обычный эльф. Можно сказать - классический.
   Алиена пожала плечами. В голосе отца прорезалось удивление кажущейся дочерней покорностью. Мать была не настолько глупа, с ее стороны веяло настороженностью. Потому Алиена нанесла удар по тому звену, что казалось ей слабым.
- Ну и в чем вы видите затруднения? - небрежно спросила она. - Имея точно такую же способность к регенерации, как всякое существо, коему сознание определяет бытие, я взойду на его ложе девой, и если он не совсем дурак, то может быть счастлив.
- О том-то и речь, - нахмурился ее отец. - Как всякие существа, коему сознание определяет бытие, мы чрезвычайно зависимы от общественного мнения. Эльфы не придают значения физической девственности, они слишком хорошо знают, как именно это делается. Но если слуха свадебного посольства коснутся сплетни… хотя бы одна сотая от того, что ты себе позволяла…
- …то все пропало?
   Втуне, без сомнения, пропала ее язвительная реплика.
- Пропала моя старая дружба, вкупе с военной поддержкой и местом в Светлом Совете. В случае любой… ситуации мы останемся одни. Никто не придет нам на помощь. И это - слишком дорогая цена за твои шашни.
- То есть, - уточнила Алиена, - ты требуешь, чтобы до свадьбы я вела себя паинькой?
- … к тому же, рано или поздно всем нам придется плыть на Запад, и жить там у подножия тронов богов. Стать для них вечным посмешищем… едва ли было бы умно.
   Мать наконец вышла из-за ее спины и встала подле отцовского кресла. Путь к отступлению был теоретически свободен, но сейчас Алиена уже не спешила убегать.
- Твоего хорошего поведения недостаточно, - услышала она. - Они тоже эльфы и знают цену притворству… если оно только не длится тыщу лет. А подданные наши, чего греха таить, болтливы. Едва ли с этим можно что-либо поделать.
- Что вы от меня хотите?!
   Отец с матерью переглянулись. Алиена выругала себя за истерические нотки. Что поделать, она играла одна против двоих, и была в их игре заведомо слабее.
- Тебе следует пройти какое-нибудь классическое публичное испытание. Так, чтобы раз и навсегда заткнуть сплетням рот.
- Водой? - выдохнула ее дочь. - Огнем? Раскаленным железом?
- Духи земли и неба, простого единорога будет вполне достаточно.
- Лучше сразу железом, - обреченно вздохнула Алиена. - Единорог… да! Никакой Куни этого не стоит. А если я провалюсь?
- Никаких провалов. И никаких отказов, если уж на то пошло, - сказал ее отец. - В том и в другом случае ты немедленно отправишься на Заокраинный Запад. Ближайшим кораблем.
- И на Заокраинном Западе поди-ка эльфы живут!
- Живут, да. Но не размножаются. В общем, это последнее мое слово. Покажешься на люди с единорогом - твое счастье. Нет - извини.
   Разговор окончен. Оставив отца в кресле, ошеломленная Алиена побрела к выходу. Мать последовала за ней.
***
- Твоя идея - с единорогом? - полюбопытствовала принцесса, после продолжительного перехода по замысловатым коридорам и витиеватым лесенкам оказавшись в своих уютных личных покоях.
- Разумеется. Как любому мужчине любой породы, ему свойственно раскачиваться из крайности в крайность. Сперва он склонен закрывать глаза на твои проделки, потом же, когда превышена всяческая мера, он мог сгоряча отослать тебя на Запад ближайшим кораблем. Не говорю уже о том, что всю оставшуюся ему вечность он терзал бы себя тем, что поступил с тобой жестоко. Не предоставив и шанса. Итак, у тебя есть шанс…
- И ты позаботилась, чтобы этот шанс был… единорожьим.
- Довольно, - сухо сказала мать. - У тебя есть время до утра, прежде чем ты отправишься в лес искать единорога. Проведи его с пользой.
- А как же! - Алиена только понадеялась, что это звучит достаточно ядовито.
   Между тем, мать оглядела ее хорошенькие покои и поморщилась. Алиена не успела и глазом моргнуть, как все вокруг начало преображаться.
   Сперва исчезли разноцветные подушки, тут и там разбросанные вокруг крошечного прудика-ванны. Вместо них возникла квадратная циновка грубого плетения. Исчезли водяные орхидеи, покрывавшие поверхность пруда и наполнявшие комнату терпким ароматом. Воздух в единое мгновение стал потрескивающе сухим. Полукруглые арки, выходившие на террасу, сомкнулись. Да и сам пруд изменил форму, в мгновение ока став квадратным. Вода в нем потемнела, халцедоновая галька, усеивавшая дно, была более не видна. Пушистые ковры уступили место коричневому полированному полу. Широкая серебристая рама окаймила воду. Переливчато-алый пеньюар, за которым Алиена на входе бессознательно протянула руку, неминуемо оказался серой шелковой пижамой, безукоризненно стильной, но тем не менее напомнившей ей о тюрьме. Зеркала исчезли вовсе. Посреди пруда вспучился островок, на котором материализовалась уродливая приземистая статуэтка.
- Это дух размышления, - пояснила мать. - Он составит тебе компанию.
- Это все?
- Все. Ах, нет, еще вот… - задумчивый взгляд матери на секунду остановился на Алиене, и прекрасная эльфийская королева неожиданно усмехнулась.
- Дитя! - презрительно сказала она, повернулась спиной и вышла. Дверной проем затянулся за ее спиной.
   Это мы переживем, с фальшивым весельем подумала Алиена. Серый ей не шел, но тело устало быть утянутым, а сундуки с прочей одеждой растворились, повинуясь суровой материнской воле. Скользнув в просторные брюки и обрушив на себя длинную прохладную тунику без рукавов, девушка склонилась над прудом, чья серебристая рама надоумила ее использовать его вместо зеркала.
   Из темной воды на нее хлопала блеклыми ресничками рыжая простушка. Утратив остатки самообладания, принцесса хлопнула ладонью по воде. Та, снизу, в ответ высунула язык и сделала в ее сторону руками растопыренные уши.
- Бля! - от души вырвалось у нее, но вслух немыслимым образом раздалось: - О, горе мне!
   Так. И это тоже. Иллюзия была сработана добротно, на таком качестве, что у Алиены не хватило бы сил переколдовать ее, даже бейся она над материнскими заклятиями год, а не куцый остаток ночи. Быстрым жестом Алиена ощупала бока. Нет, хвала духам земли и неба, страсть к стильности превозмогла в ней стервозность. По крайности, мать не превратила ее в толстуху.
   Она отыгралась на духе размышления, опрокинув его лицом вниз, в воду, одной лишь силой направленного на него гнева. Но это заняло только долю секунды. Потом Алиена, поджав ноги, села на циновку. Поза показалась ей неудобной, она перевернулась на живот, положив голову на руки. Босая нога нервно отбивала ритм. Кроме как… размышлять, делать было нечего.
   Обычный классический эльф. Свой собственный классический эльф, за которым не придется в буквальном смысле далеко ходить - это совсем не плохо. Классические эльфы романтичны и изобретательны, и к тому же весьма красивы. Если к тому же этот Куни не отравлен истлевшими идеалами, почерпнутыми из канонических текстов, она может удовлетвориться им на ближайшую пару тысяч лет. Если бы сговориться с ним напрямую через головы старших… Алиена досадливо стукнула кулаком по грубой циновке и подула на ушибленное место. Куни, скорее всего, даже в свадебном посольстве не будет. Приедут… старики. А убеждать их надежды не более, чем на единорога.
   Ага, и кого ты убедишь в этом теле? Где то, свое, соблазнительное, как виноградная гроздь, и такое же сладкое?!
   Спустя некоторое время, когда плетеный узор отпечатался на руках и подбородке, Алиена пришла к выводу, что родители эльфам не нужны, и в пример готова была поставить своих собственных. Да, разумеется, они были совершенны и безупречны, как картинка на гобелене. Вот только гобелен тот давно истрепался и повытерся, и новые фигуры на нем приходилось размещать по таким углам, где они никак не смотрелись выигрышно.
   Они живут слишком долго. За время, потребное, чтобы заслужить право считаться хотя бы зрелым, эльф научается рассматривать любой вопрос не с одной, не с двух-пяти, а без малого с полутора сотен сторон. Соответственно, и реакция эльфа, чаще всего, запаздывает.
   Взгляд ее устремился вдоль поверхности черной воды. Приходилось признать, сидя здесь она ничего сделать не сможет. Завтра, в лесу, придется положиться на импровизацию. Утешает одно - единорогу все равно, в каком она будет теле.
***
   Алиене дали день на поиски единорога. Никто, хвала высшим силам, не лез к ней с утра с нравоучениями, и опять же никто не предлагал ни помощи, ни совета. Ни сочувствия. Ей просто позволили удалиться в лес, проводив долгими взглядами. Заклятие на "Горе мне" еще действовало, Алиена время от времени вполголоса проверяла его, но тело ей вернули собственное. Презентационная версия, ясное дело.
   Срок истек, понемногу стемнело. Ветви, тяжелые от листвы, нависли ниже, бархатистая подпушь листьев чуть мерцала. От близкой воды тянулся туман. Эльфы скакали через лес, оглашая его пением и смехом и размахивая цветными фонариками, как подобает свадебному посольству и кортежу, выехавшему ему навстречу. Гости -- предвкушая хозяйское гостеприимство, хозяева -- являя помянутое гостеприимство на деле, и те и другие вместе -- повинуясь исконно эльфийской страсти обращать в праздник все, хотя бы даже мир трескался напополам у них под ногами. Согласно плану, на Алиену они должны были наехать внезапно.
   Первые всадники остановились, как вкопанные, скакавшие следом остановились, поравнявшись с ними. Звуки стихли, штандарты обвисли. В укромном уголке, образованном переплетенными ветвями, сидела и поднялась им навстречу дева дивной красоты. Волосы цвета воронова крыла окутывали фигуру, слабо фосфоресцируя по контуру, она была вся как свет сквозь туман. Свободное платье переливалось то стальным, то ночным синим, то малахитовой зеленью, кое-где и вовсе уходя в черноту. А подле нее, опустив долу лобастую голову и толкаясь носом в колени девы, стоял единорог.
   Что не поддавалось никакому объяснению, так это выражение лица девы - озорное и слегка виноватое. Рука, как будто сама по себе, прихотливо играла лепестками единорожьих ушей, скользя в густой белой шерсти. Король, ее отец, смотрел сверху вниз, с седла, и сердце его сжималось, переживая гибель последней иллюзии. Взгляд единорога был так понимающе… так ироничен…
   И только разноцветные звезды ехидно подмигивали с ночного неба.