Ваза македонского

Говорят, что когда великому полководцу подарили вазу необычайной красоты, он, полюбовавшись и оценив достоинства, бросил ее оземь.
- Очень понравилась, - объяснил он приближенным свой поступок. – И мне тяжело было поступить таким образом. Но насколько больнее будет, когда, со временем, привыкнув любить мою вазу, я неожиданно лишусь ее, ибо глупые слуги рано или поздно все равно разобьют ненароком.
Мы сидим на набережной под арбузно-полосатым зонтиком летнего кафе и делаем вид, что едим мороженое.
Когда-то давно ты дуплетом лишила меня и любимой девушки, и лучшего друга. Вы поженились.
- Не шевелись, царь насекомых, - ты душистым платочком прогоняешь запутавшуюся в моих волосах пчелу, показав содержимое декольте.
Я бы все отдал, чтобы зарыться туда лицом.
Ты решила развестись. Ты внимательно ждешь моей реакции.
И я, вдруг, понимаю, что мне на самом деле нечего отдавать.
Конечно, конечно, не в деньгах счастье.
Но мы уже не с тем опытом, когда с милым и в шалаше рай. Твой муж реализовал свои светлые перспективы: заместитель начальника со служебным и личным автомобилями, квартирой, дачей, летним отпуском на заграничных морях, хорошей зарплатой и возможностью еще кое-что выловчить.
А у меня, помимо этой же, но нерегулярной возможности, комната в коммуналке с сортиром во дворе. Меня любят, меня ценят, со мной советуются, но никто не предлагает стабильной должности. Начинать забег с нуля вместе с амбициозными выпускниками, работать под началом младшего по возрасту я не смогу психологически.
Ты как-то сказала, что я живу по принципу: все или ничего. Наверное, это плохо.
Потому что, с точки зрения нормального человека у меня ничего и нет.
На самом деле у меня дорогущий фирменный этюдник, великолепные кисти, целый
ящик с тюбиками вкусно пахнущей краски, запас украденного на фабрике холста. Стопки картин из тех, что не успели разойтись по друзьям.
Но я часто курю дешевые сигареты, по городу, предлагающему купить красивые вещи, передвигаюсь пешком и не посещаю рестораны.
Даже когда зовут для «делового предложения». Ну не могу я писать под заказ. Я ищу отговорки, я тяну время. Мне скучно. Не хочу и все! Мне проще сделать что-то свое и подарить. Но чтобы никто не давал мне ни указаний, ни советов.
Обойдусь я без их сраных денег.
Я-то - да. А ты?
Ты хочешь шампанского и достаешь кошелек.
Я небрежно раздражаюсь: «Спрячь, ты же со мной».
Иду к стойке. Вот козлы. В магазине через дорогу в три раза дешевле. Ладно, полгода за квартиру не платил, еще месяц потерпят.
- Ну, скажи тост, - вопросительно смотришь ты на меня.
- За ирригацию Узбекистана!
- Не балуйся, я серьезно.
- За тебя.
- Нет, другой, чтобы про нас двоих.
- Про двоих - не имею полномочий. Скажу о себе – до сих пор тебя люблю.
Быстро выпиваю, чтобы не дать тебе вставить слово.
Но ты удовлетворена. Улыбаясь чему-то своему, жмуришься на парящих над водой чаек.
Бутылка пуста. Ты слегка захмелела. Но твой голос выдает настороженность: - У тебя можно пока пожить?
- Конечно. Держи ключи. Меня как раз месяц в городе не будет.
Ты обжигаешься связкой, отдергиваешь руку. Силой воли высушиваешь, навернувшиеся было на глаза, слезы.
- Посади меня в такси.
Я останавливаю машину. Салютую рукой вслед, знаю, что ты ни за что не оглянешься.
Возвращаюсь к столику забрать ключи.
Любимая, уж лучше так.
Я мог бы пойти трудиться хоть на завод. Ты – в школу.
А вечером, издерганные чуждой работой друг для друга, мы бы спорили, на что лучше потратить наши зарплаты: на новый утюг или на новый спектакль.
Любить женщину – большая ответственность.
Я не настолько слаб, чтобы взвалить ее на себя.
Любимая, как мне без тебя плохо.
Неожиданно официантка приносит сдачу.
- Нет, девушка, мне водки. На всё.

Февраль 2003