Время, когда она задёргивала шторы

     Красные, багрово-закатные и бордово-вишневые, липкие, густые, тягучие, отражающие блеск света в темной комнате, освещенной тремя свечами, как струйка крови из моего виска, как единственный выход и вход в эту реальность, жаждущие, но молчащие, манящие, сладкие, теплые ее губы.
     Она жила в небольшой комнате. Ее окружали белые, ржавые стены, соседка-подруга и кошка с четырьмя котятами. Соседка редко бывала дома, и она жила почти одна. Она не позволяла белесому сумраку прорываться в ее комнату и задвигала шторы каждый день как раз в тот момент, когда солнце последним лучом обжигало ее карие глубокие и веселые, обманывающие в общении глаза, хотя этот обман можно было узреть, но не каждому. Каждый раз, когда багровое красное, умирающее солнце последним лучом опаляло ей взгляд, вечерние сумерки отголосками прошедшего дня играли в ее темно-лиловых, полу черных дышащих тяжестью красок, волосах. Она улыбалась, она старалась…жить… «жить» для нее значило идти вверх. Но где верх, где низ? Порой в ее сознании рождались ноты сомнения, хотя она была большую часть времени уверена что и где находится. Она была рада всему. Она умело притворялась, делая вид, что рада всему. ОПТИМИЗМ. Вот он какой! Ее черты лица напоминали мне мою первую жену. Но она не та, что была со мной.
     Я уверен, что когда приду в следующий раз, она меня спросит:
- Как твоя душа? – с интересом, хотя сама знает, что у меня никогда не было души, что у меня нет ничего кроме нее, а я ей на этот ничего не значащий вопрос отвечу:
- Когда я вчера ушел, оставил ее у тебя вон в той банке на столе, но как я вижу сейчас ее нет, и ты, по всей видимости, ее выкинула в мусорное ведро. Ко мне она не возвращалась.
- Очень жаль. А я думала, что в банках хранят только внутренние органы. Ты знаешь, мне кажется, что без души ты лучше выглядишь. Разве ты так не думаешь?
- Вполне может быть… Но я выглядел бы намного лучше, если бы ты была со мной. А душу я возможно найду. Может и ты потеряешь свою душу,…хотя бы на время?
- Не знаю… Я бы с удовольствием ее потеряла и тогда я была бы с тобой, но нарочно души не оставляют и не выкидывают.
- Да ведь ты же точно такая, как и я. Ты можешь играть. Ты обманываешь других и себя так часто, что уже и сама запуталась, где ты. Очередной самообман никак не повлияет ни на что.
- Ты пожалуй прав… Только я не знаю, где и когда себя обмануть.
- Я знаю, я помогу, доверься мне,- отвечу я и погружусь в глубину раздумий о том, есть ли душа на самом деле хоть у кого-нибудь.
Ее ласковый взгляд обдает теплом. Я курю. Она смотрит на белую тухнущую стену, как на экран телевизора, и видит там картины из прошлого, будущего, продуманного настоящего.
     Уже совсем стемнело. В ее глазах переливаются мерцаньем звезды. Она лежит на кровати, смотрит в небо потолка, на котором играют тени от последнего огарка свечи. Красный воск расплылся по столу и, как капли запекшейся крови, матовой поверхностью поглощают остатки тепла и света. Я курю.
- Очень жаль, что ты не сумела обмануть себя и, хотя бы спрятать свою душу, - говорю я, выдыхая дым тонкой струей, которая разбивается вдребезги, достигая края-пелены прозрачного стекла.
- Я знаю… Приходи еще, и рано или поздно все будет. А сейчас сядь рядом, я хочу видеть твои глаза.
- Зачем? Ты там все равно ничего не увидишь, и ты это знаешь. Ты хочешь меня понять, изучить…, но ведь это невозможно: во мне ничего нет, я пуст как…
- Неправда, - тихо и ласково произнесла она,- Я только сейчас увидела, где на самом деле твоя душа.