Правильный ответ

Киреев не спал. Голова покоилась на подушке, сотню раз перевернутой и растерзанной. Простынь свернулась жгутом от беспрестанного ворочанья с боку на бок. Воздуха не хватало.
"Голова покоится на подушке", - думалось Кирееву,- "Хрен там, если б она покоилась? И шея не покоится! Не расслаблена шея!"
Он забрасывал руки на спинку дивана, клал их на грудь, совал под голову и под подушку - не помогало. Шея от этого не расслаблялась, голова не покоилась. Подушек в распоряжении Киреева было две. Одну из них он обнимал. Потом прикладывал к спине. Потом менял подушки местами. Все равно сон не шел.
Зато шел третий час ночи. Электрический будильник менял синенькие цифры одну за одной. "Во время сна человек отдыхает", - думал Киреев. "Отдыхает нервная система и тело отдыхает. А у меня ничего не отдохнет, если не засну!"
Он перестал насильно закрывать глаза и, глядя впотьмах на зашторенное окно, подумал:
"Кажется, я забыл оставить открытой форточку и теперь в комнате слишком душно. Боже, мой, как душно!" Он опять закрыл глаза и немножко поелозил по шершавой обивке дивана. Бережно поворочал головой. Она показалась какой-то тяжелой и монолитной.
 "Шея!" - с отчаянием подумал Киреев: "А голова. Она должна быть невесомой! Это безнадежно.   У   меня   совершенно неупорядоченная половая жизнь! Кажется, это очень влияет на качество сна". Сквозь смеженные веки он чувствовал синий огонек будильника.
"Как это я забыл его развернуть", - с досадой подумал Киреев: "Он всегда мне мешает!" Боясь растрясти остатки вялого оцепенения, принимаемые за остатки сна, он свесил ноги с дивана и с первого раза попал в тапочки. Медленно встал и повернул часы к стенке. После запустил руку за штору и открыл форточку.
"Светает",  - понял он по сизой полоске света в обнажившемся крае окна.
"Во время сна мозг прочитывает накопившуюся за день информацию и принимает некоторые решения»,  - грустно размышлял Киреев, вернувшись под одеяло. "А у меня какая информация? Никакой информации за прожитый день. Ни-ка-ко-й... Моя жизнь бедна событиями. Я много курю... Мои бедные сосуды. Что я с ними делаю! А легкие!.. Я совершенно не слежу за своим здоровьем".
Киреев вздохнул, из груди вышел старческий хрип. "А ведь мне всего тридцать",  - подумал Киреев, разбрасывая ноги в стороны и освобождая себя по пояс от одеяла. "Еще не тот возраст, чтоб загнуться от какой-нибудь болячки.
Хотя, нет, я стану делать гимнастику с гантелями и обязательно брошу курить. И обязательно буду читать что-нибудь оздоровительное, Сидерского, например, да, Сидерского!.. И еще мне надо жениться. Мой дед был женат на моей бабке пятьдесят лет и умер в восемьдесят. Вполне почтенный возраст. И еще пожил бы, когда б не курево. Определенно, мне еще не поздно жениться".
Сквозь штору сочился неясный утренний свет, не оставлявший надежды на сон. Киреев сопротивлялся. Он знал, что под утро должны действовать некие биоритмы, которые погружают в сон самых стойких часовых и диспетчеров. И он стойко лежал.
С закрытыми глазами ожидал их действия, стараясь не обдумывать разные дурацкие мысли то и дело являвшиеся ему в голову. "Не думкать!.."- приказывал он себе и вовсю старался расслабиться. Спустя некоторое время сон вроде бы подкрался к нему, но одновременно с этим Киреев почувствовал, как затекла подложенная под голову рука. Он нежно переложил ее и побежавшие по руке "мурашки" испортили все дело.
"Да", - сказал он себе обреченно: "Либо это время не считается предутренним, либо мой мозг достаточно отдохнул". Киреев встал и поплелся на кухню.
По неизвестной причине ломило в пояснице. Эту неприятность он обнаружил, когда неловко протянул руку к выключателю. Боль заявила о себе, сковав начатое движение, и он был вынужден продолжить его всем телом. Брызнул и сразу залил кухню ядовитый после лечебного мрака спальни желтый свет.
Киреев сощурился и осмотрел нагромождения посуды на столе. Набрал в чайник воды, поставил на огонь и сел ждать. По опыту он знал, что крепкий черный чай должен облегчить общее состояние. Оставалось посидеть - послушать тишину не проснувшегося дома. У непривычного к такому развлечению Киреева рука протянулась к сигаретной пачке.
"А-а, ладно", - подумал он, не в силах противиться многолетней привычке.
"Брошу, брошу, только не сегодня", - вслух заверил он неизвестно кого и закурил. Вонючий дым в пять утра и впрямь был не бог весть какой находкой. Киреев старательно пустил тонкую струйку, будто дул на чью-то ранку, но дым упрямо заскользил и через нос. Киреев сперва чихнул, а потом зло закашлялся. Сигарету удавил в пепельнице и взялся заваривать чай. Все же благодаря именно этой единственной затяжке он обнаружил причину своей бессонницы.
"Во рту точно батальон мух высрался," -пробормотал он любимую присказку, которую вспоминал обычно с перепою.
"Надо ж, совсем памяти лишился, придурок," - отчитывал он себя сам за неимением жены. "Насосался, что не в себя. И зачем спрашивается?! Еще полировался, винишком, кретин!" Теперь Киреев знал, что разбудил его обычный, правда, неистовой силы "сушняк". "Вот дурилка, ну и зачем, спрашивается, так пить?" - корил он себя уже помягче, зная, что и отчего. Онко-ужасы и половая мнительность отступили перед ясным и голым фактом неумеренного бытового пьянства. Киреев пил чай, качал тихонько головой и счастливо посмеивался: "И как это я только домой добрался!"
После чая он отправился досыпать остатки утра.