Фёкла и Дождь

Утро собралось за стеной осенней тучей и застучало по крыше и виноградным листьям  частыми каплями, чтобы разбудить Феклу. Поначалу она старалась не расставаться со сном, но, поворочавшись вволю, разлепила затекшие глаза и, прерывисто вздохнув, уставилась в запотевшее молочное окно. Сон, укрывавший ее мягким покрывалом, медленно растворялся, и теперь она ощущала свое маленькое дряблое тельце на провалившемся старом матрасе совершенно беззащитным перед начавшимся новым днем. Колики в животе становились все явственней,  и следовало вставать с кровати, чтобы покончить с ними.
 Фекла обула галоши и вышла  за дверь. Ветер бросил капли дождя ей  в лицо и заставил съежиться и задержаться  минуту на крыльце. Внимательно глядя себе под ноги, чтобы не поскользнуться на мокрой траве, проросшей кирпичную дорожку, прошла в дальний угол двора.В щель между рассохшихся досок она смотрела на потоки дождя, изумрудный  мокрый хмель, устлавший крышу и стены сарая и свои зеленые помидоры, оставленные на кустах дозревать. «Теперь уж вряд ли», - подумала она без сожаления – «День начался и день закончится». От картины увядания, этих жалких голых помидорных скелетов, несобранных гниющих яблок и кучи огородного сорняка, ее охватила необъяснимая грусть …
Освободившись от распиравших  нутро газов, Фекла натянула рейтузы и, сойдя с деревянного трона, уже закрыв за собой дверь, выдохнула зловонные испарения и впустила в легкие влажный сладкий воздух. Дождь заставил ее втянуть голову в плечи и так прошествовать между грядок в дом. Дверь знакомо скрипнула за спиной и затворилась.
 «А ведь покойный не зря приходил», - вспомнила она обрывки сна и задумалась, очутившись посреди кухни – «Веселый был, в окно заглядывал, будто на двор звал. Только у него солнечно было, там, во сне. А тут дождь как при потопе…»  Она села и, подперев щеку рукой, уставилась в стенку.
«А и- ить такое наснится – эт-то что! Любезный-то со мной и наяву, как есть, словно рядом, смотрит на меня, улыбается, только не обнять, не прикоснуться, а во сне и поговорить можно». Тиканье часов заставило Феклу перевести на них взгляд. Пузатый облезлый будильник с посеревшим от времени циферблатом и надписью на нем «Слава» безразлично и просто перемалывал минуту за минутой феклину жизнь, навевая своим стрекотом успокоение  и зевоту. «Покуда завод не кончится, зараза», - безо всякой злобы сказала она будильнику. Обрывки снов, роившихся в голове, она попробовала разогнать широким раскрыванием рта и усиленным протиранием век и лба костяшками больших пальцев. От этого она ощутила, как кожа натягивается, ерзает и собирается в складки, но ясности в ее явь не прибавилось. Покойный уж сколько лет супруг довольно часто стал сниться ей после травмы, после того как она бухнулась навзничь с лестницы в погребе и пролежала без памяти сколько-то. Отделалась вывихом и сотрясением, но из-за боли в плече до сих пор лопату и тяпку  держала с трудом и почти ничего не делала. На яву. Зато во сне она так обихаживала свой огород, что помидоры снимала ведрами, а огурцы-корнишоны килограммами. Однажды ей приснилась победа над  медведкой чудовищных размеров, величиной с собаку, которую она зарубила топором, и Фекла  проснулась вся в холодном поту с бешено стучащим от напряжения сердцем. Могла присниться чешская поливалка соседей, от которой так чудесно родит в засушливое лето клубника, тогда пробуждение было сладким и послевкусие сна ощущалось все утро. Словом, сны не переводились. С течением времени  они даже обретали силу. Иной раз Фекла могла разыскивать битый час какой-нибудь точильный камень или  подсвечник, и только потом, вывернув наизнанку буфет, спохватывалась, что точильный камень в верхней шухлядке кухонного стола, а в буфет она положила его в позавчерашнем сне. Поутру, выйдя во двор, она конечно возвращалась к реалиям жизни, глядела ненавидяще на молочай и березку, опутавшую все живое, но кланяться им до земли не могла: плечо от таких поклонов тут же наливалось тупой ноющей болью.
      Сквозь неистовый шум дождя она хотела услышать стук в дверь или в окно, что значило бы приход почтальона, который разносил пенсию или визит соседки Агриппины. Но к соседке приехал из Тюмени сын, привез внуков, она занята, а пенсию принесут только в конце месяца.
 Внезапно ей стала понятна причина грусти. Видеть, как меняется с каждым днем ее огород, сопереживать не взошедшему шпинату или морковке, пестовать из лейки каждый пучок зелени и чаять дождя, когда под солнцем земля превращается в пыль и ноги проваливаются по щиколотку в горячей пыли, огурцы закручиваются в кольца как черви, а листья на смородиновых кустах буреют и жухнут, видеть это нет больше сил. Раньше находились, а теперь нет.
Видеть  и проживать эту огородную жизнь – значит увядать вместе с ней. Просто. «Проще простого ответ», - сказала себе Фекла и открыла буфет. В углу на нижней полке притаился штоф с самогоном. Она взяла его и, выдернув газетную пробку зубами, понюхала. В нос ей шибанул  знакомый крепкий хлебно-спиртовый дух. Не глядя, она протянула руку и выудила среди чашек мутноватый граненый стакан. В стакан налила треть и, успокоив себя спешным крестом, выпила залпом.